удар приторной сладостью под дых.

      Наваждения, подобные этому, у Кима случаются довольно часто с тех пор, как умер отец. Он не жалуется, но и приятного мало. Судорожно выдохнув и ополоснув лицо прохладной водой, Тэхен собирается выйти в коридор, но натыкается на чью-то ну очень уж крепкую грудь. Вдох получается как-то непроизвольно, а легкие наполняет, проникая через кожу, горячо любимый Кимом запах. Запах свежемолотого кофе ножом резал по легким, заставляя омегу вместо разумного желания отпрянуть, желать провести носом вдоль шеи, все ниже. Мысли в мясо ломают устоявшуюся картину мира, а голова как-то сама непроизвольно поднимается, чтобы внимательнее изучить обладателя этого умопомрачительного запаха. Ровно секунда на осознание и Тэхен уже спиной прижимается к прохладной стене туалета, стараясь дыхание успокоить, ведь перед ним тот самый Чон, что несколько минут назад пах совершенно иначе. А губы того самого расползаются в какой-то слишком уж шальной улыбке, что у Кима два желания между собой бороться начинают: поцеловать или ударить, ведь оба варианта и нравятся, и правильные.       — Что же такое почувствовал, что чуть ли не облизывался? — и голос такой, каким должен быть. Низкий, хриплый и до дрожи в коленях сексуальный. Голова в миг налилась свинцом, что сладкой патокой обволакивал стенки черепной коробки маленького омеги. Страх, перемешанный с желанием, острыми иглами колол нежную кожу, заставляя Кима чуть ли не извиваться от полчищ мурашек, блуждающих по его телу, а все из-за этого Чона. «Чона ли?» — только и смогло донестись от здравого рассудка, что сейчас был отгорожен плотной стеной из чувств и эмоций.       — Не трясись так сладко сильно, иначе я трахну тебя прямо здесь и сейчас, — почти срывающимся голосом надрывно шепчет альфа, с ударом закрывая дверь, и моментально подлетает к опешившему омеге, прижимая того горячей грудью к ледяной плитке. — Такой. ммм… сладкий запах, — каждое слово — новое прикосновение к дрожащей тонкой шее Тэхена, — хочу тебя слишком сильно, чтобы откладывать это на потом.        Слова эти набатом ударили по ушам омеги, заставляя его хотя бы чуть-чуть осознать неправильность происходящего. Вздрогнув, Ким начал тихонечно дергаться, стараясь вырваться из тисков, таких сладких и невыносимых одновременно.       — Слушай, как там теб… — Тэхен на полном серьезе собирался высказать этому совершенному, умопомрачительному и невероятно сексуальному божеству неотесанному мудаку, что он о нем думает, как дверь в туалет в грохотом распахнулась, и на пороге предстал сам Мин Юнги. Очередной раз будто бы стремясь стать спасителем Кима. Того в ту минуту такая жгучая обида накрыла, что поддавшись гневному порыву, омега сам впился в губы все еще сжимающего его альфы, и сам не заметил, когда постановочный поцелуй перерос в самый настоящий, полный страсти и похоти. Только оторвавшись от альфы Тэхен осознал, как их губы расходились в разные стороны, словно на разные полюса, и снова соприкасались с влажным причмокиваением. Они пульсировали после многочисленных укусов, горели обжигающим огнем похоти и стыда за эту самую похоть. На периферии сознания Ким услышал удаляющиеся шаркающие шаги Мина, оттолкнул временное прикрытие, приложив максимум усилий, и стремительно протиснувшись мимо, оставил носителя этого умопомрачительного запаха стоять в ступоре, слегка касаясь своих губ.       Выйдя в коридор и оказавшись между своими мыслями и роем голосов окружающего мира, Ким ощутил все те эмоции, которые не имели доступа к его сознанию еще меньше минуты назад. На него накатила какая-то апатия и усталость, а ведь это всего лишь первый день. На краю сознания вспыхнула мысль покинуть этот город, убежать подальше, ведь здесь, именно здесь, он снова столкнулся с проклятым Мин Юнги. «Он виноват в том, что только что произошло! Именно он и никто другой!» — гневно убеждал самого себя Тэхен, но имели ли эти убеждения смысл? Никакие мысли не могли отогнать одну: ОН поцеловал альфу. Он сам нарушил данное себе обещание, и во всем виноват хен новый учитель. Однако глупо было бы отрицать и тот факт, что сам Тэхен хотел этого поцелуя, он хотел узнать, отличается ли вкус губ этого самца от его запаха. «Отличаются, » — пронеслось где-то в голове у омеги.       Тряхнув волосами, Ким направился в сторону своей следующей аудитории, попутно анализируя все то, что видел и слышал. Он любил делать так, когда нужно было отвлечься и забыться. В целом «население» школы не сильно отличалось от предыдущих: омеги говорили об альфах, альфы — об омегах, и все в «исключительно положительном» ключе. Однако здесь не было похоти и разврата, которые царили в прошлых школах. Здесь действительно ценили порядок и правила. Все были одеты прилично, но не без старания подчеркнуть свою внешность. Здесь не было ни скрытой, ни открытой агрессии по отношению к другим учащимся, что не могло не радовать омегу. На него смотрели с интересом что альфы, что омеги, но интерес этот не был каким-то извращенным, что добавляло еще один плюс этой школе в кимову копилку.       — Эй, ты! Да не ты, оболтус! — Ким непроизвольно обернулся на шум и остановился, непонимающе глядя на того самого незнакомца, от которого ему уже досталось сегодня утром. — Да-да, именно ты, новенький, мне и нужен! — задыхаясь, как после бега на 5 километров, выдал рыжеволосый омега, чьего имени Тэхен еще не знал. — Я Пак Чимин, староста нашей параллели, если ты еще не знаешь. Мне надо провести для тебя экскурсию по школе, рассказать о ее истории и представить учителям, — продолжая болтать, Пак подхватил Кима за локоть и, бегло изучив его расписание, потащил в нужную аудиторию. — Думаю, история школы тебе не очень интересна, а ее географию лучше изучать на практике, так что лучше расскажу о самом важном, что нужно знать об учениках. Начнем с горяченького, — лукаво улыбнулся проводник, выдержав паузу, как бы давая Киму возможность самому догадаться, что тот хотел сказать, но наткнулся на непонимающее молчание и со вздохом начал свой рассказ:       — Близнецы Чон, — с придыханием выдал Пак, не вызвав тем самым ни одной эмоции у Тэхена, — они в твоем классе, и, признаться, я тебе завидую. Они самые потрясные в нашей школе еще с младших классов. Каждая вторая омега мечтает, чтобы любой из них, да на самом деле и неважно, кто, ведь они одинаковые, стал для них первым. У них есть все: бабки, внешность, слава, положение, но никто, ни единая душа, еще ни разу не почувствовали их запах. Вот такая вот тайна, — хохотнул Пак, подлетая к высокой двери, открыл ее и запихнул туда Тэхена, продолжая болтать:       — Так, что по поводу рассадки, — Чимин остановился и с серьезным выражением лица уставился прямо в лицо опешившего Кима, — место, которое ты занял в первый день, будет твоим до конца обучения, и оно же определяет твой статус в этой школе, развернувшись к классу, староста начал перечислять:       — Левая передняя часть — это самый низ: подсоски учителей, извращенцы и прочий сброд, — обобщил Пак, — середина класса, начиная с третьих парт, считается самым приемлемым место для таких как мы. Сел там, считай, что практически неприкасаемый. В хорошем смысле этого слова, конечно же, — посмеялся какой-то своей непонятной шутке омега и продолжил, — правая дальняя часть класса — элита. Близнецы и их свита. Оказаться там равносильно тому, если бы ты оказался на вершине Олимпа рядом с богами, что нам скорее всего не светит, — выдал омега, не глядя на Тэхена, а тот в свою очередь пытался осознать тот факт, что он самовольно пошел и сел в ту часть класса, совершенно не имея никакого отношения к этим самым близнецам. Он надеялся, что это правило действительно только для тех, кто верит в это, а он — не верит.       Прозвеневший звонок стал спасителем от назойливого и болтливого Пак Чимина, который растворился в воздухе, будто его и не было. Ким оценил обстановку и наличие свободных мест, выбрал третью парту справа от входа, и, молясь всем богам (про себя он хмыкнул, ведь здесь боги эти самые Чоны), что никому нет дела до рассадки, приготовился к уроку. Однако одна из омег (видимо, ему больше всех надо было) в сопровождении еще нескольких бет начали свою бесспорно великую актерскую игру:       — Ах, видимо, пришло то время, когда правила коллектива не ценятся новенькими, — притворно вздохнул главарь.       — Да, ты прав…       — Точно…       Послышался тихий, но надоедливый гул тонких слащавых голосков, заставивший вырваться рык из груди Тэхена. Он молча собрал свои вещи, угрожающе глянул в сторону этого сборища, заставив их заткнуться, и пересел туда, куда ему бы совершенно не хотелось возвращаться: на место рядом с Чоном. Казалось бы, все омеги считают местный Олимп пределом мечтаний, но тогда почему эти заставили его сесть среди них. С тяжелым вздохом, омега опустился на стул, радуясь тому, что здесь нет его, такого до одури сладкого и запретного.       Учитель отсутствовал, и по классу пошли всевозможные разговоры, в которых Тэхен совершенно не хотел участвовать. Он достал наушники, включил свой любимый плейлист и устремил взгляд в окно, где во всю просыпалась жизнь. Песня сменялась песней, разговоры становились громче, но вот все резко затихло. Ким не сразу обратил на это внимание, а когда заметил, то было уже поздно. Его окутал запах его самого любимого «противострессового наборчика»: свежемолотый кофе и вишневый десерт со сливками. Голова моментально пошла кругом, и омега с трудом заставил себя поднять ее, чтобы наткнуться на две пары абсолютно одинаковых глаз. Чоновых глаз.       — Привет, сладкий, — сказал тот, что был справа, с запахом кофе. «Чон…» — пронеслось в голове омеги.       — Мне понравилось твое выступление, детка, — шепнул на ухо второй. «Не Чон!» — с ужасом понял Ким, до побеления костяшек сдавливая пальцами коленку.