Эклектика

1 число месяца Альтарфы, Императрица Хайленда Астрея Аустен

      Власть — это знание того, о чем думают другие, и возможность изменить эти мысли.       Астрея поняла это давно, еще в те далекие времена, когда на небе не сияли созвездия. На заре мира небо было пустым, черным до обсидиана. Солнце нисколько не рассеивало тьму небесной сферы. Моря переливались жидким серебром, зеленые луга сменялись ручьями, уходящими в никуда обманкой. Среди райской идиллии бродили эльфы — чужие этому миру. Они разрушали его, как инородный вирус, уничтожали луга ради посевов, выкорчёвывали леса, строили дома, приручали животных. Мосант менялась, становилась чем-то другим.       Именно в те дни Майриор дал Астрее, в ту пору не имевшей прозвища на северном наречии, первый урок.       Майриор сумел изменить эльфийский народ. Обещая новые блага, он заставил их уйти на запад, в земли Кэрлимы, и окружил обманом. Первым уроком оказалось то, что за материальное рабы с удовольствием отдадут нематериальное. Может, они не понимали ценности содержимого души — кого из высших мира действительно волновала причина? Эльфы Кэрлимы смирились с потерей свободы. За многочисленные дары они отдали даже то, что было целью Майриора — веру. Кэрлима стала колыбелью народа вампиров, а Майриор, создавая спустя века людей, дал народу понравившуюся ему слабость. Люди стали такими же алчными, как эльфы, создания его сестры.       Майриор понял желания эльфов и мог их исполнить и потому получил то, что хотел сам. Астрея развила его идею. Она изменяла эти желания. Двенадцать тысяч лет просуществовал Анлос, город обмана, и на его улицах не произошло ни одного восстания. Укутай жизнь в блаженство, в яркие краски и мягкие вещи — и желание к глобальным переменам исчезнет в дымке счастья. Сломай волю и острие разума, уменьши мир до одного города, ведь за его пределами лишь война и разрушения. Анлос — единственное место, которому не грозят несчастья и печали. Воспитанные в Анлосе эльфы и люди отличались нужной Астрее безвольностью. Остальным городам Анлос казался идеалом — жители столицы, все как один, были счастливы. Оплотом силы и власти.       Астрея редко покидала столицу и не более чем на день. Поселениями вне долины Сёльвы занимались кронпринцы, Десница и личная гвардия. Для спокойствия ей вполне хватало слов Михаэля, что «все нормально». Были ли причины ему не верить? Астрея их не знала: полное подчинение внушалось правнуку с рождения, особенно после потери сумасбродного Эльтаиса; восстания уничтожались прежде, чем слухи о них доходили до столицы. Сеть храмов звезд сообщала о народных настроениях и проводила просветительскую работу. Любой несогласный или знавший о чем-то, нарушающем идиллию, лишался памяти, становился рядовым гражданином. Иногда устраивались показательные казни, говорящие, что Правительница заботится о безопасности своего народа. Большинство верило в сладкую правду; остальные были слишком напуганы карой, грозящей за слова. Астрею не волновали терзания жителей Анлоса. Единственным желанием, пронзавшим ее естество, было желание править, и способы достижения цели Астрею не волновали. Чувство обладания миллиардами жизней доставляло ей удовольствие.       Империя Хайленд — полная стабильность, эталон. В ней нет страданий, нет смерти, нет войны. В ней есть только счастье.       И маленькая тайна, покоившаяся на крайнем севере.       В то утро, когда пожар коснулся столицы, Астрею Аустен впервые за долгие годы посетил страх. Страх того, что разрушение коснется скрытого в снегах замка и что случившееся произойдет по ее вине.       Эйон-иссе. В переводе с древнего северного наречия это значило «Спиральный замок». Теперь уже нет народов, говорящих на нем, а мир изменился настолько, что ни одна живая душа не помнит о скрытой крепости. Даже значение фамилии «Аустен» кануло в Лету. С запада Эйон-иссе защищали земли хрустальных дев, север и восток — цепи непроходимых гор. Только тонкая тропка через перевал шла с юга, охраняемая псами Астреи. Когда-то эту тропу защищала Валетта Инколоре из Веневера; теперь ее сменила безродная Мару из Аливьен-иссе.       Что-то происходило, менялось, и Астрее начало казаться, что Майриор обманывает ее этим очередным договором о ненападении. Они оба знали, что мир — на самом деле лишь перемирие. Обычно войну предвещало официальное предупреждение о нападении. В этот раз его не было. Синаана напала внезапно.       Майриор играл с Астреей в опасную игру, играл на протяжении многих тысяч лет, и Астрея не собиралась проигрывать партию. Земли Мосант достанутся ей.       Сколько лет назад они построили их, две стороны души, заброшенные в пустой мир?       Астрее привиделась залитая солнцем поляна новорожденной Мосант: его лучи продирались сквозь густой, как крем, воздух, скользили по огромному Океану и гасли, соприкасаясь с твердью земли, на которой они стояли. Ни дуновения. Брызги звезд не расцвечивали черный бархат пустого неба; вокруг не было ничего, кроме тихого спокойного Океана и клочка земли. Страх — первое чувство, зародившееся в душе. Внизу − толща воды, оканчивающаяся ничем, вверху — гнетущая пустота, под которой Астрея чувствовала себя незащищенной, и вокруг — бесконечность.       Только он стоял рядом — эфемерный образ чего-то прекрасного, недосягаемого, образ божества, выученного наизусть: ведь Астрея видела его в отражении зеркала. Те же жемчужные с золотом волосы, тот же лунный отблеск кожи, и только взгляд Майриора ярко горел небесным голубым светом, а ее глаза лишь отражали его, поглощая и обесцвечивая до серости.       Так они появились и были: лучезарный божественный сын и его бледная копия.       Копия. Это заставило угаснуть улыбку, впервые за долгое время появившуюся на лице.       Астрея вспоминала, как он нервно водил руками по воздуху, как ровная поверхность Мосант начинала бурлить кипящей водой, складываться в гигантские голые пики, провалы, холмы. Было видно, что Майриору этот процесс давался с трудом. Он стоял, закусив губу до серебристой крови, и совершенно не обращал внимание на Астрею. Иногда что-то не получалось: горы становились вертикальными, рассыпались в пыль, либо же выходили пологими волнами; рвалась матрица, и Майриору приходилось нечеловеческими усилиями ее латать. Его кожа приобретала свинцовый трупный оттенок, но он продолжал творить, несмотря на то, что матрица жгла хуже любого огня.       После каждой своей ошибки Майриор начинал грязно ругаться на всех языках: к сожалению, Астрея, будучи отражением его сущности, знала их. Майриор буквально поливал словесными нечистотами мироздание.       В начале обязательно доставалось его отцу, Богу Триду, который, бездна его подери, вечно ставит палки в колеса и точно над ним издевается! Астрее не понадобилось много сеансов ругани, чтобы понять, как сильно Майриор ненавидит отца. Причина никогда не звучала. Потом поток ругательств переходил на других Богов: Лантану, Аргенто, Иридию, Астата… Она запомнила их имена навсегда. Далее мысли Майриора переходили на таинственную Эрмиссу, с которой Астрее было суждено познакомиться много позже.       И, наконец, поток брани чихвостил саму Астрею, в слезах прячущуюся среди камней.       Майриор ненавидел ее всем сердцем, ничуть не меньше, чем отца. До сих пор Астрея помнила все, что он говорил. Астрея знала, что Трид создал ее в насмешку над сыном: возлюби самого себя, нарцисс, в буквальном смысле и пойми, кем я тебя считаю! Астрея была лишней. Она была абсолютно не нужна и лишь мозолила глаза, но по какой-то причине Майриор не избавился от нее ни тогда, ни теперь.       — Ты — глупая пародия на меня, — с ненавистью говорил Майриор в те редкие моменты, когда они оставались вдвоем. — Пародия без талантов и смысла. Ты не живая, ты просто моя тень. Ты бы это сама поняла, если бы могла.       То ли Трид ошибся, то ли ошибался Майриор. Астрея отлично все понимала, и роль «тени» ее не устраивала. Как и свой первоисточник, она была крайне самолюбива. Она ни за что не хотела оставаться бесправной вещью, на которой каждодневно срывали злость и обиду. Астрея, обладая холодным рациональным умом, понимала, что выхода у нее всего два: либо встать наравне с Майриором, либо опрокинуть его. Как опрокинуть? Скомпрометировать в глазах отца…       Удача внезапно улыбнулась ей в лице Эрмиссы.       «Но знаете ли вы, почему Майриор перешел на сторону зла? Он разгневал Бога своим тщеславием и эгоизмом, предал его и ушел. Он хотел править сам, без чьих-либо указов».       Самое интересное, что все это было правдой от и до: просто остальная правда не звучала. Упоминания о совместной жизни Короля и Императрицы Астрея собственноручно соскребла отовсюду, где могла; воспоминания об Эрмиссе стер сам Майриор; сын и внук уничтожили все народы, что существовали во времена недолгого брака прародителей Мосант. Майриор был молчаливо согласен. Казалось, что Светлая и Темная сторона мира, являющиеся сторонами одной медали, существовали всегда и воевали тоже всегда. Иногда Астрее было даже интересно, что Майриор наплел своим.       Ей, как и ему, просто нужно было время, которое необходимо как-то скоротать…       Астрея любила вспоминать те далекие дни, когда она и Майриор жили в этом замке, Эйонс-иссе, на пару веков смирившись с существованием друг друга. Остальной мир не интересовал их — так думала она в то время.       Зайдя в старый-старый заросший сад, Астрея долго пыталась найти дверь в стене, к которой примыкал сад. Все было усыпано цветами, кусты доходили до груди. Замок окутало заснеженными лианами так, что не проглядывал кирпич. Обратившись к памяти, Астрея отмерила сорок семь шагов от входа и, уткнувшись в лианы, протянула руку.       Комната.       Белые стены пусты и холодны, покрыты вековыми трещинами. Тусклые лучи солнца продирались сквозь витраж, окрашивая серость в радужные тона. Но они блекли пред ровным космическим светом, бьющим из прозрачной сферы, стоявшей у левой стены. Астрея подошла в ней. Пол, покрытый пылью, скрипел под ногами.       В ярчайшей дымке парила нагая женщина дивного телосложения. Ее густые волосы взвились в невесомости, складывались в волны, а молочную кожу обвивали розовые ленты. Глаза были закрыты. Женщина не дышала.       Эрмисса.       Вот уже давно, так давно, что Астрея потеряла счет годам, не подававшая никаких признаков жизни.       — Как я тебя ненавижу, — прошептала Астрея, остановившись за три шага до сферы. Эрмисса плавала в невесомости, отторгая злость Астреи. Как Астрее хотелось разбить эту сферу, выпустить мерзавку из заточения на погибель во враждебном мире. Видеть, как матрица пожирает ее кожу, выедает глаза и заставляет кипеть серебристую кровь. Проломить ей голову скалой и закопать так глубоко, чтобы ни одно существо Мосант не нашло остатки сводной сестры Бога Мосант, по вине которой Майриору пришлось создать «мир в мире» — космос за Гранью с бессчетным количеством настоящих звезд и планет. Землёй, Гипербореей… Грань создали как компромисс, но соблюсти перемирие не получилось.       Эрмисса. Та, что разрушила ее счастье в Спиральном замке.       — Ненавижу, — снова сказала Астрея и негромко добавила: − Лури.        Дверь справа скрипнула, явив изможденную женщину в темной шали. Луриэль происходила из племени предков майомингов, живущих когда-то по соседству с древними людьми в пустошах Фаталь. Фаталь — так звали женщину, которой Астрея доверила жизнь своего единственного сына и дала согласие на брак. Мерзавка предала их и сбежала. И как бы ни пыталась Астрея избавиться от назойливого географического названия, простолюдины продолжали называть низины-болота именно так. Луриэль приходилась подругой Фаталь и впоследствии стала единственной поверенной Императрицы.       Время изменило майомингов, превратив их потомков в иссушенных скелетов, но пощадило Луриэль, оставив ее такой, какими были предки горного народа когда-то.       — Я вижу следы и отпечаток пальца, кто здесь был, кроме меня?       — Могла бы сказать хоть «здравствуй»! − ответила молодым высоким голосом Луриэль. − Хотя конечно, какой смысл мне это желать!       — Кто здесь был? — повторила Астрея.       — Ты не была тут тысячу лет, а теперь ревнуешь к моим гостям?!       − Кто здесь был? — в третий раз спросила Астрея, начиная злиться.       — Бросила меня! — возмутилась Лури, сложив руки на груди и деланно поджимая губы после каждого сказанного слова. — Заставляешь тут сидеть бесконечными годами…       — Я спрашиваю тебя.       Голос зазвенел. Лури замолчала и спрятала морщинистые руки под шалью.       — Михаэль заходил, твой правнук. Он же здесь родился, милый мальчонка. Был очень грустный и замученный.       Астрея, брезгливо скривив губы, посмотрела на отпечаток пальца на стекле.       — Он погиб, — сообщила она тоном, каким говорят об ощенившейся собаке. — В клятом Каалем-сум. Ему уничтожили душу и украли голову. За телом не пошли. Даже его жёнужка, которая оказалась там неведомо как. Вот она, любовь.       Луриэль ничего не сказала. Эмоции ушли с ее лица, сменившись старческой мнимой безмятежностью.        — Когда ты меня поменяешь? — вдруг жалобно протянула Лури. — Я тут уже… с самого рождения! И все время одна! Ты обещала меня поменять. Та девочка, Мару… почему не пришлешь ее?       — Что такое? Жалость голову вскружила? — прозорливо спросила Астрея. — Ты, верно, решила, что уж с тобой-то мой наследник остался бы жив? Или новая смерть показала, как скучно ты живешь? Ты тут, — бесцветные глаза Астреи сверкнули в отражении сферы, — потому что ты опасна. Ты чудовище. Ты монстр, который не умеет себя сдерживать. Мару умеет. Иначе бы мы избавились от нее, как и от остальных «ваших».       — Я тоже умею! Ты говоришь об опасности, — воскликнула Айла, — и забываешь, что идет война! Я могла бы помочь, а ты меня тут гробишь! И да, он бы остался жив!       Астрея на секунду задумалась, опустив взгляд в пол.       — Нет, не остался бы. Его поступок был очень самонадеян, безрассуден и глуп. Я не ожидала такого от Михаэля. Всегда думала, что у, как ты выразилась, мальчонки есть мозги. Если бы я знала то, что знал он и известно всем сейчас, то не отпустила бы на восток. Тема исчерпала себя. Энергия, Луриэль, — резко произнесла Астрея, тем самым ставя точку в обсуждении темы.       — Но я делала это утром, — тихо сказала женщина.        — Недостаточно.        Лури, выдохнув, подошла к сфере. Шаль упала на каменный пол, открыв алое закрытое платье из мерцающей ткани. Алый — таков цвет тех, чьей душе не повезло пройти через звезду Разрушения. Длинные седые косы Луриэль взметнулись вверх от окружающей сферу энергии, широкие в плечах рукава заиграли красками, подол зашелестел и раздулся, как от ветра. Кожа Луриэль посерела, став практически неотличимой от стен. Она раскинула руки, обняв сферу и прислонившись к ней со всех сил.        — Ну? — поторопила Астрея.       Комнату пронзил ярко-красный свет. Стены вспыхнули на миг и тут же погасли. Огонь не мог существовать без кислорода. Астрея, удовлетворенно приподняв уголки губ, с ненавистью смотрела на сферу. Свет погас спустя минуту, и в комнату начал возвращаться воздух. Астрее он был не нужен. Кроме того, радиация не выедала искусственное тело.       — Анлос разрушен, — медленно, рассуждая, произнесла Астрея. — Восточные берега захвачены, рабы предают меня. Придется вернуть столицу сюда, в Эйон-иссе. Ты рада? Гостей станет больше.       Ответа не прозвучало. Луриэль, тяжело дыша, села на пол. Длинные косы истлели, оставив голый череп, кожа пошла новыми морщинами. Лицо «высохло», скулы выступили, краски сбежали с щёк и губ. Синяки под глазами стали впадинами. За одну минуту организм Лури постарел на пару десятков лет. Астрея не смотрела на нее и блуждала взглядом в паутине под потолком.       — После чего я назначу нового военачальника.       — Нового? — выдохнула Луриэль, пытаясь встать. Ноги не держали ее. Руки дрожали.       — Михаэль убит, — просто сказала Астрея. — Сёршу пропала после пожара, Мару не вернулась. Остальные… Я не доверяю им. Я никому не доверяю. Империя разваливается.       Луриэль все же встала, держась за сферу, к беспокойству Астреи, которая утешила себя тем, что замок пережил все землетрясения, наводнения и прочие милые сердцу катаклизмы.       — Разваливается?       — Глупо отрицать. Майриор перехитрил меня и напал внезапно. Я уверена, что оставшиеся города скоро выйдут из состава. Рабы предсказуемы. Ради своей безопасности они сделают всё. Верных же мне уничтожат армия и восстания. Ситуация знакома по микроконфликтам.       — Почему он начал нарушать правила? — обдумав слово, спросила Луриэль.       Астрея нервно повела плечом. «Микро» превратились в «макро».       — Он что-то задумал и отрицает это. Но я вижу. Не понимаю. Эти вечные попытки поставить меня на место… проигрывает каждый раз. Он не может меня убить, знает это, но продолжает пытаться. Смешно, — выдохнула Астрея. На самом деле ей было совершенно не смешно. Под собственным страхом она чувствовала подступавшее отчаяние. Ситуация грозила выйти из-под контроля.       — Что ты будешь делать?       Ответ прозвучал не скоро.       — Ждать, — произнесла Астрея, смотря на тело Эрмиссы, плывущее в сфере.       План Астреи был прост, как табуретка, несмотря на свою глобальность. Если настоящий Создатель этого мира, Трид, узнает, что Майриор сделал со своей сестрой, то владычеству Майриора придет конец. Тут не может быть никаких логических несостыковок. Астрея останется единственной богиней этого мира. Условие одно: Эрмисса должна и не очнуться, и не умереть на землях Империи, и с этим прекрасно справлялась Луриэль.       Поэтому нужно ждать. Ждать ошибки Майриора. Все ошибаются — даже Боги, и тем более ошибется полубог.       Светлая тень рванула вперед, столкнулась со стеклом. Астрея покачнулась; Луриэль вскрикнула. Прямо пред ними явилось оскаленное лицо Эрмиссы с глазами, полными ночи. Женщина что-то кричала, превращая жидкий свет в пузыри и била ладонью по стеклу. Поверхность сферы пошла трещинами. Астрея отпрянула.        — Лу… — начала было Астрея, но интуиция заставила обернуться.       Сзади стоял Майриор. Светящиеся небесно-голубые глаза столкнулись с серыми. Астрея опустила взгляд. Идеальная внешность мужчины охладила и без того холодную ненависть, граничащую с любовью. Луриэль, подняв шаль и пряча лицо, спешно убежала в свою комнату. Глупой она никогда не была.        — Тебе даже это нельзя доверить, — сказал Майриор, проходя мимо Астреи. Полыхнула серебристая вспышка. Глаза Эрмиссы закатились; нежное фарфоровое тело снова обмякло. Темный король повернулся к Правительнице Света. На этот раз Астрея не стала отводить взгляд.       Белоснежная рубашка с начищенными пуговицами и брошью сияла так, как могло сиять лишь солнце, покоившееся в глазах Майриора. Астрея едва сдержала желание подойти к нему, чтобы прикоснуться спустя века.        — Что ты здесь делаешь? Мы договорились. Хотя ты в любом случае все нарушил, напав на Анлос. Это было нечестно.       — Я не заключаю договоры с небогами, — произнес Майриор.        Астрея приподняла левую бровь. Очередная наивная попытка уязвить.       — А если нападу я? — невозмутимо сказала Астрея. — Я разнесу всю твою Темную сторону по кирпичикам, ты это знаешь.        — И потеряешь при этом всех.        — А они мне нужны?        Майриор присвистнул и постучал по сфере. Эрмисса не проснулась.       — Ну, тебе же надо кем-то управлять, — заметил он с легкой самодовольной улыбкой. — Ты такая же, как она.       — Звучит как оскорбление, — сказала Астрея.        — Наивна ты до крайности. Неужели серьезно думаешь, что мой папаша оценит… всё это? Глупости. Не заметит.        — Тогда почему ты боишься меня?       Майриор повернулся к ней. Астрея словно смотрела в зеркало. Он так же сложил руки на груди, и правая бровь взлетела привычным отражением. Самое драгоценное из колец заставило Астрею сжать руки в кулаки.       — Я ненавижу тебя. Нападай. Я буду ждать, — процедил Майриор, растворяясь в наступившей темноте. Астрея осталась одна. Эрмисса, как и раньше, плыла в жидком неоново-розовом свете.       Давным-давно, когда мир еще не обрел краски, Астрея имела в своем владении лишь один замок. Пустынная долина, спрятанная в горных хребтах, которую ей оставили, бросив словно подачку нищенке, была совершенно безлюдной. Только Луриэль несла тяжкую ношу, уничтожая себя в залах главной башни дворца. Остальных отпугивали ветра и сугробы, порождавшие слухи о жутких существах, живущих в снегах, о страшных тайнах, о неминуемой смерти того, кто осмелится ступить на неприветливые земли. Холодный заснеженный замок на самой границе владений хрустальных дев получил название «Эйон-иссе», что на утерянном северном наречии значило «тайна». Люди и эльфы тех времен прозвали его Воздушным, считая, что одинокая душа всегда возносится в небо, скрываясь в бесконечных потоках воздуха. Красивая сказка, которую Астрея с удовольствием использовала в своих интересах. Синаана же с легкой руки своего Короля именовала замок «Спиральным», не ведая истинного значения этого слова. Спиралью открывались просторы по ту сторону Грани, смертного измерения, в который они изгнали Эрмиссу. Ненавидимые Майриором и Астреей холодные планеты, зараженные жизнью и драгоценными душами. Их создательница была заточена в Эйон-иссе без надежды на спасение. Об этом заботились оба.       С одного замка начинала леди Астрея, оставленная с сыном, чьи силы заставили задуматься даже отца.       Первыми попали под ее власть деревни долины Сёльвы. С помощью сына Эльтаиса, тайно насылающего невообразимые бедствия на жителей долины, она убедила их пойти под покровительство, обещая защиту. Чувство того, что обитатели Мосант подчиняются ей, а не Создателю, грело душу Астреи, отягощенную любовью и ненавистью. Аустен хотела создать империю, которой восхищался бы даже Майриор; знание того, что она не обладает теми ресурсами, что Майри, заставляло нервничать и хитрить. Леса к востоку от Эйон-иссе и их деревни подчинились Астрее, едва узнав, что Владычица Света может прогнать зиму. Леди выполнила обещание, подняв вершины скал так высоко, что холодный северный ветер не проникал за преграду. В долине Сёльвы воцарилось вечное лето: сады, рощи, поля покрыли землю зарождавшейся Империи. Десятки маленьких городов выросли на солнечных землях, торговые пути охватывали всю Мосант. Империя набирала силу; именно в те года жители западных земель построили Анлос. Новая столица окончательно объединила Свет, а Астрее подарила долгожданное чувство спокойствия. Она добилась своего — так женщине казалось когда-то, но ощущение того, что можно добиться большего, заставляло идти на новые авантюры и риски. Внук Астреи, Нёрлэй, продолжил военную экспансию, опираясь на силы отца, и завоевал устье Сёльвы, построив Жемчужину залива — Аливьен-иссе. Этот город императрица не любила, предпочитая ему башни Анлоса, с которых можно было наблюдать за Эйон-иссе и потому не бояться за собственные тайны. Эльтаис продолжил кампанию в пустынях; Нёрлэй пошел на восток, в земли Аланды. Очередной династический брак присоединил к Империи новые города, а леди Адора родила очередного наследника — Михаэля. В тот день Империя Света перешла рубеж. Шла третья тысяча лет от создания мира.       Началась Первая Северная война — ошибка, которая стоила многого.       Эльтаис Аустенос пересек Аэрмиссе и оказался в водах Риорре, сменившимися заснеженными Северными землями; Нёрлэй, взяв с собой жену, отправился за отцом, решив обогнуть мыс Салтас с юга. Ужасный шторм унес жизни всех троих. Астрея до сих пор не хотела верить, что шторм наслал Майриор. Ей больше хотелось верить, что хрустальные девы действовали по своей воле. Потеряв тех, в ком бурлила чистейшая серебристая кровь, Владычица Света более никогда не давала свободы воли наследникам Империи. С того момента наследники должны были сидеть за стенами Анлоса или другого города, не смея и носу высунуть наружу.       Тогда Астрея лишилась всех, кроме Михаэля — единственной надежды на продолжение рода, единственной надежды на сохранение власти. Мемории говорили ей о готовящемся бунте, о сговорах и попытках выйти из состава империи. Результатом стало построение храмов Звезд — величайший обман Хайленда. Михаэль стал Верховным меморием, что возвысило наследника до уровня Бога. Впоследствии Астрея забрала титул себе. Ей нравилось чувствовать себя Творцом.       Разве она не стала Богиней для своих подданных?       И теперь Астрея лишилась наследника снова, и не было меморий, способных остановить распад империи. Не было Михаэля, давно ушел Вердэйн. Более того, до Астреи дошли слухи о гибели щенка Валентайна, которого она бы все равно не посадила на трон. Потомки второго сына Вердэйна погибли или пропали. Как Астрея корила себя за запрет на рождение второго ребенка в семье! Она боялась, что начнутся гражданские войны, войны за трон. Возлагала все надежды на одного. Каким глупым теперь казалось решение. Однако даже два ребенка Вердэйна, за которых Астрея выгнала нарушившего ее запрет рыцаря на Вторую Северную войну, не спасли ситуацию. Старший — дурак, младший — слабовольный трус. Как итог — оба мертвы. Как итог — не осталось никого.       Астрея старалась не показывать, насколько ей страшно.       Да, страх. Сколько лет это чувство не посещало ее. Созданная с таким трудом империя рушилась, рушилась стремительно, как никогда ранее. За тринадцать тысяч лет города выходили из состава не раз. Была попытка распада после ухода Фаталь, после прихода Сёршу, после смерти Бейлара… Каждый раз Михаэль, гвардия и мемории сохраняли империю. Но сейчас…       Астрея не видела Мару с утра пожара, когда спешно покинула Анлос, боясь за свои тайны. Что-то важное произошло в разрушенной столице, что-то, о чем ей очень бы хотелось узнать. Вэйрон погиб. Михаэль тоже. При Астрее остались только бесполезные Спэйси Ленрой, лорд Броуди и Ригель Мёрландский — в качестве заложника, как и Спэйси. Только за Верберг и Мёрланд Астрея Аустен была спокойна. Правители не осмелятся поднять бунт, зная, что пострадают их дети. Хотя о Селесте Ленрой не было вестей… И от Диких островов тоже; Браас молчал, но Астрея знала, что ей нужно делать. Дать время — а потом уничтожить, как заразу. Довольно расе майомингов отравлять ей жизнь. Созданные по ошибке мерзкие скелеты, которые лишь загрязняли кровь остальных, твари, которым незнакома верность.       Долина Нойры захвачена. Южные земли брошены. Аливьен-иссе горел, и видно это было даже с башни Эйон-иссе, на которую Астрея решила выйти спустя пару часов, удостоверившись, что Эрмисса снова спит.       Пары часов вполне хватило, чтобы весть о новой столице достигла ближайших поселений. Народ хлынул к стенам Эйон-иссе. Люди шли, собираясь с пепелищ деревень и маленьких городков, которых не соизволили отметить на карте. Подданные Света стекались с северных просторов, ища спасение. Большинство из них оказались взрослыми мужчинами. Дети, женщины, старики остались в земле, гнить, как им и было положено. Когда-то давно принцесса Аделайн высказала мысль, что простолюдинам тоже стоит дать бессмертие. Астрея отмела предложение с такой решимостью и злостью, что следующим осмелился высказаться на эту тему лишь волчонок Валентайн.       Люди, эльфы, их полукровки старели, гибли. Астрея наслаждалась этим, но в то же время понимала, что империя не сможет просуществовать без народа. Приходилось мириться. Единственными живыми существами, которым все же было даровано бессмертие, стали воины, рыцари, мемории, правители городов. Жрицы лечили их, забирая жизнь из мелких зверьков и растений, чтобы никто не заподозрил обмана. Каждый вид магии, придуманный Майриором, хранил малоизвестный порок.       Среди пришедших к стенам Эйонс-иссе не было ни правителей, ни воинов, ни меморий. «Кем я правлю? — с омерзением подумала Астрея. — Кучка нищих беженцев-вырожденцев. Правители надеются на независимость, воины — грабят, а мемории… Их оставалось мало и осталось еще меньше. На зов пришла только Рейниария Кайцер. Хваленая личная гвардия!»       Голова стоящей рядом Луриэль была накрыта платком, скрывающем лысину и уродливые красно-фиолетовые пятна на коже. Сухие пальцы барабанили по ограждению.       — Действительно думаешь, что тебя предали? — спросила Луриэль вполголоса, не поворачиваясь. Ветер трепал ее платок. — Мне кажется, ты утрируешь ситуацию. С каких пор тебя так волнует война?       — Это не та война, на которую я соглашалась.       — Ты сама захватывала Гифтгард и Лакриму когда-то, — напомнила Лури. — Но Майриор не превращал это в трагедию. Понимаю, конечно, что это женская прерогатива — театральные подмостки в жизни…       — Ты не понимаешь? — холодно произнесла Астрея в ответ, внутренне сжавшись. Правительницу Света грело лишь кружевное белое платье. — Он без предупреждения напал на мои земли. Без предупреждения. Не ради захвата, он уничтожил их полностью, испепелил! Их нельзя восстановить без его помощи! В чем, разумеется, он отдает себе отчет!       — Насколько я помню, ради уничтожения вы и начали войну.       — Уничтожения творений Эрмиссы, Луриэль, — поправила Астрея. — Не моих подданных и земель. Не людей, созданных им же!       — Что хорошего в этих людях? — та брезгливо повела плечами. — Злые, корыстные твари, которые никогда не находят свое место в мире. В них столько дефектов и ошибок. Майриор даже не пускает их в Синаану. Вспомни, среди Клинков нет ни одного человека.       — Ты сама человек, — озадаченно напомнила Астрея.       — Я — древний человек. Не ровня этим… — Луриэль выразительно кивнула головой на земли перед Эйон-иссе.       — Тут ты права, эти беглецы не внушают мне доверия. Настоящий сброд! Среди них нет тех, кого я ожидала увидеть. Я могу найти только одну причину, по которой нужные рабы не явились на приказ.       — Эээ… Никто не остался в живых?       — Глупости! На нас напала безмозглая армия и пара Клинков! Мои гвардейцы так же сильны, как Клинки, история это показала. Меморий не было в столице. И тем более не было правителей других городов, которым я приказала явиться сюда. Я прекрасно знаю время пути до каждого города! — с гордостью заявила Астрея. — И из многих можно было успеть добраться сюда.       Луриэль скептически кинула взгляд на заснеженные горы.       — Это несущественно, — отрезала Владычица Света. — Меня предали снова, Луриэль. Мои земли не были бы завоеваны так быстро, если бы не нашлось предателя.       — Кого-то подозреваешь?       — Да, — коротко ответила Астрея, сжигая серыми глазами устье Сёльвы.       — И кого же?       — Много кого, Лури, — все ещё рассуждая про себя, произнесла Астрея. — Много кого. Я уверена, что настоятельницы храмов не на моей стороне. Особенно сильно я сомневаюсь в Саманте Санурите. Этот её братец… и ересь… Давно же она решила провернуть это дельце! Я помню, когда строили Каалем-суи, Саманта первее всех рвалась туда, ближе к Синаане.       Луриэль присвистнула и повернулась к Астрее. Старческое лицо вызвало волну омерзения. Уродство… Астрея не пускала в замок столицы никого, кроме молодых. Исключением стал Броуди, знавший свое дело. Старость — дыхание бездны, а уродство стариков — надругательство над красотой Мосант. Их следовало либо убивать, либо прогонять за пределы столицы, подальше от правящей семьи. Подальше от ее глаз. Астрея с ностальгией вспоминала времена, когда люди не доживали до тридцати, а эльфы были вечно молоды. Не чета нынешним вырожденцам. Народ мельчал…       — Почему настоятельницы не вернулись ко мне? — вопросила Астрея. — Почему всегда собирались в Аливьен-иссе, не в Анлосе? Я не могу понять этого. Санурите осталась там, не приехала вместе с Сёршу. По какой причине? Никто не вернулся ко мне. Они в почти завоеванном замке. Они рядом с врагом.       На это Луриэль ничего не смогла ответить.       — Мне кажется, я понимаю, почему армия оказалась где угодно, но не в столице. Кто-то отдавал такие приказы, вот и все. Я недооценила его, Лури. Чтобы сломать Империю, нужно уничтожить ее будущее. Так поступила бы я. Майриор же хочет, чтобы я наблюдала медленное разложение власти. Мне казалось, что имеющиеся проблемы — мелочи, однако власть действительно рушилась. Вера в мою способность править. На самом деле города ушли от меня давно.       Взгляд Астреи упал на снега Эйон-иссе.       Правительница Хайленда вспомнила, что начинала править только людьми. Испуганные слабаки, они ничего не знали о мире и наделили душой и разумом каждое дерево и камень. Все их проблемы вызывали разгневанные духи, плавно соединившиеся в стихийных богов. Майриору достаточно было один раз развернуться в выражении сил, чтобы люди избрали монотеизм. Пользоваться этим он не стал, наоборот, создал многочисленных полукровок-полузверей и вверг общество в полудикий тотеизм и фетишизм. Астрее пришлось показать населению северного Хайленда Эльтаиса; сама она в то время силами не обладала. После создания полукровок ей пришлось перейти с «людей» на более емкое «рабы».       Сейчас Астрея уже обладает силами, способными внушить ужас и религиозное благоговение.       — А может случиться и так, что предатель стоит сейчас в воротах моего замка, — сказала Астрея уже спокойнее, поняв, что нашла выход из ситуации. — Он рядом, но я не вижу его.       — Нужно знать наверняка.       — Нет, — Астрея чуть качнула головой. — Нужно действовать наверняка. Рабы — восполняемый ресурс. Я хочу назначить новую Десницу.       — Мару?       — Нет, — резко ответила Астрея.       — Кого же? — с надеждой спросила Луриэль.       У Астреи Аустен был лишь один претендент.       — Найди мне Рейниарию Кайцер, — приказала она.       Луриэль в ответ на эти слова сжалась, поморщилась, как от зубной боли. Определенно, приказ не пришелся ей по душе, но Астрее не было до этого никакого дела. Первая мемория Проклятой звезды должна быть ей благодарна. Если бы не Астрея, то Луриэль оказалась бы там же, где большинство Первых — в бездне.       — Иди, — добавила Астрея, видя, что Лури все же сомневается.       — Глупый выбор, — заявила та уже в дверях и скрылась с глаз Владычицы.       Глупый? Астрея так не считала. Самое лучшее качество в слугах — исполнительность. Рейниария обладала той самой степенью исполнительности, в которой нуждалась Астрея. Рейн не будет задавать вопросов. Вопросы сейчас особенно не нужны. Рейн выполнит приказ без раздумий и сомнений, не скажет ни слова. Эти северные народы всегда так исполнительны…       Астрея могла бы назначить на должность Десницы Владычицы Йонсу Ливэйг. Да, Ливэйг помогла бы сохранить империю. Однако к полуэльфийке у Астреи не было никакого доверия и много вопросов. Ливэйг слишком много знает. Ливэйг будет сомневаться. Сомнения сейчас не нужны, они все испортят. А ее характер и вера? Йонсу Ливэйг следует изгнать из Эйон-иссе, если она явится сюда. «Нет, — тут же поправила себя Астрея. — Лучше убить. Лучше убить». Ситуация с ней явно не так проста, как кажется. Астрея ненавидела неизвестность и пробелы в своей информации.       Когда Майриор привел бездыханную Йонсу к Императрице и потребовал стереть память прямо при нем, Астрее показалось, что она ослышалась. Она попыталась выяснить причину такого приказа, но Темный король был вне себя и отвечать на вопросы не желал. На вопрос, почему он не может стереть память сам, он говорил, что не хочет пачкать руки. Лишь после сеанса, проведенного Мару, Майриор успокоился и сказал, чтобы Ливэйг никогда больше не участвовала в битвах. Еще одно странное желание смутило Астрею, заставило нервничать. Императрица сдержала обещание, пока команды не начали давать в обход нее.       И навсегда запомнила ответ Майриора на вопрос, почему же он не убил Йонсу сам. Ответом стало молчание и задумчивый, направленный внутрь самого себя взгляд. Астрея стала следить за Ливэйг с особым усердием.       Сейчас нет времени думать о подобном. Убить — если Йонсу имела наглость остаться живой.       Астрея могла бы назначить Правой рукой Кестрель. Однако Астрея не чувствовала в себе сил простить женщину из Тауры, даже если она, опять же, жива. Династия прервалась по ее вине. Именно из-за Кестрель паршивка Китти отказалась выходить замуж за лорда Бейлара, прервав династию правителей Реймир-сум. На ее двоюродную сестру, тоже Кэтрин, Астрея не злилась. Та Кэтрин отдала способность родить ребенка за нечто более ценное. Деяние же Вилариас — непростительно. Из-за нее Михаэль был вынужден жениться на этой дуре Мару, настолько безродной, что Астрея выгнала бы ее из дворца без раздумий. Незачем осквернять серебристую кровь еще сильнее. С Астреи хватило хрустальной девы Эйа, что породила ублюдка Валентайна, эльфийской принцессы Аделайн, которая родила авантюриста Вердэйна, и Адоры, выползшей из своих прибрежных песков ей на горе.       Астрея могла бы назначить Правой рукой Джейниса Марсисаг-Селимейна. Однако кандидатура рассматривалась пару секунд, не больше. Он мужчина.       «Убрать тоже», — решила Астрея. Владычица оторвала взгляд от горизонта. Эти гвардейцы опасны. Они прожили слишком долго, чтобы обманываться дальше. Для этого и нужно уничтожать память. Мемории, прожившие долго, вполне смогут соотнести факты и, ни дай Трид, даже сделать какие-то выводы. Если народ узнает про ее отношения с Майриором — Империи конец.       Астрея, спускаясь по лестнице, мысленно пробежалась по плану действий. Перво-наперво, следует избрать Десницу, для организованности столицы. Наверное, убить пришедших в назидание остальным. Пусть увидят божественный гнев и боятся, как раньше. Рабы снова сочтут ее… нет, не божественной матерью и родоначальницей династии, а самой богиней. Население само сочинит для нее миф. Эльтаис же родился когда-то от нее и Солнца? Можно пустить слух, что теперь Сияющая Астрея определяет жизнь после смерти — тогда ее завалят дарами даже непробиваемые эльфы.       Надо продолжать бороться. Так просто она не сдастся. Она не отдаст Империю Майриору, даже если от всех без исключения городов останутся одни пепелища. И лишь когда умрет последний раб и старания потеряют смысл, Астрея убьет Эрмиссу, чтобы пришел конец всему миру. Всему. И Майриору — тоже.       Холодная лестница с перилами из белого золота вывела на этаж, где располагалась старая спальня Астреи. Проходя мимо пустых стен, покрытых трещинами, она касалась их пальцем. Трещины заживали, как царапины на коже, по ее воле. Ах, если бы то же самое можно было сделать с собственной памятью. Аккуратно стереть ненужное, не боясь за остальное, чтобы не впасть в детство, как Йонсу Ливэйг.       Астрея помнила многое, очень многое. Она видела, как зародился мир, как пустой холст стал цветущей Мосант. Видела деяния того, чьим отражением является. Она и Майриор построили этот замок, зная желания друг друга. В те далекие времена они были одним целым. Сейчас всё в прошлом. Астрея не ощущала той связи, что была когда-то, но продолжала твердить о ней. Майриор злился. Говорил, что он поднялся на одну ступень с отцом, а Астрея, пародия на идеал, осталась там, внизу. Четырнадцать тысяч лет назад всё было по-другому. Они бродили по Эйон-иссе, влюбленные друг в друга, как в самих себя, совершенствовали Мосант, уничтожая творения Эрмиссы. В этом замке родился единственный сын Астреи — Эльтаис.       Майриор ушел после его рождения, опасаясь за собственную власть. У него не хватило ума использовать сына, думала Астрея. А у нее — хватило.       Было больно, но мучительно-сладко больно ходить по тусклым коридорам Эйон-иссе. Белый пол, покрытый изморозью, инеем, скользил под ногами, каждый шаг холодил кожу ступней. Воздух застыл много веков назад. Картины утратили краски, шторы выцвели. Зайдя в старую спальню, Астрея на некоторое время задержала взгляд на одинокой двуспальной кровати.       И комната была не пуста.       — Ностальгируешь? — спросила женщина.       — А ты? — ответил Майриор, поворачиваясь к ней. Два голубых солнца, устремленных на Астрею, заставили застыть на мгновение.       — Нет, — солгала она.       — Значит и я — тоже.       Повисло молчание.       — Признаешь меня своей копией? — все же спросила Астрея снова.       И в очередной раз Майриор не ответил прямо.       — Я всё думаю, — задумчиво произнес он. — Неужели отец действительно считал меня таким? Столь жалким, как ты, безмозглым кретином?       — Оскорбляя меня, ты оскорбляешь себя. Я — твое отражение.       — Зеркала всегда отражают криво. Мне ли ни знать, я их создал.       — Тебе стоит смириться. Я — это ты.       — Ты — это я, каким был когда-то.       — И все же признаешь меня своей копией.       Воздух раскалился от злости Майриора. Астрея ощутила, как жар пошел по коже, но виду не подала. Лицо Темного короля исказилось, как всегда, когда она говорила подобное. Глаза Майриора начинали гореть неистовым пламенем, что украшало герба его Стороны, темные брови нависали над ними, две морщины появлялись на переносице, тонкие губы упрямо поджимались. За столько лет Майриор так и не научился сдерживать себя, оставаясь заложником привычки идти на поводу у чувств.       — Отец считал меня таким. Я другой, — повторил он. — Ты только шарж.       — Ты приходишь ко мне, чтобы поговорить со своим потаенным «я». Наши действия зеркальны. Не надоело бороться с самим собой? Любой твой поступок предсказуем. Ты лжешь, пытаешься обмануть себя. Зачем? Зачем ты все это делаешь? — с нескрываемым любопытством и раздражением спросила Астрея.       — Всего лишь шарж, — повторил Майри и пригладил волосы, прислушался. Мышцы лица расслабились. — Теперь мне, наверное, стоит уйти? Сюда идет новая драгоценная Ручка. Увидит еще. Она не из тех, кто примет правду. Не буду ломать твою игру — мы еще встретимся, дорогая.       И Майриор испарился, словно фантом. Астрея вслушалась. Действительно, по лестнице звонко стучали каблуки Рейниарии Кайцер, посланной Луриэль. Увидев Правительницу, женщина в форме гвардейца с почтением поклонилась, даже не сойдя с лестницы.       Астрея окинула Кайцер долгим взглядом. Рейн она знала очень давно. Девчонка с побережья оказалась полезной. Кто бы мог подумать? Какой испуганной выглядела Рейн, в первый раз оказавшись во дворце Анлоса. Тогда она едва не упала в обморок при виде Михаэля, при виде самой Владычицы — все же упала. Как сильны были Храмы в те года! Аустен заставляли бояться предательства. А сейчас…       Астрея прогнала эти мысли. Всё изменилось. И изменится снова.       — Вы звали меня, Владычица?       Сейчас Рейниария Кайцер другая. Года жизни выжгли эмоции и чувства. В отличии от многих, Рейн ни разу не теряла памяти. По простой причине: не ошибалась. Зачем эмоции? Они мешают рассуждать здраво. Зачем чувства? Они обманывают разум. Вода Рейн застыла и превратилась в лед. Безэмоциональность. Бесчувственность. Идеально. Воспитанная Сёршу, Рейн знала толк в хитрости и войне. Астрея не особо горевала об утрате Сёршу. Верность верностью, но в последние года Сёршу потеряла хватку. Предательство дочери совсем вывело ее из равновесия. Сёршу ошибалась и ошибалась часто, а проклятое пламя все же начинало поглощать разум. Еще пара веков — и женщина стала бы второй Наамой. У Рейн нет и не было привязанностей, неизбежная потеря которых сведет с ума.       — Я хочу предложить тебе, Рейн, — начала Астрея, — то, что никогда не услышит ни одна мемория. Ты уже знаешь, что леди Сёршу погибла в битве?       — Да, — помедлив, ответила Кайцер, хотя на ее лице было написано, что слышала она немного другое. За прожитые года Астрея научилась читать людей.       — Мне нужна новая Десница.       — Вы хотите видеть меня в этой роли?       — О, нет, — Астрея слабо улыбнулась. — Я приказываю.       И в этот раз лицо Рейн не исказило ни одно чувство.       — Каковы будут ваши указания, миледи?       Астрея задумалась. Нужно срочно действовать, любое промедление грозит поражением. Аливьен-иссе, Браас, Верберг, Мерланд — эти города далеко. Они не так важны, как Эйон-иссе. Она разрушит их сама, но позже. Сейчас же…       — Закрыть ворота. Перекрыть улицы. Собрать беженцев на главной площади. Абсолютно всех, кроме Спэйси Ленроя и Ригеля. Этих двоих — ко мне, вместе с Луриэль.       — Абсолютно всех? — Рейн все же ощутимо напряглась.       — Всех, — твердо сказала Астрея. — Абсолютно.       — Хорошо, миледи. Я… я выполню ваш приказ. Будут ли еще указания?       — Убить всех. Любым способом. Ни одного человека, эльфа и прочей падали не должно остаться в Эйон-иссе. Приказ ясен? Я лично буду проверять его исполнение.       Несколько секунд Рейн, не отрываясь, смотрела ей прямо в глаза. Неуважение. Астрея приняла его, как оплеуху. Она запомнит.       — Есть какие-то препятствия? — спросила Владычица, даже не заботясь о теплоте голоса.       — Будет сделано, миледи, — прозвучал ответ, и Рейниария Кайцер, еще раз поклонившись, начала быстро спускаться вниз. Астрея усмехнулась и сразу же помрачнела. Нет, девчонка не выдержит. Сломается. Начнет кого-то предупреждать. Предсказуемо.       К тому времени, как Астрея Аустен спустилась на первый этаж, Рейн успела нагнать толпу. Астрея слышала крики, разговоры, гомон, топот ног. Исполнительная.       Она вышла к своим людям в последний раз и ясно это понимала. Поправив подол платья, Астрея ступила вперед, на чистый снег. Все было белым, как окутанное погребальным саваном: и колонны, и крыши, и мрамор фонтанов, и голые ветви деревьев, и стекла витражей… Чистейшее небо сияло над головой, и неизвестно откуда с тихим шелестом шел снег. Астрее не первый раз пришло в голову, что без людей лучше − ведь так и должно было быть изначально.       Снег, чистый снег… Он хрустел под босыми ногами.       — Прошлые дни омрачены печалью, — произнесла она тихо, но понимал Императрицу каждый, слышал ли или догадывался по движению бледных губ. — Души умерших вознеслись в небо, растворились в блаженстве. Они вернутся к вам, переродившись через сияние Звезд. Не стоит о них горевать.       Астрея Аустенос стояла у замерзшего фонтана и спокойно смотрела на толпу, с обожанием глядевшую на свою повелительницу. Какой прекрасной она казалась им! Фарфоровая королева, чья кожа белее снега, хрупкая и изящная. Но все же менее прекрасная, чем свой первоисточник. Эти люди покинут ее, стоит им попасть под небесный свет глаз Темного короля, Майриора.       — Я говорила так тринадцать тысяч лет, — продолжила Астрея. — Я лгала. Смертью заканчивается ваш путь — заканчивается навсегда.       Владычица смотрела на мистера Броуди, стоявшего в первых рядах. Бесполезен.       — Рейн.       Кайцер взмахнула рукой. Лед выступил из-под земли, принимая форму гигантских пик. Первая кровь брызнула на снег. Ближайший к Астрее мужчина повис на ледяных пиках. Острие выступило из горла, заставив запрокинуть голову. Вторая пика вышла из рта, красная, словно опущенная в краску. И, наконец, две пики выступили из-под ребер, заставив политься кровь сильнее. Астрея брезгливо отступила назад — кровь едва не запачкала подол ее безупречного платья. Владычица вгляделась в глаза мужчины. Мертв. Его кольцо разлетелось волею Астреи в крошки.       Чистейший снег лежал на ледяных плитах, и тонкие струйки крови собирались в ручейки, спускавшиеся к югу. Ледяные колья медленно-медленно таяли под ее теплом. Астрея видела, как Рейн кинула взгляд на собственное кольцо и лихорадочно сжала руку в кулак, будто боясь, что с ним что-то случится.       «Правильно боишься, — подумала Астрея. — Случится, если пойдешь против меня».       Владычица Света отвернулась от площади и ступила на первую ступень лестницы, ведущей в небо. Лед пел за ее спиной, сплетаясь с музыкой, которую она так любила. Что может быть прекрасней шелеста сгорающей души?       Астрея Аустен ненавидела разумных существ Мосант. Эльфы, созданные Эрмиссой и от которых, как ни силься, не удавалось избавиться; люди, ошибка Майриора; майоминги, их ветвь, ставшая самостоятельной очень давно; русалки и сирены, еще одна ошибка Майриора; хрустальные девы, предмет ненависти Правительницы; вампиры — нарыв на теле Империи; жители пустынь, не желавшие подпадать под протекцию… Астрея ненавидела их всех. Она терпела их, как могла. Теперь же, после предательства, не желала терпеть.       Жажда истребления воцарилась в ее душе. Аустен, гневливой, прозвали Астрею северные народы. «Десенто» стало синонимом уничтожения, к которому она стремилась сейчас.