Эклектика

4 число месяца Альтарфы, Астрея

      Уничтожение Брааса не принесло никаких эмоций. Махнуть рукой в сторону безликого города оказалось проще, чем убить человека. Короткое движение перед собой, на самом деле, даже не требовалось. Астрея совершила его автоматически, насмотревшись на храмовых меморий. Первые мемории, к плеяде которых она могла себя причислить, прекрасно знали, что физические движения — бессмысленное сотрясение воздуха. У них был прекрасный во всех смыслах слова учитель!       Браас стоял над карстовой воронкой, сотнями туннелей. Астрея спокойно проломила тонкую земную твердь и позволила подземным водам и морю слиться в единое целое. Горная гряда над Браасом немного потеряла во внешнем лоске, стала слегка дисгармоничной — однако Астрея посчитала это ничтожно малой потерей. Пройдет пара тысячелетий, и все вернется на круги своя.       Побережье затопило на несколько миль вокруг, цунами смело с мелких островов всю растительность, не говоря о поселениях — эти обстоятельства Астрея обрекла на абсолютную незначительность.       Ее больше возмутило, что в гавани столицы майомингов гостил не только герб Синааны, но и символы Нитте-нори, Мёрланда, Тауры, архипелагов Срединного моря, маленьких городов на берегах у пустынь. Этот факт заставил поблекнуть решимость. Зависнув в воздухе после разрушения города, Астрея без прежней уверенности посмотрела на восток Мосант, на юг. Она снова ошиблась? Она настолько ошиблась?       Знало ли ее окружение о плачевной ситуации? Баловался ли Броуди статистикой на тему военного и торгового противостояния? А Сёршу, Михаэль? Может, оба предпочли перерождение открытой сейчас правде?       Астрея не обманывала себя: Хайленд невзлюбили со времен основания. Соседям не нравилось любопытство нового политического игрока, военная экспансия, подкупы и желание Астреи контролировать каждого, в котором она отдавала себе отчет. Но она никогда не подозревала, что на свете найдется так много отчаянных душ, готовых бросить вызов Хайленду. Это не вызывало недоумение — для него нужно испытывать желание понять чужие причины; Астрею душила только зависть, ведь выступать против того же Майриора у жителей Мосант не хватало духу. Боялись Эльтаиса, боялись Нёрлея и равнодушного Михаэля — не ее. Стоило Астрее остаться одной, как истинные желания народа выявили себя.       — Я послушала их, дала независимость, — бубнила Астрея, считая волны под ногами. — Чем мне отплатили? Какой толк был слушать министров? Знать бы, кто подал эту идею! Хайленд должен быть великим! Я предпочту низвергнуть цивилизацию в доисторический период, чем буду наблюдать, как мою империю рвут на части безродные шавки! Люди сами будут молить меня о защите.       Она тешила себя мыслью, что народ (и Майриор тоже, разумеется) станет глубоко несчастным, когда поймет, чьи великие душевные благодетели — в ее лице — потеряет. Ведь Астрея практически бескорыстно заботилась о подданных долгие годы: находила талантливых руководителей, направляла развитие в правильную сторону, уничтожала любое проявление неверия. И чем ей отплатили? Кто отплатил?       В голове упорно напоминали о себе слова Рейниарии Кайцер. Михаэль позволил Хайленду проиграть. Как он посмел? Мальчик не мог осмелиться на это в одиночку. Мегера Мару? Вряд ли, клыкастая сводная родственница предпочла бы воевать за своих, ущербных. Тогда кто? У Михаэля никогда не было друзей, иначе бы о них донесли. Кроме…       — Санурите, — произнесла Астрея.       Впереди показались зеленые рощи Мёрланда, скалистые пляжи. Сотни кораблей с гербами Синааны стояли на якорях, торговцы сновали по берегу, продавая товары, загружая новые. Корабли сновали туда-сюда. Стоило отправиться одному, как его место занимал другой. Мёрланд, Таура, Гифтгард… Золотые палаты.       Солнце начало заходить за горизонт, когда Астрея вдоволь насладилась открывшейся ей картиной предательства. Она с мрачным спокойствием, опустив взгляд, сжала ладонь, разламывая земную кору. Воды Аэрмиссе мгновенно скрыли и замок, и острова, и верфь. Уничтожение не принесло никаких чувств. Астрея не почувствовала ни удовлетворения, ни радости, ни тоски. Просто очередной остров, ушедший под воду. Так было с северными землями, так было с Аландой и другими городами, названий которых уже было и не вспомнить.       После Астрея вдоволь наигралась с кораблями, которые не засосала морская пучина. Создавая новые и новые разломы, Правительница все же заставила их уйти под воду.       — Значит, Санурите, — продолжала медленно рассуждать Астрея. — Что ж, если подумать, я должна была понять их манипуляции. Рукой Оскара написано большинство законопроектов, моей же — подписано. Его старшая сестра не зря столько веков оседала на восточной границе. Я направила ее в долину Нойры нести солнечный свет, но там продолжали верить в луну и Эрмиссу. Дикий край. Саманта Санурите сама прониклась идеями, которые даже Майриору противны, это очевидно. Она убедила Михаэля поступить так, как он со мной поступил. Жалкие люди! Ради любви к себе способны на такую дурость…       Спешить Астрея не стала и спокойно отдалась морскому ветру, трепавшему платье и волосы. Внизу размеренно поднимались и утихали волны. Астрея не любила моря, ни Аэрмиссе, ни Риорре. Они напоминали о тех днях, когда она была совершенно беспомощна. На заре веков будущая правительница империи не обладала силами земли, на небе не сияли звезды, Майриор не придумал меморий, да и мир был так пуст и холоден, что не позволял развернуться ее амбициям. Астрея с самого создания чувствовала себя обделенной Тридом. «Ты рассчитываешь на защиту моего отца? — Майриор обязательно напоминал ей об этом при каждом удобном случае. — Он даже не дал тебе сил. Смирись, тебя создали, только чтобы меня бесить».       Гордость Астреи не позволяла поверить в сказанное. Слова такие Майриор говорил только по одной причине — зависть. Что же еще?       Когда пришла Эрмисса, у Майриора не осталось выбора. Наверное, он бы просто сошел с ума, пытаясь совладать с обеими женщинами, свалившимся ему на голову. Майриор принял Астрею, скрепя сердце, но принял. Самой Астрее тоже не нравилась сложившаяся ситуация. Эрмисса, едва появившись в Мосант, подняла против себя и брата, и его живой шарж. Деревья, травы, цветы, лианы, водоросли заполонили все поверхности и даже морское дно. Тщетно Майриор пытался уничтожить чужое творчество: оно ему не было подвластно. Также тщетно он пытался уговорить исчезнуть сестру. Та лишь говорила, что Отец, Трид, дал Мосант им на двоих, в чем Майриор был в корне не согласен. Поняв, что дипломатия не поможет, он начал изучать творения Эрмиссы.       Астрея усмехнулась, вспоминая злосчастных эльфов Кэрлимы. Да, тогда Майриор не сумел изменить их сразу, но впоследствии они стали первыми вампирами, пьющими кровь других живых существ и разрушающих этим творения дражайшей сестры.       И тогда они вдвоем создали Вселенную.       Майриору пришлось показать всё искусство владения матрицей, о которой Астрея имела весьма смутное понятие, чтобы создать «мир в мире». Он зажигал звезды, целые созвездия, вышивал на темном полотне неба будоражащие сознание картины. Астрея, уже получившая волей Майри силу земли, помещала в темную материю Вселенную пустые планеты, начинавшие кружиться вокруг источника света. Эрмисса, трепеща от самодовольства, создавала на них живых существ. Ей, глупышке (самое мягкое определение, которое могла дать Астрея), казалось, что она всесильная богиня. Это, конечно же, было не так.       — Во Вселенной мои правила, — сказал Астрее Майриор по возвращению в Мосант. — Что бы Эрмисса ни делала, мир будет подчиняться только моей воле. Всегда.       Едва дражайшая сестра исчезла с их глаз во Вселенную, Майриор начал уничтожать всё созданное ею. К тому времени, как Эрмисса поняла, что ее обвели вокруг пальца, Мосант практически очистилась. Идеальные ландшафты, пустые моря, океаны, чистейший воздух. Материальная составляющая мира была завершена. На лице Майриора можно было даже замечать улыбку.       Жизнь снова проникла в Мосант, когда вернулась разозленная донельзя Эрмисса. То была самая крупная ссора между братом и сестрой на памяти Астреи. Крича, Эрмисса упрекала Майриора в чем-то, что Астрея не могла осмыслить. Тонкости матрицы были ей неведомы. Однако она навсегда запомнила, как Майриор из ничего создал прекрасную девушку — просто на спор. Так появились хрустальные девы. Эйа стала первым разумным существом, родившимся из фантазии Бога Мосант.       После этого началось то самое противостояние Майриора и Эрмиссы, приведшее к беспамятству последней.       Эрмисса создавала всё новых и новых животных, уничтожавших, уродующих Мосант — Майриор создал первых меморий. Ветра начали сносить города эльфов, волны затапливали их корабли; вскоре бури украсились молниями, а после появился и настоящий огонь, за ним — солнечный свет. Воды Риорре и Аэрмиссе покорились Богу. Этим Майриор не ограничивался. Он искал способ избавиться от жизни раз и навсегда. Лава сжигала тела за секунды. Радиация сжигала быстрее. Сила, данная позже адептам Альфираци, давала возможность избавиться от души по мановению пальцев. И, наконец, сила матрицы поставила точку в извечном споре двух детей Трида.       Победил Майриор. Он получил, что хотел, и оказался свободен в творении, а Астрея — в правлении. Они условились не вмешиваться в дела друг друга. Майриор властвовал в Синаане, Астрея — в Хайленде, изредка объединяясь против общих целей. Тень Эрмиссы продолжала очернять мир.       Золотой порядок империи поддерживали их дети. Ни Эльтаис, ни Нёрлэй, ни все остальные не знали имени второго родоначальника династии. Майриор устранился и, к счастью, не основывал другой, лунный род. Иначе бы противостояния не избежать, а Астрее — никогда не залечить раны в самолюбии. Ее создали такой же прекрасной и умной, как первоисточник. Кому она могла уступить место?       Изредка Майриор уводил в лунное королевство ее слуг, и Астрея не могла об этом не думать. Ревность и зависть точили ее скучные дни. Астрея редко запоминала чужие имена, но этот подспудный список могла продекламировать без сомнений и правок. И самым последним именем с недавних пор в нем значилась Саманта Санурите. Ведь не могло быть иначе! Это он, Майриор, очаровал очередную пташку, пообещал все небесные блага за предательство своей госпожи. Ни одному подданному Хайленда не придет в голову по доброй воле отказаться от родины. Пограничные территории Астрея не брала в расчет: на них до сих пор сильна власть Эрмиссы, владыки обоих материков изредка выбирали их общими целями. Она закрыла бы глаза на одного человека, но дать задание Саманте, мерзкому человеческому отродью, уничтожить Хайленд? Извратить религию, заставить ее наследника свернуть с золотого пути?       Терпения у Астреи не осталось. Оказались нарушены все договоренности, которыми она жила.       Вереницу огней на побережье дельты Сёльвы Астрея не видела давно. Последний раз она покидала северную границу Хайленда несколько тысяч лет назад. Делами в других городах занимались Михаэль и Сёршу, и обоим Астрея безмерно доверяла — как видно, зря. Астрея с трудом признала в отдельной яркой точке остров Сантурию, застроенной коттеджами аристократических семей и элиты. На нем она спустила излишнюю злость для последующего разговора. Когда волны залива скрыли обиталище предателей из виду, Астрее стало чуть легче.       Она подплыла к гигантскому городу. Аливьен-иссе оказался раза в три или четыре больше столицы — Астрея не знала этого. Резиденцию Санурите ей пришлось искать интуитивно. Высокое здание на берегу, за крепостной стеной и с золоченными куполообразными крышами просилось на эту роль. Сомневаясь, Астрея сделала несколько кругов над городом. У северной крепостной стены она заметила следы недавней битвы: сваленные в кучи тела, костры и горелое дерево осадочных машин. В самом городе тоже горели костры; Астрее показалось, что часть города перекрыта, отделена от другой. Перекрытая часть практически не освещалась. Не горела даже набережная — вокруг реки в целом образовалось темное пятно.       — Да у вас тут эпидемия, — Астрея со злорадством поделилась радостью с облаками. — Война во всей красе. Заразу принесло по реке, наверное, со столицы… Поделом!       Она продолжила рыскать над городом в поисках резиденции. Большой, большой город. Его губернатор — Оскар Санурите. Сколько же денег он вывел из-под налогообложения? Порт горел огнями, а вот кораблей в нем Астрея не приметила. Аливьен-иссе больше не с кем торговать — торговые партнеры в огне и под водой.       Ближе к центру Астрея увидела яркие крыши, залитые огнями площади и улицы, искрящиеся витрины, цветы, услышала музыку. Гложимая любопытством, она опустилась на одну из улиц. Безусловно, людское общество было ей отвратительно, но слишком весело звучали голоса жителей Аливьен-иссе. Хотя казалось бы, через пару сот метров — кладбище и поле битвы, империя прекратила существование, золотая династия погибла… Чему они так рады?       — Брат сказал, вчера заключили мировое соглашение, — услышала Астрея от первой подслушанной пары. — Определили границу с Вербергским герцогством. Схлестнулись два торговца! Ленрой и лорд Санурите делили всякое село, пока не условились на нечто среднее. Жаль, что моя племянница оказалась на территории герцогства. Когда я ее увижу? Там не будут жаловать людей…       — Сами-то не эльфы.       — Да, но мнят себя такими! Брат сказал, что Ленрой разогнал всех храмовниц, приказал возродить старую религию — в богиню моря и жизни.       Астрея с ненавистью уставилась в одну точку. Эрмисса! Сколько тысяч лет прошло? Сколько сил она и Майриор убили на уничтожение памяти о ней? Бесполезно. Вера в Эрмиссу шла из этих тварей изнутри; и никакими законами не запретить веру. Майриор считал, что религию можно победить ассимиляцией эльфов — но и тут генетика душ оказывалась сильнее. Астрею злость брала при мысли, что в Оссатуре ни один осел не верит в Эрмиссу, а здесь, на хайлендских землях, народные верования упрямо стояли на своем, адаптировали под себя все догмы золотой династии. Астрея не была такой же лучезарной, как синаанский владыка?       — Я просто слишком мягкосердечна, — решила она. — Надо сделать так, чтобы слухи о северной резне у Эйон-иссе дошли до юга. Сразу поймут, кого бояться!       Ворча себе под нос, Астрея пошла дальше, ближе к вожделенным золотым куполам — теперь она была уверена, что Санурите обитают именно под ними. Императрицу зазывали портные, модистки, цветочницы, парфюмеры — и никто, никто, ни один пес не признавал в ней венценосную особу. Им недостаточно платья из невесомой ткани, на которую не хватило бы денег и у местных аристократов? Осанки? Лица, по которым тысячелетиями мерили каноны красоты и ваяли статуи? Божественного флёра, который Астрея ощущала за собой?       Над головой сверкали трельяжи с цветами, зелеными сочными листьями и крошечными фонарями. Стены домов скрывались под шпалерами, на подоконниках стояли горшки с цветами. В каждом квартале Астрея встречала беседки, маленькие скверы с плодоносящими или цветущими деревьями, кустарниками. На улицах декламировали стихи, танцевали, играли песни. Картина была настолько идеалистической, что мысли Астреи о мести ожесточались с каждым шагом. Вот она, верность народа? Ее и золотую династию не могли забыть в одночасье. Это подготовленный, вероломный план семейки Санурите!       Астрея клокотала от ярости, дойдя до театральных подмостков у собора. Даже здесь на афишах красовалось что-то про свободу… Она, толкаясь плечами в толпе, пробралась ко входу. Стража мигом преградила ей путь.       — Простите, мадам, — сказал ей мужчина лет тридцати с холеными усами. — Вход…       — Я на кого похожа, по-твоему? — перебила Астрея. — Мне встать в профиль? — она резко повернула голову, показывая идеальный силуэт и очертания длинной, тонкой шеи с выступающими ключицами. Из прически вырвались шпильки и покатились по ступеням. Их кто-то поднял внизу, и Астрея ощутила спиной восторженные взоры.       Ее попытка не возымела успеха.       — Ну, похожи вы на северянку или эльфийку, — задумчиво произнес гвардеец. Сравнение больно ударило по самолюбию. Астрея выпрямилась. Мраморные плиты под ногами вибрировали под ее злостью.       — Пропусти, чернь, — вырвалось у Астреи. — Иначе я выбью эти двери вместе с твоим мозгом.       Ближайшие люди зашушукались; актер на сцене сбился; два гвардейца переглянулись. Они не оценили ее угрозу, и Астрея поняла, что вынуждена опуститься до атаки на каких-то безродных глупцов. Она воздела, согнув в локте, правую руку — плиты и колонны пошли трещинами. Раздались крики, толпа сзади загудела. Гвардейцы отступили на шаг, сжимая древко оружия. Резко выведя руку вперед, Астрея выбила окованные металлом двери, точно лист бумаги. Поднялась туча пыли, которую она опустила щелчков пальцев.       Дальше Астрею не стали останавливать. Она чинно поднялась под мраморным ступеням, раскидывая осколки камней, и оказалась в холле, сравнение которого буквально просилось со столичным. Золото, белый известняк, алые ковровые дорожки — и всюду, всюду витражи, мозаики и фрески. Астрея вспомнила, что когда-то здесь жил Михаэль с первой супругой и сыном.       С верхних этажей доносилась музыка — кажется, орган. Астрея подняла голову. На потолке висела хрустальная люстра, похожая на люстру в Анлосе как две капли воды. Астрея ощущала непонятный дискомфорт от этого места: здесь все было похоже и противоположно привычному замку. Фрески изображали сотворение мира из воды вместо битв; мозаики сложили в зелено-голубой гамме, отчего золото дворца приобретало морской оттенок, а белые стены становились серыми. Неужели Саманта Санурите верила в Эрмиссу? Не Майриора? С чего бы людям верить в богиню, которая их презирала? Если бы они знали…       Астрея не стала подниматься по лестнице и просто поднялась на мраморной плите с помощью силы. Она ступила на пушистый коричнево-бежевый ковер и смерила взглядом бесчисленные лампы. В углу, в окружении диванов, трещал камин и дарил отблески на два бокала — брата и сестры Санурите. Их многочисленного, силами Оскара, семейства не было рядом. Астрея застала в зале только прародителей.       Саманта прекратила играть. Она осталась такой, какой Астрея ее помнила: пышнотелой матроной с темно-золотыми волнистыми волосами, собранными в пучок. Белое платье скрывало ее фигуру и только слегка очерчивало талию. Длинные рукава падали до самых перстней. На пальцах Оскара тоже блестели перстни. Астрее вспомнилась раздражающая привычка Майриора щеголять кольцами.       — Празднуете отделение от империи? — не выдержав паузы, вопросила Астрея. Оскар поставил бокал на стол.       — Миледи, если бы мы знали, что вы живы…       — Не будь ослом! — прикрикнула взбешенная императрица. — Твоя сестра прекрасно знает, что я не могу умереть!       — Но вы никак не выявляли себя, — продолжил Оскар, пряча хитрые глаза. — И нам пришлось принять условия соседей.       — То есть ты — жертва их произвола? — поразилась Астрея. — Никогда бы не подумала, что тебя можно обвести вокруг пальца.       Саманта закрыла крышку органа.       — Она знает.       Оскар кинул сосредоточенный взгляд на сестру.       — Не бойся сказать ей прямо, что случилось и случится, — продолжила Саманта. — Она может сделать только одно — и я не дам этого сделать, будь уверен.       — Это что же? — с подозрением спросила Астрея, но заслужила лишь сдержанную улыбку служительницы света. Как оказалось, не только солнечного. — Значит, Эрмисса? — добавила она, отчаянно желая получить опровержение. — Кто вас надоумил? Вы и века не проживете, если Король узнает об этом.       — Надоумил? — Саманта приподняла брови. — Я встречала следы ее влияния во всех старинных фолиантах, чарах и сказаниях народов. Вы оба так старались вычеркнуть ее из истории — и тщетно. Она живет в наших душах.       Астрея закатила глаза.       — Эрмисса существовала, да, но верить в нее сейчас — полный вздор! Она даже не ваша богиня! Вас создала не она, а… — Астрея осеклась. Она поняла, что выдаст весь обман золотой династии, сказав имя. — К кому обращены ваши молитвы? Ее — нет. Эрмисса никак не повлияет на вашу судьбу. Можешь молиться мне, если желаешь помощи.       Повисла пауза. От презрительной паузы у Астреи задрожали колени — точно у трусливой собачонки Ливэйг на званном обеде.       — Я ни разу не видел чудес от вас, миледи, — наконец, сказал Оскар. — Я застал чудеса кронпринца Эльтаиса и кронпринца Нёрлея, пусть и шестилетним малышом, видел чары Михаэля и его сына, но от вас… ничего, чтобы не сделали бы другие мемории. Леди Йонсу и Клинок Короля — Белладонна могут больше, чем вы. Стоит ли упоминать силы мастера Майриора?       Астрея выслушала обвинение с каменным лицом.       — Если я правильно разбираюсь в слухах, — продолжил Оскар, — то у вас не осталось никого из тех, в ком была бы хоть искра силы. Вампиры трясут распоряжением, которое подписала мисс Кэтрин, Вилариас по матери, и будь я проклят, если они не отправили ее на морское дно. Ваша гвардия меморий мертва или захватила города, в зависимости от источника сплетен. Война и болезни проредили население настолько… боюсь, вам просто нечем править, при всем уважении.       — Вы привели Хайленд к такому финалу. Это ваши хитрые планы, законопроекты и нужные люди на местах привели к тому, что мы проиграли, — процедила Астрея. — Синаана никогда не переходила горы, никогда не захватывала долину Нойры. Саманта, как же твой город? Сколько лет ты была настоятельницей храма при Каалем-сум? С момента основания? Тебе не жалко людей, в общем смысле, которые в нем жили?       Туманный взгляд Саманты упал на фреску позади Астреи. Та обернулась — морская пучина и белый знак Эрмиссы. Захотелось вырвать его из стены и, смяв, как бумагу, выбросить из окна.       — Они переродятся — в нашем ли мире или берегах других богов, — произнесла Саманта выученную фразу. Астрея скривила губы. — Наша новая жизнь — награда за благие дела предыдущей. Я не скорблю о них.       — Ты достоверно знаешь, что души перерождаются? Откуда? Майриор сказал тебе?       — Нет. Михаэль.       Снова! Астрея задрожала. Опять, опять ей пытаются внушить эту ложь, что он, лицо золотой династии, предал ее!.. Саманта, словно почувствовав ее сомнения, перевела взгляд на Астрею. Великая императрица северного материка почувствовала себя глупой, ничтожной девицей.       В зрачках Саманты горел настоящий золотой свет.       — Это Михаэль дал обещание, что люди получат свою вотчину на землях Мосант. Он знал, что история Хайленда заканчивается.       — Вопрос времени, — добавил Оскар.       — Все, в чем ты нас обвинила, мы делали по его указанию. Ты знаешь — ложь мне противна.       Астрея сглотнула, пытаясь прогнать ком в горле. Слезы застыли в глазах, грозясь вылиться в любую секунду. Правда, которую она отрицала с момента разговора с Рейн Кайцер, нашла свое место в картине мира.       И Астрея развернулась, отгораживаясь стеной.       Слезы наконец вырвались. Сколько лет она не плакала! Теперь, казалось, выплескивались все запасы. Астрея, прижимая ладони к лицу, упала на колени, сжалась в комочек на полу. Горло сдавила судорога. Она тщетно пыталась сжать губы, чтобы не завыть в отчаянии. Слезы стекали по лицу, пропитывали манжеты. Даже в голове вместо мыслей стояли они — слезы.       Как он мог так поступить, как? Майри ведь обещал…       — Мерзавец, — проглатывая половину звуков, прошептала Астрея. — Мерзавец, подлец, предатель…       Всё шло к одному. Само мироздание подталкивало ее к такому решению. Она должна навестить визит Майриору, чтоб расставить все точки над «и». А после либо разрушить этот мир, или… Астрея мотнула головой. У нее нет времени на эти раздумья! Размазав слезы по лицу, Астрея выбежала на балкон, навстречу новой эре Мосант.       Она лихорадочно вырвала очередную мраморную плиту из пола и взлетела на ней к облакам с такой скоростью, что засвистело в ушах. Мир дрожал от слез. Астрея воздела руку к небу, рассчитывая смыть мерзкий город и — особенно! — этих двух людей, но не могла как следует прицелиться. Сила размазывалась по карте Мосант. Ее не получалось сконцентрировать в одном месте.       — Тьма! — выругалась Астрея и взмахнула рукой наугад, подумав, что кто бы ни пострадал, жалко его не станет.       Северная стена Аливьен-иссе рухнула, несколько кварталов провалилось под землю, река разлилась. Астрея была уверена, что половина зданий города теперь разрушена, но ей было этого мало. Хотелось стереть Аливьен-иссе с земли. Она вновь воздела руку и сжала пальцы в кулак, готовя самую сильную атаку, на какую была способна. Слаба? Оскару не хватало чудес? Ее сравнили с Эльтаисом, Нёрлеем и даже какой-то Йонсу? Астрея могла вырвать земную твердь до самой бездны, на которой стояла Мосант! Именно так она собиралась покончить в городом.       Словно услышав ее мысли, облака ушли с небосклона, расчистив место для солнца. Такие природные софиты Астрее были по душе. С окрепшей уверенностью она приготовилась опустить руку, разжать кулак — и тут солнечный луч впился ей в глаза, заставив интуитивно броситься назад, прочь от материка. Астрея закрыла лицо ладонями. Перед глазами плясали радужные пятна — уж не ослепла ли она? Только Астрея решила проверить это жуткое предположение, как солнечный луч вернулся к ней, проходя сквозь пальцы. Поверженная императрица опустилась на колени, скрываясь в подоле платья.       Мраморная плита несла ее на восток, в царство луны и вечной ночи.