Эклектика

Последняя эра Черной империи, Верховный чаоситт, принц Альбиус Чарингхолле

      Альбиус Чарингхолле не попрощался ни с Шэстелианной, ни Сиенной, не сообщил никому о своем уходе — просто молча, подобно тени, ушел на верфь. Верфь, полная кораблей, находилась в центре столицы, в паре сот мыслей от императорского дворца. Альби не взял с собой ничего, кроме меча, подаренного братом; принц, отрекшийся от престола перед лицом богини, накинул на тело плащ из темноты храма Чарингхолла, спрятал рыжие волосы под капюшон и прошел по улицам города, как обычный человек. Его никто не узнал.       Может, он снова обманывался, может быть, нет, но Альбиус полагал, что встреча с Чаосин изменила его. Богиня открыла глаза на истину, заключавшуюся в трусости и ханжестве наследника престола. Сколько падений песчинок принц оправдывал себя, называя трусость осмотрительностью? Зная яд, легко найти противоядие. «Перед Иридией нет места страху», — внушал себе Альбиус. Он вспоминал о великой силе, отданной Чаосин его роду, и заставлял себя думать, что сила защитит от всего. Глупо? Возможно, но иногда отчаянная наивность придает уверенности.       Грани весов исчезли, растворились перед лицом будущего, где судьба Империи смотрела из рук Альбиуса Чарингхолле. Если он выстоит перед Иридией — выстоит родина. Если же нет — падение неминуемо продолжится, и уже ничто не спасет Чарингхолл. Ответственность, которой он так страшился, вдруг пришлась по вкусу Альбиусу. Она придавала значимости, возвышала пред другими. Богиня-Созидательница выбрала его, не Сиенну, не Риввериуса когда-то, не Шэстелианну. Видимо, в нем есть что-то такое… Только что? Альби не знал и искал внутри себя спрятанные силы. И даже если их не было, обман тоже придавал уверенности.       Выйдя из главного замка, Альбиус обвел взором город. Он любил столицу: ее узкие переходы, высокие дома, изящество линий, жизнь, бьющую ключом и на площадях, и в трущобах. Альби рос в тенях, и город мог их предоставить. Никто не обращал внимания на невысокого мужчину в плаще, принц же подмечал все.       Будучи главным чаоситтом, Альби выискивал малейшие проблески народного негодования. Убийство, насилие, грабежи, разбой, странные разговоры о власти и религии — «пауки»-чаоситты карали безжалостно. Аристократия, священнослужители, армия и воины теней — столбы, на которых стояла власть. Правитель должен опираться на все четыре, иначе империя рухнет. Впрочем, Альбиус знал еще одну опору, пятую, и ею являлась семья, про которую забывал каждый властелин Чарингхолла. Отец превосходно угождал всем, кроме родственников, потому он понес кару. Шэстелианна одинока, стало быть, в чем-то это плюс. Она лучше Альби и Сиенны: сестра не умеет лебезить перед знатными фамилиями, аристократия избавится от нее быстро. Сам Альбиус не чувствовал сил смириться с храмами. Нет… лучше жить, управляя всем в тенях, как раньше.       Путь принца пролегал через главный рынок. Столица начинала угасать. Обычно в эти часы между прилавками Альбиус с трудом мог протолкнуться; сейчас же он свободно проходил, разглядывая склянки с туманом далеких планет, украшениями, редкими духами. Торговцы подзывали, умоляли купить что-нибудь, однако Альби не останавливался. Он видел очертания кораблей над крышами домов — они манили к себе. Их острые носы и изгибистые корпуса сразу бросались в глаза. Множество падений песчинок провел Альбиус в пути, бороздя бесконечные просторы мира, созданного Чаосин. Если бы кто знал, сколько планет хранило в себе ее детище! Два десятка поколений шла война ради экспансии, а шпионы открывали новые и новые уголки неизведанного. Альби делал их достоянием империи с юношества, когда только родилась малышка Сиенна. Какие только воспоминания он хранил о тех годах! Битвы, встречи, гонки, свидания со смертью каждую ночь, ожидание возвращения домой, к любимой женщине, что всегда оставалась далеко.       Кончился рынок, ноги ступили на туман верфи. Посреди города полотно «земли» обрывалось: корабли плавали в бездне. Заглянув в нее, Альбиус увидел едва различимые внизу сгустки дыма — планеты, входящие в состав Империи. Их завоевал третий император династии; на нынешнем история грозит прекратиться. Если Альбиус не совершит то, что должен — свою плату за разрушение мира на протяжении жизни. Внезапный шепот оторвал от раздумий:       — Альби! — Принц вздрогнул. Этот голос он бы узнал везде. Как нежно звучит его имя в ее устах!       — Да, миледи? — обратился принц, оборачиваясь. Рука бросилась поправлять волосы, но, увы, ей помешал капюшон. О, если бы Альбиусу был знаком сердечный жар, про наличие которого рассказывала Сиенна! Сестрица с восхищением говорила о биении в груди своего возлюбленного, заставляя Альби ненавидеть и ревновать — к свету все уверения в бесчувственности! Наверное, если бы он обладал пресловутым сердцем, то оно бы умирало каждый раз, когда появлялась Шэстелианна.       На голове императрицы тоже покоился капюшон, светлые волосы простолюдинки падали на плечи. Кому придет в голову, что их обладательница управляет империей, где испокон веков ценились чернила и мрак? Хрупкое личико выглядывало из-под ткани капюшона, распаляя воображение. Альби решил не смотреть на нее — кто знает, когда Шэстель перехватит замутненный взгляд, — и изучал дома за спиной женщины.       — Богиня-Созидательница сказала, куда ты идешь, — тихо сказала она, подойдя чуть ближе. — Про… про Иридию.       — Да? И что именно? Что я иду на смерть? — с любопытством спросил Альби.       — Нет, — Шэстелианна покачала головой. — Она сказала, что ты избрал путь величия.       — Интересно, — усмехнулся Альби. — Куда он ведет, этот путь? К пафосной похоронной речи священника?       — Она сказала: «Альбиус вернется, потому что ему есть к кому возвращаться». И что в моих силах ему помочь. Поэтому я здесь.       Принц досадливо поморщился.       — Шэстель, не нужно. Твое место на троне, не в битве и даже не на корабле империи. Оставайся здесь, а мне позволь направиться к…       Та распрямила плечи.       — Я знаю, не для того пришла, чтобы молить остаться или сбежать с тобой. Я хочу, чтобы ты вернулся, чтобы ты знал: тебя ждут. Прикоснись, Альби, — она протянула руку. Тонкий браслет, одно кольцо — более императрица ничего не носила.       Альбиус завороженно уставился на ее бледную ладонь. Слияние душ — апофеоз любви, касание кожи — лишь краткий синопсис. Чарингхолльцы позволяют подобное только особо близким, родственникам, супругам. Рукопожатие сродни признанию в любви.       «Риввериус», — вспомнил он, но признаться в очередной раз не смог, боясь потери.       — То, что происходит сейчас — мой выбор. Не заставляй императрицу бросаться на тебя прилюдно, — она едва заметно улыбнулась.       «Кидает, отвергает, потом приходит с лаской… Свет бы побрал этих женщин!» — раздосадовано подумал Альбиус, понимая, что отказаться не может. Слишком долго он ждал этой ночи, момента, этой богини, наконец снизошедшей до него. Дрожащими пальцами — вдруг снова обман? — Альби коснулся протянутой ладони, чтобы почувствовать холодный дымок любимой.       — Ты горячий, как дыхание огненных гор, — задумчиво произнесла Шэстель.       Альби не мог не ответить восхищенным комплиментом:       — Ты холодна, как глубинный туман черных планет. Может, это значит, что мы созданы друг для друга? — тут же с хитрецой добавил принц. Шэстелианна едва слышно рассмеялась.       — Видел бы себя сейчас: расцвел, как расцвету я, когда увижу вновь принца Альбиуса.       — Вдруг не вернусь?       Шэстель ласково погладила его по кисти. Внутри все трепетало, жгло неистовым огнем. Ничьи прикосновения не распаляли так, никогда и не будут распалять. Альби трижды проклял сумасбродного отца, говорящего о женитьбе сына то на Шэстелианне, то на незнакомой девице, то о свободе выбора. Полжизни утекло бессмысленно, без нее. Может, Чаосин утешит счастьем хотя бы к концу.       — Вернуться, погибнуть — зависит только от тебя, — сказала Шэстелианна. — Я буду верить в первое. Береги себя, Альби, и ничего не бойся. Прощай, — женщина погладила его ладонь еще раз, развернулась и, не успел принц сказать слова, исчезла под ближайшей аркой. Остался волнующий шлейф духов, вибрация каблуков. Потом исчезли и они.       Альбиус смотрел на ладонь. Туман кожи чуть поменял цвет, неуловимо, стал более бледным, прохладным. Возлюбленная оставила частичку себя, специально или нет. Маленькие вихри плясали в местах соединения их матриц. Альби вдохнул толику Шэстель, желая сохранить воспоминание и попробовать ее вкус.       Есть ради кого возвращаться…       Альбиус с тоской окинул взглядом корабли. Один из них принесет принца к Вратам Тэнхеллуса — так звали прадеда, завоевавшего планеты для родины. Именно около Врат пыталась пробиться богиня Иридия — Вестник Верховного. Множество падений песчинок прошло с тех пор, как дед нынешнего принца впервые получил весть о вторжении. В детстве и юности Альбиус не слишком интересовался Иридией, понимание опасности ситуации пришло вместе с одиночеством, когда от ранее многочисленной семьи остались трое: он и брат с сестрой. Ни Риверриус, ни Сиенна не желали думать о чужой богине, думал лишь Альби, возможно, в силу трусости.       Как он победит Иридию? Разве смертный, наделенный крохотной частицей благодати, доставшейся от предков, может одолеть существо, что способно мыслью уничтожить мир? Ее не поразит меч, ведь богиня бесплотнее тумана, из которого состоят чарингхолльцы. Альби всегда полагался на клинки… Он не учился, как Сиенна, искусству перехода между мирами, манипуляциям с матрицей, поскольку считал науку предков грехом. Считает ли Чаосин преступлением использование отголосков крови прародителей? Сложно сказать, учитывая, как сильно гневалась богиня на Сиенну. Где же выход?       — Иду на встречу, не зная пути, — покачал головой Альби. — Как глупо!       Ему выделили отдельный одноместный корабль, юркий и незаметный. Начальника пришлось немного напугать для уверенности, что поход останется в тайне, от служащих скрыл капюшон. Только закрыв люк, Альбиус скинул надоедливый огрызок тумана и распустил волосы, что спускались до пояса. Оставшись в излюбленном фиолетовом камзоле, Альби ринулся к пульту управления. Руки соскучились по кнопкам и рычагам.       С места показывался восхитительный вид на город.       — Может, последний раз… — протянул мужчина и, задумавшись на миг, положил ладонь на туманную панель. Машина управлялась мыслью, но Альби выбрал автопилот, не будучи уверенным, что сможет сосредоточиться в столь сложный час. Другой рукой он набрал нужный код. — Врата Тэнхеллуса. Максимальная скорость.       — Врата Тэнхеллуса. Принято, — ответил сухой голос корабля. Они говорили устами еще одного родственника, прапрадеда, имя которого Альбиус не вспомнил точно. — Примерное время пути: три падения.       — Долго, — принц убрал ладонь с панели. Корабль начал подниматься; Альбиус разглядывал крыши домов, улицы, площади, скверы, храм, дворец, где осталась любимая Шэстелианна, одна, совершенно одна против Сиенны. Едва ли сестра имеет достаточно власти, чтобы навредить императрице, но принц все-таки боялся. «Допустит ли Чаосин такой исход? — подумал он. — Конечно. Она не запрещает, не ведет, лишь наблюдает… Почему? Почему так? Ты дала нам силу, чтобы мы защищали народ, но не сказала как, Чаосин, и злишься. Это несправедливо».       Страх в душе возвестил: богиня пришла на вопрос, высказанный в тишине. Размытый силуэт промелькнул на лобовом стекле, и Альбиус вдруг подумал, что нет теней без света, а раз так, то все легенды лгут. Не все огоньки погасли во мраке Чарингхолла.       — Шэстель останется жить, — произнесла богиня ровно. — Не беспокойся о ней.       — Как ты можешь быть уверенной в этом, если не вмешиваешься в судьбу мира? Как я, перекладываешь последствия выбора на других. Советуешь… Вдохновила на битву, но если Альбиус Чарингхолле проиграет, виноват будет только он. Почему я? — вопросил принц, провожая взглядом столицу. Туман скрывал ее. — Почему ты не можешь одолеть Иридию? Ты сильнее, могущественнее меня. Ответь. Что-то во мне заставило отправить или… или что?       Корабль поднимался выше и выше, для всех он стал маленькой точкой в бесконечности. Волны мира понесли Альбиуса на границу Империи, туда, где ткань матрицы истончилась, грозилась порваться в любой момент. Иридия пыталась подстроиться под законы Чарингхолла три поколения императорской семьи. Только Вестник Астата знает, к чему приведет прорыв.       — Я сделала выбор давно, — ответила богиня-созидательница, оставаясь голосом в тишине. — Я не имею сил. Когда придет мой час угаснуть, кто-то из вашего рода сменит Чаосин.       — Угаснуть? — непонимающе переспросил принц. — О чем ты?       Незримые руки обняли его за плечи.       — Нам отдали силы, чтобы появилось самое прекрасное, что только может существовать — гармония жизни. Семерым из всех. Мы должны были нести свет. Кто справился с этим? Только двое, про них забыли все остальные. И я не справилась, Альбиус. Я отдала все вам и Чарингхоллу, все, что имела, но не выполнила предназначения. Часть благодати потрачена зря. Когда-нибудь я угасну, но мир останется, и нужно, чтобы кто-то следил за ним.       Альбиус молчал. Пролетали другие корабли, пролетали туман и дым, планеты, города…       — Как бог может угаснуть? — наконец, сказал он.       Рядом с Альбиусом встал невысокий юноша, практически мальчик. Снова внешность ускользала струйкой дыма меж пальцев, снова в памяти оставалась только пугающая бездна глаз, нерушимая и вечная.       — Семерым из нас отдали часть благодати. Кто мы были без нее? Тем стану я, когда угасну: ничем. А ты, Альбиус, или твои дети, или внуки займете мое место. В тебе великая сила, — прошептало божество, — нужно лишь осознать ее, поверить, что в мире, созданном мной — твоим прошлым, Альбиус может все, и никакая Иридия не покорит Чарингхолл.       — Как мне одолеть ее?       Вдохновляющие слова хороши, но конкретный план действий все же успокаивает больше.       — Я не могу сказать, Альбиус. — Напряжение внутри усилилось от слов Чаосин. — Кто знает, с чего начнется бой. Едва ли ты сможешь ее уничтожить, изгнать — вполне в твоих силах. Попробуй создать проход между мирами.       — Проход между мирами, — повторил принц. — Сиенна справилась бы с этим. Почему не попросить ее?       — Я верила в Сиенну, — сказало божество. — Пропустила в чертоги, познакомила с тем, кто мог бы многому научить, дать взгляд на предназначение благодати, отличный от моего. Я надеялась, что гармонию познает она. Чем Сиенна оплатила мне? Предательством, нарушением равновесия. Нет, Альби, Сиенна никогда не сменит меня. Я не позволю этому случиться.       — С кем вы познакомили ее? — Альбиус застыл, смотря на отражение в лобовом стекле.       Не может быть! Чаосин… Неужели действительно она соединила судьбу сестры с чужаком? Принц не мог поверить. Альби считал, что Сиенну околдовал бастард-полукровка, пытающийся показать, что что-то значит в Ожерелье. Истина оказалась злее.       — Он был моим учеником. Не ненавидь его, Альбиус, Майриор Десенто не заслужил твоей ненависти. Он заслужил моего презрения, не более.       «Нет, — мысленно процедил принц. — Он заслужил: за двух выродков, за гаснущую династию, за предательство Чаосин, за все беды, что накликал на наш мир». Когда-нибудь… когда-нибудь он обрушит меч и на шею Майриора Десенто. Сестра вернется домой навсегда, династия возродится. Ни один носитель благодати проклятого Ожерелья не попадет в Чарингхолл. Никогда.       Это напомнило Альбиусу о вопросе, что жег душу давно. Он задал его, повернувшись к темному юноше лицом. Боги принимают тот облик, что наименее страшит собеседника — если нужно доверие.       — Почему ты ушла из Ожерелья, Созидательница?       — Потому что не хотела покоряться, Альбиус.       — О чем ты?       Принц чувствовал, что погружается не только в туман новых планет, но и в пелену тайн будущего.       — Тебе рассказывали о перевороте Ожерелья, — напомнило божество. — Однако ты забыл, потому что не посчитал нужным запоминать.       Нас было Семеро равных, никто не вмешивался в дела друг друга. Я, Ксенон, Хассий и Трид творили миры, отдавая им частицу себя, чтобы пытаться выполнить предназначение. Еще двое выполнили его. По мнению Астата, это являлось предательством по отношению к тем, кто отдал нам Свет. Он говорил, что мы все угаснем, если будем так поступать. Вторичные боги встали на его сторону быстро. Хассий уничтожили, никто не предполагал, что подобное возможно. Множество богов появилось из Света сущности Хассий.       — Откуда появились Первичные? — Альбиус похолодел при мысли, что если он не справится с Иридией, уничтожат Чаосин.       — Нужно ли тебе это знать?       Принц, ощущая прежнюю прохладу внутри, набрался сил и посмотрел богине в глаза.       Ничего. Пустота и мрак. Не оказалось даже спрятанных в глубине углей. Альбиус ощутил странное, непонятное себе разочарование. Чаосин же продолжала говорить.       — Они не смогли уничтожить Ксенона, хотя пытались. Астат посадил его в клетку-тюрьму. Я уважала и уважаю Ксенона до сих пор. Я знаю, что Астат лжет в нашем предназначении, ошибается в пути. Мы должны действовать по-другому. Именно поэтому я ушла, чтобы следовать к тому, что должно быть. Все хранят благодать в себе; я отдала ее Чарингхоллу, храню лишь отблески величия. В Чарингхолле нет Света, Свет окружает его, внутри остались тени. Иридия много раз пыталась прорваться сквозь завесу. Боюсь, скоро она это сделает.       Альбиус некоторое время молчал.       — А что же… Трид?       Богиня-созидательница окинула его темным взглядом в ответ.       — Трид? — отозвалась она. — Он сказал, что изучает Свет в целях его сохранения. Астат поверил, ведь это действительно правда. Трид всегда был таким. Врата приближаются, Альбиус.       Тот обратил внимание на карту, повисшую справа. Неясная точка мчалась к полукругу вверху полотна.       — Мы прибыли быстрее, — заметил принц. — Это ты сделала?       — Я? — юноша в черном вдруг исчез, остался лишь голос. — Время подчинилось твоей воле. Ты уже встал на путь величия, Альбиус Чарингхолле. Не сходи с него.       Страх, нахлынувший в мгновение, растворился в душе без остатка.       Врата. Они изменились. Альбиус хранил образ гигантской туманной арки, на которой росли десятки городов. Когда-то через Врата проходили торговые пути; вот уже как два поколения назад жители сбежали из некогда процветающего района, беспокоясь за жизни. Сейчас чарингхолльский принц видел бурление материи и ненавидимое излучение — Благодать Ожерелья. Редкие потоки пробивали темноту родного любимого мира. Каким тусклым казался Свет Бетельгейза по сравнению с яростью Иридии! Как простолюдин взирает на короля, смотрел Альбиус на утраченную высоту, отголоски которого Чаосин оставила в потомках. Да, крохотные частички продолжали гулять по телу, принц видел свою схожесть с духом Иридии. «Ложь», — тут же отмел мысли Альби. Иридия — захватчица, чужак, враг, а он, принц, защищает родину и весь мир от диктатуры тех, кто презрел предназначения ради чего-то, что Альбиус не мог понять.       Оказывается, у Богов, как у бывших смертных, все же есть свои желания и цели.       — Ну что ж… — медленно произнес, смотря на беснующийся туман впереди, принц и сошел с пульта управления. Плащ повис в воздухе, меч вышел из ножен.       Прежде Альбиус не задумывался, почему из всех реликвий Чарингхолла материальными являлись только трон и клинок. Суть династии? Помимо символов, это что-то должно было значить. Откуда они взялись здесь, в мире, сотканном из тумана и льда? Альби прокрутил в пальцах клинок. Поможет ли меч против Иридии… Попытаться стоит в любом случае. Принц коснулся двери корабля — полотно растворилось, впуская Альбиуса Чарингхолле в бесконечность.       «Просто поверь», — вспомнил он и встал на пустоту. Внизу плавали планеты, системы, одинокие города, корабли. Альби проводил взглядом один, собираясь с мыслями. Вернуться или погибнуть — выбор за ним, потомком Чаосин.       Вверх или вниз, вперед или назад и даже вглубь мира есть путь. Альбиус подошел к самому краю, коснулся сферы матрицы, скрывавшей Чарингхолл. Темная внутри, светящаяся снаружи.       — Стоп… Как я сражусь с ней, не впуская в мир?       Вопрос повис в воздухе без ответа. Альби оплел рукоять меча крепче. Несмотря на всю уверенность, он не мог заставить себя сделать первый шаг.       — Свет побери эту Иридию, — выругался принц. — Как идти без плана?       Альбиус начал погружаться в пучину вопросов. Разрубить матрицу, впустить врага? Пройти самому в неизвестность, где мир уже не поможет в случае опасности? Сможет ли он создать переход, когда это будет нужным? Принц не знал. Уверенность, собранная всеми правдами и неправдами, улетучивалась. Мысленно Альбиус возвращался на корабль… Гнев к самому себе образумил принца.       — Вот что, Альби, — заявил он, продолжая стоять у самой изнанки матрицы. — Если ты уйдешь, то возвратишься точно — тряпкой, трусом, кои никогда не рождались в династии Чарингхолла. Возвратишься, чтобы через пару десятков падений увидеть закат мира, и он случится по твоей вине, Альби.       Голос внутри упрямо твердил, что нужно проверить свои силы перед боем, попытаться научиться использовать спрятанные внутри силы. Безусловно, Альби видел много раз, как Сиенна делает проход к Мосант. Он даже изучал старинные манускрипты в отрочестве, которые были запрещены. Однако одно дело наблюдать и читать, другое применять на практике. Если бы все было так легко, проходы между мирами создавал каждый дурак…       Сдавшись голосу, Альбиус выставил вперед руку. Поймать суть. Почувствовать материю меж пальцев, сплетение кодов. Прошлое. Настоящее. Возможное будущее. Образы тумана в глубине. Ниточку, за которую можно дернуть, чтобы выйти из оков. Весь мир — интерпретация воображения, нарисованная на тонкой пленке. Разве настоящий чистый разум не способен прорваться сквозь нее?       И Альбиус прорвался, чтобы увидеть мрак и безвременье. Мрак, в котором не было ничего. Не родную темноту Чарингхолла, а ужасающую пустоту, в которой Альби потерял себя на мгновение. Тело его осталось у Врат Тэнхеллуса, а дух шагнул в место небытия — название вспыхнуло в голове ярчайшей вспышкой. Аваддон… Ожерелье и Аваддон — как они связаны? Нет ответа, и нет того, кто бы дал его. Тайна останется тайной, исчезнут старые боги, чтобы отдать бесконечные залы новым… Цикл за циклом, эра за эрой…       Проход… Проход куда? Альби знал о Пепельном мире, о Переменчивом, Хрустальном, об Огненных измерениях, о Белых мирах Верховного бога и не стремился ни в один. Немыслимые беды обрушатся на Чарингхолл, если заглянуть в любой из них. Слишком сильны боги, хранящие эти миры.       Однако есть измерение, подвластное полукровке.       «Мосант, — стиснув зубы, подумал Альбиус. — Я рассею твой дух, Майриор, когда разберусь с Иридией. За Сиенну, за ее любовь к тебе, двух ублюдков и предательство Чаосин». Трещина появилась в небытие: она показала залитый солнцем мир, утопающий в зелени и цветах, купающийся в облаках и морях. Глаза заболели от увиденного, однако Альби упорно изучал рисунок гор на материке. Горы… Они ни капли не походили на цепи Чарингхолла. Голубые пятна, зеленые массивы — отвратительные оттенки разложения света. Все казалось удивительным, странным, непохожим на родной мир. Как у сестры хватало духу возвращаться в Мосант вновь и вновь? Неужели бастард и два отродья были достойны этого?       Если бы было сердце, оно бы алкало увидеть Майриора Десенто больше всего. Как Альбиусу хотелось запомнить его образ навсегда, чтобы знать в деталях, кого ненавидит! Карточка из Мосант — всего лишь безделушка. Нет, чарингхолльский принц хотел разглядеть врага во всех деталях. Альбиус мысленно опустился ниже, в самое пекло чужого мира. Он заглядывал на дно океанов, в толщу земли — туда, куда бы спрятался настоящий трус, а Альби знал, как мыслят трусы. Не найдя ничего, принц взмыл в небо, подобно орлу, но снова встретил пустоту и стоны растерзанных душ.       Тогда Альбиус попытался почуять присутствие благодати в существах, населявших Мосант. Он нашел золотоволосую девочку, спавшую на полу, странное создание во льдах. Десятки людей всех возрастов, неуловимо похожих друг на друга. Всё не то, всё не то… Спиральный замок на севере показал тех, кого Альбиус жаждал увидеть: Бетельгейза и Майриора.       Бледноволосый юноша спал, сжимая девичью фигурку в объятиях, а рядом с ними покачивалась колыбель с ребенком. Бетельгейз вырос. Ненависть скрутила туман в водоворот: Альбиус зарубил бы племянника прямо сейчас, если бы мог. Однако сейчас принц всего лишь разглядывал чужой мир, оставаясь дома, через окно перехода. Ненависть… Даже наличие любимой женщины и ребенка у Бетельгейза не охлаждало ее. Когда-нибудь Альбиус избавится от него раз и навсегда. Или, если не повезет, избавится жизнь.       Майриор Десенто лежал один, в окружении вибрирующих кодов. Что-то рвалось изнутри него, какая-то дикая, ужасная сила, сдерживаемая не менее ужасными оковами. Вспышки света поражали пустой зал с каждым вздохом полукровки. Альбиус не мог его разглядеть, полотно матрицы вокруг врага искривлялось. Один лишь светлый силуэт покорился залитым чарингхолльской тьмой глазам.       — Я приду за тобой, — процедил Альбиус. — Лживый кусок мяса.       Проход захлопнулся волей принца.       Альби стоял у Врат Тэнхеллуса и смотрел на руку, только что совершившую чудо. Туннели между мирами запретили в незапамятные времена. Тех, кто делал их, можно было спокойно пересчитать. Также Альбиус припомнил, что Сиенна училась этой науке сотнями падений песчинок, а он сумел создать проход с первого раза. Гордость появилась в душе принца вместе с улыбкой. Альби самодовольно провернул клинок в руке. Внезапная вспышка света из-за спины заставила меч упасть. Принц едва успел поймать его второй рукой.       В Чарингхолле нет боли. Туманное тело мало что чувствует. Альбиус с содроганием уставился на левую руку, по предплечье отсеченную светом. Края раны искрились. «Возгордился? — ядовито сказал принц себе. — Получай наказание!» Жалости он не ощутил. Не было и сожаления. Чаосин дала ему возможность спасти мир, сняла оковы, а Альбиус Чарингхолле использовал дар для себя. Пожалуй, удар Иридии вышел справедливым. Принц был уверен, что Вестник Астата почувствовала его сквозь преграду.       Альбиус повернулся к богине лицом. Матрица бурлила, кривилась, иногда показывала часть мира, из которого рвалась Иридия: черного и пустого.       — Ну что ж, здравствуй, Иридия, — произнес он и решительно разорвал последнюю защиту мира острием клинка.       В лицо ударил яркий свет, ослепивший на пару мгновений. Корабль рассыпался в пыль; Альбиус едва стоял, ветер сносил с ног. Страх вновь поселился внутри. Беспокойный дух божества вихрем кружился вокруг чарингхолльского принца, не давая открыть глаза. Чья-то бесплотная рука пыталась разорвать его грудь, чтобы увидеть сердцевину мира.       Сгустить мрак, чтобы ни одна частичка чужого излучения не проникла внутрь! Мысленно Альбиус представил родные просторы империи, любимый город, коридоры фамильного замка, волосы Шэстелианны, касающиеся плеча на балу. Однажды принц танцевал со своей возлюбленной на коронации своего отца, пока Риввериус заметал следы переворота. Они взлетали над толпой в ворохе чернильных звезд, кружились рядом и были безумно далеки. Нельзя касаться друг друга, нет места объятиям, присутствие — самое дорогое, что он имел. Присутствие Шэстелианны Альбиус хранил в душе, там же, где находилась столица и ее улицы, сотни планет, завоеванных семьей ради амбиций, там же, где кипела ненависть к Мосант, желание вернуться к любимой и растоптать Майриора Десенто.       Он — Чарингхолле. Настоящие Чарингхолле никогда не убегают и не отдают то, что принадлежит им.       Альбиус открыл глаза. Мрак ударил во вражеский дух Иридии, обхватил невесомыми цепями. Свет попытался пробиться сквозь защиту, но Чаосин была права: этот мир на стороне своих жителей и подчинится во всем, если то будет нужно для спасения. Постепенно сияние утихло. Альби, держа в оставшейся руке меч, подошел к искрящейся клетке, где металось белое облако. Страх… Принц отогнал его прочь, как надоедливую муху. Альбиус уже поставил на колени богиню — чего бояться?       — Прими здешний облик, Иридия, — приказал он. Мрак сгущался по его воле. Черная сфера образовалась вокруг бьющихся, скрывая весь Чарингхолл от их глаз.       Облако прижалось к прутьям. Как ни силился Альби, он не различал силуэта.       — Не указывай мне, смертный, — голос Иридии скрипел, то повышался, то понижался, ни женский, ни мужской. Одно звучание Вестника Астата вызвало белую пелену перед глазами. Принц вновь представил Чарингхолл и отогнал наваждение. Альбиус выпрямился, откинул волосы назад.       — С тобой разговаривает не смертный, а посланник богини Чаосин, — ответил он.       — Названия — пустой звук, я вижу суть. Ты смертен, отродье предательницы.       Меч скрипнул от напряжения в руке.       — Я обреку тебя на вечный мрак, если будешь дерзить. Хочешь остаться в клетке навсегда, Иридия? Принимай облик.       — Боишься меня, — голос забулькал, будто хохоча. — Все смертные боятся тех, кто не похож на них. Как ты заставишь меня принять его? Пугая клеткой? Дай время: я разорву ее в клочья.       Альбиус действительно понимал необходимость поскорее разобраться с Иридией, но существовали вопросы, на которые он жаждал увидеть ответы.       — Зачем ты пришла сюда? Что нужно Астату от Чарингхолла?       Облако рассеялось в клетке, прячась по углам: богиня искала слабые места, но Альбиус держал крепко.       — Отвечай! — прикрикнул принц и уменьшил тюрьму в несколько раз. Раздалось шипение. Сделав два шага, Альбиус оказался у клетки. Субстанция благодати не желала принимать никакой из обликов.       — Мы можем договориться, Иридия, — заметил он.       — Что смертный может дать бессмертному?       — В зависимости от того, что хочет бессмертный, — ровно ответил Альбиус.       «Я не убью ее, — лихорадочно думал принц. — Изгнать значит отсрочить нападение. Сможет ли тот, кто станет мной в будущем, изгнать Иридию? Может быть да, может быть, нет. Нужен договор, иного выхода нет». Не отрываясь, Альби смотрел на беснующийся дух. Тот, наконец, перестал биться в прутьях, как змея. На секунду принцу даже показалось, что он видит нечеткий силуэт.       — Так что насчет сделки, Странница?       Иридия все же приняла облик. Длинные волосы всех цветов и оттенков спустились ей на плечи, окутали плащом, скрывая тело. Черным было ее лицо, узкие, будто прищуренные, глаза, не отрываясь, смотрели на Альбиуса.       — Сделка? — ясным голосом повторила Иридия, не открывая кукольных губ. — Да будет так. Проход к миру Трития — вот моя цена.       Альбиус помрачнел.       — Цена за что?       — За мой уход из Чарингхолла, глупец, — прошипела Иридия, вновь становясь духом.       — Не думаю, что это подходящая цена, — принца кольнуло сомнение. Трид — соратник Чаосин. Будет ли правильным ссорить их снова? Из-за Сиенны и Майриора отношения и так ухудшились донельзя. — Давай лучше…       — Цену назначаю я! — прорычала пленница.       Луч света проскользнул совсем рядом с лицом Альбиуса — принц едва успел уклониться. Мысленная хватка рассеялась, исчезла и клетка, выпустив Иридию. Чудом Альби успел сохранить сферу, окружавшую их. Туман забился в матрицу; принц думал о Шэстелианне и о родине. Спасти… Только он может спасти. Это не фарс, не хвастовство, это факт, холодный, как сущность Астата, часть которого виднелась в Иридии Страннице. Белый туман стал радужным. Посланница приняла облик девушки в легких одеждах. Она повернулась к Альбиусу.       — Ты не сможешь удерживать меня вечно, — сказала Иридия. — Я Длань Ожерелья, Длань Астата и предыдущего хозяина. Дай время, смертный, и я уничтожу все, о чем ты сейчас думаешь, — длинная коса появилась в руке богини. Свет ударил Альбиуса в лицо; зазвенел металл, ударившись о лезвие косы. Иридия взлетела, рассекая острием воздух, и вновь атаковала принца. Альби перекатился вправо. Его спасло только мастерство.       — Секунда промедления, Альбиус Чарингхолле, сын Бетальриуса, — как гром, сказала Иридия, — равняется коду матрицы, который я прочитываю, находясь здесь. Помни: цена останется назначенной мною.       Вновь тугой удар воздуха в лицо, световые брызги, жалящие глаза. Глухая защита! И ни шанса на атаку. Слишком быстрой была Иридия, слишком стремительной, буквально невидимой. Почему он заботится о мирах Трида? В опасности Чарингхолл. Согласие — хоть какой-то шанс… Альби вновь перекатился, уходя от атаки. Коса продырявила туман пустого рукава. Не вставая, принц сумел ударить Иридии по ногам — туман тела развеялся и сразу же соединился.       Смертный не мог причинить бессмертному вреда, как он и боялся!       Белые миры, Огненные… В конце концов, Чаосин не говорила, в какие миры нельзя отсылать Иридию! Если Трид не слабак, справится с Вестником Астата сам.       — Я согласен! — крикнул Альбиус. Коса остановилась в полете. Иридия стояла в полуметре. Черное тело богини сливалось с миром. Третья рука, появившаяся во время боя, держала еще одну косу.       — Трус! — выдохнула Иридия. — Перед лицом гибели ты принял предложение! Лучше бы умер достойно, сын Сезарии. Делай проход в миры Трида да поскорее!       — В какой из… — меч, который Альбиус попытался незаметно взять, рассыпался в пыль, как некогда корабль, — в какой из миров, богиня?       Иридия попыталась изобразить ухмылку, но не справилась с лицом.       — Любой. Богиня найдет нужный сама.       «Надеюсь, я не совершаю ошибку», — подумал Альбиус, протягивая дрожащую руку. Радужная богиня внимательно смотрела на него. Две смертоносные косы растворились в воздухе. Разрыв в матрице показал тьму и безвременье. В отчаянии Альби воззвал к Чаосин, но та не явилась. Нет пути назад, нет и других путей вперед. Вечное море увидел Альбиус, а под ним — каменный город на берегу. Принц выжидающе посмотрел на Иридию. Богиня подошла к разрыву и развернулась на самой границе.       — Как глупа Сезария, если решила, что обычный смертный сможет справиться с Дланью Ожерелья, — сказала она и стала туманом. — Я пообещала, что уйду, но не говорила, что не вернусь. Ты открыл мне путь в миры Трида, в которые так давно хотел попасть мой господин. Смертные тоже бывают полезны. Я бы убила тебя сразу, но знала, что сыны Сезарии могут создавать переходы. С самого начала обманут, Альбиус Чарингхолле. Будешь ждать меня здесь или отправишься следом?       Иридия исчезла в проходе.       Ярость вскружила голову, заставила упасть на колени, взвыть от досады. Идиот! Как он мог допустить мысль, что богиня выполнит обещание! Как мог он, Альбиус Чарингхолле, с детства вертевшийся в дворцовых интригах и обмане, не почувствовать последнее! Сфера вокруг треснула и осыпалась. Иридия вернется, вернется, уже зная мир больше, чем знала до того, не показав и толики своей истинной силы, помахав лишь оружием, которое ничего не значило…       Ждать? Как он может ждать? Альбиус сойдет с ума от растоптанной гордости! Он не сможет увидеть Чаосин без угрызений совести. Принц дал повод для ссоры между Тридом и Созидательницей — бессмысленно и по глупости! Вернуться… Вернуться есть к кому, но зачем? Кем вернуться? Идиотом, поставившим Чарингхолл под немыслимую угрозу? Зачем он только решил договориться в такой час!       В гневе и бессилии Альбиус ударил кулаком… чтобы попасть по утерянному, казалось, клинку. Он появился вновь, хотя был обращен в пыль. Дрожащей рукой принц поднял дар. Без сомнения, это тот же самый клинок.       Альбиус поднялся на ноги. Окинув прощальным взглядом Чарингхолл, он ступил в новый мир — мир Трида и его любимой дочери.