Эклектика

      Дверь. Она находилась в конце коридора, на самом нижнем этаже Золотых палат, в месте, где мир становился черно-белым. Подчёркнуто холодное спокойствие расслабляло разум, успокаивало бурлящие чувства и эмоции. Пустые черные коридоры, освещаемые белыми факелами, не оставлявшими тени. И дверь была тоже чёрной, с искорками белых камней. Фантазия Майриор выложила на тьме знак горящей луны: искусственное пламя поражало градацией серости, каждый камень был ровно на тон темнее предыдущего. Астрея подняла глаза к потолку. Там змеился девиз Майриора: девять слов на чистом наречии, которые она знала наизусть.       «От Тьмы к Свету, от малого к великому, от невозможного к реальному».       Эти слова были и её девизом, Астрея их понимала. Сделать Тьму Светом, малое превратить в великое, невозможное сделать реальным. Не этого ли она желала? Стать такой же, как он… Астрея провела пальцем по белому пламени. Цвет её кожи не изменился по пришествии сюда: она была фарфоровой изначально. Трид создал её красивой, но ничего, кроме боли, такой подарок не принес: единственный, кому Астрея хотела отдать свою красоту, не ставил её ни во что. Астрея устало выдохнула и, прикрыв глаза, отошла на шаг.       Синаана казалась пустой и заброшенной. Астрея в первый раз посетила земли лунного королевства, и увиденное вызвало волну злорадства. Детище Майриора переживало не лучшие времена, более того, его уже не существовало, как Хайленда. Перебравшись через черно-серые, усыпанные пеплом горы, Астрея оказалась под спасительными вулканическими тучами, где солнце Саманты, наконец, перестало тревожить глаза. К северо-востоку Астрея увидела руины двух-трех городов вокруг неизвестной ей тусклой реки, протекающей в пепельных пустошах, увидела разоренные дома в землях к югу, в землях у Срединного моря. Даже Золотые палаты, которыми Майриор часто хвастался, не впечатлили ее. Король обещал потоки волшебного света, чудеса, простор мысли, а Астрея встретила лишь черно-белый тусклый замок, в глубине которого сидел жалкий самозванец.       Не напоминал ли конец начало? Когда-то они вдвоем были душой, заброшенной в пустой мир. Частичками целого. Свет и Тьма утратили различия, сливаясь в одно. Может, и двум ипостасям души настало время соединиться?       Нет, Астрея была слишком обижена и зла для подобного. Жгучая обида, ревность не давали ей даже думать о будущем. Несмотря на то, что Золотые палаты, разоренное королевство чуть успокоили Астрею, она продолжала с ненавистью репетировать грядущий разговор.       «Ты обманул меня. Ты сделал мне больно. Ты играл со мной. Нарушил обещание. Ты обещал. Обещал…»       Главное — не кричать. Не показывать, насколько больно. Ведь Майриор рассчитывает именно на это. Он ведь и начинал только ради этого! Ради того, чтобы она пришла, осознав, что не может править без его помощи. Это всегда доставляло Майриору удовольствие.       Дверь начала открываться, впуская цвета и краски. Губы Астреи вновь порозовели, волосы стали жемчужно-золотыми, но на этом преображение закончилось. Серые глаза остались серыми, кожа — белой, как и платье. Кровь, на пару минут ставшая святой, серебристой, вновь стала ничем, обычной розовой краской. Дверной проем открыл лишь темноту. Ни один луч света не освещал путь впереди. Астрея шагнула вперед, в гигантский зал, на стенах которого сразу начали зажигаться факелы, приветствуя её. Широкая дорожка из алого камня, гладкого и ровного, вела через всю комнату. Колонны начали светиться изнутри, сияние билось из тысяч трещин на мраморной глади. Факелы, став сферами, вели вперед. Там, у противоположной стены, стоял трон из черного камня. Фантазия его хозяина нанесла на спинку изящные узоры, воплощение хаоса и порядка. Астрея не могла их разглядеть. Трон закрывала фигура Майриора.       Майриор, её Бог, прообраз и любовь. Он развязно полулежал на троне, смотря в сторону двери. Длинный плащ цвета ночи скрывал строгую белоснежную рубашку. На голове Майриора сияла корона: черный обруч, пестревший бриллиантами, цирконами, сапфирами, голубыми топазами, которые образовывали змееподобную волнистую линию, обхватывавший волосы. На лице не было ни одной эмоции. Так даже лучше для Астреи: нет причин сорваться.       Главное — хладнокровие.       Астрея приподняла длинный шлейф юбки, расшитый россыпью горного хрусталя, и двинулась вперед. Лёгкие белые туфли с серебристыми бантами по бокам у каблуков стучали по алому камню, пронзая тишину. Астрея спокойно смотрела на Майриора, слушая равномерный стук шпилек. Не дойдя шагов пятнадцать, она остановилась и приподняла правую бровь. Быть выше себя она не позволит.       Главное — не испытывать чувства. Он прочитает их и унизит снова. Как всегда.       — Ты заставила меня ждать, — сказал Майриор, вставая с трона.       — Нам некуда спешить, — ответила Астрея.       Бесстыже-голубые глаза Майриора скользнули по её лицу. Астрея знала, что он видит. Те же удлиненные глаза, тонкий нос, спокойный рот. Лебединая шея, с которой свисали серебристые цепи сложного украшения, выступающие ключицы. Платье, очертание фигуры, просвечивающей сквозь ткань. Хрупкая и податливая талия, обтянутая белой тканью, ниспадающей после широкой юбкой. Пояс горел жемчугом.       — Мне кажется, у нас возникло некоторое недопонимание, — произнесла Астрея, нервно поведя голым плечом.       — Неужели.       — Мы давно договорились, что не лезем в дела друг друга, — сказала Астрея, — что используем войну для регуляции наших подчиненных.       — Подопытных, — поправил Майриор, останавливаясь за семь шагов до неё и складывая руки на груди. Раздражающее спокойствие и превосходство сквозило в каждой его черте.       — Не принципиально. Уничтожение Вселенной произошло по договоренности: она нам обоим опостылела, мы оба её ненавидели. Ради этого мы встречались в столице последний раз. Но почему ты напал на Цитадель, на Анлос, на Хайленд в целом? Я могу восстановить их сама, но ты нарушаешь правила, Майри, — голос Астреи внезапно дрогнул, — и не говори, что не заключаешь договоры с небогами. Тебе пора смириться.       — С чем?       — С кем. Со мной.       Майриор рассмеялся. В душе Астреи пробежал холодок. Смех, звонкий и серебристый, напоминал звучание льда, от прикосновения которого дрожало тело. Только не страх… Астрея насилу совладала с ним. Обида, злость, ревность, унижение, ужаленная гордость, ужаленное тщеславие…       — Смириться с тобой? С тобой смириться? Ты просто жалкая подделка, карикатура на меня, ничтожество, которое слишком многое на себя берёт.       Вот она. Та самая паршивая самодовольная ухмылка и лукавый взгляд из-под ресниц, от которого все внутри сжималось и таяло, как воск.       — Ты обманул меня! — выкрикнула Астрея, больше не в силах молчать о том, что заставило прийти сюда. — Ты обещал мне! Ты обещал!       Как бы сильно самопровозглашенная императрица не желала выглядеть настоящей хладнокровной правительницей, каждый раз Майриор выводил ее из себя. Словами ли, поступками, внешностью — итог один. Тщательно спрятанные страсти вырывались наружу, заставляли сжимать кулаки, сдерживать слезы, использовать дарованную на заре веков силу, высвобождали гневные слова, идущие из сердцевины холодной души. Как Астрея ненавидела себя за это!       — Я? Обещал? Я дал тебе шанс порулить этими убогими душами, пока разбираюсь с основами мира! Эта игра и так чересчур затянулась.       — Ты дал шанс? — Астрея чувствовала себя оскорбленной, буквально облитой словесными помоями. — Ты оставил мне замок и Эльтаиса! Я всего добилась сама! Каждого клочка земли! Каждого города! Каждой души, которая меня боготворила! И ты еще смел забирать их себе! Как у тебя хватило фантазии придумывать новые обещания!       — Обещал то же, что и всегда, — отозвался Майриор. — Понимание, любовь, заботу, что вы там еще обычно хотите?       Астрея стрельнула глазами в сторону колонны справа. Пол затрясло. Посыпалась пыль. Колонна, треснув у основания, двинулась с места и, распадаясь на камни, понеслась в сторону Майриора. Майриор продолжал спокойно стоять. Его зрачки вспыхнули. Колонна, растрескавшись, стала пылью, обдавшей синаанского короля с головы до ног. Майриор щелкнул пальцами: черный «прах» испарился. Рубашка вновь стала идеальной, как он сам. Майриор встряхнул волосами, прогоняя особо непокорные пылинки, обруч на голове сверкнул в свете факелов.       — Я мог раздавить твой Хайленд в любое время. Не обманывайся на этот счет.       — Да, как и убить меня, — с иронией сказала Астрея. — Почему же не делал этого, позволь спросить?       — Я наблюдал за его внутреннем разложением. На будущее.       Пол под ногами Майриора обрушился, но он завис в воздухе над пустотой. Астрея разочарованно опустила руку. Алые плиты вернулись на место, сотканные из ничего. Майриор продолжал повелевать миром; Астрея же владеет только силой земли — жалкой толикой того, что имел Король.       — Ты не можешь меня убить.       — И ты меня тоже.       — Это огорчает четырнадцать тысяч лет, — негромко произнес Майриор, подойдя вплотную. Они были одного роста. Астрея, не моргая, смотрела в его глаза, окруженные светлой стеной ресниц. Сердце бешено билось. Трид вложил любовь к прообразу в само естество. Могла ли она ненавидеть? Нет… Ненавидеть его значит ненавидеть себя. Они — одно целое, две грани ипостаси. Что может быть слаще воссоединения? Астрея стремилась к своей половинке, глупо думать по-другому.       — Ты не избавишься от меня, — произнесла она. Гнев сменился странным расслаблением.       — Я могу избавиться, — зло зашептал Майриор прямо ей в губы. — Не думай, что в безопасности. Я могу убить тебя, это мне по силам.       — Ты бы давно это сделал, если бы мог, — Астрея выпрямилась, приподняла подбородок. — Благословление нашего Отца мешает тебе.       — Я уже говорил. Ты до невозможного наивна, если думаешь, что нужна ему. Триду никто не нужен. Тебе не понять этого, а я знаю, поскольку сам таков: Боги самодостаточны.       Слово нанесло новую рану в жалкое сердце. Астрея смотрела в воздух над плечом Майриор. Однако голос продолжал очаровывать, высвобождая темное вожделение.       — Ты отвратителен. Хуже Эрмиссы, — с усилием произнесла Астрея.       — Кстати о ней, неужели ты осмелилась оставить ее? Не боишься, что кто-нибудь уничтожит твой «гарант безопасности»?       — Это будут только твои проблемы, Майриор, — равнодушно бросила Астрея. — Ты Бог этого мира, как могу я, бессильная копия, сделать что-либо без твоего ведома? Ты можешь остановить любой нож, находясь на противоположном краю Мосант. Ты всегда можешь спасти свою жалкую шкуру, в отличии от меня.       — Две наши жалкие шкуры, — поправил Майриор. — Если я погибну, то потяну за собой и тебя, и Мосант.       Кольца на его пальцах призывно засияли.       — Это совершенно не входит в мои планы, — сказал Майриор. — Я рассчитываю разломать этот мир настолько, что в Мосант не проскользнут ни тьма, ни свет Ожерелья.       Внезапно Майриор, изменившись в лице, отпрянул, смотря на что-то, находившееся за её спиной. Астрея обернулась к двери.       В проёме, прислонившись к косяку, стояла восхитительной красоты женщина в черно-золотом платье до колен, незнакомая Астрее. Смольные волосы женщины, лихо закрученные в спирали, спускались к плечам, ничем не сдерживаемые. Лицо незнакомки скривила странная гримаса.       Астрея отступила на шаг. Незнакомка скривилась ещё больше и перевела взгляд на Майриора. Пухлые губы женщины блестели в свете факелов, кожа, бархатная и ровная, наоборот, не отражала свет. Глаза были подобны глазам всех существ Синааны: зрачок разросся до пределов, оставляя гнетущую пустую черноту. На правом крыле орлиного носа горела золотая звездочка: если приглядеться, то можно было увидеть неизвестный Астрее угловатый герб. Женщина, сложив руки на пышной груди, стояла у косяка, прожигая Майриора взглядом. Золотое украшение на шее переливалось, как и кольца, браслеты, и ничто на ней не было лишним. Не самую тонкую талию перетягивал золотой пояс, на котором была вышита фраза на чужом наречии.       — Продолжай, − произнесла незнакомка, явно обращаясь к Майриору. Тот сглотнул: появления этой женщины сейчас он явно не ожидал. Женщину же выражение лица Майри откровенно позабавило.       — Еще немного, Сиенна, — передразнила его голос незнакомка. — Скоро я избавлюсь от всех. Скоро мы уйдём в Чарингхолл всей семьей. Со всеми тремя детьми. Со всеми моими любовницами. Не возвращайся, Сиенна, еще рано. Я еще не со всеми переспал. Я еще не закрыл матрицу, чтобы ты не сумела вернуться.       Астрея нервно смотрела то на Майриора, то на Сиенну. Она совершенно не понимала, что происходит и про что говорит эта странная женщина. Чарингхолл? Закрыть матрицу? Трое детей? Избавиться от всех? Кто она? Крепло только осознание того, что она попала меж двух зол и бесполезно что-либо предпринимать. Астрея нутром чувствовала, как сила фонтаном бьётся в незнакомке, переливаясь через края. Было видно, как шевелится воздух, волнами отходя от Сиенны, как моргает, то появляясь, то возникая, камень под длинными сапогами, расшитыми золотыми нитями, как странно отражается свет. Сиенна была чужой в этом мире, и то ли она сама, то ли Мосант пытались подстроиться под неё.       «Королева?..» — мелькнуло в голове. Астрея разом почувствовала себя опустошенной.       — Ты не так всё…       — Поняла? — подсказала Сиенна. — Муж, это была самая шаблонная фраза, которую ты мог сказать.       Майриор, не отрывая взгляд от женщины, поднял руку. Пальцы были направлены на Астрею: по отполированным ногтям бегали искры.       — Я могу убить её прямо сейчас, если хочешь, — произнес он. — Только ты — моя Королева.       Астрея ощутила, как слезы навернулись у глаз. Королева… Майриор никогда не обращался к ней с таким уважением, даже в те времена, когда они были вместе.       Сиенна помолчала и, наконец, изменила свою позу, тоже вытянув руку. Браслеты стукнули друг о друга, как кастаньеты. Кольца вспыхнули в свете факелов. Астрея с ужасом уставилась на неё. Сиенна внушала ей страх, которому Астрея не могла найти оснований. Правительница Хайленда стояла меж королевской четой Синааны, как жалкая смертная.       — Мне будет приятней это сделать самой.       — Тело окажется в Чарингхолле, отец это поймёт. Хочешь устроить проблемы Чаосин? Не думаю, что она будет защищать тебя, а я в этой ситуации не буду виноват. Буду лишь в плюсе, — выпалил Майриор на одном дыхании, чуть дрогнув пальцами. Небесная синева глаз поражала воображение, его радужка светилась, выдавая эмоции. Астрея продолжала молча смотреть на чету Синааны, чувствуя гнетущую пустоту.       — Ты стал моим мужем много падений назад, — произнесла Сиенна, — и при этом рискуешь мне врать? Это несерьезно. Ты знаешь, что Трид не станет конфликтовать с Чаосин из-за всякой швали, — Сиенна коротко кинула в сторону Астреи. Та едва не плакала от осознания собственной никчемности. — Мне Белладонна и Альмейра рассказали, — прозвучало внезапно, — всё рассказали: и про Римму, и про Айвену, и про Валетту… А теперь еще и эта. Как ты думаешь, я стану выполнять свои обещания перед тобой?       — Если еще любишь меня — да.       Сиенна, всё так же вытянув руку, замолчала. Тёмные глаза королевы смотрели в никуда, она раздумывала над словами. Астрея, полностью растерявшись, испуганно смотрела на принцессу Чарингхолла, облаченную в черное с золотом. Слезы стояли глазах. Насколько жалкой она, должно быть, выглядит сейчас!       — Я бы исполнила, — наконец сказала Сиенна, к облегчению Астреи опуская руку под щелчки золотых браслетов, — однако боюсь, что себя я люблю больше. Наши общие планы медленно, но верно терпят корректировку. Мне больше не нужен ваш свет. Я заберу Бетельгейза домой. Ты понял? Только не думай, что легко отделаешься.       Брови Сиенны приподнялись, губы усмехнулись.       — Почему ты напал на Хайленд, Майри? — внезапно подала голос Астрея, до этого апатично стоявшая рядом с ними. Астрея не хотела верить в то, к чему пришла мысленно.       Повисло молчание.       — Чтобы получить новые эйдосы, — сказал Майриор, тяжелым взглядом смотря на Сиенну, — чтобы Чарингхолл жил, чтобы моя жена выиграла войну и стала полноправной хозяйкой своего мира. И своих я убивал для того же.       Сиенна усмехнулась и вновь подняла руку, указывая кончиками пальцев на Астрея. Она отошла от чуть приоткрытых дверей, приблизившись к Майриору и Астрее. Теперь Астрея могла видеть каждую золотую пылинку на платье некоронованной принцессы и упрямую складку у пухлых губ.       — Тогда давай же. Уничтожь её, а я перенесу тело домой. Уйдём из этого проклятого мира вместе с Бетти и Альмари. И больше ни с кем. Продолжим план, станем владыками Чарингхолла. Избавимся от последнего ненужного свидетеля. Если ты не врал мне, то легко это сделаешь.       Майриор поднял руку. На его бледном лице не дрогнул ни один мускул, он спокойно и ровно смотрел на Астрею. Плащ растворился, разорвавшись на лоскуты тьмы. Корона, пестревшая черными бриллиантами, погасла. Следом угас и трон. Астрея стояла меж ними, не зная, на кого напасть первой, и лихорадочно переводя взгляд с одного на другую.       — Да.       — Умно, — произнесла Сиенна.       Что-то взорвалось. Двери с пылью и грохотом сорвало с петель, выдирая их с каменным основанием, в которых они были врезаны. Стены зала загудели, по полу побежала трещина, разделяя комнату пополам. Астрею, завизжавшую от неожиданности, откинуло в сторону ударной волной. Середина зала была завалена камнями, отлетевшими от двери и упавшими с потолка. Сиенна лежала на них, потеряв сознание (одна из каменных плит ударила её по голове) в ворохе черного платья, обсыпанного пылью. Сумел выстоять только Майриор. Он уставился на тёмное облако, окутавшее вход в зал.       Майриор из всех сил надеялся, что это не та, о ком он думает. Мысленно он сдерживал разрушающийся потолок, латая трещины. Чтобы удержать гигантскую тяжёлую плиту, Майри пришлось сгустить воздух и уменьшить давление в зале. Стало трудно дышать, факелы зачадили.       Недалеко от того места, где недавно стояла Астрея, над полом зависла черная сфера, всасывающая в себя воздух, свет и жизнь.       Только жители Чарингхолла могли создавать пространственно-временной разрыв между мирами, что позволяло им свободно перемещаться в измерениях. Сотня лет в Мосант оборачивалась одним падением дома, день в Мосант — вздохом на родине Сиенны. Именно это послужило косвенной причиной опалы Чаосин, владычицы Чарингхолла: боги не собирались терпеть непрошенных гостей, которых нельзя сдерживать. Если житель мира попадал в чёрную дыру — он неизбежно погибал при переходе, превращаясь в кровавое месиво. Переход мгновенно замечался богом, но закрыть его он не мог. Это мог сделать лишь житель Чаринхолла, вызывая жгучую ненависть к своей персоне. Много лет боги пытались разгадать тайну таких разрывов, но Чаосин не собиралась делиться своими тайнами.       Эрмисса, отпинывая лежащий на пути камень, вышла из сумрака. Её фигурка была окутана красноватым сиянием, глаза горели. Исхудавшие кисти были сжаты в кулаки, покрытыми выступающими венами. Полубогиня дрожала от ярости.       Майриор отступил на шаг при виде неё, зло оглянулся на Астрею и взял себя в руки. Он отметил, что Сиенна лежит без сознания, и, не мигая, уставился на сестру.       — Зачем такие эффекты? — снисходительно бросил он. — Ты не успела разгадать код. Всегда была слабачкой в подобном. Этот мир на моей стороне.       В ответ Эрмисса откинула левую руку, сжав зубы. Под глазами сводной сестры Майриора белели круги, серебристая цепь сосудов пробежала по коже. Колени дрожали. Тринадцать тысяч лет она не принимала пищи, получая лишь разрушавшую тело радиацию, что существенно подкосило Эрмисса: и брат, и сестра знали, в ком серебристая кровь бурлила гуще. Майри, держа зло на отца и сестру, создал сложнейшую систему защиты, к которой безуспешно пытался приспособиться Теллур, бывший чистокровным богом. Слишком тяжелы были законы Мосант, чтобы менять их виртуозно. Майриор, памятуя о первой тысяче лет создания своего мира, когда каждый бог, издеваясь, менял ему матрицу, усложнил порядок элементов так, что логику поймать было невозможно. Что могла сделать Эрмисса? Ярость жгла её крепче любого огня: ей нужно было выплеснуть злость, терзавшую её все годы, проведенные в состоянии трупа по приказу брата, который трусил убивать её своими руками.       Разрушать всегда было легче всего.       Верно поняв намерения сестры, Майри отскочил в сторону — и вовремя. Низ рубашки разорвало в клочья. Часть белой ткани исчезла: в пространстве повисла матовая бесцветная дыра, в отличие от чёрных, чарингхолльских, ведущая в никуда. Разрыв в матрице стремительно расширялся. Майриор, собрав в кулак всю волю, начал соединять края небытия, прекращая разрушение мира. Получилось не без труда. Почувствовав слабость во всем теле, Майриор прожёг взглядом Эрмиссу, поджавшую тонкие губы.       — Дешевый трюк, — заявил он. — Это сделает даже ребёнок.       Эрмисса снова взмахнула рукой, раздирая матрицу, и вновь Майриор отпрянул. Зал пронзил чистейший высокий свист: бездна забирала воздух из зала, поля дыр конфликтовали меж собой. Одну колонну расщепило, как ствол дерева, и потолок начал угрожающе крошиться. Майри выругался. Он не собирался позволять кому-то спокойно уничтожать дело его жизни. Тело дрогнуло, как голограмма, и исчезло. Астрея вскрикнула от неожиданности; Эрмисса начала оглядываться по сторонам, разрывая ткань пространства наугад. Ее пряди волос, развевавшихся, как от сильного ветра, утягивало в пробелы мироздания. Ясный голубой свет забил ей в глаза: тело, получив толчок в грудь, полетело в стену. Кисти рук мгновенно засосало вглубь камня: Майри материализовался из воздуха и шагнул к сестре, повисшей в стене у входа.       — Я тебя ненавижу, — прошипела Эрмисса, пытаясь выбраться из каменных тисков. — Я чувствовала все, что ты делал с моими творениями!       Она побледнела от прилива крови, её ноздри раздувались, как у дикого зверя, грудь тяжело вздымалась под сиреневым платьем.       — Ненавидела бы лучше свою никчёмность, не позволяющую творить силой мысли, без рук, — ядовито прошептал Майри. В ответ Эрмисса плюнула на него.       Майри краем ладони отёр щеку и на пару секунд заглянул ей лицо. Одно короткое движение — Эрмисса, протяжно взвыв, скорчилась от боли, повисая на собственных руках. Майриор выпрямился, оправив штанину брюк, отряхнул колено. Ручейки крови побежали по животу сквозь платье. Кажется, он перестарался, но Майри не собирался забивать себе этим голову. Развернувшись, он сосредоточил своё внимание на разрывах матрицы. Всего Эрмисса успела создать одиннадцать дыр. Двенадцатую, от Сиенны, он закрыть не смог.       Сиенна всё так же лежала на камнях, и потому Майри переключился на Астрею, вжавшуюся в стену напротив. Она сидела на корточках, пытаясь стать как можно меньше, незаметнее. Рукав её платья канул в небытие, как и низ рубашки Майри.       — Тварина, — выругался он. — Угораздило же ее появиться так невовремя. Мне пришлось снять благословение с Леты, и я теперь не чувствую ее… Бездна! Ни Леты, ни Риммы, ни Бетти, Айвену теперь соберешь только ситом… Как невовремя! И что, теперь мне действительно возвращаться в богом забытый Чарингхоллом, с ней?       — Папа.       Сердце Майриора глухо стукнуло при звуке детского голоса, доносящегося из-за спины. Он глубоко вздохнул и на миг прикрыл глаза, проклиная про себя все миры: и Мосант, и Чарингхолл, и мир, где родился, и мир, где встретил Эрмиссу, и сверкающие пустые миры Лантаны, и миры-недоделки Селены… Он прикрыл глаза и, помедлив, обернулся. У тела Сиенны стояла Альмейра, маленькая девочка в пышном красном платье, ставшая свидетелем страшной тайны. Третий раз в жизни он не знал, что сказать.       — Милая, ты еще маленькая, ты неправильно всё понимаешь, — он всё же попытался что-то сказать, но признал внутри, что сам бы не поверил сказанному.       — Я всё понимаю, — не по-детски серьезно ответила Альмейрв, сжимая кулак. — Тетя Лета не первая. И Римма наверняка не первая.       — Альмейра! — крикнул Майриор, вырвавшись из её мыслей и бросаясь вперед. — Не вздумай!       Поток апейрона выплеснулся из ладоней дочери, прожигая пол. Майриор вскрикнул, но сразу же стиснул зубы, пересиливая первую волну боли. Апейрон сжег кожу на груди и животе, обрызгал ноги, руки и волосы, оставляя чёрные пятна, и уже готов был прожечь тело насквозь, но благодать начала стремительно лечить раны. Майриор зашипел от пронзившей внутренности тихой боли, мерзко щекотавшей изнутри. Боль… Майри, глухо застонав, осел на колени, держась за грудную клетку. Астрея бросилась к нему, обхватила руками, прижимая к сердцу, прильнув к бело-золотым прядям.       — Что с тобой?       Эрмисса, собравшись, выдернула руки из черного камня. Рана на животе еще не зажила, но ее это явно не волновало. Тремя прыжками, разбрызгивая серебристую кровь по полу, она добралась до Альмейры, разглядывавшую отца, и схватила девчонку дрожащими, но сильными руками. Альмейра взвизгнула, попытавшись вырваться. Майриор поднял голову. Эрмисса, сверкнув улыбкой, дернула указательным пальцем. Зал пронзил детский крик.       Кисть руки упала на пол и, покатываясь, начала двигаться в сторону черной дыры.       — За первую тысячу лет моего заточения, — произнесла Эрмисса, вновь поднимая палец. Воздух загорелся — Альмейра закричала, как безумная, дергаясь в её руках, но полубогиня держала крепко. Матрица разорвалась в третий раз: со стуком упала часть ноги до колена. Эрмисса, светясь от превосходства, испепеляла взглядом брата, корчившегося от бурлившей внутри боли. Мутным взглядом Майриор смотрел на дочь и пытался закрыть разрывы, но все силы уходили на борьбу с болью. Астрея не двигалась с места. Эрмисса с рычанием полоснула пространство четвертый раз: с жужжащим звуком пронеслась в воздухе левая рука, облаченная в пышный красный рукав с россыпью камней на лентах у кисти. Тело Альмейры упало в лужу пепельной крови.       — За все года, что вы отравляли меня, пытаясь заставить умереть, — Эрмисса взмахнула двумя руками одновременно; один разрыв матрицы пришелся на рот Альмейры, второй — на шею. Астрея взвизгнула. Полоса крови прочертила воздух, оставила тонкие линии на лицах Майриора и Астреи, отпрянувшей назад. Эрмисса выпрямилась, как струна, и вновь подняла руку, собираясь нанести следующий удар. Зал озарила вспышка тьмы.       Майриор смотрел на происходящее и не мог в него поверить. Альмейра. Малютка Аль, которую он так любил. Девочка, озарившая Золотые палаты и всю Синаану. Когда она родилась, Майриор уже не испытывал никаких чувств к матери ребенка, но дочь стала любимицей. Добрая, храбрая, любознательная, воплощение теплоты, которую Альмейра неизвестно от кого унаследовала. Айвена души не чаяла в девочке, Аль любили все слуги Короля.       И теперь он наблюдал за ее убийством.       Майриор рванулся вперед, превозмогая боль, но было слишком поздно. Сиенна, взревев, охватила руками Эрмиссу, пытаясь выдавить глаза. Сестрица взвизгнула, отшатнулась. Чёрная сфера озарилась тёмным пламенем, плясавшим по спирали. Застыв на мгновение в воздухе, Сиенна и Эрмисса, моргнув, пропали в фиолетово-голубом дыме, и черная дыра закрылась. Майриор сморщился, как если бы проглотил лимон.       Всё закончилось. И не так, как он предполагал.       — Где они? — прохрипела Астрея.       — Эрмисса не могла не умереть, — тускло произнёс Майри, смотря на красное платье, лежавшее на полу. — Чарингхолл испепелит её.       «Зря», — пронеслось у него в голове. Он мог бы защитить Альмейру, ударив по сестре, но предпочёл без риска убийства попытаться закрыть дыры в матрице. Смерть сестры поставила бы крест на плане. Он предпочёл жертву.       Зачем?       — Теллур, — сказал Майриор, — уходи.       Астрея непонимающе глянула на него, и тут же почувствовала, как страх клеточка за клеточкой охватывает её. Она уткнулась в плечо любимого. Майри обреченно смотрел в середину зала, охваченного туманом, странно смотревшимся на подземном этаже замка. Туман вихрем поднимался к потолку, вздымаясь стеной. Веяло знакомым холодом.       — Здравствуй, отец, — крайне вежливо высказался Майриор, заметив фигуру в белой пелене облаков. Услышав его слова, Астрея зажмурилась и крепко охватила его руками, слушая учащенный ритм сердца. Да, Майриор нервничал. Сильно нервничал.       Трид вышел из тумана, приняв привычный облик белобородого мужчины в воздушной мантии, скрывавшей тело. Глаза-прожекторы выцепили бледное лицо сына. Астрея бога-отца не волновала.       — Как ты посмел позволить ей умереть? — прогремел голос, и Майриор с ошеломлением услышал ноты злости в нём. Майри подскочил, плевав на Астрею. Даже боль в груди и труп дочери рядом не могли ослабить вспышку гнева. Всё, что угодно он готов был услышать, но не это.       — Как я посмел?! — в бешенстве повторил он. — Тебе же плевать на своих бастардов!        — Не на всех, — невозмутимо ответил Трид, переводя взгляд на красное платье. Майриор окаменел. Смертная бледность пробежала по лицу полукровки.       — Чарингхолл? — голос сполз в лёд.       Майриор понял, что только что получил громаднейшие проблемы, и открыл было рот, чтобы начать оправдываться, но вдруг фигура Трида разлетелась в туман, и в зале остались только Майриор и Астрея. По всей видимости, отец исчез, чтобы найти Эрмиссу, а это значило, что он скоро вернётся и явно не с благими вестями. Майриор, отрешенно смотря в пол, сел на кресло, материализовавшееся из воздуха. Грудная клетка оправилась от ожогов; душа — горела от эха острой боли; он думал лишь о том, как выйти из ситуации с меньшими потерями; тело Альмейры загорелось. Глядя на языки пламени, Майри пытался найти выход. Да, он относительно бессмертен… он помнил истории родителей Теллура. При желании Трид мог устроить ему это.       Астрея подползла к нему и уткнулась в руку. Кожу начали покрывать слезы: эмоции бывшей императрицы били через край. Майриору было всё равно, что она застыла у него в такой жалкой позе. Впервые за долгое время прошлое не волновало. Волновало будущее.       Тело Альмейры Чарингхолле-Десенто, одной из дочерей Майриора Полукровки, сгорело в пламени, и это предрешило его выбор.