Эклектика

      «Ты ни с кем не общаешься, закрылся в себе, не дождешься ни слов, ни улыбки. Что такого ты нашел в книгах, если забыл о мире вокруг?»       Майриор, прогоняя мысли, перевернул страницу. Он не мог сосредоточиться сегодня; суждения плавились под жарким эсфелатским солнцем. Шторы из легкой кисеи который год висели неподвижно. Эсфелато не видел дождя с тех пор, как из Геленройта прибыл последний корабль с беженцами. Каждое утро приходилось сметать песок со столов и подоконников; шторы и краска выгорали до серости за несколько лет. Золотистая пыль царствовала во дворце — даже розовые стены приобрели оттенок пыльной розы.       Майри отер пот со лба и кинул косой взгляд на часы — скоро полдень. Солнце начинало жечь до волдырей: он ни души не встретил бы в столице, выйдя за ворота дворца. В эти часы местные прятались в домах и храмах — Майриор плавился под сиянием солнца. Он не разделял страха перед яростным светилом. Он не разделял эсфелатских примитивных убеждений. Его длинные, по местной моде, волосы были собраны в тугой хвост лентой, но Майри не привык к ним за пять лет, проведенных в столице. Юг казался ему глупым, безудержно помпезным — в каждой детали, от черно-золотой ленты до чемпионатов по фехтованию. Майри, в насмешку над всеми, впитывал солнечный свет до бронзовой кожи и гордился тем, что мог встать в один ряд с еретическими божками, не чувствуя себя белой вороной.       Майри давно уплыл бы на родной север, если бы не жажда заполнить голову содержимым всех книг в имперской библиотеке. В свое время ему пришлось показать недюжинные способности, чтобы попасть во дворец не в качестве очаровательной игрушки. Увлекало все: алгебра, геометрия, физика, химия, навигация. Майри поглощал старинные тома, посвященные религии и медицине, очерки по анатомии и космологии. Он повторял опыты без ошибок и вычислял необходимое без бумаг и чернил. Мозг разрывало от голода по новому и неизведанному, а мир становился простым и объяснимым; хотелось еще и еще, чтобы вновь найти зовущую к себе тайну.       Если нет тайны, то в чем смысл? Для чего он родился, для чего имеет запредельные для других силы? Удача, предназначение или плод воображения — сколько раз Майриора обвиняли в сумасшествии вслед за матерью? Он не желал принимать факт, что является очередной ненужной ступенькой в будущее и бестолково умрет, не оставив после себя ничего.       Мысль действительно сводила с ума.       Майриор, отстранившись от книги, потянулся к объёмистой бутыли, стоявшей на полу у рабочего стола. Нетвердой рукой он обхватил ее за горлышко, и обжигающая жидкость потекла по пищеводу в желудок. Жар глухо ударил по разгоряченным нервам. Майриор поморщился и на пару секунд прикрыл глаза. Бутыль с грохотом упала на пол, разбилась: осколки разлетелись по всей комнате, играя на ярком свету, остатки жидкости растеклись лужей и в воздухе повис еще один аромат — запах дорогого эсфелатского вина.       Ругая себя за очередную слабость, Майри сосредоточился на блестящих осколках стекла и пожелал соединить их. Осколки подползли друг к другу, заискрили. Для полного лечения этого оказалось мало; Майри расплавил края стеклышек и связал между собой молекулы. Разлитое вино по каплям вернулось в бутыль.       Встав, Майри убрал ее в стеллаж — ноги утопли в плотном ворсистом ковре. Комнату окружала вереница полок, пугавшая каждого, кто имел несчастье заходить к советнику императора. В ней все лежало в одному богу известном порядке: книги, склянки, странные материи. Майри ревностно прогонял любого, кто осмеливался засунуть нос в его исследования. Он отказался от слуг и храмовых жриц для уверенности, что тайны останутся тайнами. Он снова был один в громадном городе, и в этот раз — по своей воле. Майриора окружала пыль пустынная и пыль затворника. Он читал отпечатки на полках и склянках и переносил следы только птичьих лапок. Майри поселился у птичьего сада, чтобы выводить новые расцветки, и, как оказалось, разделил чужую любовь к пернатым.       — А, донна Элия, — припомнил визирь, удостоверившись, что новый ученик оказался способным. — Помню-помню. Как не помнить? Она была единственной ученицей — нашим девочкам нет нужды в науке. Лия посещала все лекции и дискуссии и не любила книги. Для нее было проще слушать объяснения, чем пытаться что-то понять самой. Ты, мой мальчик, совсем другой. Надеюсь, не бросишь науку, запутавшись в женской юбке, и не вернешься домой без толку, как Лия?       Майри поднял левую руку на свету, любуясь блеском ее воссозданного кольца. На днях оно обзавелось соседом — ярко-синим полумесяцем на тонком серебряном обруче. Мама сказала, новое кольцо похоже на небо. Майри считал, оно превосходно описывает желание хозяина к бесконечной свободе. Женские юбки, считал он, не вписывались в эту концепцию.       Вернуться домой? Без толку? В разрушенный землетрясением и алчностью город? Майри не смог бы вернуться в Геленройт, проложи боги и другой путь. Он знал, что город отстраивают заново, поминая виновника разрухи как черта, но не видел ни единой причины любоваться на свежайшую черепицу. Что мог дать Геленройт, кроме воскрешенной обиды? Знания кончались и в Эсфелато…       Вид из окна, все же, продолжал вдохновлять. Комната выходила на запутанный лабиринт одноименной столицы; на гавань, полную кораблей с яркими парусами, идущими в другие страны; на главную площадь, где сгорали заживо люди и висели трупы преступников, разлагаясь на ветру. Прекрасная картина после Геленройта! В родном городе неугодных просто сбрасывали в море, а корабли отплывали от порта на ночь, чтобы не лишиться товара. Для Майри воровство до сих пор казалось столь обыденной вещью, что он честно не понимал строгости местного наказания. Костры загорались каждый день; осиротевшие дома долго не пустовали. В Эсфелато стекались люди со всего мира.       Майри поморщился и отпил уже из другой бутыли. Спиртное вновь заиграло по венам, распаляя разум. Майри подстегивал алкоголем воображение и храбрость. Тем же он заставлял себя заниматься государственными делами.       Вспомнив о своих обязанностях, Майри сделал усилие — и встал посреди комнаты. Брюки из тонко выделанной кожи с драгоценными камнями по швам подлетели и наделись сами. Прилетели и тряпичные позолоченные туфли. Расческа заскользила по длинным волосам, нежный платок прошелся по лицу, вытирая пот. Последние года от жары не спасал даже дикий ветер с моря, гонимый волей Майри. Майри, одевшись, подошел к столу и поманил пальцем табурет — он прибежал, зарываясь короткими кривыми ножками в ковер.       Выбрав самую высокую кипу бумаг, чуть ли не падающую с края стола, Майри притянул ее к себе и, мысленно вооружившись длинным пером, начал подписывать. Перо быстро скользило по бумаге, вырисовывая изгибистые палочки. Чтобы понять смысл написанного, хватало пары секунд. Мозг губкой впитывал информацию, выискивал суть и выбрасывал ненужные факты. Чтобы не заскучать, Майриор вдыхал крепкий бальзамический дым из кальяна, в котором бурлила розово-красная вода.       Пять лет Майри искал следы мужа и сына Лии в отчетах и сообщениях и, наконец, смирился с фактом, что ненавистный южанин покинул столицу Эсфелато, а может, и не добрался до нее, высадившись в более провинциальном городе. Визирь припомнил имя того, кто заменил Лие страсть к совершенствованию на прискорбное женское счастье. Имя не дало Майри ровным счетом ничего. Родственники не нашлись, звезд с неба мужчина не хватал и не попадал в поле зрение власти. Майри, уже ни на что ни надеясь, просто подмечал фамилии преступников и их деяния. Кражи, разбои, убийства, клевета, дискредитация императора. Кто-то поджег пункты тайной полиции, ограбил склады, где-то митинговали против новых храмов, а где-то — против повышения налогов. Милая рутина.       Сегодня Майри назначил наказание сорока преступникам. На самом деле, все решили за него — осталось только подписать, если изложенное соответствовало традициям наказания. Сам Майри, например, не стал бы сжигать за воровство, он бы направил на принудительные работы. Убивать за убийство тоже казалось ему странным. Таковы были бессмысленные традиции Эсфелато, и Майри не собирался воевать с ними в ущерб своему времени. Когда стопка уменьшилась наполовину, он позвонил в колокольчик, чтобы слуга забрал бумаги, и откинулся на плетенное кресло, больше ни на что не обращая внимания, кроме пряного дыма и блеска золота.       Синий полумесяц притягивал взгляд. Майри любовался им и строил планы о создании третьего кольца, более сложного, из редкой материи. Ему никак не попадалось что-то достойное внимания; приходило понимание, что для новой безделушки придется выбраться из зоны комфорта. Город становился ненужным, его знания — кончались. Книги подсказывали Майри, что новые открытия будут ждать его на востоке, среди философских рек и лугов. Только как сказать об этом тяжело больной маме, на закате жизни заслужившей покоя и поклонения?       Майриор закинул ноги на стол, продолжая любоваться кольцами. В Эсфелато не носили круглые украшения, считая их символами солнца: предпочитали броши, угловатые, тяжелые парюры и накидки из камней. Майри искал золотое сечение в каждой безделушке и оттачивал градусы творения. Он со всей уверенностью не понимал, как можно делать что-то важное спустя рукава — в том числе убегать от важных решений и разговоров.       — Найти мерзавца ты не смог, — напомнил себе Майри. — Кончаются идеи, где он может быть. Уметь бы находить по запаху, как ищейка… Он был бы дураком, если бы вернулся на север; запад мы завоевали до берега моря, за которым ничего нет; юг за границей — безжизненная пустыня, не хватает гигантских червей; остается только восток. Как все удачно сходится! Мне нужно именно туда.       Майри бодро подскочил к шкафу с одеждой и вытащил нечто, напоминающее то ли длинный пиджак, то ли камзол. Свободные рукава не чувствовались, струились по телу, а пояс туго обхватывал мальчишевскую талию. Она, вроде как, совсем не изменилась со времен Геленройта, как и все остальное, за исключением мозгов и способности доверять. Майри убедился в этом, повертевшись перед зеркалом. Нет, он остался в золотых годах и смотрелся в лучшем случае лет на семнадцать. Кожа осталась гладкой, волосы — без намека на седину, раны не оставляли ни шрамов, ни воспоминаний. Майри затянулся розовым дымом и выдохнул ее на гладь зеркала. Дым скрыл на миг разноцветные циновки и выцветшие стены.       Было жарко, пусто, пахло раскаленным песком и морем.       Императорская трапезная находилась на втором этаже того же крыла дворца, в котором жил Майри — его особняк достраивался на месте дома предыдущего советника. Слуги открыли сверкающие двери, и в нос ударила волна жареного мяса, вина, специй, заморских дивных кушаний. Люстры сверкали дивными камнями, столы из красного дерева ломились от яств, блестящих в золотых чашах. Птица, туши животных, закопченные на жарком эсфелатском солнце, пахли дымом костров. Майриор влетел в зал, вынуждая всех смотреть на него. Император, сменивший отца несколько лет назад, даже отложил кубок в сторону. Его жена приосанилась. Вдовствующей императрицы, как и Лорелеи, не было за столом. Это заставило Майриора напрячься. Веселость пропала, сменившись тревогой.       — Вы как всегда прекрасно выглядите! — комплимент от юной красавицы упал в молоко. Майри не обратил на него внимание, отметив только непривычное расположение стульев и приборов.       — Где мама? — спросил он, не доходя до стола.       — У леди Лорелеи приступ, — помедлив, ответил император. Майриор без слов развернулся к двери. — Может, все-таки стоит, наконец, позвать лекарей?! — уже вдогонку прокричал он, но Майри не ответил. Пожав плечами, император проткнул блестящее от жира мясо вилкой. Перец и прочие специи заставляли слезиться глаза. Выдохнув напоследок, император закинул полосу мяса в рот, словив раздраженный взгляд жены.       — Лучше бы сдохла, — пробурчал он.       Майриор несся по лестницам на самый верх дворца, не обращая внимания ни на слуг, ни на бьющую в глаза роскошь, ни на крики. Он не различал пола, ступеней, стен и шел быстрее, чем осознавал, где находится. Лица стражи и слуг смазывались в пятна; да и сама картина перед глазами размазывалась по краям и дрожала. Испугавшись, Майри остановился на лестнице и заставил себя успокоиться, наблюдая, как мир вокруг темнеет. Серебристое свечение уходило. Майри свесил голову с перил. Лорелея жила на самом верхнем этаже, там, где царствовали ветра. Майри не хотел, чтобы мать беспокоили, а свежий воздух с моря облегчал приступы. Охрана осталась далеко внизу.       — Того гляди, научусь переноситься, — с удовольствием отметил Майри. — Аж пятки горят!       Лорелея болела. Примерно раз в месяц ее состояние ухудшалось настолько, что кровь начинала хлестать из горла, взбудораженная вечным кашлем, а сознание Лорелеи затуманивалось. Майри не позволял лекарям подходить к ней. Майриор лечил ее сам, никому не доверяя, но отдавая себе отчет в том, что в живых существах не разбирается и, как следствие, в лучшем случае может лишь облегчить ее страдания — не вылечить. Врачи не смогли бы и этого.       Майри услышал кашель еще за дверью и, не стучась, вбежал в комнату. Мама лежала на кровати, с комом окровавленных полотенец на полу. Майри упал на табурет рядом с Лорелеей и положил руку на лоб. Кожа обжигала.       Ей было тридцать шесть лет. Морщины все-таки избороздили лицо Лорелеи.       — С тобой все хорошо? — Майри окутал мать розовым сиянием. — Всё как обычно или хуже?       — Как всегда, − прошептала Лорелея.       — Почему меня не позвали? — спросил он, нелестным словом поминая Эсфелато. Серо-голубые глаза Лорелеи указали на угол комнаты и виновато вернулись к сыну. Майриор быстро оценил масштаб катастрофы. В углу лежали тела трех женщин, в одной из них он заметил нож для чистки фруктов. Только сейчас он почувствовал, как сильно в комнате пахло железом. Тряпка принялась вытирать красные лужи с пола, управляемая его взглядом. Мать в приступе безумия полоснула ножом по горлу одной из служанок, второй — продырявила живот, а третьей — изуродовала лицо и вогнала нож в сердце. Жестокость не первый раз брала вверх.       — Я сожгу их, — произнес Майриор. — Неужели… неужели настолько сильно?       — Я даже ничего не помню, — сказала Лорелея, вздыхая. Майри отстранил руку и положил на колено.       — Я буду ночевать у тебя, — сказал он, — меня ты не сможешь ранить, и я всегда буду рядом. Даже не отказывайся! — воскликнул Майри, заметив, что мама хочет что-то сказать, но Лорелея железным тоном прервала его.       — Лучше пообещай мне, что мы переживаем последние праздники в Эсфелато. Мне мерзко находиться в этом городе.       — Ма-а-а-ам, — протянул Майри с досадой.       — Не смей меня перебивать! Ты говорил, что мы здесь временно! Что ты найдешь, что ищешь, и мы вернемся на Север! Вместо этого нам строят дворец, — серо-стальные глаза Лорелеи сузились. — Ты хочешь, чтобы я умерла на чужой земле?       — Ты не умрешь, — отмахнулся Майри, сложив руки на груди.       — О, хорошо. Звучит очень обнадеживающе. Наш дворец специально строят около резиденции этого мерзавца паве? Чтобы я смогла кинуть в него что-нибудь через ограждение? Мне не нравится, что ты дружишь с ним, Майри.       — Мы не дружим, — мрачно ответил Майри. — Я ни с кем не дружу. Мне полезны отношения с этими людьми. И того же паве мне не составит труда переманить в нашу веру. Достаточно показать силу.       — Тогда почему в Эсфелато до сих пор верят в еретический Огонь, сын? — Лорелея всплеснула руками. — Почему отдают богу лучших девушек и скот? На главной площади столицы, перед моими окнами?!       — Что ты от меня хочешь? Ты понимаешь, что будет с нами, если я резко решу вмешаться в их традиции? Это глупо! Недальновидно. Я могу встретиться с императором, поговорить насчет нашего дома. Это устроит? Я скоро вернусь, и мы продолжим и разговор, и лечение, — Майри, устав от бессмысленности обмена репликами, встал. — Никому не открывай, и сама не выходи.       Лорелея с силой схватила его за руку и возвысилась рядом, как северная валькирия. Майриору пришлось поднять голову, чтобы увидеть ее лицо — болезненно бледное, с горящими глазами.       — Ты разочаровываешь отца, так и знай, — отчеканила Лорелея, сжав руку еще сильнее. — Ты обязан вернуть их на истинный путь. Он дал тебе силы, чтобы показать свое величие. А ты тратишь дар на глупости! Ты мог бы оказаться рядом с ним, наравне, если бы выбирал правильные цели…       — Это мои глупости, — Майриор с усилием вырвал руку. — Я немного в приоритете над остальными.       Сказав это, он шагнул назад, к дверям, и, не успела разгневанная Лорелея принизить его в ответ, скрылся за ними. Щелкнул замок.       Майри остановился в коридоре, у окна. Устало и нервно закинул руки на затылок, выдохнул. Он прочитал все книги по анатомии и врачеванию — ни в одной ни нашлось и следа болезни матери. Майри начинал подозревать, что ее страдания носят совсем другой характер. Нужно проверить свои догадки, но на ком? Попросить тело казненного для изучения? Достаточно прозвучало странных просьб за последний год… Майри выдохнул с досадой. А эти претензии! Может, ему и вправду пора начать что-то делать? А если разговор пойдет не по тому руслу? Будет жаль утерянные знания — ведь Майри выгонят из Эсфелато так же быстро, как его предшественника. Отдавать отчет в этом удавалось прекрасно.       Когда он вернулся в обеденный зал, ни слуг, ни назойливой красотки уже не было. Только один император медленно заканчивал обед, хищно разрезая мясо, отправляя тонкие полосы в рот и запивая их вином. Салаты и фрукты его не волновали, а Майри, наоборот, первым делом взял в руки что-то округлое и сочное и, смакуя, прожевал и проглотил.       — Где все? — осведомился Майри. — Чувствую себя брошенным.       — Сегодня праздник огня, — ответил император. — Пора бы тебе запомнить наши обычаи!       Майри скривил губы в понимающей улыбке. Он ушел от претензий к претензиям в обратном.       — Мне сложно это сделать, помня, что в моем родном городе огонь — синоним смерти, и именно от него защищают бессмертные земли Трид и, возможно, Влага. Я знаю, у вас противоположная ситуация.       — Бессмертия нет, а ваш Трид — северная ересь, — без особой уверенности напомнил император. — Я не хочу о нем слышать. Я думал, мы уже обсудили эту тему и пришли к соглашению — на моей земле верят в солнце и солнечную династию. Ты и леди Лорелея в том числе. Хорошо? Прими нашу веру. Мы не будем вводить праздники и строить храмы в его честь.       — Я их не просил. Я уже ни в кого не верю, — Майри махнул рукой. — Ни в ваших, ни в наших. Все в мире объяснимо и объективно.       Повисла пауза. Император вертел в руках столовые приборы и никак не мог набрать воздуха и, видимо, храбрости, чтобы что-то сказать.       — Ну? — не выдержал Майри.       — Я много лет прислушивался к тебе, — неуверенно начал император. — Просил совета и получал — благодарю. Сейчас меня пугают твои идеи и убеждения. Они аморальны, идут вразрез с нашими убеждениями.       — Например?       — Повторюсь, безымянный огонь — один бог в мире! Трид — северная ересь, и он не получит храмов в Эсфелато, пока я правлю этой землей!       — Вопросы религии легко обговариваются, — заметил Майри. — Не нужно разводить панику. Тем более, что храмов я не просил!       — Дело в том, что ты не уважаешь наши традиции и устои, — продолжил император увереннее. — Мне не нужен культ личности. Наши законы даны огнем. Для чего ты пытаешься их изменить? Мой народ против этого!       — Очень сомнительное утверждение. Есть определенные категории, которых законы не устраивают.       — От их глупости! — воскликнул император, багровея.       — К чему начался этот разговор? — вспылил Майриор. — Я не переубеждаю вас, а вы будьте любезны уважать мои взгляды. Заблуждайтесь дальше, мне-то что?       — И ты говоришь, что не переубеждаешь? Ты стал слишком сильно лезть в политику и управление! Для чего?       — Это доставляет мне удовольствие.       Император воззрился на него. Его темные, как хвойный янтарь, глаза напомнили Майри мужа Лии. Майри сжал кулаки — кольцо четко ощутилось на пальце.       — Мне нравится, когда жизнь течет туда, куда хочется мне. Это немного скрашивает мысли о наличии божественной воли, какой бы лик она ни имела. Перестаю быть жалким, как остальные. Кто если не я? Других достойных нет.       — Я — император по рождению, а ты — гость, беженец с севера, вместе со своей чокнутой мамашей!       Майри наставил на императора палец, по ногтю которого пробежала искра.       — Не стоит позволять себе говорить что-то в адрес моей мамы.       — Разве нет так? — император прекратил кричать, не сводя взгляда с колец Майриора. — Она уже несколько лет ходит по коридору и насылает проклятия на всех встречных, даже меня! Она же северная ведьма! Мы сжигаем таких на костре.       — Я божественный сын, — напомнил Майриор, — она — божественная мать, — а ты — всего лишь очередной император, которому стоит уже закрыть рот.       — Ни разу не видел, чтобы ты показал что-то, что бы не могли повторить придворные маги, — с ощутимой издевкой бросил император.       — В отличие от придворных магов, мне не нужно доказывать, кем я являюсь. Меня нельзя уволить с этой должности.       — Раз так, ты — трепло, — подытожил император, в очередной раз напоминая, что он младше Майриора на десять лет. Майриор сжал зубы — слова все-таки задели. Он взял в руки первое, что попалось на залитом солнцем обеденном столе — мельхиоровую ложку, и расплавил ее в ладони, после чего придал форму звезды, остудил и прилепил на плечо императора. Тот отпрянул от прикосновения.       — Доволен? — вопросил Майриор. — Или золото подошло бы лучше? Или мне, — он воздел над головой руки — свечи разом погасли, — сделать так? Или так? Что же ты хочешь, чтобы убедиться? — свечи зажглись зеленым языческим пламенем.       — Прекращай!       Огоньки сорвались со свечей и заплясали над потолком. Император поднял голову; в его глазах плескались восторг и страх. Огонь опустился обратно на свечи.       — Восхитительно! Почему ты не показывал этого на последнем празднике Огня?       — Для чего? — Майриор усмехнулся и отпил из бокала на столе.       — Тобой бы все восхищались!       — И что бы это изменило для меня? Огоньки забудут через пару дней, как и меня — через пару поколений горожан.       В глазах императора сквозило непонимание.       — Я хотел обсудить мой дом, — сказал Майриор.       У императора забегали глаза, и он принялся еще быстрее уничтожать мясо.       — И армию. Мы недавно договорились, что вся армия отправится на восток. Разве Эсфелато не желает обратить в огненную веру новые земли?       — Мне нужна армия и в столице.       — Зачем же вам солдаты в столице, император? Тут есть я. Или именно это вас пугает? Или кого-то другого, кто надоумил тебя на этот тупой разговор?       Император отодвинул тарелку в сторону.       — Тебя не сдержит армия.       — Именно, — согласился Майриор, отпивая из стакана. — Поэтому слушайтесь меня, бойтесь, и все будут счастливы.       Одним коротким движением он метнул нож для фруктов куда-то себе за спину, и тело юного слуги, так некстати появившегося, грузно осело на землю, звеня подносом. Император поворачиваться не стал.       — У тебя фактическая власть, — прошипел он, наклоняясь к своему советнику, — я не уверен, что ты однажды не уберешь и меня, как его, — император быстро кивнул головой в сторону слуги.       — Чтобы меня заставляли ходить на все церемонии и дипломатические встречи, плодить наследников нищеты? Ну уж нет. Мне хватает бумаг, — Майри зевнул. — У меня встреча с паве Эсфелато через час, мы можем быстрее прийти к соглашению? Я потратил достаточно времени, развлекая тебя огненными фокусами. К слову о паве. Это он налил тебе в черепную коробку отборнейшей грязи?       — Не оскорбляй главного служителя Огня!       — Я констатирую факты! Это паве промыл тебе мозги или нет?! Ему стало приходить меньше пожертвований от того, что все мужчины на войне? Они ограбили столько вольных городов, что паве должен быть доволен! Он, как все веруны, верит в деньги больше чем в того, в чью честь строят храмы!       — Грязные еретики.       Главный советник вместе со своим императором вздрогнули и оглянулись на двери. В них застыла Лорелея. Она стояла в одной ночной сорочке, с обширным багряным пятном на груди. Блондинистые волосы с седыми прядями собрались в колтуны, губы блестели. Пояс на талии развязался; Лорелея стояла босиком.       — Мам! Я же просил! — возмутился Майриор, но, войдя в ее мысли, понял — его не услышат. Он встал и осторожно начал подходить к матери. Лорелея с грохотом закрыла двери. В левой руке женщины поблескивал тот самый нож, которым она прирезала служанок и, позже, охрану, которой под страхом смерти запрещалось каким-либо образом трогать леди Лорелею.       — Мой сын — единственный Бог! — провизжала она. — А вы потакаете этому паве, огню! Все будем гореть в аду!       — Майриор, это уже слишком! — не подумав, возмутился император, выглядывая из-за спины советника. — Мы только что обсуждали это!       В ответ Лорелея громко и четко послала его. Император побагровел.       — Мам, тише. Успокойся, — попытался вразумить женщину Майри, делая пассы руками, но магия отскакивала от нее.       — Если бы не твой сын, — ядовито произнес император, — то паве распял бы тебя, как нечестивую.       — Ради Бога, помолчи!       Лорелея, булькая, расхохоталась.       — Распял бы! Я бы воскресла! Я бы даже не умерла! Я жена и мать Бога, а ты мне грозишь смертью! Это тебя надо распять как грешника!       Майриор рефлекторно пригнулся. Нож просвистел совсем рядом. Император закричал и схватился за глаз. Кровь и что-то белое стекало с его лица. Лорелея, схватив в руки поднос с птицей, с силой швырнула его в визжащего мужчину. Край металлической пластины ударил императора по виску, и тот, распластавшись по полу, затих.       — Что ты делаешь, мам! — раздосадовано бросил Майри, взмахнув руками. − У него ведь нет сыновей и братьев, тут начнется хаос! Кому становиться императором, мне?!       — И станешь! И будешь! Ты властелин этого мира от рождения, я тебя родила! Я! По крови! Он не выбрал бы простолюдинку… я… я равна ему… я такая же… с искрой…       Лорелея с чувством стукнула кулаком по столу; ее длинные легкие волосы развевались, щеки горели на бледном лице. В глазах женщины застыла пелена. Она возвышалась над Майри на целую голову — окровавленный северный идол с кривым шрамом на животе. Майри отступил на шаг, пытаясь понять, что ему делать.       Трапезная озарилась вспышкой света; стол раскололся; кувшины взорвались, окропляя вином. Майри откинуло на пол. Он больно ударился головой о табурет; бутыль, прокрутившись по полу, обрызгала его последними гранатовыми каплями. Трапезную окутало туманом и ядовитым холодом. Майриор с усилием привстал на локтях.       Высокая светящаяся фигура проявилась в облаке дыма. Небесно-голубые светящиеся глаза скользнули по Майриору, как прожекторы. Жуткий крик раздался во дворце, отдаваясь в каждом уголке мозга, крик, от которого, казалось, каждая жила в теле выдергивалась по одной.       — Папа!       Фигура моргнула и пропала, разлетаясь в рваные куски облаков. Сердце Майриора стучало, как безумное. Он видел его! Он видел! Но…       Майриор с усилием встал на ноги. Стол раскололо надвое, шторы гигантских панорамных окон горели, пламя отражалось в позолоченной посуде, слепя глаза. Он завертел головой, пытаясь найти в комнате следы белого платья. Мир затуманился, и разобрать что-либо получалось с трудом. Майри с усилием вытер глаза — действие ничего не исправило, только освободило слезы. Они закапали по щекам, дрожа в вспышках молнии. Наконец, он различил очертания тела за разломанной столешницей. Майри, не дойдя пару шагов, упал на колени перед бледными останками Лорелеи.       Тонкая ночная сорочка, пропитавшись кровью, прилипла к телу, показывая классический идеал фигуры и рваную рану, сквозь которую виднелся пол. Щеки женщины, лихорадочно горевшие минутой ранее, стали смертельно тусклыми, будто посыпанными мелом. Губы ее застыли, словно повторяя ту самую фразу.       Я равна ему.       Майриор ощутил, что плачет, но как-то сухо и без особых эмоций. Слезы просто текли из глаз, не облегчая душу. Он помнил свои чувства, когда прикоснулся к смерти Лии; сегодня все происходило совсем не так. Майри не мог выжать из себя ни единого чувства, да и осознание смерти Лорелеи не желало приходить. Только когда за окном вновь ударила гроза, Майри вздрогнул и поднял глаза к окну с выбитыми стеклами. Небо скрылось за тучами — он никогда не видел небо таким. Черным, злым.       Сзади раздался стон. Император, держась за голову, попытался встать, но рухнул обратно на колени. Майри с хрустом сжал кулаки и кинул огненный взгляд на Лорелею. Языки зеленого пламени, медленно становясь алыми, начали пожирать ее тело. «Ты хочешь, чтобы я умерла на чужой земле?» — раздался в голове голос Лорелеи, глухо, будто издалека или из-за какой-то заслонки, купола. Майри единым порывом встал и вновь бросил взгляд на тяжелые свинцовые тучи. Его усилием черная пелена начала рассеиваться.       — Ты там живой? — осведомился Майриор. — Слишком много стонешь.       — Твоя мамаша выколола мне глаз! — раздалось сзади. — Я ни черта не вижу! Где она? Я швырну ее на корм жителям глубин!       Майри понял, что больше не плачет, и обернулся к императору. Сбоку догорало пламя. Император стоял, держась за половину лица, его второй глаз залило кровью. Ноги наглого мальчишки дрожали.       — Я вижу тебя в темноте, — сообщил император в ужасе. — Серебристый призрак! Прекрати прожигать меня взглядом!       — Умойся, идиот, — повелел Майриор. — Ты нужен мне для войны с Севером. И позови этого… паве. Я нашел общую тему для разговора, которая ему понравится.