***
— Вирнален изволил сыграть по-крупному, — следующим днём после ритуала едва пришедшая в себя Двукрылая уже сгибалась над невысоким столом в их хижине. Строго перечитывала всю информацию, которую записал Борон после «общения» с Вирналеном и ужасающих видений, подаренных им же. — Ты права, — поодаль бродил сам Боне, с интригой наблюдая за На`ан. — Храм Реды — это буквально здоровенная библиотека и святилище одновременно. Книжные полки под потолок, ярусы балконов вокруг главного трона, где частенько восседает главный жрец. Конечно, Вирнален захотел подтолкнуть такое лакомое местечко к забвению, но попасть туда — та ещё задачка. И подрывать всё из главного зала — слишком опасно. — А слухи о сокровищнице, которая находится прямиком под тронным залом — правда? — поинтересовалась Манаири, перехватывая внимание Борона и улавливая его дрогнувшие в определённо одобряющей усмешке губы. — Если мы сможем подорвать храм снизу, взрыв заденет дно тронного зала, и тогда… — Все книжные ряды, святилище и присутствующие обвалятся в руины. Там Вирнален их и поймает, — цыкнул Боне и щёлкнул пальцами, с азартом подходя ближе к столу. — Но вот в чём загвоздка — именно в сокровищницу попасть труднее всего. Если Вирнален позарился на величественный оплот, он наверняка подразумевает, что мы не будем действовать в одиночку. И так мы приходим к пониманию, что у тебя всё это время, Двукрылая… Не пришлось даже договаривать столь тривиальную мысль. Хватило поднять многозначительный, блеснувший коварным мороком взгляд, чтобы На`ан ехидно усмехнулась и изобразила подобие изуродованного реверанса — откровенную насмешку над астрийскими традициями. — Были связи, — утвердительно прошептала она. Азарт захлёстывал кровь. Он колотил жилы, лишая колдуна эмпатии вовсе, лишая последней доли понимания о том, что он творил. Не со знаниями, с живыми людьми. Ценой какого союза будет возвращён к жизни Кимсан? Может, так внутри Борона Боне рождался бесчувственный монстр, плюнувший на остатки нежности к миру, но он этого уже не замечал.***
Распростёртые объятия храма приняли спутников многочисленными рядами книжных полок, что пёстрым полотном возвышались под арочным потолком. Сам воздух велел благоговеть, дыханию — застревать в лёгких, настолько кружил голову дух самой богини здесь. Хрупкая эльфийка припала головой к плечу своего любимого, и они вошли внутрь, с удивлением отмечая про себя отсутствие других остроухих поблизости. «Идеальный миг…» Двукрылая держала лучшую осанку. Борону было сложнее — сложнее брести по миру не так тяжело, как раньше, сложнее гладко дышать, будто он совершенно здоров. Ожоги прятались под иллюзией, но никуда не делись… коснёшься лица — почувствуешь. Медленно На`ан опустилась перед изящным алтарём, изукрашенным символами ярко-голубых глаз и форзацами книг. Покорная и внемлющая, она спустила здоровые, совсем не изувеченные ладони вниз. Те сложились в молитвенном жесте, и вскоре рядом аккуратно сел на колени Борон. Они переглянулись. Воздушная молитва сорвалась с раскрывшихся губ обоих, песнью потекла в окружение, завораживая прочих последователей, утонула в лёгком звоне хрустальных колокольчиков и возвышавшейся иконы. Пахло свежестью переплётов, но старостью пергамента, и наоборот… Пахло непоколебимым величием. Всему ему было суждено рухнуть в никуда. А малахитовый взгляд считывал окружение, словно картину художника, которая навек отпечатается в памяти. — Возвращайтесь в Астру, дьяволы остроухие, — глухой рык в стороне вынудил На`ан перевести взгляд. Широкоплечий шаурин, едва ли не стиснув зубы, наблюдал за ними, распуская в толпе ненависть к напыщенным эльфам, жителям Астры, невесть что забывшим в Союзе. — Нечего вам делать здесь и богиню нашу порочить мерзостью своей. У вас в Астре каждый город напичкан храмами, неужто не хватает? «Кажется, это наш…» «Слышу. В игру, пташка». Двукрылая поднялась. Резко, но с грацией воистину аристократичной — расправились ровные эльфийские плечи. Высокомерный взгляд из-под густо накрашенных ресниц ударил плетью. — Вы находитесь в храме Реды, Леди Истинного Взгляда, — процедила Манаири. — Будьте добры наполнить собственные души глубокой благодарностью за Её великодушие и упасть на колени перед алтарём. Вы не смеете попрекать нас за выявление уважения — так окажите же его лично. — Не смей указывать мне, чучело ушастое, — шаурин предпочёл сделать импульсивный выпад. Нетерпеливый зачинщик конфликта рванул вперёд, схватил Двукрылую за плечи и отшвырнул на пол. С глухим ударом она рухнула вниз и неприятно припала щекой, но с коленей стремительно поднялся уже Боне. Предстояло действовать быстро, пока защитники храма не полезли решать конфликт и не нарушили верное течение происходящего. — Тих-хо, — прошептал Борон, вскинув руку и нарисовав ей в воздухе полукруг, а затем мягко припечатав палец к своим же губам. — Тс-тс-тс. Толпа затихла. Она, с растерянностью наблюдавшая за скандалом, увидела, как седой эльф склонился над шаурином с высоты своего роста и начал нечленораздельно шептать что-то спесивое ему на ухо. Ужас пронёсся по лицу всякого свидетеля стычки, стоило словам начать различаться. — Мне всего лишь хочется, чтобы ты меня выслушал. — Чего ты хочешь от мен… — Тс-с, — ладонь вцепилась в грудки. Борон ухмыльнулся. — Чёрная крыса, заражённая Бледной Чумой, сегодня заберётся в дом к твоей больной матери, дверь в который ты снова плотно не закрыл. Ускорится течение времени, болезнь выжрет её с потрохами до того, как ты успеешь добежать до дома. Побледневший шаурин замямлил, попятившись в охнувшую толпу, а со всех сторон храма, подобно хищным птицам, к двум фанатикам двинулись блюстители порядка, чтобы потребовать прекратить всё это. Да, ты можешь творить в Союзе те ещё непотребства, но будь добр не представлять опасности священным местам и не приносить вред майару города. Пошатнувшись, на ногах вновь оказалась Двукрылая. Даже в облике чернокудрой принцессы она источала смертоносную мстительность; мстительность свирепую, способную пошатнуть чужой рассудок в щелчок пальцев. На`ан приблизилась, исподлобья взирая на шауринского наглеца, и ударила его самым обиженным, а потому ужасающим проклятьем из возможных. — Ты совсем позабудешь о своей маленькой сестре, за которой нужен глаз да глаз. Пока плачешься по матери, она вылезет из своей комнаты и выбежит на дорогу. Запряжённый лошадьми обоз передавит ей шею. Хватило моргнуть, а подставная кукла уже рухнула в толпу, вереща, словно резаная свинья, потряхиваясь под снисходительным вниманием эльфов. Казалось бы, маленький скандал, мало кто из здешних жрецов не способен проклясть обидчика, но когда ты — гость, всё меняется. На`ан впилась в плечо Борона цепкой хваткой, кивая в сторону защитников порядка. Они окружали, до конца не понимая, с кем имели дело. Не знали они, что и проклятья — искусственные. — Марата аш`с сахай, — прорычал колдун и в чёрной вспышке унёс На`ан прочь, бесстыже игнорируя святое правило не использовать в храмах магию. — Моя мать! Отпустите меня! Я должен найти мать! — ещё долго верещал купленный человек, но важнейший след колдуны успешно после себя оставили. Трагичная ссора обязательно к ним рано или поздно приведёт.***
Переполошить своим бесстыдством город, на самом-то деле, совершенно не сложно. Эксцентричные, самовлюблённые эльфы, способные проклясть на людях, показали свои лица. За ними легко отправить хвост, приказать выяснить, представляют ли чужестранцы опасность. На`ан и Борон упивались этим чувством. Никогда прежде ни Боне, ни сама Двукрылая не знали, каково водить вокруг пальца и дурить целый мир под чужой личиной. Ближе к вечеру, нужным образом запутав следы, они остановились на окраине Арнетана, неподалёку от старинного фонтана, построенного здесь гелторцами ещё до того, как Союз прибрал себе территорию. Чёрная вода пенилась. Не замерзала, несмотря на зиму, и серебристыми струями опадала на потрескавшийся камень. Манаири порхнула ближе, завороженно глядя в отсутствующее отражение, и косо подметила, что Борону пошли бы пепельные волосы. — Хвостик ещё не подоспел? — Нет, но скоро явится, — оглянулся колдун. Совместная работа с пташкой не позволяла Боне даже выдохнуть на мгновение, задуматься о жизненных трагедиях. Колдуны только и делали, что тренировались изо дня в день, обличали свои корыстные идеи в новые краски, примеряли чужие маски и смеялись над законами мироздания. Не находилось времени жалеть себя и утопать в горечи. Подойдя ближе, Погоревший заметил, как в бледной ладони На`ан держала над водой тонкий браслет из белого золота. Изящные ангельские крылья, отлитые из него же, поблёскивали. — Желаешь увидеть, как Вирнален обычно забирает себе причитающееся? — заговорщически предложила белокурая и вытянула браслет в руки Погоревшего. Он перехватил, с непониманием взирая на На`ан. Она кивнула в сторону мутной водной глади. — Просто опустить? — Да. Желая подарить Вирналену жертву, ты отдаёшь её воде… И хлад тёмных волн сжирает подношение. Естественно, если ты его чернокнижник или ему ближайший. Монетки в фонтанах ест не он, — ненавязчивая шутка, и Борон, посмеиваясь в ответ, аккуратно занёс украшение над водой. Холод обуял округу почти мгновенно, переполняя её липким туманом, какой поднимался после шторма, учинившего крушение и забравшего десятки жизней. Забурлила, взбивая пену, вода. В танце пузырьков медленно тонул опущенный браслет. Сначала укрытый узором робких волн, вскоре он зашипел, а затем — подобно сжигаемой бумаге, начал таять на глазах. Растворяться, пока вода пожирала золото и топила. Дрогнуло острое ухо, стоило На`ан услышать подоспевшего свидетеля. Посланные в целях слежки фигуры неустанно следили за влюблённой парой, которая совсем не представляла опасности на первый взгляд. Но ведь нужно убедиться, верно? А тянуть время — часть плана, чтобы другие союзники успели подготовить заветное место, полное лживых улик. Но Двукрылая не ожидала того, что позволил себе Борон. Стоя спиной к колдуну, она узрела перед собой его вытянутую ладонь и плавно обернулась. Сложив вторую руку у пояса, Боне, кажется, решил сыграть особенно правдоподобно. — Не хочешь станцевать со мной, пани? — пропел он в эльфийском обличье и заметил, как припухлые губы напротив дрогнули. «Ты совершенно точно не ожидала, что роль двух неразлучников придётся играть со мной именно так, пташка? Или ты не ожидала, что я умею танцевать?» Борон умел танцевать. Другое дело — ненавидел это делать со всеми, кроме Кимсана. Но раненое сердце дёрнулось, когда Боне осознал, благодаря кому жил и дышал все эти недели, кто помог ему поверить и пойти вперёд. Пускай напротив не миниатюрный пепельный мотылёк, а кокетливая астрийская леди, никто не усомнится в искренности их танца. Пока где-то в подсознании бурлит мелодия, напеваемая Вирналеном. — Ну, только если с тобой, пан, — несколько оторопело подыграла Двукрылая. Она вложила ладонь в пальцы Погоревшего, почувствовав сквозь иллюзию щекотку бинтов, и сразу оказалась подтащена им ближе. Что танец для них, когда приходилось совсем недавно изнывать вдвоем, в общей крови? И под взглядами хищных неприятелей первые шаги общего представления — роскошная сладость. Ноги поначалу заплутали. Борон быстро понял, что На`ан никогда прежде не танцевала, но на этот счёт хранил особенное мнение. С тем, с кем воистину возжелаешь разделить общую нежность — не споткнёшься. Они закружили. Невидимые нити опутали тело Двукрылой, мешая ей запнуться и помогая движениям. Ладонь встретила тонкую талию под слоем мехов, а робкое девичье касание пришлось к плечу. Там, где танец начинался, подобно деликатному вальсу, с каждой последующей минутой он разгорался всё сильнее и жарче. Борон привык сжимать не женские пальцы, а бархатные, близнеца, но помехой это не стало. Он помнил уроки Герберта перед светскими вечерами, словно повторял движения ещё вчера. Вопреки времени и месту колдуны играли друг с другом всё развязнее на потеху тайным шпионам. В На`ан быстро разыгрался азарт. Словно под их ногами не хрустел иней, совращая поскользнуться, она с ухмылкой примкнула к груди Борона и закружила бёдрами — то не было пошло, нет, до умопомрачения элегантно. В изящном обороте она же прижалась спиной, позволяя забинтованным рукам заскользить по собственному животу. Борон хищно ухмыльнулся, и пока колдовство сплетало их обоих чуткой гармонией, заиграл бёдрами сам. Двукрылая вскинула вверх руки, словно пышные крылья, зашелестела пальцами и насладилась близостью Погоревшего сквозь одежды. В тот самый миг ёкнуло в клетке рёбер нечто, что простые смертные привыкли называть сердцем, душой, да невесть чем… лишь бы оправдать свои уязвимости и небезразличные эмоции. Блеклые глаза поднялись к глазам Борона, стоило На`ан с уханьем выгнуться назад и оказаться прокружённой им над землёй. Опали угольные волосы, едва не щекоча снег. «Ты точно никогда прежде не танцевала?» — не сдержался Боне, посылая Манаири мысленный импульс. Она примыкала и заигрывала, подобно чёрная мамба, обкрутившая руку, не стеснялась опустить стройные руки на плечи колдуна и сомкнуть пальцы за его шеей. Танцевала, словно в последний раз, будто любила седовласого эльфа напротив десятки жизней, и кто шпионил за тандемом, убедился сейчас — они неразлучны. «Я точно никогда прежде не танцевала», — донеслось в ответ, а в глазах Двукрылой сверкнула ясная радость. Она должна была остановиться, не позволить уязвимым мыслям захлестнуть разум, но ничего не вышло — восхищённые, они трепетом заполоняли уже грудь. И сердце пропускало удар за ударом там, где колдуны передвигались нога в ногу, примыкали грудь к груди, дышали — губы в губы. Порхали, как порхала Манаири, когда в лёгком па отходила от Борона и проворачивалась вокруг своей оси, ведомая его рукой. Жуткое случилось в миг, когда На`ан вновь оказалась пронесена, обнятая под лопатки, над серебристым инеем. Бесконечное неравнодушие треснуло в её блеклом взгляде, изучавшем Борона с головы до ног. Сердце пропустило пресловутый последний удар, который отвечал за непредвзятое отношение к происходящему, и душевное терзание, парализующее смертельным ядом, обнажило эмоции на лице. Борон заметил это. Он заметил и то, как дёрнулись от боли губы На`ан, как нижняя едва не треснула, исказившаяся в подобии усмешки. Под меховым одеянием треснули старые порезы. Забрезжив густой кровью, они олицетворяли недовольство Вирналена, его устрашающее послание к Творцу. На`ан не должна была позволять себе чувства к подобному Боне, эти бесполезные приземлённые чувства вовсе. Она глухо выдохнула и обнажила ужас в серых морях своих глаз. За ними следили, нельзя было дать знать, что они служат Вирналену, не сейчас, не так! И Двукрылая продолжила танцевать как ни в чём не бывало. Пока алая пропитывала её рукава насквозь, рисуя росчерк густых капель на снежной пелене… Нельзя. Целительные нити младшего Боне тотчас юркнули под меха Двукрылой и впились в её раны, принявшись алчно прижигать, не позволяя миру увидеть больше нужного. И, шипя непокорно, закатывая помутневшие глаза, На`ан кружила. Они сцепились с Бороном. Ногти вжались в его плечи, вызывая ответное шипение, губы почти встретились. На последних аккордах аккомпанемента, которым стало журчание фонтана, На`ан потекла ладонями по груди Борона, уводя их за спину полукругом. Погоревший обнимал за спину, склоняясь над, спускался к самым бёдрам… Ласковое, но тесное движение по её колену до самой ягодицы, но резко отрывающееся до того, как её достигнуть. «Откуда кровь? Что происходит, На`ан?» «Наказание за душевную слабость». Понимание случившегося стало причиной растерянности их обоих. На`ан рассматривала Борона напротив, возненавидев себя за собственную же глупость, что сжала удушающей хваткой хрупкую шею. Не было вины во влюблённом чувстве, обуявшем сейчас замкнутую в пламенном объятии, не было в нём ничего корыстного и грязного, но отчего захотелось остановить танец? Онемевшая от боли На`ан осталась лежать, нависшая над снегом, в ладонях колдуна с испуганным, животрепещущим осознанием: последние недели принесли ей слишком многое. Это многое нельзя так просто забыть. Нельзя и упрекнуть себя в назревающей влюблённости, ведь грех — контролировать порыв к человеку, будь он хоть тысячу раз недоступен. Даже Борон остановил танец, оставляя их склоняться на потеху наблюдающим, пока алый и белый превращались в нежно-розовый под ногами. Он не был самым проницательным человеком на свете, но почувствовал это. Симпатию всегда чувствуешь, даже едва уловимая на деле — кристально понятна. Тонкие пальцы Манаири потянулись к лицу Боне, прощупывая сквозь иллюзию и съехавшие бинты лёгкую паутину ожогов, которая тлела на изувеченной коже. Кончики пощекотали шрамы, ласково двигаясь по главной «ветви» от брови, по переносице, под глаз. На`ан завороженно рассматривала седовласого эльфа перед собой и выглядела столь влюблённой в него, но представляла истинный облик Погоревшего. — Я пугаю тебя? — он уязвимо прошептал это в понимании чудовищности собственной, но забыл — кто, как не Творец, восхитится смертельным? — Ты невероятно красивый, — без тени лжи донеслось от чернокнижницы, и это резко поставило всё на свои места. Борон едва не отпрянул, но, чтобы не выронить Двукрылую, удержался. Испытывал ли он это самое небезразличие, тонкой нитью натянувшееся между ними здесь и сейчас? Спустя годы одиночества — терпкие совместные недели, разговоры о возвышенном, о знакомом, доверение самых страшных секретов и искреннее понимание в ответ. Поддавшись руке Манаири навстречу щекой, Борон ощутил то, что ощущал так редко, когда дело касалось человеческих чувств. Страх за другого. На`ан — единственная в его жизни женщина, тронувшая так глубоко за короткие сроки. Но неужели он смел позволить себе рухнуть в этот омут, хотя знал, что обязательно вынырнет, когда придёт миг? Кимсан никогда не будет предан ради жизни с кем-то другим. Он никогда не будет никем заменён, никогда не останется брошен там, за завесой, но почему… Почему нельзя позволить себе эту облегчающую близость? Почему Борон не имел права укрыться под крылом, обладательница которого понимала, как никто, временно, пока всё не встанет на свои места? Нет, она не заслужила быть временной радостью. Запретным плодом, который надкусишь, чтобы рано или поздно выбросить, с разбитым сердцем и израненными чувствами. Они оба очень хорошо это понимали. — Я тебя разочаровала? — прошептала На`ан уже своим голосом, ведь шёпот не услышат. Борон изумлённо прыснул и не постеснялся опустить одну руку, так нескромно и смело, на грудь чернокнижницы, туда, где билось её сердце. С непоколебимым уважением и принятием чувств мотылька прошептал: — Ты — меня? Я поражён тобой, На`ан. Хочу, чтобы это сердце билось всегда. Никогда бы не пожелал вырвать его из твоей груди, хоть всегда мечтал так поступать с тобой подобными. Боне позволил себе слабость подтянуться ближе и отереться собственным кончиком носа о её, бархатный. А Манаири, поражённая первыми в своей жизни чувствами, захлестнувшими безжалостным наказанием божества, отпрянула. Белой дымкой окутанная, вспыхнула, растворилась в руках Борона, чтобы спустя пару секунд обратиться чёрной мамбой. Сотканная из ослепительных чешуек змея с удивительно умным взглядом обвила запястье Боне и вскоре затекла в его иллюзорный рукав. Гибкое тело интимно пощекотало кожу, а вскоре обняло за шею и коварно посмотрело в ту сторону, где за двумя эльфами наблюдал хвост из храма. Ещё одна щепотка провокации — казалось бы, только танцевали и признавались друг другу в любви, а уже в змей превращаются. «Всё идёт по плану. Мы произвели впечатление», — женский голос послышался в подсознании Погоревшего, и он, не способный до конца осознать пережитое, одёрнулся. Несмелым движением пальцев погладил выгнувшуюся змею по голове. «Теперь направляемся в подготовленное место?» «Точно. Нас скоро подменят, и дальше — только ждать заветного дня».***
В подготовленном убежище уже все улики ожидали на своих местах. На`ан с радостью бездыханно рухнула бы на импровизированную постель, но не пожелала оставить ни единого пепельного волоса, выпущенного сквозь иллюзию. Борон присвистнул, оглядывая хорошую работу союзников. Танец едва оборвался, а они оба неумело делали вид, будто не поддались спонтанным чувствам — каждый по своей причине закрывал на это глаза. — Твои люди точно успеют нас подменить? — младший Боне объяснимо не доверял никому до конца. Пока На`ан, расхаживая из стороны в сторону, заинтригованно наблюдала из окна вид на грязные лабиринты улиц, он покачивался на одном месте и разглядывал композицию. — Мы всё очень хорошо рассчитали, — неловкость искрилась в воздухе, мешая подбирать слова. — Преследователь будет здесь примерно через несколько минут. Ни о чём не подозревая, выйдем отсюда на прогулку, оставляя все улики на потеху и изучение. На нас решат тут же напасть, но увяжутся за подменой, а мы с тобой возвращаем истинные личины и продолжаем. Весь этот план с самого начала не показался Борону таким же простым, какой удалось реализовать с Кимсаном и Вэлом. Тема последнего терзала Боне все эти годы, ведь след Шакли пропал, словно его не существовало никогда прежде. Но к ней доведётся вернуться потом. Комнату заваливали чертежи и схемы храма, принадлежавшего совершенно другому божеству — Гарде. Так уж вышло, подставные фанатики Реды, с утра побывавшие на службе, терпеть не могли последователей иной богини и готовили заговор. Следы от создания самодельной взрывчатки, улики, которые покажут примчавшимся наглядно — сбежавшие колдуны планировали напасть на другое священное место и готовились к страшному. Без религиозных войн в Союзе никуда. Об этом мгновенно донесут майару Арнетана, и тогда, когда защитнички забьют тревогу, всё развернётся только на руку. Часть охраны будет направлена на преследование друзей На`ан, а часть отправится усилять оборону ложного места нападения. Защита храма Реды ослабнет, патрульные разойдутся, а дальше — дальше Двукрылая и её коллега прибегнут к финальным штрихам плана. — Это прозвучит не так, как оно есть на самом деле, но… — Боне вскинул рукой. — Я не думал, что у тебя в Союзе найдутся друзья, готовые помогать подрывать священные места. Слыхал, чернокнижники Багровых обычно глотки друг другу рвут, а не добросовестно руку помощи подают. — Без друзей нельзя выжить, — преспокойно отчеканила На`ан. А ведь даже за мрачной внешностью она сохраняла свою неподдельную мимику и забавно щурила нос. — Среди нас есть и враги, и друзья. Они получат награду, которая станет им подспорьем, за мелочи. Подделанное место преступления, беготня от преследователей. Это мы с тобой окажемся в очаге возгорания и будем делать всю грязную работу с шансом быть подорванными, заколотыми, испепелёнными, и всё по списку… Иногда без друга — никуда. Один у тебя уже есть. — Как же я без тебя, — Борон по доброму усмехнулся. — Ты точно запомнила схему подземных катакомб под храмом? — Чёрный Барон, я бы при всём желании не забыла, такова уж я, — ухмыльнулась На`ан. Они оба чертовски волновались. Несмотря на тщательную подготовку, риски были слишком высоки, и оказаться в западне, там, где ты способен отдать дыму и воде тонны книг, десятки и сотни жизней, ты должен быть готов сгинуть сам. На`ан чувствовала состояние Борона. Переживала и она, так непривычно для себя, но голова шла кругом в последнее время. Что уж говорить про младшего Боне — он по-прежнему грезил братом, а рискнуть, поставить на кон всё, чтобы иметь шанс быть погребённым под завалами… не каждый захочет. — Может, ты не пойдёшь? — не подумав, буркнула На`ан, опираясь на подоконник. Борон, кажется, к полу пригвоздился, а затем непонимающе вздёрнул бровь. — Ну, в плане… Ты помог мне всем, чем смог помочь, давай ты переместишь меня через катакомбы в сокровищницу и сразу же уйдёшь, ладно? Если я не вернусь, Вирнален найдёт способ вернуть тебе бриллиант. — Ты это сейчас шутишь, пташка? — Боне подошёл к Двукрылой, но заметил, как она отшагнула. Всё ещё осаждённая запрещёнными чувствами, внезапным всполохом «невесть чего», не готовая так низко падать во внезапные проделки сердца. — Я не собираюсь останавливаться на половине пути. Раз уж начал это сотрудничество, то сделаю всё качественно. — Борон, тебя ждёт человек, который мечтает о домике в горах и счастливой жизни с тобой. Будет лучше, если ты лишний раз не станешь собой рисковать, — отчасти слепая, но искренняя попытка оттолкнуть таким образом была обусловлена явным нежеланием втягивать ещё больше. На`ан прекрасно понимала, что могла, что уже втянула, но меньше всего ей хотелось сейчас посеять в Боне долю сомнения. «Как будто я способна на это? Слишком высокого я о себе мнения». — А теперь послушай меня, — ладони Погоревшего очень быстро опустились на щёки Манаири и подтянули её ближе. — Знаешь, с такой дрянной жизнью уже не важно, о каком там домике мечтал Кимсан — нам с ним попросту не дадут осесть. Мне и ему суждено жить в бегах, мне суждено привлечь его к чёрному колдовству, даровать ему те же силы, что у нас с тобой. Не захочет поначалу — захочет позже. Ты знаешь, во что нас превратил мир, и что теперь? Мне в нору зарываться? — Это так не работает, — мотылёк попыталась отвернуться и увильнуть из хватки, но не вышло. Малахитовые глаза закатились. — Ты навязываешь ему свои стремления. Не нужно лезть в пекло и вечно делать всё по-своему. Я уверена, твой человек, будь он жив, очень хотел бы иногда решать самостоятельно, чего желает его сердце. И я готова поспорить, Кимсан не хотел бы тебя туда отпускать. Этот совершенно необъяснимый, абсурдный диалог перетекал во вскипающий спор, который никак не касался дела. На`ан норовила остановить Борона, а он не понимал, с чего она вовсе так завелась. Саданула по больному. — Я бы согласился исполнить все мечты Сана, — процедил Борон сквозь зубы и отступил. — Но привлёк бы его на свою сторону. — «Я бы согласился, но всё сделал по-своему». — Я не понимаю, при чём здесь Кимсан, и почему ты так хочешь меня отговорить. — Потому что мне не всё равно! — выпалила На`ан, как на духу, слишком громко, пожалуй. Чеканила слово за словом, подобно то было самым сумасшедшим признанием из возможных, находила в себе чёртовы силы и совесть думать не о себе, любимой, а о двух братьях, которые больше неё заслуживали жить. И плевать, что На`ан, кажется, впервые в жизни напоролась на собственную привязанность — на самую презираемую в людях черту. — Если человек искренне желает счастливой жизни, найди способ и место в мире, где способен подарить её ему. Не делай из Кимсана такого же монстра, какими мы с тобой уже стали, не пытайся откупиться от его желаний и закрыть на них глаза. Пожалуйста, у вас ещё есть все шансы, мне не всё равно на вашу судьбу, на его судьбу, на… твою. Словно все эти слова были сказаны лишь для того, чтобы прозвучало последнее из них. На`ан увидела, как что-то в Бороне сломалось, зарылась пальцами в собственные волосы и мысленно укорила себя за наглость. — Все люди монстры, Двукрылая, — растерянно отрезал Боне. — Рано или поздно Сан тоже в себе это найдёт. — Пускай я останусь человеком, который верит, что не найдёт. Их диалог сквозил непринятием, но страстным признанием. На`ан отвернулась, смахивая испарину со лба, пока тёмные волосы вились у её висков, и согнулась над фальшивыми схемами. Страстная вышла речь, даже дух не перевести. Манаири почувствовала, как Боне попытался подойти к ней сзади, чтобы вовлечь обратно, в свои руки, но чутье Творца оповестило о преследователе. Чужая душа поблизости. Холодная. «Хвост здесь». Борон тотчас же осёкся, в последний раз осматривая композицию «идеальное будущее преступление», и мотнул головой в сторону двери. Сейчас стоило как ни в чём не бывало выйти, для вида — установить магическую ловушку на дверь. Шпион проникнет внутрь и всё изучит. Знающие люди обойдут защитные руны, нелепые — попадутся и обозлятся ещё больше. Вспышка колдовства смахнула с эльфов старые одежды и обернула их в лёгкие полотенца — влюблённая пара всего лишь возжелала насладиться блажью, которую способны подарить горячие источники неподалёку. На`ан покинула комнату первой, мысленно отмечая уже несколько взглядов на своих открытых плечах, и обернулась с наивным интересом к Борону. Он наигранно огляделся по сторонам и пустил турмалиновые искры на дверную ручку, а затем, беспардонно приобняв спутницу и прижав к обнажённой груди — сквозь которую она ощутила бинты, — побрёл прочь. Идеальный момент, чтобы совсем скоро оказаться нерадивыми пойманными преступниками. Горячие источники воистину находились в нескольких шагах. Источая строптивый пар, вода пенилась и переливалась лёгкой дымкой, пока в тёмный грот проникали редкие серебристые улыбки зимнего неба. Колдуны сидели на самом краю, свешивая ноги в жаркие объятия влаги, и долгое время молчали. С минуты на минуту сюда должны были заявиться коллеги, способные перехватить иллюзию на себя. — Давай не будем теми людьми, которые просто забывают тему как ни в чём не бывало, — заговорил Боне, сидя плечом к плечу с На`ан. Она сморщилась в явном нежелании углубляться во всё это, но была вынуждена. — Что тебя так завело? — Я не пыталась тебя исправлять или вроде того, — расправились стройные плечи. — Просто почувствовала себя виноватой в том, что втягиваю тебя туда, откуда ты можешь не выйти. — Но это волнение не вытекло из того, что я тебе такой хороший друг, — говорить очевидное — то, что предпочитал в такие моменты Борон. Он ласково колыхнул воду ногой — на ней разошлись круги. — Какая мысль закралась в твоё сердце, Белая На`ан, и что она тебе шепчет? Сформулируй. — Я на какую-то секунду представила тебя тем самым «банально исчезнувшим с утра любовником», который максимум оставит мне на прощание традиционный подарочек и сбежит в закат, как только я перестану быть полезна. И эта мысль разозлила меня, — честно призналась Манаири. Она повернулась к Борону, позволяя ему видеть себя насквозь. Оба могли поклясться, что смотрели сквозь иллюзии. — Но не из-за шанса быть брошенной. А потому что ты не такой человек, и это подло — так о тебе думать. А ещё это уязвимость, уязвимости — не про меня. И при всём своём желании На`ан не поняла бы сейчас, что испытывала на самом деле к человеку, который сохранил ей жизнь и рассказал о несправедливой судьбе. Живой мертвец, удерживающий при себе душу негуманным способом, с занятым сердцем. Была ли это простая благодарность? Или Двукрылая недозволительно прониклась? Привязанность вечно одинокой? Нет, при взгляде на Борона внутри колыхалась самая чистая мысль — его не хотелось подавлять, корыстно переманивать, обманывать во имя бесцельного обращения на себя внимания. — Ты скажешь, что несколько недель — не срок. — Не скажу. — А я тебе отвечу, что проживу всего пару лет… Что? — Не скажу, — Боне был до самой глубины души своей поражён. Кто станет винить влюбившегося за сам факт? Винить можно лишь за его голодное, жадное поведение. Хоть и внутри всё переворачивалось от мысли: «Как ты могла полюбить меня?», от ответного: «Почему и ты настолько для меня особенна?». А затем — резкое понимание. У них обоих есть все шансы просто жить и быть рядом, пока время есть. «Как признать эту мысль… Как признать, что так сильно привязался в ответ? Привязался ли? Я даже в её чувства до конца не могу поверить». Но На`ан утешающе улыбнулась, и казалось, сквозь иллюзию мрака мелькнул пепел её нежных волос. — Я не требую от тебя ничего, Чёрный Барон, и искренне желаю тебе счастья с твоим братом. Влюбиться впервые в жизни для меня — не то, чего пришлось ожидать. Но молчать я об этом не хотела. А душа пташки билась там, в серебряной клетке строгих рамок её судьбы, трепыхалась даже на этих словах, как трепыхалось неверие в признание. — Знаю, что ты чувствуешь. Я буду счастлив побыть с тобой рядом весь тот отрезок времени, который нам суждён, мотылёк. Но хорошо подумай над тем, желаешь ли пойти на это, потому что потом привязанность так или иначе придётся рвать. Все дороги скоро приведут меня к Кимсану. — Как будто я не понимаю. Знаешь, просто когда ты сказал мне, что никогда не захотел бы вырывать моё сердце, я поймала себя на самой важной мысли из возможных. Мне захотелось тебе ответить… Двукрылая была обязана выдержать сейчас поражённый, воистину ошалевший взгляд напротив. Взгляд, принадлежавший человеку, который не верил, будто в него, изуродованного мертвеца, можно влюбиться так бесстрашно, ничего не требуя взамен, буквальным образом говоря: «Я всё понимаю и ничего не прошу». И это — она, маленькая горящая спичка в обломках этого чёртового мира? Борон дышал последующими словами, он глотал их подобно вину. Мир перевернулся и уже никогда не встал бы обратно на ноги. — Если однажды ты поймёшь, что по-другому не можешь, и всё покатится невесть куда, — На`ан опустила глаза лишь на миг, чтобы поднять их снова. — Я разрешаю тебе вырвать моё сердце. Запомни мои слова, Борон Боне, во второй раз я их уже не повторю.