Мёртвая кровь

      «Недаром мы с тобой тренировались на катакомбах поменьше, пташка…       Как легко не путать дороги сейчас».       Заветный миг настал. Двух зачинщиков диверсии встретили катакомбы под храмом Реды, обнаруженные их союзниками задолго до, и Манаири хватило нескольких минут изучения схем лабиринтов, чтобы запомнить каждый коридор и поворот вплоть до мелкого выступа. Не окажись она наделена подобным талантом от самого мироздания, они с Бороном рисковали заплутать в первые же секунды и весь план пошёл бы коту под хвост. Колдуны шагали стремительно. Иллюзия соткала на них пластинчатые доспехи патрульных — агатовые, они звенели бы, не поглощай наколдованная тишина любой неосторожный шаг. Лица скрывали маски, и только блекло-голубые глаза Борона встречались с серыми очами На`ан, стоило им переглянуться и кивнуть друг другу.       Спутники связались с колдунами совсем недавно и дали знать — всё идёт по плану. Майар и его люди убедились в желании культистов напасть на храм Гарды. Основные силы инквизиции были брошены туда, здесь же осталось всего несколько бойцов, и то — наверху, у самых ворот. Сейчас они наблюдали за начинающейся службой, мерное течение которой совсем вскоре обернётся великой жертвой. Чёрные коридоры по-прежнему соблазняли заблудиться, но На`ан выверенно шла вперёд.       «Сейчас налево», — шептал её разум, щекоча рассудок Борона, и они прытко сворачивали налево. Плечом к плечу, всего лишь двое патрульных на случай, если кто-то застанет. Не застанет — маршрут редких стражей этих мало кому известных лабиринтов тоже был выучен наизусть.       «Ещё семь метров, поворот направо, и доберёмся до нужного места».       Навстречу зашагал патрульный. Ни о чём не заподозривший, он разминулся с двумя товарищами и поймал одобрительный, строгий кивок На`ан. Коварный шторм бурных морей плескался в её пронзительном взгляде, так и шептавшем: «Ты останешься жить и пожалеешь о том, что не заподозрил нас».       Нужный закуток наконец встретил. Едва опуская с лица тканевую маску, Двукрылая задрала голову: в нескольких метрах, прямиком над ними, находилась сокровищница, которая охранялась лучше всего. Со всех сторон, но только не снизу — никто физически не способен проникнуть в неё отсюда ни напрямик, ни магическим способом. Если только…       — Твои друзья были правы. Здесь магическая защита истончилась сильнее всего, — Борон раскрыл ладонь, вскользь ощупывая стену перед собой. Изумрудная зелень плетения меркла. — Подобный эффект происходит из-за погрешности в наложении чар… Сокровищница так сильно напичкана изнутри магическими эффектами, что где-то они сцепились и рассеялись из-за нестыковки эффектов…       «Вот через эту брешь мы с тобой и телепортируемся».       Пока Борон ощупывал стену и мягко собирал в пальцах крупицы энергии, Двукрылая раскрыла кожаную сумку на поясе и достала несколько пузырьков с зельями. Они с Бороном творили то, за что их точно не погладили бы по голове их близкие. Будь они рядом. Будь они вовсе. Такое количество алхимии грозило в скором времени интоксикацией и даже смертью, а проникновение в сокровищницу вслепую несло с собой шанс попасть в ловушку и запустить все механизмы защиты.       Но план был хорош тонким риском. Они рассчитали возможные погрешности. Лопнув пузырёк с зельем, На`ан опрокинула его в себя и зашипела, стоило холоду обжечь горло. И без того бледная кожа обрела синеватый оттенок, а чёрные вены проступили на висках, намекая на перебор. Ещё один пузырёк. И ещё один. Вторую половину забрал Борон, не менее беспардонно испив. Защита от внимания инквизиторов, дикая порция выносливости и способности творить заклинания. Им должно хватить сил на весь чёртов план, ведь остаться без колдовского потенциала в конце будет очень, очень скверно. А с последствиями как-нибудь справятся — уж мертвец-то и самоубийца, разве им страшна интоксикация?       — Волнуешься? — Боне задал один-единственный вопрос перед тем, как подтащить пташку ближе и приготовиться к перемещению.       Манаири не стала врать. Её сбивчивый выдох повествовал об ужасном трепете и сочетал в себе потаённое благоговение, опаску быть пойманной или погибнувшей, впрочем, если храм Реды грандиозно падёт, как не пасть вместе с ним… Нет, Боне нужно было защищать. И исполнять обещание помочь его брату.       — Давай не об этом. Пошли, — прытко бросила Двукрылая, и магическая пасть сожрала их, выбрасывая на поверхность, в лапы сокровищницы. Потребовалось больше сил. Мир ухнул из-под ног и вновь перевернулся. Только бы не в объятия смертельной ловушки, только бы успели прибегнуть к плану «б»…       Воздушное приземление пришлось рядом с каменным големом — его-то спящий рассудок и сопрягался с магической защитой, нарушая её.       «Вот же…»       Смертоносный страж сокровищницы не сдвинулся с места. Но надеяться и на его поломку не стоило — следовало поторопиться. Каменный гигант крепко спал, не успев перебудить остальных. Не горели ни его глаза, ни магические жилы меж пластинами.       На`ан переглянулась с Бороном спустя пару-тройку секунд, когда взору представилось огромное помещение… Ах, потребуйся им золото, нуждайся они в реликвиях Реды, пришлось бы хорошо постараться, чтобы всё вынести. Големы примыкали к стенам каждые три метра, готовые проснуться в момент опасности. Никакие живые стражи не нужны, если нападёт хотя бы одна подобная тварь — лицом к лицу не выстоишь. Сизые лучи тянулись через помещение, заставленное витринами и крупными сундуками, высокими полками с реликвиями.       Лживыми мёртвыми взглядами бдели горгульи из дальних углов. Колыхнёшь хоть что-то здесь, пустишь вибрацию собственного перемещения — превратишься в решето. Стык магии помог переместиться туда, где лучи оборвались из-за близости с големом, а взгляд одной из горгулий померк…       Идеальная точность.       «Займись горгульями, На`ан. Они, скорее всего, подают сигналы големам. Я поработаю над нитями, это… хах, мой конёк».       Мгновение самоиронии. Кивнув Борону, Двукрылая бесшумно выудила кровью и потом выкупленный на чёрном рынке свиток. Он сгорел в её ладони, помогая душе вырваться из тела и пуская ту эфемерным потоком по воздуху. Редкое, сложное заклинание — с душой вообще шутки плохи, но разве имелся выбор? Призрак Двукрылой заскользил по полу, между лучами, пока оболочка недвижимо ждала. Сливаясь с полумраком помещения, подобно той самой чёрной мамбе, На`ан упорно двигалась вперёд. Во время службы шанс, что кто-то решит проверить сокровищницу, был мал, так что время имелось.       И если бы у духа могло дико биться сердце, оно бы билось. Манаири слышала вдали собственный пульс, каждый неровный вдох, который переполнял её благоговеющим ужасом. Они уже в сокровищнице! Вдвоём! Они проникли, осталось не допустить ошибок, не нарушить план. Снаружи, у тронного зала, выжидали союзники, которые помогут в момент взрыва — они чётко знали свои роли и позиции. И сколь прекрасен аромат грядущей победы…       «Ради таких моментов я искренне полна готовности служить тебе, Выколотые Глаза…       Приносить в жертву что-то столь великое… Быть частью крушения, частью забвения и ужасов тысячи невинных душ. Больше всего на свете я сейчас хотела бы широко улыбнуться. Знай, я улыбаюсь, Отец…       Улыбаюсь»       Поток обращался эфемерной женской рукой, что пускала в глаза горгульям пыльцу. Иллюзия пустого помещения ложилась на них вместе со звуком гнетущей тишины. Мир на мгновение размылся — действие зелий начинало слишком остро влиять на разум, — но Двукрылая не обратила внимания. Рано.       — Аихраси… — хриплый голос Погоревшего обратился к выматывающей, чертовски опасной формуле, но он не боялся за потерю сил. Возможно, зря не боялся, но медлить Боне не желал: он весь пламенел при мысли, что набрался храбрости на подобное безрассудство, что вершил великий суд над святым миром Реды… Да, подобное преступление навлечёт особенный гнев Посланников рано или поздно. Возможно, приведёт к Борону лидера, и тогда… — Сиама`вир`р-р…       Хладная волна растеклась по помещению, рассеивая магические лучи. Цвета померкли, оставляя сокровищницу в бездушном владении големов, но и их запал вскоре потух, превратив стражей в бесполезную груду камней.       — Будь мы великим грабителями, осталось бы лишь придумать, как вынести отсюда всё это, — довольно усмехнулся Борон, преспокойно прохаживаясь по сокровищнице, которая стала подвластной их рукам всецело. Казалось, только сними проклятья с витрин и прикоснись к святому… Забери отсюда столько золота и редкостей, сколько на всю жизнь хватит. Реликвии…       — Увы, у нас нет времени, а реликвии весьма и весьма обременяют своим присутствием, — поддакнула Двукрылая, и настал момент истины. Из сумки показалась взрывчатка. Изящные пластины, усыпанные рунами, помещались в маленькую ладонь и легко крепились к любым поверхностям. И на секунду не та дрянная взрывчатка, которую нашли на лживом месте преступления. Раритет.       — Расставляй. Сейчас помогу, — прытко Погоревший передвигался между витринами и указывал Двукрылой, где лучше будет прилепить их маленькие сюрпризы. На`ан крепила по стенам, как можно выше, смертоносные пластины, и делала это с такой чёткостью, будто не раз и не два взрывала святилища прежде. Увы, нет, лишь долгие уроки одного из союзников сыграли свою роль.       Внимание Боне ненароком упало на одну из витрин: из-под чистого стекла к себе манило карманное зеркало в лазурной оправе. Высеченные по синеве слова соблазняли взглянуть в отражение, чтобы узнать любой секрет, недоступный твоему разуму, но пережитый глазами другого существа. Внутри что-то дёрнулось, и Борон, как ошпаренный, остановился.       — Не нужно ничего брать, — донёсся голос Манаири, установившей последнюю пластину. Но было поздно: лишние силы потратились на снятие проклятья, и витрина распахнулась, стоило Борону грубо взломать замок. Зеркало он опустил в карман. Вряд ли оно разобьётся так просто, о нет, такое разобьётся лишь после того, как правду расскажет.       «Как я мог не забрать с собой то, что способно приблизить меня к Кимсану… Понять бы, где он, понять бы, как чувствует себя сейчас, о чём грезит его душа…»       — А теперь, На`ан… На счёт три начинаем веселье.

«Три…» «Два…» «Наблюдай, Вирнален».

      В их ладонях обрели жизнь пламя и электричество. Соткавший пальцами марево огня, Борон узрел в руках На`ан молнию, и всего миг отделял их от начала грандиозного. Выстрелы лучами пришлись прямиком в руны. Смертоносный поцелуй со взрывчаткой породит крушение, пластины уже зажглись, осталось пять секунд на побег.       — Марата аш`сахай, — черно выплюнул Борон. Стены и потолок затрещали будущей погибелью всему. Загрохотали пением камни, в воздух взмыла пыль.       Удалось нырнуть в горящую пасть и переместиться на балкон главного зала, но время, казалось, замедлилось в заветное мгновение. С упоением жадный взор Двукрылой вонзился в пол, разбитый оглушительным взрывом, в каменные обломки, рухнувшие вниз, словно утонувшие в воде. Хорош страшный танец бытия…       Подобно термитам, ужаснувшиеся людишки с визгом забегали — те везучие из них, которые не рухнули на обломки, а их были десятки. Подставные же лица тотчас сняли с себя маски мирных наблюдателей у входов и выходов. Устанавливая по руне на каждой двери, закрыли те намертво, отрезали возможность сбежать отсюда и превратили храм в ловушку. В мышеловку…       Союзники сдержат натиск первого подкрепления и предупредят о крупном, а внутри останется жалкая пятёрка оставшихся инквизиторов, загнанные в угол жертвы…       И Борон с На`ан.       Пролог их злодеяния переполнился воплями и удушающе манящим аромат крови. Голова кружилась — хоть в Бездне и довелось побыть всего-то несколько секунд, подобные перемещения никогда не возбуждали.       Запыленная сокровищница до боли изменилась: усыпанная обломками стен и потолка, стёклами разбитых витрин, она же хвастала изувеченными телами упавших. Жертвы стонали, выворачиваясь в попытках встать, но единицам повезёт после подобного приземления. За сим жадно наблюдала На`ан, пепел волос которой опадал прядями на восторженное лицо…       — Просыпайся, — прорычал Боне. Серые глаза распахнулись. Улыбка, полная благоговения, тронула мотылька. — И наслаждайся заветным.       Обнажившееся зрелище ухватило На`ан, словно она — наивная и восхищённая дева, получившая весть о взаимности. Сколько блажи приносил страх, который загнал в угол жертв нападения, заставлял их озираться и жаться в самые тёмные места. Не проломишь двери — они намертво закрыты, не ринешься прочь через витражные окна — те слишком высоко. А культисты Реды тщетно искали способы защитить гостей храма от нападения, но, перепуганные, мешкали.       Как сильно желание выжить… Учёные рухнули на островок пола, начав вырисовывать телепортационные круги, но бесполезно — им на это понадобится около десяти минут, хватит взмаха ладони, и попытка побега обратится трухой. Инквизиторы не знали, как себя вести — толпа многочисленна на их фоне, смертоносные маги защищали далёкий храм Гарды, остались лишь бойцы, которые не понимали, где зачинщики трагедии. Есть ли вовсе? Особенно сообразительные ринулись снимать с дверей руны, кто-то — укрыл часть людей щитом, но спасителей на всех не хватит…       «Их даже муравейником не назовёшь…» — затрепетал мысленный голос Борона, соблазняя Двукрылую откинуть голову и завороженно вслушиваться.       «В муравейнике чётко ясно, кто какую роль исполняет, — вторила она разумом. — Они же загнаны в угол, разрознены… Наверняка зловеще ожидали трагедии в храме Гарды и даже не подозревали, что переживут её сами».       Щелчок пальцев. Ещё один. На каждом балконе и у каждого входа вспыхнули иллюзорные копии Борона с На`ан. Оставшиеся инквизиторы потратят много времени, чтобы понять, где настоящие. Жалобный скулёж шауринов доносился со всех сторон: всхлипывали дети, обнимаемые собственными родителями, с бешено колотившимися сердцами отступали служители. Одно «но» помешало вершить зло с лёгкостью: слабость выстрелила одновременно столь ожидаемо и неожиданно, переворачивая мир вокруг. Чтобы не потерять равновесие, Двукрылая упёрлась ладонью в перила. Пошатнулась, но удержаться смогла.       Нужно продолжать. Хотя бы один из них должен продолжать, чтобы второй сохранил силы и сориентировался в будущем.       — Жалкие… Беспомощные… Ощипанные птенчики, — с непривычной для Борона озлобленностью прошипела На`ан. Вспышка заряда выстрелила из её ладони в чан с маслом: он опрокинулся, и то загорелось, огненным вихрем охватывая островки тронного зала. Боне поморщился, наблюдая сгоравших заживо, отступил назад. Эти душераздирающие вопли о помощи, предвкушение аромата опалённой плоти, сладковатого и лишь едва гнилого… Отравляющая тень прошлого. Нахмурившийся Боне растерянно наблюдал за тем, как мстительно и подло, зло мотылёк реагировала на страдания человечества.       Невинные…       Тоже причинили ей боль.       Равнодушием. Ведь она, должно быть, находила в них тень своего безразличного, вечно молчаливого отца. Находила преступлением само бездействие, ленивую неосведомлённость. Вместо того, чтобы взволноваться о невинных судьбах в храме своих соперников, эти шакалы предпочли провести службу, позаботиться лишь о себе с корыстной мыслью: «Пусть беда обойдёт нас стороной…»       — Только и с-способные, что порицать нам подобных или от себя отличающихся, толкать к исправлению, травить и не думать о чужой беде… — шёпот, который никто не услышит. Её личная исповедь. Бред.       «Ну как, вам нравится меняться местами?»       Борон с ужасом осознал: такой безжалостной он видел На`ан впервые. Себя-то столь чёрным не помнил… Ещё одним зарядом Двукрылая выстрелила в сторону иконы Реды, подрезав стекло. Огромная, та треснула оравой обломков и всей рамой рухнула вниз, насмерть придавливая собой не успевших разбежаться культистов. Погоревший болезненно ухмыльнулся, борясь с головокружением. Осыпались книги, вверх взмывали старые пергаментные листы, кружась, словно ворох птичьих перьев на лёгком ветру. Ах… Ах, если бы это были птичьи перья. Большая часть полок со скрежетом опадала вниз, в сокровищницу, на обломки уже рухнувших шкафов. Манаири вкушала это зрелище — во имя Вирналена, во имя себя…       Не хотелось её торопить.       — Спускаемся, — шикнула Манаири. Рискованно, но поучаствовать стоило. Колдуны оказались внизу, в самом эпицентре личного ада, и не постеснялись разделиться. Погоревший вскинул рукой, являя миру диковинный мрак: он разверзся из ниоткуда. Клокочущие звуки самой Бездны охватили разумы невинных, выжирая их и соблазняя как можно скорее свихнуться, попросту не оставляя иного выбора. Липкая смола утаскивала в свои объятия умирающих. Борон мысленно ликовал:       «Пускай это станет знаком для любого Посланника, что явится сюда, и моим сообщением ему… Пока ободранные пташки, собирая души умерших, даются диву зверству моего поступка, я уже буду знать, где они держат душу Кимсана. Пусть ринутся за мной хоть всем скопом, в их сердцах навек осядет понимание — я способен весь мир себе в ноги положить ради него… Это зверство — малое из всего, на что я способен».       — П-помогите, пожалуйста, — ошеломил светлый голосок юного ребёнка, девочки, что ухватила На`ан за штанину и заставила обернуться. Наивное дитя в бешеном ужасе, наверняка потерявшее родителя, умоляло помочь белокурую — столь чистейшую, почти ангела на первый взгляд. Манаири застопорилась, пропуская удар сердца — ребёнок смотрел на неё очами, которые были так знакомы. Очами неповинного, напуганного таким большим и несправедливым миром человека. Наверняка дитя грезило о сказках, а увидело…       «Что… Да что я могу для тебя сделать?» — обозлённая мысль адресовалась самой себе, но Двукрылая этого вовремя не поняла. Оставить дитя жить после увиденного — всё равно, что изувечить его разум до скончания дней. Вирнален способен нести простым смертным лишь одно спасение…       — Мне очень с-с-страшно, пожалуйста, я…       Забвение.       — Спи.       Устрашающе благосклонный поступок для той, что оторопело вымолвила смертоносное слово. На глазах На`ан поражённая некрозом девочка, мгновенно разорвавшись путами колдовства, рухнула наземь бездыханным телом. Перед смертью она знала лишь сладкий сон. Непоколебимость той, что не знала жалости и двинулась вперёд, вырезая среди смертников путь отравленным стилетом. Не стоило больше разбрасываться силами, их почти не осталось…       Эту девочку На`ан никогда не забудет, и снова — как жаль, что осознает это слишком поздно. Осознает, что девочкой этой когда-то была сама.       — А вот и мои любимые друзья, — презрительно сплюнул Борон, заставший трёх выживших инквизиторов. Эти твари в страшных снах ему вспоминались, пришедшие по их с Кимсаном душу, и видеть их сейчас — мерзость. Мир помутнел — пришлось встряхнуть головой, чтобы прийти в себя. Запутав Эльгиду своими отражениями и мраком, Боне вступил с ними в схватку: из ножен показался полуторник. Лязг стали обратился аккомпанементом происходящему…       Вой же Вирналена прозвучал одобрительной песнью, затёкшей в величественный храм вслед за ним. От звона полопались остатки цветных витражей, осколками рухнувшие вниз и впившиеся в тела изувеченных, уползавших.       — Умри, дрянь! — отчаянный юный послушник набросился на Двукрылую сзади. Не побоялся перепутать… Ему удалось застать врасплох, умело заткнуть рот и заломить за спину руки. На`ан засопротивлялась, спесиво зашипев, но рухнула на пол. Вес тела пригвоздил к нему, волосы оказались намотаны на кулак.       Предательские удары головой о доски выбили последние силы. Разбилась губа. Затем лопнула кожа на щеке, рассекло бровь, и ливень крови оросил каменную крошку. Удар за ударом. Глухие, в такт стонам той, что захлёбывалась и хрипела, умудрившаяся отдаться дрожащей хватке храбреца. Парадоксально… Ты способен унести десятки жизней, имея свободные руки и возможность шептать формулы. Если их нет — тебя одолеет даже слабак. На`ан уже не отбивалась и не изворачивалась, сил хватило лишь на жалкую мысль: «Борон…»       Услышал. Обернулся, и это стоило пропущенного удара. Единственный оставшийся в живых инквизитор полоснул по животу колдуна, пуская кровь густо пропитывать его одежды, а прилетевший болт другого смельчака вонзился в грудь. Зеркала рассыпались, иллюзии исчезли, оставляя выживших окружать истинных виновников случившегося.       Последний заряд, на который хватило сил, Борон выпустил в обидчика На`ан. Тот обмяк ненадолго, и Двукрылая оттолкнула подонка. Схватила за волосы со рвением не меньшим, чтобы, мстительно прижавшись губами к его губам, отчеканить:       — Жизнь несправедлива, верно?       Стилет вспорол глотку отчаявшегося храбреца.       — «Я желаю покончить с собой», — малодушный приказ стал финалом происходящему, ему же вторили тонкие пальцы, впившиеся в лебединую шею. Послушники, очарованные На`ан, переняли её мысль и ринулись увечить себя. Заряд подорвал накренившуюся статую богини, и каменная голова откололась, рухнув на инквизитора — Борон успел отшатнуться в последний момент. Ослабленный, он припал к стене, по которой скатился. Больше нельзя здесь оставаться, ещё немного, и им придётся составить компанию погребённым под пеплом.       Бешеный страх отразился на изувеченном лице Двукрылой, подлетевшей к Погоревшему.       «Нет же, только не…»       Побелевшие глаза Боне закатились. Отравленный алхимией и истёкший кровью, он потряхивался в руках Манаири и больше не реагировал. Но если Борон сейчас перестанет контролировать свою собственную жизнь…       Он уже не очнётся. Двукрылой не перенести одновременно обоих на безопасное расстояние. По плану они должны были выйти за пределы храма и уйти вместе с союзниками… Как назло, именно сейчас рассудок стали пронзать многочисленные сообщения:       «Птенчик, кажется, основное подкрепление близится…»       «Вы где?»       «Мы их не отобьём, сколько вас ждать?»       «По возможности задерживаем и сваливаем»       Замешкав, На`ан принялась озираться: в дыму, пыли и огне их не видели здесь, за укрытием. Инквизиторы убиты… Всё, что остаётся — просить помощи. У кого?       — Virnalien este mora, — последняя молитва взывала о помощи к божеству. Звучала бесстрашно и упорно, лишь голос едва дрожал от перевозбуждения и страха перед финалом. Вытряхнув из сумки остатки зелий, Двукрылая действовала решительно. Смочив жгучей смесью чистую ткань, положила ту на живот Погоревшего. Он зарычал вопреки приближавшемуся небытию. — Virnalien este mora… Virnalien este mora…       «Вирнален несёт спасение… Вирнален несёт спасение… Помоги же мне… Не позволь ему остаться здесь, не его я тебе в жертву приносила… Помоги нам… Помоги же…»       «Уходите… Продержитесь, сколько сможете, и уходите, мы справимся сами»       Поспешными движениями перевязывалась грудь Погоревшего, его плечо с отравленным болтом, который Двукрылая беспардонно выдернула, выпуская больше крови. Багровая заливала всё. Тонкие пальцы лопнули пузырёк с очищающим зельем: он оказался залит в рот Погоревшего, ухваченного за челюсть. За ним ещё один, целительный. И ещё один — для скорого срастания ран. Ворожить нитями Двукрылая не умела.       Адреналин не позволял испытывать отчаяние и бессильный страх. Бешено билось сердце, в дыму ещё сновали, ища выход, люди. Одна из рун с дверей опала, кто-то сумел её разрушить, и жертвы, кажется, начали толпой прорываться наружу.       — Да что мне с тобой… — Манаири не успела задать отравивший сердце вопрос. Начала поднимать не пришедшего в сознание Борона, но не удержалась и рухнула вниз.       Грудь вздымалась неистово, отчаянно не хватало дыхания, и только руки колдуна, неожиданно схватившие за плечи, вселили ужас. Зрелище, которое предстало…       Совсем не было Бороном Боне.       «Ты не мог… так быстро прийти в себя».       На`ан могла поклясться, кто-то другой взбешенно всматривался в её глаза. Пристально, улыбаясь как-то странно, совсем не так, как обычно улыбался Борон. И голос, несмотря на хрип, почти медовый, вытряхнул все мысли. Как из На`ан вытряхнуло дух, стоило незнакомцу в теле Боне затрясти её за плечи.       — Не позволь ему умер-р-реть. У него с с-собой паслёновый нас-с-стой — дай и забир-рай его. Не смей. Дать. Борону. Умереть.       Ужас захлестнул с головой. Побледневшая Манаири, сотрясаемая тем, кто управлял телом Борона, только в последний момент успела понять. В местах, где погибали десятки людей ужасающей смертью, завеса между миром живых и мёртвых истончалась до предела. Любой покойник был способен прорваться сюда, в этот мир, особенно при условии…       — Кимс-сан? — не своим голосом прошептала Двукрылая, видя, как наливались тьмой мутные глаза Погоревшего. Тьмой, ему не присущей. Роль наверняка сыграла память мёртвой крови, хорошо знавшей, как вела себя и чувствовала прежде мирная… Может, это лишь смесь воспоминаний братьев. Так бы вёл себя и говорил настоящий Сан?       — Ты… Ты ответственна с-с-сейчас за его жизнь, — чеканили онемевшие губы. Голос скрежетал, с медового перебивался на механический, такие помехи издавали гелторские музыкальные шкатулки, когда ломались. Само послание из загробного мира, вслушаешься надолго — свихнёшься. — Ты обещала, так с-с-сдерживай обещание.       Эти омуты пронзили рассудок. Они гипнотизировали, манили за собой, давая понять самое страшное — если это не лишь кровь, а воистину услышавшая брата душа Кимсана, прорвавшаяся через завесу, значит…       Значит, он не перерождён в другого человека. Его душа либо ждёт момента, либо Сан — в коме. Но по какой причине? Вот он, здесь, рядом с Бороном, близким к окончательной смерти. И только сила памяти о мирной крови держала Погоревшего живым, ведь сам он не был способен контролировать процессы.       — Где ты, Кимсан? — засуетившись, На`ан ухватила Борона за плечи, но выискивала, кто находил способ с ней говорить. Не став медлить, начала поднимать Погоревшего на своём весу. Тяжело. На глазах выступили слёзы усилия, гулкое рычание прокатилось по округе, но на помощь подоспел тот, к кому взывали, не дал инквизиторам приблизиться к любимейшей своей дочери. Ещё один китовый вой. Ныне сквозь треснувшие витражи внутрь хлынули вода и град: бешеный ливень, самый настоящий потоп, который обещал безжалостно погрести в загробном холоде всех здесь оставшихся. Отпала руна у дальней двери, куда никто не ломился… Она вела на выход через нетронутые подземелья.       — Давай, держись за меня… — шептала На`ан, унося Борона, едва передвигая волочащимися ногами. — Скажи, где ты… Скажи мне? Скажи, где ты.       Судорожное повторение одного и того же вопроса, искренняя попытка поверить в присутствие души Кимсана, не только в память. Ватное тело Борона давило, толкало рухнуть бездыханной на пол, но Двукрылая шагала прочь, в сырые коридоры подземелий: сюда через решётки наверху стекали воды после прошедших дождей. Они опадали песнью капель, наполняли воздух целительной сыростью, чем-то отличным от аромата дыма. Проходы не завалило… Повезло.       Кимсан не отвечал, только губы Погоревшего лепетали что-то неслышимое, На`ан не удавалось разобрать.       — Скажи мне… Твой брат по тебе так сильно скучает, пожалуйста, Кимс-санх… кх…       Связь с реальностью почти потерялась. Сглатывая кровь и стирая её с лица, На`ан остановилась, чтобы обшарить карманы Борона. Пузырёк с паслёновым настоем нашёлся в брюках.       И тогда Боне запел… Сбивчивым голосом зашептал тихую молитву, растягивая слова, что лёгким эхом отражались от стен. Преступников всё ещё могли догнать, всё ещё могли настигнуть и остановить, но нужно было время, хотя бы немного. Вода начинала проливаться и сюда, песнью волн и спасением Вирналена даруя Борону силы, а На`ан — время.       — Я молюсь за тебя, мой цветок… Я молюсь, и пусть небо видит, мы увидимся вновь, мы увидимся… кх… вновь. Пусть Целующий Ночью накинет… Одеяло хладом руки, что тебя же вовек согревает. Я молю, мой цветок, проснись… Этот мир без тебя загнивает.

Я молюсь за тебя, мой цветок. Я молю, мой цветок, проснись.

      Песня, так тоскливо напомнившая чувства самого Борона, но На`ан осеклась. Целующий Ночью? Обозначение, услышанное не впервые, но так предательски вылетевшее из головы даже вопреки идеальной памяти. Не сейчас…       Оно могло что-то значить. То — песня Кимсана, повторяемая его душой, наверняка услышанная где-то, наверняка запомнившаяся потому, что звучала очень часто.       Кто мог петь её? И причём здесь некий Целующий Ночью?       — Пей, — опрокинув настой из паслёна в рот Борона, дрожащая На`ан дала им пару-тройку секунд. Кимсан ушёл окончательно, на её глазах покинул тело брата и позволил тому прийти в себя. Удушливый кашель, болезненные стоны, всё говорило о том, что мертвец едва ли держался при жизни. Но он пришёл в сознание. Он снова мог контролировать её. А На`ан исполнила своё обещание. Она узнала больше. Она осталась рядом.       — На`ан… Где мы… Мне так…       — Твой брат с тобой, Борон, — важное напоминание о Кимсане должно было придать сил. — Он приходил и твоими устами сказал мне самое важное. Он ждёт тебя. Он хочет, чтобы ты жил. Он дал тебе сил, мёртвая кровь. Давай…       — Кимс-санх? — Борон ожидаемо очнулся. На`ан вновь подхватила его исхудалое тело и торопливо побрела дальше, срываясь на лёгкий бег. Ориентировалась в пустых лабиринтах уже наспех, уже не могла надеяться на собственную память. Манаири только сейчас осознала, что у неё до ужаса ныло бедро — оно истекало кровью и, наверное, нож в него всадил напавший послушник. Рвотный позыв подступал комом к горлу, неистово кружилась голова. — Я найду его… мой паслён… вернусь к своему паслёну…       Ноги Борона медленно зашагали ей вслед. Стало немногим легче, и только вся натура Манаири тоскливо сжималась от понимания её собственной судьбы. Горечь осела на губах скорбью. Она рвала клыкастой пастью Двукрылую, что торопилась и позволяла солёной влаге оседать на щеках.       — Отсюда уйдём… — Манаири задрала лохматую седую голову, увидев широкое сливное отверстие на высоком потолке. — И… Борон.       — Пташка… Чт… Пташка, — он пошатнулся, опадая на Двукрылую с объятием, учтивым до замирания дыхания. — С-спасибо… С-спасибо, ты… бесценна, ты… что бы я без тебя…       — Тш-ш, — ладонь проникла под бинты, в тёмные локоны, и прикрывшая глаза На`ан позволила влаге застыть на своих ресницах. — Нет времени. Запомни, Чёрный Барон… Я никогда не оставлю тебя в беде. Я никогда… От своих слов не откажусь.       — Не оставишь? — полубред, который вёл душу Боне, был слишком хорошо объясним. Но чёрный паслён исцелял его, рождая требовательное к миру обещание: «Знай, что совсем скоро ты вдохнёшь по-настоящему, мой паслён». — И я запомню тебя, пташка. Запомню лучшей из лучших.       — Я счастлива это слышать. А теперь, — из сумки показался свиток с заклинанием, которое оказалось сохранено на случай побега. Способное быть прочтённым лишь единожды и вовсе не затрачивающее силы — одноразовое спасение.       Возлюбленные обратились не дымом, но водой. Водой, что журчащим ручьём, переливаясь душа в душу, скользнула вверх, прочь из подземелья, и вскоре слилась с чистым родником поодаль, колыхнулась ласковым шёпотом волн.

***

      Триста сорок четвёртый год запомнится Союзу ужасающим вечером, когда Оплот Знаний подвергся зверскому нападению двух жестоких и аморальных подонков, ударивших в лоб и унёсших жизни нескольких десятков людей. Мир запомнил малодушный поступок, светлая его сторона оскалилась на Борона и На`ан, но приберегла миг справедливости на далёкое будущее. Отнюдь не напускную истину, негласное правило шептал нынешний Атис: всякий грех рано или поздно будет искуплён. Искупление грешной душе не придётся по вкусу.       Борон и На`ан стояли на одной из городских стен, издалека наблюдая за дымом, что валил прочь из подорванного здания. Каждый из них изменился. На`ан вспоминала маленькую девочку, которой сумела помочь лишь собственной бездушностью и даровала смерть. Борон задумывался над тем, что цена — мала, ведь если бы потребовалось ради Кимсана сделать больше… Сделал бы. Но он был там? В это не верилось. Неужели душа Безупречного держалась поблизости, говорила устами брата?       — Я хотел бы сказать, что ты вольна лететь отныне, — прошептал Погоревший, искоса оглядывая ослабленную, припавшую на серый кирпич На`ан. Поднялся леденящий душу ветер, но снегопад давно прекратился. Запредельно холодно и настолько же запредельно ясно. — Но мы стоим на стене. И я бы далеко не этого полёта хотел тебе.       — Я не хочу улетать, — отрезала Двукрылая. Каждую крупицу, каждый день, который ей ещё суждён рядом с Бороном, она проведёт с ним вопреки всему. — Я…       Договорить не удалось. Ком в горле смертельно душил. На глазах возлюбленного На`ан беспомощно схватилась за шею и не смогла сделать ни вдоха.       «Как же… Почему я…»       Лишь хрип и выступившие снова слёзы. Осталось захлёбываться в звуках собственной беспомощности: прежде бледное лицо налилось краской, ослабленная и отравленная Манаири упала на колени.       — На`ан? На`ан, ты слышишь меня? — в смятенной тревоге Боне засуетился и попытался помочь Двукрылой, но она содрогалась в его ногах. Ужасающий хрип продолжился ещё несколькими позывами, пока вместе со сгустками крови из разодранного горла не выпал…       Бриллиант.       Душа Борона во плоти, его главная драгоценность, которую Двукрылая полюбовно обняла собственными пальцами. Прикрывая слезящиеся глаза, поднялась не без помощи Боне и вжала кулак со спрятанным бриллиантом в его грудь.       — Вирнален исполняет свои обещания… — прошептала едва слышно, притягиваемая ближе, так, чтобы Борону удалось расцеловать пепельную макушку и крепко обнять. — И вот ещё что…       Одно отныне Двукрылая знала точно: Вирнален норовил кое-что передать бесстрашному мертвецу, который послужил ему верной службой ради своей самой большой любви.       — Virnalien este mora, Борон. Вирнален несёт спасение. Отныне он благодарен тебе, о ней, мх… Не забудь даже через десятки лет… Если тебе покажется, что весь мир от тебя отвернулся, обратись к нему за помощью. Он сделает предложение… Как бы скверно всё ни было. Просто… Позови, ладно?       Их объятие сочло в себе всё. Непоколебимое нежелание расставаться, а ещё страстную нужду спрятаться в любом тайном убежище, где никто не найдёт. Предстояло как можно скорее покинуть Арнетан, чтобы снизить шанс оказаться пойманными. Посланники — редкое явление в Союзе, но они не упустят возможности здесь побывать, и лично сейчас у Борона было недостаточно сил сталкиваться со своим главным соперником.       Больше всего он желал посмотреть в зеркало. Увидеть мир глазами Кимсана.

— А ты стойкая, На`ан. — Меня так просто не убьёшь.