— Если отыщем здесь немного меди, забирай себе, дружок. Будешь сам себя содержать.
— Вот настолько ты щедра? Сбавь обороты, излишне добросердечные правители не живут долго.
Да они варвары. Мародёры, ворвавшиеся в дом покойных, чтобы поживиться. Конечно, вряд ли убежище пьянчуг полно сокровищ, размышляла На`ан, но, быть может, они с Волдемаром позабавятся. Приоденутся, например. Жуть, как будто одежду с трупов снимали, благо, не прямиком из могилы.
Волдемар вошёл следом, закрывая за собой дверь и щелчком пальцев заставляя факелы на стенах загореться.
— Здесь ты права, ценнее меди у них ничего не сыщется, — высокомерно фыркнул он, про себя, однако, отметив вполне привлекательное убранство. — Хотя-я… Если здесь хорошенько прибраться и разгрести последствия беспробудного пьянства, домик-то выйдет краше твоих комнатушек, найханочка.
— Мне-то что с того? Я не собираюсь здесь жить, — крикнула На`ан со второго этажа, куда убежала, попутно украв у Волдемара трость. — Плохая энергетика.
Она была достаточно горда, чтобы возлюбить проливаемую собственными руками кровь больше, чем слепую жестокость пьянчуг, которые не уследили за сыном.
Конечно, кто такая На`ан, чтобы судить? Некто излишне далёкий от понимания семейных ценностей как таковых. Её отношения с отцом не подразумевали близости, встреча с Бороном сразу же была наречена романом до поры до времени, а от Гелториона с Астрой, где на каждом шагу встречались великие истории о любви и братстве, Двукрылая держалась подальше. Уклад же Меззийской Республики подразумевал, что ты волен обожать и мужчин, и женщин, и нескольких сразу, и любым пришедшим тебе в голову образом.
Со временем, наблюдая за людьми, На`ан пришла к личному выводу — чем проще, тем лучше. Ей не по вкусу извращения меззийцев и уж точно не по вкусу излишнее ограничение свободы, свойственное астрийцам. Ко всему прочему, На`ан выяснила, что не испытывала страсти к женщинам. Иногда сей незатейливый факт даже расстраивал.
Волдемар на второй этаж следом не увязался, и тем лучше — удалось хорошенько перебрать шкафы Азры. Несмотря на безнравственный образ жизни, эта женщина сохранила богатый гардероб. Спустилась Манаири уже переодетая, в высоких шнурованных сапогах, белых, в цвет подло украденного вечернего платья.
— Ты тоже в шоке от их одёжки? — взвизгнул Волдемар, оглядывая её с ног до головы. Обнажая правое бедро и спину, платье тянулось подолом до самого пола и туго обхватывало грудь. Подпоясанное, в меру строгое и в то же время откровенное — оно превращало На`ан в астрийскую принцессу.
— Когда-то они имели больше нашего, точно тебе говорю. Но как, скажи мне, умудрились так низко пасть? — фыркнула она, перекидывая через плечо трость Волдемара.
Он, в свою очередь, обнаружил на первом этаже шкаф Дарилия. Не постеснялся бросить вызов жаре, облачился в найденную охровую рубашку и бурый камзол.
— Эти люди могли жить, как короли, а жили, как собаки, — Волдемар рухнул в кресло и закинул ноги на стол. Ко всему прочему, он откуда-то выудил бутылку оранисского вина и теперь вертел её в руках.
— Собаки прекрасны, не думаю, что их стоит ставить в пример, — На`ан поддела концом трости ленту вокруг горлышка и вытянула находку. Вино и впрямь оказалось настоящим, и почему же тогда в этом доме отчаянно продолжало пахнуть дешевизной? — Некоторым просто не по зубам удержать корону.
Тон Двукрылой был игрив, беззлобен и абсолютно восхищён творимым.
— Думаешь, её удержишь ты? — Волдемар поднялся в полный рост, вознамерившийся не сидеть на месте. Впервые за долгое время он, что казалось удивительным и неприемлемым, пребывал в крайней степени безмятежности. Даже мысленно сокрушался — почему сразу не познакомился с расчудесными коллегами-Творцами в своих странствиях, не повеселился вместе с ними перед тем, как выпустить кишки? Или дело исключительно в этой найханской девушке, которая сразу же обозначила себя и Волдемара братом и сестрой?
Он протянул ладонь к шее На`ан, и, не успела та спохватиться, накрутил на пальцы её фокус. Сократил расстояние.
— Мы с тобой очутились в мире, где задолго до нас одно отребье урвало подлое право дарить другому отребью титулы… Но единицы из них носят корону гордо и по справедливости. Что остаётся нам?
— Никто не мешает тебе быть королём, — прищурилась Двукрылая. Она находила красоту в философии Волдемара, безусловно, а ещё тщетно пыталась понять, что он на самом деле из себя представлял. — Возьми это право без спроса, кричи о титуле не голубой кровью, а своими деяниями.
— О, уже, моя дорогая, уже, но пока что я — всего лишь принц. А ты — принцесса, и между нами пронеслась искра, — ах, если бы это была всего лишь высокопарная метафора.
Глаза Волдемара загорелись, и из них выплеснулись искры. Одна-одинокая запрыгнула на натянутую пальцем цепочку На`ан, шажочками добралась до её плеча и метнулась к шторам. Те вспыхнули ясным огнём.
— Мы родились почти сиротами, но суждено нам стать негласными правителями мира, — Волдемар говорил это близко, губы в губы. На`ан, одолённая жаром его дыхания, не сопротивлялась. — И говорю я не про жизнь в роскошных замках. Мы с тобой правим, принцесса, заливая всё кровью, мы правим, верша суд впереди Майвейн и её пернатых слуг, мы правим, потому что мы свободны и вольны на всё.
Испугавшись скрипа крыльца, прочь метнулась чёрная кошка. На`ан и Волдемар выпорхнули из дома, держась за руки, но перед тем, как огонь охватил его целиком, успели забрать ценности. Всё остальное — всё то, что понравится Вирналену, — он унесёт вместе с пламенем.
Скрывшись в верхнем переулке, Творцы с упованием лицезрели, как прежде крепкие стены превращались в горящие щепки. Ах, стража сбежится нескоро, да и дом потушат не сразу — может, огонь успеет охватить соседние. Голову На`ан, по-прежнему измазанной в крови, тем временем не покидала мысль: Волдемар назвал правителями их обоих, столь спешно, но столь уверенно, к чему же? При Вирналене править суждено лишь одному, и он прекрасно это понимал.
Заигрывая с тростью, Манаири приподняла бутыль с оранисским вином. Жаль было его оставлять.
— Это за него в Астре готовы душу продать?
— Угм, — усмехнулся Волдемар.
— Отчаянные. Мне нравится. Обычно люди направо и налево души за родных и близких продают, а тут за вино, какое расточительство… Хвалю их безрассудство и изобретательность.
— А я осуждаю.
Мимо пронёсся стражник. Волдемар осёкся. Затянул На`ан в соседний переулок, неуклюже запнулся, но удивительным образом сохранил равновесие и, кряхтя, прикрыл её своей тенью.
— Осуждаешь? — прошептала она, вжимая голову в плечи.
— Осуждаю. Ты можешь пожертвовать собой во имя любви, во имя родства, во имя великих принципов, а жертвуешь ради вина. Где твоя мораль?
—
Мораль? — переспросила Двукрылая. Она не верила своим ушам. — Я бы на твоём месте посчитала подобную жертву весёлой. Вдруг у человека нет близких, и родство ему ничего не даёт, вдруг вино — его принцип? Художник запросто изменит абстрактному близкому с картиной, пьянчуга — с бутылкой, неужели ты ничуть не проникнешься их мотивом?
Впрочем, не они ли минуты тому назад осудили семейную пару за совершённый выбор? Вероятно, На`ан обманчиво хотелось верить, что метафора с вином несла несколько иной смысл. Изменяй идее любви, но не изменяй уже возникшему родству. Защищай семью, раз уж обзавёлся ей, и бросайся в омут исключительно при отсутствии таковой. Как-то так.
— Хотя, о чём я, ты же вырос в самой консервативной дыре из возможных, правда?
— Тихо. Сбегаются, слышишь? Обсудим у нас дома.
«У нас дома? Дай палец, руку откусит».
Волдемар инстинктивно и совсем не по-астрийски фамильярно прикрыл губы На`ан ладонью, и они вдвоём, гадко хохоча над устроенным непотребством, ринулись в сторону укрытия. Наперегонки.
Манаири помнила уроки любимейшего учителя и внаглую пользовалась ими — утопая в чёрном тумане, то исчезала на глазах, то вновь появлялась вдалеке. Волдемар нёсся следом из последних сил, но, лишённый фокуса, заметно уступал. Скверно! Не похвастать фокусами и многочисленными талантами. Когда На`ан оказалась на крыльце и победоносно стукнула по нему тростью, Волдемар чуть лёгкие не выплюнул.
— Ох, ах… Как же ты посмела меня победить? — наигранно прокашлял он и чуть не свалился на землю от внезапно одолевшего головокружения. Слишком отвык полагаться на себя, стоило это исправить. Но пока оставалось сокрушённо поковылять за лёгкой, как мотылёк, На`ан.
Только уже внутри знакомых апартаментов, обессиленно рухнув на диван, Волдемар продолжил диалог.
— Да, найханочка, ты правильно поняла. Консервативная дыра, зови это так, если хочешь. Но не тебе меня судить. Я люблю свою страну, моё сердце поёт о ней, как не воспоёт ни в одном другом краю. Ко всему прочему, я уважаю понятие астрийцев о семье.
— Ладно, допустим, они презирают многожёнство и многомужество, но травить людей за однополую любовь? Кретины кретинами, — голос На`ан доносился из кухни, где она, определённо оживлённая, разливала по изысканным бокалам вино. Удивительно, даже столкновение в интересах не вызывало негативных чувств. Наоборот, спорить с Волдемаром оказалось на редкость увлекательным, ведь он не стремился в процессе дискуссии болезненно уколоть. Вернувшись в гостиную и передав коллеге бокал, На`ан совершенно не ожидала услышать согласие.
— А вот тут соглашусь! — воскликнул Волдемар. — И вообще, я не сказал, что являюсь выходцем из идеальной страны. Да сколько в ней возмущающего, по пальцам не пересчитать! Но то, как высоко астрийцы ставят семью — блажь, честное слово. Здесь дело не в том, что близкие должны затмить для тебя искусство, зарождающийся алкоголизм или отодвинуть всё ценное. К чёрту таких. А в том, что родной человек и картину поможет дорисовать, и бутылку опустошить. Даже душу за него отдать будет всласть.
— А не всласть оказалось, что тогда? — хмыкнула На`ан и тем самым разоблачила себя. Волдемар поднял проницательный взор. Он всерьёз задумался о том, что могло стать причиной такой реакции.
— Ты отдавала за кого-то душу?
— Наши души у Вирналена, сам знаешь.
— Значит, мне счесть это за метафору?
— Сочти за метафору.
Они оба замолчали.
На`ан не ожидала, что так скоро признается в несовершенстве, но после того, как с Бороном пришлось расстаться, не столько физически, сколько с надеждами о нём, любая попытка романтизировать привязанность и близость казалась худшим самоистязанием. Чувства обратились для На`ан синонимом всего неблагодарного. Она не жалела, нет, скорее, не до конца понимала цену. Хотелось сгореть в омуте страсти, и в то же время ожоги имели свойство вечно напоминать о себе.
Волдемар, не имея ни малейшего понятия о том, на что ему намекали, пожал плечами.
— В конце концов, — с вежливым сочувствием сказал он, — это только твоё решение. Если ты отдала за кого-то душу, я уважаю тебя больше, чем того, кто отдал душу за вино. Не звучит, как утешение?
— Пожалуй, мне стоит над этим подумать.
Они прервались на смакование вина. Разговор был так пылок, так неоднозначен и так стремителен — давным-давно ни На`ан, ни Волдемар не общались ни с кем с подобным рвением. Даже позабыли о соперничестве, о предназначении, и только к одному пришли за время многозначительного молчания. К тому, что защищали одну точку зрения, а придерживались на практике совсем иной.
— Я бы ещё раз пожертвовала, если бы пришлось, — призналась На`ан и поцеловала краешек бокала.
— А у меня нет семьи, и я легко отдам душу за вино, — не остался в долгу Волдемар.
— Мы просто хотим познать противоположное, а? — На`ан прыснула сквозь зубы.
Он засмеялся громче. Она захохотала вслед. Они вдвоём иронично потешались над своей судьбой и над желанием перешагнуть обретённые горести, которые всё никак не перешагивались.
Тогда взгляд Волдемара упал на руку На`ан, опущенную на спинку дивана, совсем около него. Изобилие шрамов, кривых, «зубастых», уродовало её. Настрадавшаяся кожа манила коснуться, скользнуть по ней пальцем, и сопротивляться этому желанию было бы грешно.
Волдемар дотронулся. На`ан вздрогнула.
— Такие следы оставляют только клинки из Союза, — со знанием дела прошептал он. — Зазубренное оружие истязает мучительно, я сам не сразу прибег к подобному методу «отдыха». Была причина? Уверен, достаточно великая, как, например, самая простая скука.
Ох, нет, они подошли к этой теме.
— А, или ты уже озвучила мне причину?
На`ан удручённо закатила глаза к потолку и покружила бокалом. Волдемар, не дурак, сразу понял, что задел тему, которая могла являться главной причиной его пребывания здесь. Он уже подумал одёрнуться, одёрнуть и На`ан, сообщив, что им совсем не обязательно сегодня беседовать о тоскливом, но не успел.
Двукрылая выдернула из рук Волдемара бокал с вином и убежала в далёкую комнату, подпрыгивая на трости.
— Трость и вино! Принц пожертвовал принцессе трость и вино! — донёсся вслед её весёлый голос.
На`ан нырнула в облако дыма и очутилась за запертой дверью, где скрывался Самый Младший. Она затаилась, будто проверяя тем самым Волдемара на смекалку и настойчивость. Как жаль, что он не мог просто взять и посмотреть сквозь пространство, отыскать пропажу в тенях или натворить чего похлеще. Эт Арону осталось лишь подняться с кресла и растерянно оглядеться, не понимая, в какую сторону ступать.
— Разбойница, шалунья и сумасбродка! — он направился в сторону единственной привлекательной двери. Как и ожидалось, запертой. Но дверь, не защищённая магической печатью, провоцировала быть преступным образом вскрытой, никак иначе. Волдемар выудил из кармана штанов одинокую отмычку и ввёл её в замочную скважину. Махинации заняли чуть меньше минуты, раздался заветный щелчок в зловещей тишине, и путь открылся. Волдемар победоносно хохотнул.
— Принцесса, немедленно верните принцу всё наворованн… Ох ты ж батюшки! Это что за… Что за чудо заморское?
Самый Младший издал протяжный вой, но На`ан поспешила его успокоить. Уродец обмяк, прикрывая веки, как только на его лбу оказалась начерчена усыпляющая руна. Судя по взгляду Двукрылой, раздосадованному и потерянному, об увиденном не стоило шутить шутки. Волдемар поджал губы и подошёл ближе. Кажется, это и впрямь то, ради чего его позвали аж в Меззию. Обыкновенно беспардонный голос преисполнился попыткой в деликатность:
— Это его мне нужно… пробудить к жизни? Так ведь он же пустой сосуд, куколка.
— Я знаю.
Как мерзко.
Мерзко делиться с первым встречным всем и сразу. Но На`ан настойчиво отгоняла это ощущение за неимением иного выбора, каждый раз переступала через почти утробное, животное нежелание ставить себя в настолько невыгодное положение.
— Я расскажу тебе историю о двух братьях, — она подозвала поближе.
Волдемар послушался и подошёл.
— Ты должен знать, я не могу умереть, пока не выполню обещание, которое однажды дала одному из них. Я страстно нуждаюсь в том, чтобы его выполнить, так страстно, что…
— Найханочка, прости, что вынужден тебя прервать, — он был более чем заинтересован. Пожалуй, даже больше, чем следовало интересоваться Творцу. Обойдя младшего кругом, Волдемар вынул из кармана монетку и бросил ему в колени. Монетка прокрутилась ровно семь раз и встала на ребро. — Есть одно сильное гадание, которое я никогда раньше не пробовал. С маленьким шансом получить лживый результат, очень маленьким. Вас с этим чудом связывает какая-то нить, хочешь узнать, какая?
— И так знаю. Но ладно, рискни.
— Дай руку.
На сей раз послушалась уже На`ан. Волдемар поймал её за запястье, и из него, заставив кожу лопнуть, проросла колючая лоза. На монету пролился кровавый дождь. На`ан зашипела, а гнилые цветы продолжили расти, путаясь с нитью её вен. Выворачиваясь наружу, бутоны набухали и напивались кровью. Рука онемела, перестала чувствоваться, но Волдемар утешительно гладил по ней и наблюдал, какой узор проявлялся вокруг заветной монетки.
То был личный талант. Откровение, обузданное благодаря службе Вирналену — умение растить цветы в живых людях, выкачивать их кровь благодаря бутонам, грызть кожу с помощью шипов, заменять вены стеблями. У На`ан потемнело перед глазами, но она проглотила тошнотворный ком в горле и устояла. Роза, выползшая из вспоротого запястья, пульсировала, как сердце. Она напоминала выпавшую внутренность.
— Смертельно красиво.
Волдемар опустился и поднял монетку. Вскоре она оказалась у него во рту, а цветок на руке На`ан был вспорот стилетом, жестоко и беспрекословно. Бутон лопнул, заливая кровью белое платье Двукрылой, а та, рыкнув ещё раз, норовисто выскользнула из хватки.
— Это не гадание, а ворожба.
— Любая ворожба — это гадание.
— И что ты нагадал? — На`ан вздёрнула бровь. Она предостаточно возмутилась, но не собиралась устраивать скандал из-за того, что Творец попробовал её крови. К тому же, согласие было дано. Волдемар отрицательно покачал головой, отказываясь раскрывать секреты сразу, хотя и выглядел озадаченным.
— Сначала расскажи мне свою историю. А, нет, до этого зашьём тебе руку.
На`ан молча позволила раскалённым колдовским нитям исцелить кожу. Затем, с досадой оглядев окровавленное платье, присела около стены и обняла колени. Волдемар остался стоять, в строгости, во внимании, словно преподобный отец, которого обязали выслушать грехи каждого из прихожан. Но угрожающий взгляд хищницы вперился ему в грудь — так смотрела бы белая медведица, защищающая медвежат и готовая залить снег кровью врагов.
— Я доверю тебе кое-что достаточно великое. Если ты — истинный сын нашего Отца, ты захочешь отдать это ему в жертву. Только посмей, — На`ан не могла не угрожать, это был её последний наказ, последний крик о важности и о помощи. — Убью, глазом моргнуть не успеешь. Это не принадлежит тебе по праву.
— Ничто не принадлежит нам по праву, и, всё-таки, мы это забираем, — хмыкнул с благосклонной улыбкой Волдемар. — Ты только что пролила свою кровь ради меня. Будь уверена, я хоть сейчас выращу в своих руках цветы ради тебя, но мне не на что гадать. А тебе не о чем беспокоиться, будь уверена.
На`ан встряхнула лохматой головой, крепче обняла колени и воззрилась в пустоту — ту самую, куда канул Борон.
— Год с лишним тому назад я подобрала колдуна-самолюба в лесу Союза. Или, вернее будет сказать, это он меня подобрал.
— Одиночка? Редкость, — с уважением отметил Волдемар, но больше не перебивал. Ему предстояло выслушать историю от и до, начиная тяжёлыми отношениями двух трагично расставшихся братьев и заканчивая тем, как непробуждённый филактерий Борона оказался упущен пернатыми и до сих пор не выпустил душу на свободу. Филактерием На`ан рисковала больше всего — возжелай Волдемар сожрать его, сожрал бы в считанные секунды. Лакомый кусочек, Творцу-то съесть Самолюба.
На`ан так увлеклась рассказом, что не сразу заметила, как Волдемар сел рядом. Самый Младший иногда похрапывал в стороне, изувеченный и опустошённый.
— Я обещала Борону и Кимсану, что однажды они будут править этим миром и смотреть на него с высокой-высокой точки, — заключила На`ан. — Я провалила ритуал. И, хотя Борон просил меня жить дальше в случае неудачи, я рвусь исполнить то, во что заставила его поверить. Хотя бы вернуть к жизни. Хотя бы так.
— Ты живёшь не свою жизнь, — с сочувствием прошептал Волдемар. — Теперь я понимаю, почему принести такую жертву тебе оказалось не всласть.
— Ты прав. Я с лёгкостью умру, когда сброшу с себя это бремя.
— Ты не хочешь умирать, я видел это там, на обрыве.
— Я хочу перестать быть тем, кем являюсь. Это тоже считается смертью, — нельзя было говорить эти слова. Вирнален услышит, Вирнален покарает, На`ан знала это, но одержимость травила её, ровно как желание барахтаться в костяной клетке. Волдемар не отвечал, охваченный мрачными мыслями, и она добавила: — Я по-прежнему люблю его. Не думай, что это только из чувства вины.
Помолчав ещё немного, Двукрылая спросила:
— Что сказало тебе гадание?
Волдемар опустил монетку на пол, и она покатилась прочь, а потом остановилась между их лодыжками.
— О таком обычно не говорят, — но придётся. Такие, как На`ан, не боялись узнать страшные вещи. Кроме того, она видела, как поник Волдемар, она знала, что не дождётся добрых новостей.
— Скажи мне.
— Ты умрёшь молодой, — Эт Арон пожал плечами и столь неуместно, но ослепительно улыбнулся.
— Тоже мне, удивил, — усмехнулась На`ан. Но, не успела она подняться, чтобы отвести Волдемара к филактерию, как тот бросил в спину:
— Тебя убьёт некто с лицом этого уродца.
Так лучше звучит?
Обернувшись, как ужаленная, Двукрылая не сдержала недоумённой ухмылки. Она выглядела даже возмущённой, едва ли не оскорблённой, но, закрадывалось впечатление, вполне могла предположить подобный исход событий.
— Лица братьев не перепутаешь. Один из них изуродован, второй нет.
— Мне привиделись вытекающий глаз и кислотные ожоги. Не те, что ты описывала, — Волдемар не знал, как мягче намекнуть. Он рискнул, хотя и не собирался с полной серьёзностью отговаривать На`ан — её дело, как кончать с собой. Но без осведомлённости, как ни крути, никуда.
— Это всё, что ты знаешь? — спросила Двукрылая.
— Когда монетка и твоя кровь оказались на моём языке, время замедлилось. Я успел увидеть вещи, о которых не стану рассказывать. Во избежание нагнетания, так как, не забывай, это всё ещё может оказаться неточностью.
— И всё-таки?
— Хм. Если однажды ночью ты проснёшься в одиночестве и захочешь отыскать того, кто должен был спать рядом с тобой, не выходи в тёмный коридор. Лучше вообще не ищи, а вылезай наружу через ближайшее окно. Если уж вышла и увидела, как в соседней комнате происходит что-то чудовищное — беги.
— Тебя должно возбуждать такое развитие событий, разве нет, Творец? Ты кажешься потерянным, — На`ан храбро поднялась. Всё её тело охватили алчные мурашки, желавшие пробраться под каждую складку платья, но об отступлении и речи не шло, нет.
— Меня не возбуждают твои страдания, — мягко прошептал Волдемар. — Кроме того, я знаю, в случае столкновения с обидчиком ты захочешь бороться. А, значит, к тому моменту страстно возлюбишь жизнь.
— Это же чудесно.
Сейчас бы какое-то гадание оттолкнуло от исполнения заветного обещания, как же. Будущее казалось слишком далёким, до него ещё дожить нужно, куда там умирать? Кроме того, На`ан обещала Борону своё сердце, даже, если тот захочет его вырвать. Всеми силами стараясь подавить накативший страх, она проследовала к шкафу, где начала переставлять книги. Они собирались в мозаичный узор и раскладывались, собирались и раскладывались, каждый раз в разных комбинациях.
Наконец полки задрожали, и шкаф разъехался в стороны, обнажая сердцевину и маленький алтарь, инкрустированный хрусталём. Над ним, повисший в воздухе, качался робко мерцавший бриллиант, столь полный жизни на первый взгляд, но, увы, лишь на первый.
— Я искала этому тысячи объяснений, — На`ан отошла, уступая путь Волдемару. Филактерий и впрямь казался ему запретным плодом — пожрать такой означало, что можно забрать все оставшиеся силы Борона себе. — Быть может, их семейное проклятье мешает Борону пробудиться. Может, его душа слишком слаба. Может, филактерий был повреждён, в процессе создания или позже, потому возрождение невозможно. Без Кимсана же Борон погибнет даже в случае, если чудом очнётся.
Волдемар с вежливым любопытством скосил взгляд в сторону Самого Младшего.
«А симпатичные близнецы, ничего не попишешь» — мысленно пришёл он к запоздалому выводу. Ситуация и впрямь оставляла желать лучшего. И не сказать, что Волдемар так уж хорошо понимал о том, как поступать. Обычно он экспериментировал. Импровизировал, слепо закрывая глаза на возможный провал. Здесь же провал был недопустим, а потому и импровизацию стоило свести к минимуму.
— Сказать честно, найханочка, — обыкновенно бодрым голосом заявил Волдемар. — Ты перехватила обо мне весьма специфичные слухи. Мёртвых-то я поднимал, разных, но весьма изуверскими и бесчеловечными способами. Воспользуйся я подобным в отношении твоего забинтованного, он свихнётся и станет братом не Кимсану, а вот этому красавчику на стуле. Потому вынужден признаться, что понятия не имею о том, как тебе помочь… Хм…
— Хм?
— Но я обещал, и… — возникла у Волдемара одна любопытная идея.
Он стащил с пояса гримуар, липкий, мокрый и покрытый тиной, и сел с ним на пол. На`ан удивлённо отметила, что, видимо, единственная не таскала с собой повсюду этот колдовской атрибут. Впрочем, судя по всему, гримуар был для Волдемара скорее записной книжкой, нежели фокусом, он оставлял там заметки и обращался к ним в нужный момент.
— Когда-нибудь слышала про Ночь Закрытых Дверей?
На`ан с сомнением качнула головой. Борон ей рассказывал, как в какую-то ночь подобного рода они с Кимсаном подожгли селение с поклонниками Хайры, но не более того.
— Ночь, когда духам открыты все пути в наш мир, — объяснил Волдемар. — Официально в Астре Ночь Закрытых Дверей «празднуется» весной, люди закрывают двери в домах, тушат свет и надеются, что чудовища не явятся по их душу. Мало кто знает, то же самое происходит и в сумерках последнего дня осени. Духи приходят, потешаются и звереют. Смертные к рассвету всё забывают.
— Филактерий Борона может ожидать этой ночи? — скептично поинтересовалась На`ан.
Волдемар ей улыбнулся.
— Не уверен. Но я знаю, что в эту ночь можно распутать так называемые «проклятые узелки». У меня есть некоторые подозрения…
— Я слушаю.
— Мне потребуется наведаться в вашу библиотеку. Проклятыми узелками называют ошибки в магических плетениях, возникающие вне зависимости от профессионализма колдуна. На образование узелков влияют внешние факторы, и такое количество, что при всём желании не учтёшь каждый. Самый простой пример — лич, который заколдовал свой филактерий на столетний сон, но проснулся, вот так сюрприз, через три тысячи лет. Он-то всё сделал правильно. Но, вот незадача, что-то вторглось в его планы и всё испортило.
— Не уверена, что в нашей библиотеке найдутся книги об этом.
— Нам нужно хотя бы попытаться эти узелки классифицировать. Не найдём в библиотеке — покажешь мне, как в Меззии обстоят дела с чёрными рынками.
— Только давай немного поспим, ладно? — устало предложила На`ан. Ей хотелось отмыться от крови и вздремнуть, и не столь важно, что она собиралась работать по ночам. Встреча с Волдемаром немало потрепала нервы, хотя в большей степени их потрепала подготовка к ней. Библиотека могла и потерпеть.
Вернув шкаф в былое положение, На`ан побрела прочь из комнаты, но Волдемар осадил её.
— Не хочу лезть не в своё дело, но ты же понимаешь, что этот несчастный тебе больше не понадобится? Давай прекратим его мучения, от греха подальше.
На`ан остановилась. Она подумала лишь об одном, но не подала вида. О том, как хотела напрямую рассказать Волдемару о своей великой благодарности, благодарности за то, что он решился, за то, что нашёл силы предложить. Давно хотелось облегчить страдания Самого Младшего , но как навредить родному лицу и самой большой надежде?
Сиплое мычание сорвалось с губ На`ан, потерянное, согласное и просящее.
Вполоборота взглянув на Волдемара, она не придумала, что добавить.
Он понял без слов. Ждал до последнего, пока стихнут шаги, пока На`ан уйдёт в другую часть дома и не услышит предсмертного хрипа, с которым на пол завалится Самый Младший. Волдемар не церемонился — перерезал спящему глотку, подхватил рухнувшее тело и постарался излишне не сочувствовать. Как тут не посочувствуешь, правда, когда на плечи сваливается подобного рода история, и, будь его воля, он потушил бы силу этого филактерия ко всем Багровым… Но, эх, чего только не просят влюблённые сердца, чего ради них не сделаешь. Волдемар забрал фокус и ушёл — он собирался сжечь тело и подбросить к обугленным домам.
На`ан успела принять ванну и облачиться в ночной халат, в котором, не успев лечь, вдруг замерла перед зеркалом около кровати. Блеклые глаза искали отражение. Находя его, тускнели больше. Будет ли удовлетворена На`ан, когда задуманное исполнится? Или смысл вновь потеряется, и желание жить чудится, щекочет крылом, чтобы затем погаснуть?
Волдемар возник из ниоткуда — очевидно, незаметно подкрался, — и выглянул из-за плеча. Он заботливо подал Двукрылой новый бокал с вином.
— Эй, меззиечка, улыбнись. Забинтованный колдун мог оказаться вовсе не принцем, а попросту белым конём.
Осознав, что это может прозвучать едва ли не оскорбительно, Волдемар поспешил объясниться:
— На своей могучей спине он довёз тебя до места встречи, спрятал твои невзгоды в своей расчудесной гриве, отвадил от бед и от злодеев. А впереди — башня, которую ты пока не видишь из-за тумана, напущенного на лес. Но там тебя обязательно будет ждать принц. Или дракон. А вообще, — когда На`ан отпила вино, Волдемар не побоялся приобнять её за плечи и развернуть к зеркалу целиком. — Ты посмотри на себя. Только взгляни — вот она, найханка, которой никто в подмётки не годится. Ты затмеваешь всех.
Насколько прекрасно было бы, возжелай На`ан обрести смысл в самой себе и самой собою же восхититься. Она вдруг сплела с Волдемаром руки, чтобы игриво выпить на брудершафт. Он не убрал ладонь с плеча. Заметив, что Двукрылая более чем обратила на подобную фамильярность внимание, лукаво отшутился:
— Подумать только, у затмившей всех найханки на плече ладонь прекрасного принца!
На`ан хохотнула. Она была по-настоящему рада присутствию Волдемара. Пожалуй, вовсе впервые рада с тех самых пор, как Борон вынужденно покинул её.
— За нашу с тобой коронацию, принц, — прошептала На`ан.
Волдемар ответил тем же.
— За нашу с тобой коронацию, принцесса.
Перед сном они позволили себе немного потанцевать вдвоём, наслаждаясь просторами уютного дома. Правда, Волдемар схитрил — он так и не отдал На`ан по возвращению её фокус, а она забылась и не попросила. Причина тому была проста.
Фокус позволил позже, после пожеланий доброй ночи, туманным облаком метнуться к постели Двукрылой и стать её молчаливым стражем. Волдемар не бросал слов на ветер, никогда, и если он назвался принцем, то обязательно возьмёт на себя его роль.
Истинное тело мирно сопело на диване в обнимку с тростью, призрак же невидимый стоял около кровати На`ан и со спокойствием на лице наблюдал. Очень долго она ворочалась, снедаемая мыслями, и не могла заснуть. Иногда, взволнованно выдыхая в подушку, поднималась и косилась в сторону дивана — пыталась понять, спит Волдемар или нет.
Улыбка тронула его губы.
«Если ты раскусишь моё наблюдение, между нами случится самая смертельно красивая ссора… Но к чему нам она? Ты пытаешься следить за мной, пока я сплю. Я слежу за тобой в ответ».
Мысли Волдемара были безмятежны и чисты, и спокойны, как никогда прежде. Он дождался минуты, когда На`ан заснёт, и подошёл ближе. Пустил монетку по постели. Та прокатилась по простыне и попала в капкан худых пальцев.
Волдемар не удержался, склонился над На`ан, опуская на беззащитное тело свою ладонь: она коснулась бока и заботливо прогладила ткань ночного платья. Скользнула от пят по голеням, через бедро к талии, затем по плечам до волос. Осторожно убрав пепельную прядь за ухо Двукрылой, Эт Арон мысленно посмеялся над тем, что его бы прозвали самым настоящим извращенцем. Но, подумать только, эта дивная птица спит, беззаботно и спокойно, не шарахаясь от каждого звука, не боясь, что он вспорет ей живот. Не то великое отчаяние, не то сохранившаяся вера в мир, как бы На`ан ни доказывала обратное.
Волдемар поймал себя на горькой мысли. Она не заслужила быть при Вирналене. Она не заслужила быть убитой кем бы то ни было. Ей вовсе не следовало начинать. Это тяжёлое осознание, рухнувшее на тощие астрийские плечи, вынудило хмуро задуматься над тем, почему же Волдемар волновался вовсе. Он в жизни не волновался ни о ком.
Почти.
Но покрывало тайны спрятало эту ночь. Велело исчезнуть бесследно и вспомниться лишь тогда, когда будет поздно размышлять о подобном.
На`ан разбудил запах гари. Обычно с этим неплохо справлялась жара, но не в этот раз. Наслаждаясь обманчивой убеждённостью, что события минувшего дня всего лишь почудились, Двукрылая зевнула и с трудом присела. Из кухни валил дым. А прямиком сквозь него, как цирковой артист, пронёсся Волдемар и, стараясь не запачкать рубашку измазанными руками, начал оправдываться:
— Я всё проветрю, а сковородку тебе новую куплю! Вы из чего их в Меззии делаете, из кирпичей? Доброе утро! — такой поток слов явно с трудом воспринялся бы кем-либо по пробуждению, но Волдемар по утрам по-другому не привык. — Ты знала, что ты необычайно мило спишь?
На`ан вовсе не планировала спать так долго. Она с радостью проснулась бы на рассвете, растолкала Волдемара и отправилась с ним в закрытую библиотеку. Но невесомое и слабо объяснимое ощущение безмятежности, минувшей ночи, убаюкало и позволило впервые за долгое время по-настоящему отдохнуть. Слова Волдемара переварились не сразу, но спустя миг-другой На`ан, как ужаленная, вскочила и бросилась на кухню. Очаг несчастья уже потух, однако серый дым продолжал напоминать об убийстве в храме Реды, не меньше.
— М-да… — оглядывая чёрные стены и потолок, Двукрылая подошла к сковороде, на которой остались обугленные…
что это? Кажется, то должен был быть хлеб с сахаром. Неудавшиеся гренки прямиком в постель, прелесть, если бы не погром. Проскулив и принявшись выгонять дым в открытое нараспашку окно, На`ан обернулась к виновато слонявшемуся за спиной Волдемару. — Сходи на рынок, купи что-нибудь готовое, я пока всё уберу.
— А кошелёчек твой…
— Свой кошелёчек используй, ты же нагрёб вчера из дома всякое.
Хвала колдовским фокусам, на уборку кухни, которая могла занять несколько часов, ушла секунда. Щёлкнув пальцами, На`ан поблагодарила Борона за сто и один преподанный им урок. Гарь испарилась, словно почудилась. Сковородку Двукрылая выбросила, а запахи унесёт ветер — во всяком случае, если хозяин дома заявится сюда спросить, какого беса случилось, он не увидит доказательств совершённого варварства.
Вернувшись, Волдемар застал На`ан на уже заправленной кровати, пытавшуюся зубами затянуть ленты на рукавах своего платья.
— Ты купил сковородку? — спросила она, только сейчас осознав, как удивила астрийца, привыкшего к более пылким реакциям на порчу имущества. Консервативные, лелеющие быт женщины Белой Астры наверняка устроили бы настоящий разнос, и На`ан их всецело понимала — не будь она колдуньей, сделала бы так же.
— На, легка на подъём и не подгорает.
— Прямо, как я. На кухню отнеси, — огрызнулась Двукрылая скорее ради антуража. Она не злилась, более того, радовалась, что обрела шанс с кем-то разделить быт хотя бы ненадолго. От Волдемара за милю разило ароматом цитрусов, и неспроста — он купил кувшин с апельсиновым соком, а к нему аппетитную самсу с мясным фаршем, луком и специями. Было принято решение перекусить в тени дома, ведь жара за его пределами буйствовала уже как несколько часов.
Она ударила в лицо сразу, как На`ан и Волдемар вышли. Из-за реки, протекавшей через Цин Бал, стояла удручающая влажность, солнце жгло беспощадно и почти сразу отозвалось болью в висках. На`ан замотала вокруг головы белую ткань, и ветер, тешась, заигрывал с ней. Волдемар плёлся рядом, не способный думать о чём-либо, кроме погоды, а болтовня оставалась единственным способом поделиться эмоциями. Весь путь он без умолку трындел.
— Эй, лёгонькая на подъём и не подгорающая, можешь прикрыть меня теньком?
— Слушай, На’ан, я понял. Найхане не вымерли в эту жару исключительно из-за собственной горячно… горячести. Горячности? Из-за того, насколько они горячи.
— Желаю вены вскрыть… Моя пылкая кровь покажется мне льдами Союза, я клянусь тебе, я клянусь.
— А знаешь, я всё-таки скажу это. Принцесса, а не из-за тебя ли мне так жарко? Ах…
На последней реплике На`ан всё-таки обернулась и утомлённо посмотрела на Волдемара, напомнив ему, что до библиотеки осталось всего-ничего, но, если он уже готовился писать завещание своим отсутствующим внукам, рядом продавали сладкие замороженные лакомства.
— Я ими обмажусь, — Эт Арон умчался их покупать.
На`ан смиренно ждала его. Ждала и любопытствовала о причине, по которой человек, размозживший сердца своих соперников, вёл себя, как задорный подросток. Прошлым вечером Волдемар уже сорвал маску несерьёзности и не казался ребёнком в теле взрослого. Эта гибкая способность в мгновение меняться завораживала.
Волдемар многое понимал, многое знал о мире, и его вечная шутливость не столько напрягала, сколько множила вопросы.
От чего отшучиваешься? Искренним ли и чистым весельем является твоя фамильярность, или ты до ужаса боишься явления великого «нечто», что исполосует тебя за отсутствующую улыбку? Может быть, ты проклят?
А, может, На`ан не привыкла видеть добрых и отзывчивых людей. Об этом она, к своему изумлению, подумала в последнюю очередь. Представить только, в дрянном Атисе простодушного и шутливого человека проще посчитать психопатом, чем тем, кто удачно и осознанно сопротивлялся.
— Найханочка, ты любишь сладкое? — Волдемар появился из-за спины, держа лукошко с засахаренной черешней во льду. Он выглядел заботливым и очень постаравшимся обрадовать, хотя без зазрения совести следом заявил: — Я — терпеть не могу! Предпочитаю что-нибудь с кислинкой.
— И потому купил сладкое мне? — спросила На`ан, но с удовольствием приняла подарок, так как действительно любила сладкое и, кроме того, обожала именно это лакомство. Как он догадался?
— Мне показалось, что ты сладкоежка. Угадал? — себе Волдемар взял вишню. Ягоды в Меззии готовились особенным образом, заковывались при помощи магии в ледяную кромку, которая не таяла на жаре, и наслаждаться ими было особенно увлекательно. Хруст и делал этот процесс настолько всеми любимым.
— Это моё любимое, — не сдержала улыбки На`ан, сразу же угостившись черешней. — Большое тебе спасибо.
Мимо проплывали одинокие дома, а любившие прогуляться в знойный полдень жители беспокойно переговаривались об устрашающем пожаре, случившемся ночью. Огонь перекинулся на соседние здания, но никто не успел пострадать.
Увы. Семья же из загоревшегося дома бесследно пропала, зато около него оказался найден таинственный труп, и никто не знал, кому в городе он принадлежал. Бездомному, наверное, или одному из семьянинов. Где тогда второй?
На`ан ликовала, выслушивая догадки, и наслаждалась пониманием: люди даже не подозревали, что виновники всё видели, понимали, они брели мимо и были вольны повторить своё преступление в любой момент.
Крыша величественной библиотеки встретила их. Волдемар заохал облегчённо, потянулся, игнорируя взгляды юных меззиек, что косились на астрийца с особенным интересом, и подарил себе секунды долгожданного любования красотами.
— Многоцветье — ваше слабое место… — заключил он, рассматривая мозаику из смальты, сложенную на полу. Она складывалась в букет белого паслёна, который каждый раз, когда сюда наведывалась На`ан, вызывал в ней толику грусти. Потолочный витраж тоже изображал паслён, и только окна украшала изумрудная абстракция, не изображая толком ничего, но позволяя додумать самому.
— Разумеется, — с гордостью ответила На`ан. Они миновали зал, заставленный вазами с огромными растениями, и последовали по винтовой лестнице на второй этаж. С него открывался великолепный вид вниз. — Ты нигде не найдёшь такого изобилия красок, как в Меззии.
— Не смею спорить. Астрийцы тоже любят цвета, очень, но порой перебарщивают с экцентричностью. Вы же словно рождаетесь пёстрыми, жгучими, свободными.
— Не ожидала услышать от тебя комплимент, я уже подумала было, что ты расист, — беззлобно отметила На`ан.
— Да я мухи не обижу! — как иронично. — Как я могу быть расистом? Просто иногда я гадко шучу и, признаю, вполне осознанно.
— Мне это по вкусу.
Книжные полки и шкафы превращались в лабиринты. На`ан собралась было двинуться в раздел с религиозной и исторической литературой, а Волдемара попросить отправиться копаться в магический, но он наотрез отказался разделяться. Как липучка, но ничуть не раздражавший, шагал бок о бок, словно присутствие Двукрылой являлось обязательным элементом в его картине мира.
На`ан поймала себя на мысли, что интересовалась Волдемаром больше, чем ей следовало. Как бы не повторилась уже одна известная история с трагичным расставанием.
— Я до ужаса обожал в детстве играть в прятки, — вдруг произнёс Эт Арон и снял с шеи Двукрылой фокус. Кому-то другому она явно не позволила бы так бесцеремонно обращаться с подарком Борона, но и на сей раз не сказала ничего плохого. — Ты лучше догони меня, и в твоих интересах не медлить. Если догонишь слишком быстро — продолжим идти рядом.
— В чём смысл? — но, не успела На`ан задать вопрос, как Волдемар испарился в дыму. Мгновение, и вновь возник за спиной. Воссиял, позволяя столь близко увидеть двойные ямочки около тонких губ, и поиграл китом На`ан у её носа, будто дразня кошку игрушкой.
— Ты всё же меня нашла. Это значит, разделяться нам с тобой нельзя.
— Как же ты поступишь, когда настанет момент прощаться? — время остановилось и сжалось до одного вопроса.
На`ан точно знала — ему тоже так показалось.
— Снова позволю тебе быстро меня догнать, — беззаботно рассмеялся Волдемар. — Вот и всё.
