3 число месяца Альтафры,
Белладонна
Смоляные кудри Королевы спускались к пышной груди, выставленной напоказ декольте. С шеи красавицы свисал кулон с призрачным пламенем. Пухлые губы изображали вежливую улыбку, отточенную во дворце. Женщина была так спокойна и доброжелательна, что гармония передалась и Белладонне. Только пальцы, увенчанные перстнями, выдавали хозяйку, нервно стуча по чужому трону. Белладонна создана по подобию этой женщины. Всего лишь по подобию. В ней, жалкой кукле, нет ни сил, ни прав на трон, ни божественной благодати, позволяющей рвать матрицу миров и путешествовать из Чарингхолла в Мосант на протяжении четырнадцати тысяч лет. Простые подданные могли забыть лицо дерзкой чужеземной богини — но никак не Белладонна. — Да будут темны ваши ночи, миледи, — приветствие сорвалось с губ само, без раздумий. — Будут, — отчеканила Королева. — Будут и твои, если ты мне все расскажешь. Говори, Белладонна, я желаю знать все, что случилось за восемь лет моего отсутствия. Надежда всколыхнула душу Донны. Она, с трудом опираясь на железную руку, встала. Возмездие все же возможно? — Рассказывай, Белладонна. Я слушаю внимательно. Миледи сидела на троне Донны, положив ногу на ногу, и продолжала нервно барабанить пальцами по подлокотнику. Сиенна Чарингхолле не отличалась высоким ростом, но у Донны все равно создавалось ощущение, что владычица выше нее. Королева умела одним видом показать собеседнику, кем является по сравнению с ним. Величие сквозило в каждом движении Королевы. Как блестели ее глаза, как резко и в то же время изящно взбрасывался уголок губ! Как выделялись скулы, не лишая женственности овал лица! Резкие движения тела ничуть не умаляли их красоты и притягательности. Донна, покачиваясь, присела в книксене. Надежда внутри взыграла с новой силой; ярость Королевы нужно лишь направить. Миледи поймет, миледи обязана понять. Она не имеет никакого отношения к действиям Майриора. Ей, в отличие от мужа, хитрость кажется низостью. — Задавайте вопросы, я отвечу, — проговорила Белладонна. Дерзить или каким-либо образом заставлять действовать Королеву у Донны не хватало духу. Миледи приняла правила этой игры. — Почему свет перестал поставляться в Чарингхолл? — Королева даже не изменилась в лице, задавая вопрос. Оно осталось таким же высокомерным, нарочито беспристрастным, однако, как это ни удивительно, живым. Донна, обладая схожими чертами, не могла столь ярко показывать чувства и эмоции. Не сказать, что это доставляло неудобства. В глазах других Донна становилась гарантом стабильности и веры благодаря умению держать внутренний мир под замком. Конечно, случались «промашки». Последней подобной «промашкой» Белладонна обрекла на гибель сотни, если не тысячи воинов. Напоминание об этом самой себе заставило выпрямиться, словно показывая — нет, еще не сломлена. Нет сил, но слова могут всё исправить. Главное — выбрать нужные. — Мы поставляли, моя королева. — Сколько? — презрительно фыркнула Сиенна. — Пару десятков эйдосов в год? Раньше счет шел на миллионы. — Мы поставляли столько, сколько приказывал мой король, — Белладонна с нескрываемым удовольствием произнесла эту фразу. Прикрыв глаз, она следила за реакцией миледи. Принцесса забарабанила по подлокотнику чаще. Подбородок Сиенны чуть приподнялся, словно его хозяйка — как и она! — пыталась скрыться от посторонних обличающих взглядов. — Подробнее. — Мы не воевали десять лет. — Грань запретили посещать? — снова выдала себя Сиенна и сомкнула капризно изогнутые губы. — Грань уничтожили. Миледи воззрилась на Донну. Крылья ее орлиного носа раздувались, пространство вокруг искривлялось. Мосант не желала принимать Сиенну Чарингхолле. Сиенна Чарингхолле в ответ изменяла матрицу под себя. — Я правильно понимаю, что уничтожили мир, в котором бесконечно зарождался свет? Кто это сделал? — Наама по приказу моего короля, — выдала очередной секрет Донна. Сиенна встала в порыве эмоций. Темные губы приоткрылись, обнажая провал рта, платье-туман распахнулось, кудри откинулись назад, за голые плечи. Пальцы продолжали цепляться за трон. Донна ощутила себя маленькой пешкой в них. Мгновение — и пальцы переломят хрупкую фигурку. — Вы оставили за Гранью столько эйдосов и уничтожили ее? — в негодовании вопросила Сиенна. — Зная, как сильно мой родной мир зависит от света? Это не тайна ни от кого! И мой муж отдал такой приказ? Немыслимо, Донна, если я узнаю, что ты лжешь… Та резко сорвала с лица маску, обнажая темную, обезображенную половину. С костей так и не сошла чернота; шрамы окружали рану розовато-грязной кожей. И хотя прошел не один день, Донна невольно вздрогнула, осознав, что тронный зал остался таким же темным, каким она ее видела с маской на второй глазнице. — Посмотрите, что он сделал со мной, — буквально прорычала Донна. — Я лгу? — Представляю, в каком он был состоянии, если разорвал матрицу, — резонно ответила Сиенна без тени теплоты. Кажется, увечья нисколько ни удивили ее. — Думаю, в лучшем, нежели я после смерти Валентайна, — не осталась в долгу Белладонна. Королева чуть нахмурилась. Однако произнесла она то, что Донна никоим образом не ожидала. Сиенна села обратно на трон и вновь стала миледи. Платье окутало гифтгардскую сталь, скрывая старинные руны Оссатуры. — Валентайн? — разнеслось по залу. — Не помню такого. Он новый? Донна в ужасе взглянула на нее. Новый? Не Сиенна ли Чарингхолле обещала Валентайну счастье в погасших землях? Донна слышала этот разговор, пусть и будучи незамеченной. Королева Тьмы вернулась в Мосант, чтобы родить ребенка, девочку, что позже назвали Альмейрой, и познакомилась с Валентайном, сразу давшим ей присягу. Сиенне настолько по душе пришелся новый рыцарь, что леди провела с ним непростительно много времени, особенно учитывая тот факт, что Валетта не удостоилась его вовсе. Донна была свидетелем улыбок, дружеских разговоров, обещаний. И сейчас Сиенна Чарингхолле утверждает, что не знала его! Это ли не странно, лицемерно? — Валентайн — мой муж и ваш рыцарь, — с нечаянной прохладой в голосе ответила Донна. — И его больше нет. — Мой рыцарь? — переспросила Сиенна. — Ах, подожди. Это тот кудрявый рыцарь, которого я видела в свое последнее прибытие? Достойный мужчина. Что же с ним стало? Уважение Донны к миледи таяло с каждым сказанным в тронном зале словом. — Мы напали на Анлос, — произнесла она. — Мой король уничтожил около четверти наших войск, создав землетрясение. Лорд Валентайн не стерпел подобного. — Неужели напал? Это немного неразумно, — губы Сиенны тронула ехидная улыбка. Белладонне внезапно захотелось плюнуть ей в лицо. — Мы не о том разговариваем. Мой муж дал согласие на уничтожение Грани. Предположим, что правда. Терпение Донны лопнуло. — Предположим, что правда? — повторила она. — Он не «дал согласие», а приказал Нааме это сделать! Предполагайте дальше! Предполагайте и супружескую верность! Твой муж сейчас находится в объятиях девицы, бесчестней которой не видел свет! Твой муж уничтожил мой народ! Он избавился от Валентайна, Ситри, Наамы — всем, кто давал тебе присягу! Вы знали об этом, миледи? Надеюсь, что нет, иначе вы падете в моих глазах так низко, как только может пасть сюзерен! — О ком ты? — резко прервала ее Сиенна. И тут Белладонна поняла, что Сиенна Чарингхолле не знает ничего. Если сама Донна спокойно терпела связь Валентайна с другой, то королева не имела ни малейшего понятия о похождениях любимого мужа. Она догадывалась о проблемах в Мосант, но даже не могла помыслить об измене. Измене кому, ей? Ей, божественной дочери, прекрасней которой не найти во всех темных мирах? Сиенна Чарингхолле не привыкла делиться. Королева сжала губы так сильно, что Донна поняла — нужные слова она произнесла только что. — Ты об Астрее? — Сиенна повысила голос. — Ты о ней? Об Эрмиссе? Говори! — О леди Валетте Инколоре, миледи, — Белладонна вернула себе душевное спокойствие. Месть. Теперь Майриор все равно что труп. Как и она сама. — Отношения с леди Астреей мне неизвестны, хотя Светлую сторону мой король посещает часто. — Что за Валетта Инколоре? — процедила Сиенна. Донна заметила, что трон, на котором сидела принцесса, пошел трещинами. Гифтгардаская сталь не могла сдерживать бурную силу Сиенны. — Наша новая демонесса, приглашенная моим королем, — Белладонна едва сдерживала улыбку. — Могу ли я спросить? Вы назвали имя «Эрмисса». Кто это? Сиенна словно не слушала. — Приглашенная королем… — эхом повторила она. — Вы уже видели Бетельгейза? — не преминула подлить масла в огонь Донна. О, Майриор получит сполна. Даже посредством такого низменного способа. — Что с ним? — Мой король изгнал его из Синааны, насколько мне известно. Сиенна Чарингхолле медленно поднялась с трона. В ней больше не было ни вопиющего превосходства, ни усмешки. Осталась гордость и стать, не позволяющие ей расплакаться или хоть как-то высказать свои настоящие чувства. Белладонна была уверена, что Сиенна поражена обидой. Сама Донна лишь больше распалилась. На самом деле в ней не было сил бороться. Да, надежда осталась, но сил, сил не осталось ни капли. Ей хотелось лишь отомстить, а после — умереть. Донна не видела смысла жить дальше. Что она могла сделать? Только подвести Сиенну Чарингхолле к черте, за которой скрывался проигрыш Майриора. — У леди Валетты Инколоре даже родился ребенок, — лаская каждое слово, привела Донна последнее доказательство. — Прелестная девочка, которую любят… оба родителя. Сиенна Чарингхолле смотрела в одну точку. Золото на ней переливалось так, будто ювелиры вложили в каждую безделушку частицу жаркого Мосантского солнца. — Милая Альмейра даже дружила с ней до последнего времени, пока не поняла истинного отношения к себе. Сиенна словно очнулась и перевела взгляд на Донну. — Я чувствую что-то еще, оно разлито в воздухе, я не могу понять… Чье-то вмешательство. Воздух. Он стал другим, — миледи наконец выпрямилась и расправила плечи. — Кто еще находится в Мосант, Донна? Белладонна не поняла вопроса. — Простите? — Кто еще из Богов находится в Мосант, кроме меня, Майриора и его сестры? «Так вот оно что», — сверкнуло в голове у Донны. Всё вдруг встало на свои места, сложилось, как кусочки мозаики. Там, в Эйон-иссе, находится третья Богиня мира, спрятанная ото всех. Больное место Майриора. Белладонна не знала причин, но они ей были не нужны. — Я не знаю, — быстро ответила она. — Мой король ничего нам не рассказывал, все его идеи и планы — тайна для нас. Он рассказывал всё лишь Валетте Инколоре, — не удержавшись, добавила Донна. — Однако я тоже чувствовала перемены, моя королева. Во мне нет благодати Богов, я слепа по сравнению с вами. Я вижу лишь туманные образы вместо сияющих силуэтов. — Он что-то задумал, — произнесла Сиенна. — Он не выполняет условия нашего договора, а брак… — она подняла замутненный взгляд на Донна. — Где сейчас Майри? И такой теплотой и нежностью повеяло при звучании этого имени, что Донна поняла — даже Сиенна Чарингхолле не может до конца выпутаться из паутины чар и обмана, созданной прекрасным ублюдком. Что такого было в этом лишенном груза воспитания мужчине? Нет ответа, и Донна никогда не узнает его. — Не знаю, — с видимым неудовольствием признала Белладонна. — Когда я видела его последний раз, мой король стоял у дельты Селирьеры вместе с Валеттой Инколоре. Сиенна тяжело, словно обдумывая каждый шаг, начала спускаться с постамента трона Оссатуры. Платье, сотканное из тумана и смога, скользило подолом по ступеням. Владычица даже не стала смотреть на Донну, полностью поглощенная своими раздумьями. Белладонна не стала окликать ее. Она спокойно проводила взглядом бывшую миледи до самой двери тронной залы и, едва статная фигура Сиенны скрылась за поворотом, прошествовала к трону. — Эйон-иссе… — вслух сказала Донна, положив руку на потрескавшуюся гифтградскую сталь. — Госпожа, — услышала она голос. Такой родной, такой знакомый. Вишневые губы тронула легкая улыбка. Развернувшись, Белладонна села на трон и встретилась взглядом с Леонардом. Лео, милый Лео! Он всё-таки жив. — Остался один вариант, — сказала она. — Огонь? — Именно, Лео. А дальше — уже неважно. Оставшиеся воины покинули Оссатуру, ее страну, тихо, стараясь остаться незамеченными. Как мыши, они проползали забытыми древними ходами под пустыней, под горами и по древней тропе меж пик в провинции Хайленда. Сначала опустели прибрежные районы, в которые вернулись выжившие солдаты Синааны после битвы у Селирьеры. Придя, они увидели сожженные жилища и кучу сваленных тел, убитых Летой. Им не нужно было долго ждать объяснений. Леонард провел эвакуацию очень быстро. Едва ушли жители прибрежных районов, как стали покидать леса немногочисленные темные существа, еще обитавшие в них: ифриты, пара баньши, несколько десятков вампиров, свора оборотней. Следом по черным ходам покинули вотчину Белладонны подземные жители: импы, василиски, сгустки тьмы. И, наконец, последним из замка исчез сам Леонард. Облаченный в старинные латы, он начал было выходить из главного тронного зала, но Донна окликнула его: — Зачем ты остался со мной? — Ради вас, миледи, вашей чести и чести всей Оссатуры, — ответил Леонард, поклонившись своей Королеве в последний раз. — Надеюсь, погребальный огонь нашей родины увидят даже боги. Полная тишина окутала замок, ее земли, ее сердце. Вздохнув, Белладонна вытащила меч, сверкнувший в свете черного пламени и вгляделась в зеркало стали. Вулканическая смесь, закаленная в печах глубин Мосант, показала ей бледную безмятежную женщину, на губах которой застыла странная улыбка. Она смотрела на обе стороны себя: жестокую, обожженную лавой до обугленных костей и спокойную, ровную, гладкую. Донне нужно было увидеть, что месть свершилась, и тогда жизнь потеряет всякий смысл. — Ах, леди Эйа, — сказала Белладонна задумчиво. — И откуда в вас было столько сил? По какой-то причине Донна была уверена, что матери Валентайна уже нет в живых. Во время подготовки к битве с Летой она посылала Леонарда на поиски Эйа или хотя бы слухов о ней. Лео возвращался без новостей. Скорее всего, Лета избавилась от Хрустального клинка Синааны после смерти Валентайна. Почему это вызывало улыбку? Наверное, потому что Белладонна ждала и свой конец, окончательный и бесповоротный. Религия ее планеты утверждала, что жизнь — череда перевоплощений, которая никогда не закончится, что это вечное мучение, на которое нельзя повлиять и которое нельзя закончить. К счастью, священнослужители ошибались в самом главном: все на свете имеет конец. Жители Синааны говорили, что жизнь сменяется Тьмой, что душа будет вечно находиться в оковах непроглядной вечности, но Донна желала верить, что жизнь заканчивается пустотой. Небытием. И она жаждала пустоты. Меч вспыхнул черным пламенем под взглядом. Тонкий свист раздался в зале, вплетая в себя стоны триллионов душ, которых она когда-то лишила тела. Донна знала, что души не уходят: они обречены на вечное скитание по Мосант. Лета часто бродила по миру, пожирая их остатки. Раньше Донне нравился этот звук, сейчас — нет. Меч закапал тяжелыми блестящими каплями на пол. Он не нужен королеве Оссатуры. Капли переливались в свете вечной луны. Белладонна вгляделась. Ей стало казаться, что капли танцуют; предположение переросло в уверенность. Металл ртутными шариками приподнялся над полом — Донну пригвоздило к месту тяжелым потусторонним взглядом. — Глупая смертная, — прозвучал приговор. — Я говорил тебе убить его привязанность огнем, и что ты сделала вместо этого? — Лета сказала, что ей не страшен огонь, она закалена им, — ответ сорвался с губ безотчетно. По пустоте зала прокатился смех — глухой и басовитый. Белладонна заглянула в каждый угол и удостоверилась, что стоит в тронном зале одна. Что это? Ее искалеченный рассудок? Или тот гость, о котором говорила Сиенна? — Вы — Бог? — Более могущественный, чем твой. — У меня нет Бога, — отрезала Белладонна. — Я не считаю, что он заслужил право называться моим богом. — Мы тоже так считаем и повторяем — убей его привязанность огнем. Майриор благословил эту душу, но он непостоянен, как всякий смертный. Белладонна задумалась. — Черный огонь сжигает души, — рассудила она. — Куда они попадают после встречи с огнем? В пустоту и бесконечность? Металлические сферы заискрились космическим неоном. Донна прикрыла глаз ладошкой и поморщилась. Ей причинял дискомфорт и яркий свет, и потусторонние цвета. Тем не менее, она видела, как на полом появляется силуэт гигантского, исполинского мужчины, метра три ростом. Он возвышался над хрупкой Донной как колосс. — Именно так, — голос пропитался громовыми нотами. — Ты ничего не будешь чувствовать. Ты исчезнешь из мира, не оставив следа. Я знаю, что у тебя на уме, смертная. Закономерности, причины и следствия — моя стезя. — Валетту будет ждать то же самое? — Донна подняла голову и выпрямилась. Лицо исполина оказалось пустым. — Хуже, — сказав это, силуэт распался на мириады искр и исчез. Белладонна пошатнулась от порыва ветра. Она с трудом удержалась на ногах и кинула взгляд на трон. Ради чего она делала всё это? Ради чего боролась? Был ли в этом смысл? Всё исчезает, обращается в прах, и лишь память хранит память о прошлом. Умрет она, умрет Леонард, умрет Оссатура. Есть ли что-нибудь вечное под сияющим взглядом призрачной луны? Любовь? Безумные фантазии. Верность? Верность такому же невечному, как она сама. Справедливость? Которую Белладонна не встретила ни разу. Значит, она выкует справедливость сама. Донна потеряла Валентайна и Оссатуру; значит, Майриор потеряет Валетту и кусок мира. Сиенна подала идею, как это сделать. Верила ли Донна загадочному существу, желавшему Майриору зла? Разумеется, нет. В подстрекательстве черной тени был тайный смысл; Донна не бралась предполагать, для чего оказалась вовлечена в чужой план. Она — маленькая пешка в глобальной игре. Ее желания — пустой звук для судьбы. Внутри зудело негодование от осознания своей неприметности в полотне мироздания. Белладонна напомнила себе, что в бессмертной (относительно) жизни мало толку; смысл давно был найден в правильных поступках во благо всеобщего благоденствия. Правильнее начертанного судьбой поступка не может быть. Земля Донны обречена на запустение. Ее некому возрождать, а Донне больше не для кого сохранять свою жизнь. Не осталось сил наблюдать за кончиной и того, и другого. Кинув еще один прощальный взгляд на трон, Донна перенеслась к Спиральному замку. Солнце зашло, отдав сцену луне. «Наблюдай, Майриор, — мстительно подумала Белладонна. — Я надеюсь, ты увидишь всё до последней детали. Где же твоя серая тень? Она должна быть здесь, я уверена. Меня не зря вело сюда сердце». Из окон Спирального замка бился могильный свет; в горах рокотал гром. Донна знала местность только по описанию, со слов Майриора. Много лет назад Синаана и Хайленд хотели построить мост через северный океан — оба монарха использовали право вето. Тогда Майриор предельно ясно обозначил свою позицию по освоению северо-запада империи. Во время дискуссий Донна изучила карту досконально и поняла, где находится камень преткновения. К Спиральному замку не вели дороги, его окружали горы и холод. Майриор никогда не давал приказов о нападении на север Хайленда. Он оберегал этот край. Не слишком ли много совпадений? Белладонна могла бы предположить, что под «сестрой» Сиенна подразумевала императрицу Хайленда, но до того прозвучало два имени — Астрея и Эрмисса, чье имя походило на название южного океана. Имя Майриора было созвучно с северным океаном. Кроме того, Донна начала припоминать, что слышала имя Эрмиссы раз или два в незапамятные времена. Она могла бы долго строить теории, действительно ли в Спиральном замке спрятана сестра Майриора, если да, то почему, но ей отчаянно не хватало времени на раздумья. Сиенна отвлечет ненавидимого монарха от мира; Валетта бушевала в замке, это чувствовалось по мраку. Настал идеальный момент, чтобы забрать у Майриора самое дорогое. Белладонна выставила перед собой руку и зажгла погребальные черные огоньки. Душа отозвалась привычной радостью; боль в теле утихла. Огоньки вытянулись, соединились между собой в лезвие, которое Донна, изучая окна замка, начала прокручивать, пока не получила длинную косу. Огонь перестал поражать пластичностью — Донна считала пульс и дыхание, прицеливаясь. Она поднялась в воздух коротким всплеском пламени и ворвалась в окно, которое сияло ярче всего. Осколки стекла ужалили руки и лицо. Донна опустилась на одно колено и оглядела комнату. Первым, что бросилось в глаза, стала сфера с зеленой дымкой внутри. В сфере плавала нагая женщина дивной красоты. В ней не читалось ни одного изъяна; тело обвивали фиолетовые шелковые ленты. Донна отметила крохотную царапину на поверхности сферы и продолжила изучать комнату. У противоположной стены лежал принц Бетельгейз, свернувшись клубком; рядом с ним лежала женщина или субтильный мужчина в меховой накидке. Стену изрезали трещины. Донна заставилась себя не двинуться с места и перевела взгляд к своей цели — Валетте. Серая тень стояла с воздетой к потолку ладонью. Пламя в руке задрожало в нетерпении. Внутри Белладонны кипели слова. Она задушила их, не желая объяснять причины ненависти. Отведя руку назад до предела, Донна коротко выдохнула и обрушила удар серпом на сферу и Валетту. От потустороннего крика растрескались и обрушились оставшиеся стекла. Валетта отпрянула, взмыв над полом. Ее пыльно-белое платье горело на груди. Пламя росло, захватывало плечи и живот; кожа Леты дымилась. Белладонна шагнула к ней и, укоротив серп, нанесла второй удар. Черный огонь перекинулся на волосы Леты; женщина взвыла, прижав руки к лицу. Ее крик отдался по жалости Белладонны. Она остановилась перед третьим ударом. «Нет! — одернула себя Донна. — В прошлый раз промедление стоило проигрыша». Третий удар снова попал в грудь Валетты — из раны роем вырвались снопы черных и серебристых искр. Они прожгли пол и рукав Белладонны. К удивлению Донны, раны Леты не кровоточили, как в прошлый раз. Это заставило ее испугаться и нанести четвертый удар — снова в грудь. Воздушной волной Белладонну отбросило к стене. Она с трудом открыла глаза в черной буре: силуэт Валетты бледнел и истончался, как пламя свечи. Лета рыдала и смеялась в окружении мириадов искр, рвала платье и несколько раз вспыхнула под мраморным взглядом луны. Уши Белладонны заложило от высокого, громкого звука. Неужели ее снова обманули? Фигура Леты то разгоралась, то гасла. Стоило ей утихнуть, как лунные лучи заставляли воспрять жуткое создание. Донна отметила, что искр стало в разы меньше — они медленно подымались к потолку и умирали. Раны опустели. Лета сделала пару шагов вперед и застыла, как соляной столб, оказавшись в тени. Ее очертания горели синим инфернальным светом. Сердце Белладонны сжалось от жалости и тоски — она уже сама не была рада, что стала палачом для обманутой женщины. Наконец, Лета упала на колени — уже не изможденной женщиной, а нежной, весенней девушкой, с разрезанной надвое грудью. Белладонна с грустью и сожалением отметила, что сердце Леты сменил черный туман. Из приоткрытого рта поверженной серой леди спускались струйки дыма. «Очередная», — промелькнула в голове мысль. Белладонна потеряла счет девушкам, которые отдавали сердца и любовь Владыке Синааны. Всех ждала одна и та же судьба — забвение. Но Валетту Инколоре, судя по словам загадочного исполина, ждало что-то более жуткое. Лета продолжала сидеть на коленях, тая как свеча, и смотрела на лунные блики. От прежнего существа в ней остались только пустые глаза — без мыслей, воспоминаний и мечт. Донне была страшно видеть оболочку без разума — она взмахнула рукой последний раз. Черное пламя прошло сквозь тело и столкнулось, победив без борьбы, с туманом. Как Михаэль, Лета качнулась вбок и упала, образовав лужу крови на полу. Ее тело медленно тлело. Белладонна разжала пальцы — серп со звоном ударился о камень. — Вот и всё, — вслух сказала Донна и огляделась, возвращаясь в мир. У стены все так же лежал человек в белой меховой накидке и принц Бетельгейз. Несмотря на прошлое, полное любви и уважения к нему, Донна не стала подходить к принцу. Теперь ее интересовала сфера, на которой образовалась паутина трещин. Женщина в ней продолжала беспечно плыть в окружении лент. Белладонна снова кинула прощальный взгляд на Лету — тело продолжало тлеть, испуская грязное сияние. Из него рвалась некая материя, билась сквозь растрескавшуюся кожу. Сжалившись, Донна шагнула к поверженной противнице и отвела стальную руку для удара. Действие не подкормило чувство мести. На самом деле, Донна перестала ощущать ее в себе после первого же удара, когда поняла, что Лета — всего лишь кукла без желаний. Как бы то ни было, Белладонна пронзила грудную клетку Леты и отвернулась. За ее спиной заискрил и забурлил воздух. Душа же осталась спокойна. Белладонна подошла вплотную к сфере. В прекрасной незнакомке не читалось ничего, схожего с Майриором. Четкие, сухие губы, грубые скулы и пышные кудри каштановых волос — женщина была естественна и дика, как природа старого мира. Донна ощутила некое огорчение: она никогда не узнает, что происходило в мире, почему и для чего. Кем была Эрмисса для Мосант? Кто заточил ее в тюрьму? Что сподвигло на такой поступок? Донна понимала только то, что сломанная темница не доставит радости Майриору. Если бы он захотел, то давно бы выпустил сестру. Значит, для чего-то держал ее здесь, в тайне. Белладонна сжала руку в кулак и замахнулась. Черный огонь определенно не походил для освобождения. Удар сотряс сферу, пол и разум. Схватившись за голову, Донна сделала пару шагов назад, сквозь мучительно опущенные веки замечая, что комната окрасилась в неоново-зеленый невыносимый цвет. Ей жгло глаза; душу, а следом — тело откинуло к стене первобытной яростью, дикой злобой, невозможной для людей. Камень крошился под весом тела и мощью чар. Чары совсем не походили на хитрые и нежные заклятия Майриора; сдавшись под напором, Донна пожелала перенестись в Оссатуру. Ее желание с неохотой, но исполнилось. Воздух окутал теплым одеялом, чуть замедлил полет. Сапоги без шума опустились на черную равнину, полную перегноя, который бывает только на кладбищах. Оссатура была пуста, как ее сердце. Белладонна отвела железную руку от головы и заморгала, желая избавиться от назойливых радужных пятен. Ее цель — мертва, а к смерти Майриора сделан громадный шаг, почему же внутри так пусто? Донна не понимала. Она ожидала встретить чувство удовлетворения, победы, радости — пришло только опустошение. Донна печально посмотрела на брошенные дома, безрадостные улицы Оссатурлэма. Зелень деревьев и очертания резких, нарисованных чернилами гор не могли скрасить город. Донна сошла с земли сада на серовато-белую брусчатку. Округлый мост впереди показался ей привлекательным. С него открылся вид на долину Оссатурлэма, окруженную двумя хребтами. Донна начала замечать, как светлеет небо, прогоняя луну и тучи. Вот и всё? Обещание Майриора хранить землю испарилось вслед за лужей крови Леты? — Что ж, — заявила Белладонна дневному свету на горизонте. — Если подумать, мы никогда не были знакомы с тобой лично. Сколько Донна помнила себя, лучи солнца страшили, грозили ужасающими ожогами. Не все ли равно теперь, когда нет будущего? Разве имеет смысл страх, после которого — лишь смерть? «Я сделала всё, что могла, — сказала себе Белладонна. — Буду надеяться, что сделанного окажется достаточно, чтобы похоронить его будущее». Разве не будет прекрасным увидеть ярчайшие лучи, к которым она так долго, неосознанно стремилась? Увидеть волшебный, не обезображенный, чистый мир? Воображение рисовало удивительные картины. Наверное, солнце будет играть по волнам, по снежным шапкам гор, по листьям. Оно заглянет в глаза Донны в первый и последний раз. Разве не будет прекрасным умереть именно в такой момент, когда она будет полностью счастлива? Утреннее солнце охватило склоны западных гор — Белладонна сглотнула. Не знавшая жара земля и девственные лесы вспыхнули. Пожар перекидывался с одной горы на другую, как смертельная болезнь, впился в первые города на пути. Это было совсем не то, что ждала Донна. Она хотела увидеть красоту — действительность показала хаос. Деревья горели; дневной свет подбирался к Оссатурлэму и внутренне сжавшейся Донне. Она не смела повернуть голову к западу и, когда луч упал на носки ботинок, покачала головой. Железная рука лежала на груди. Прикрыв глаза, Донна ощутила жар над ребрами и там, где должно было быть сердце. Черный огонь лизнул ее подбородок и волосы. Казалось, каждая клеточка тела закровоточила и заискрила, рассыпаясь в свет мироздания. Резкая боль пронзила тело Белладонны: ее раздирало на куски, будто кто-то пытался докопаться до ее сущности. Сердцевина души треснула; Донна видела лишь бесконечный пожар и то, как медленно тускнеют звезды.