***
Кимсан задумчиво вертел в руках маленький букет паслёна, найденный им в коридоре трактира, где они с Деласаром оказались в день явления Кайстиса. Недавний бред об обозлённом духе Борона прошёл, клятвы в любви и обещания связаться однажды узами брака подсластили пилюлю. Через пару десятков минут после этого Кимсан как раз и вывалился из комнаты, чтобы спуститься на кухню и заказать напитки, но встрял, заметив у дальнего окна знакомые лепестки. Грешно было бы не подойти и не притронуться, обнаружив в букете, ко всему прочему, ещё и проблески аконита. Услышав шаги Деласара за спиной, Кимсан ехидно улыбнулся. — Тебя не обыграешь, правда? Я всего-то на пять минут думал отойти. — Я забочусь о тебе, — Сэлдори подошёл с двумя бокалами вина в руках и опустил их всё на тот же старый подоконник. — Ты обещал оставаться в постели, и вот что это за своеволие? Лучше полюбуйся на цветы. Кимсан засмеялся. Тихо, тотчас прекратив — всё тело болело от повреждений. Продолжил любоваться букетом, попутно перехватил бокал и пригубил вино. Заодно подумал о том, какое упущение — за долгое время вместе ни разу не поговорить с Деласаром о самом драгоценном общем между ними. О страсти к алхимии. — Ты когда-нибудь задумывался, насколько паслён и аконит противоположны при всей их ядовитой схожести? — спросил Кимсан. — В то время как яд, созданный на основе паслёна, зачастую топит все эмоции и парализует, аконит способен разбудить потаённые страсти и желания. — Мх, ты знаешь… — Деласару понравился диалог. Он подошёл ближе, поднёс свой бокал к бокалу Кимсана и осторожно поцеловал его. Не Кимсана. Стёклышко стёклышком. — Однажды один выдающийся алхимик рассказал мне, что при определённой обработке из аконита получается замечательный афродизиак. Так, например, когда дело доходит до пыток, его можно использовать очень любопытными способами. — Интересно, что этого выдающегося алхимика толкнуло на подобный эксперимент. — Ей надоели покупатели, приходящие за возбудителями, — Деласар помолчал немного. — Шучу. Но лишь отчасти. Изобилие покупателей, нуждавшихся в возбудителях, натолкнули госпожу Марцию на мысль о том, что похоть — сила, движущая человеком. И, когда она со стократно приумноженной силой охватывает потенциальную жертву допросов, та становится готовой на всё. — Что ж, это насилие, — ухмыльнулся Кимсан. — Однако я был бы слишком скучен, скажи, что оно недопустимо. Хм, как думаешь, к чему приведёт попытка смешать паслён и аконит, использовав способность порабощать первого и возбуждать — последнего? В глазах Деласара блеском стали мелькнул интерес; интерес понимания, что их диалог прятал под многослойным фетром намёков тайный смысл. Речь шла не только о цветах, пригодных к использованию в алхимии, речь шла об их собственных коварных потенциалах — потенциалах, способных слиться в единый. Будто предвкушая неясный кошмар впереди, Деласар и Кимсан хитро играли с трактовками. Не говоря о планах на врагов более прямо, они, тем не менее, жадно намекали. — Что ж, либо жертва такого «союза» просто лопнет, сжираемая противоположными эффектами, — Деласар подошёл ближе, с высоты эльфийского роста склоняясь над Кимсаном и скользя носом по его губам. — Либо опытный алхимик сумеет из двух крайностей сотворить шедевр. И тогда паслён погубит в организме подопытного любую страсть к сопротивлению, подчистую уничтожая бдительность и волю, а аконит разбудит в нём последнее, что не уничтожил паслён — животный голод. — И так мы получаем отличную цель для допрашивающего — на всё готового, но бездумного пса, — Кимсан облизнулся, уже не скрывая и собственной похоти, потянулся к губам Деласара. — Пока эффект не сойдёт. — Боюсь, даже когда эффект сойдёт, жертва ещё долго не вернётся в здравый ум. Урон, наносимый такими ядами, всегда оставляет след, — золотистая искра коварства накрыла зрачки Сэлдори и тотчас исчезла. Он шумно задышал в рот напротив. — Как думаешь, стоит попробовать? Кимсан без слов ринулся навстречу Деласару, голодный до поцелуя, а тот стиснул пальцами его талию и принялся затягивать на ней ремни. Отвлёк языком, скользнувшим внутрь, разинувшим сладость рта, и зашипел злорадно. Цапнул нижнюю губу зубами, резко отстранился и вложил в ножны Безупречного клинок. — Мой подарок тебе, — холодно прошептал Деласар. Пояс Кимсана оплетали новые ремни, блестящие, из чёрной кожи, к ним крепились ножны, а в тех покоился эбонитовый короткий меч. Полуторник Борона, для зрелищности вручения прихваченный с собой, Деласар с лязгом сбросил на землю, как ненужную безделушку. — Храни его и думай обо мне. Ласкай дивными пальцами настоящее, пусть прошлое остаётся в прошлом. Кимсанм-х… С рычанием Деласар пригвоздил Кимсана спиной к подоконнику, чуть не сбил бокалы и ещё раз вжался с поцелуем. Ненадолго — стекло окна содрогнулось от удара крыльев. Чёрный филин бесновался снаружи и требовал его впустить. Деласар с досадой отстранился, одарил птицу дружелюбно-мстительным взглядом, но окно всё-таки открыл. Марция приземлилась Сэлдори на плечо, так как плечо Боне ещё оставалось похотливо зажатым, и изрекла: — Вы та-ак пытаетесь быть неуслышанными, что я из-за стены различила ваши разговоры. Как думаете, я одна? Деласар цыкнул пару раз с наигранным осуждением. Марция не дала ему и слова вставить: — И как я в своё время не додумалась хорошенько заняться паслёном? А то ж на допросах попадались очень строптивые жертвы, чистая похоть которых до конца не ломала. — Я тебе говорил, нужно найти подавляющее для остального, — Деласар отстранился от Кимсана. — Мы и искали. Вот только ты тогда, дружок, — Марция блеснула алооким взглядом. — Не был так влюблён в паслён и даже о нём не вспомнил.***
Кимсан очнулся на заре. Он не помнил, как диалог с Деласаром погрузил его в глубокий и странный транс; транс неконтролируемый и бесконечный. Зимнее небо едва начинало светлеть. Кимсан поёрзал головой и понял, что находился на чьих-то коленях, только Деласару они уже не принадлежали. Сверху, чуть сгорбившись, навис Борон. Он выглядел измождённым, но опалённые пожаром глаза смотрели с живым беспокойством. — Ты слишком крепко спишь для… убийцы, — Борон цитировал старую книгу, но слова его дали понять кое-что другое. Кимсан, слабо ухмыльнувшись, приподнялся. «А Деласар хитрый», — подумал он. Если младший Боне знал о неспособности Посланников спать, после столь долгого и крепкого транса старшего он мог подумать, что тот не полностью обращён, что ещё не всё потеряно. Умный ход. Кимсан и вправду слишком крепко спал для последователя Атессы. — На твоих коленях сложно иначе, — произнёс он. Не успел отреагировать, оказался схвачен за шею и увлечён в утренний поцелуй. Шершавые губы Борона осадили и пустили по телу жар, которым мертвец, думалось, не мог поделиться. На фоне вовсю бурлила жизнь маленького лагеря: Джинна беспокойно рассматривала то немногое, что осталось от её товара и было несколько часов назад принесено пауками, Арн заинтересованно крутился рядом и хлопотал над пожитками, Айлин плела из гибких лоз дополнительные сумки. — Вот, смотри, я кое-что нарисовал, — Борон внезапно выудил из-за пазухи скомканный пергамент и разгладил его. Кимсан тут же узнал в неуклюжем портрете себя: те же вьющиеся локоны, чуть заострённые глаза и ухмыляющиеся губы, точечка на носу. Нарисованный Безупречный держал руку около груди, а на его пальцах блестели многочисленные перстни. Проницательный взгляд тут же заметил один особенный — на безымянном, с турмалиновым камешком посередке. — Не помню, когда ты в последний раз рисовал, ещё и меня, — растроганно прошептал Кимсан, не отрываясь от рисунка. Борон, сам того не ведая, такими жестами заставлял сходить с ума. От горечи, от осознания содеянного обоими, от понимания, как всё обернулось и к чему шло. В груди зазудело, Кимсан увёл растерянный взгляд в сторону, и Борон это заметил. — Я тебя чем-то смутил? — наверняка, он ведь с детства увлекался кулинарией, чтением, кое-как терпел танцы, но к рисованию почти не притрагивался. — Или ты плохо себя чувствуешь? Каким же Борон стал ломким, он сам в себе это презирал. Страх, навеянный событиями последних дней, превращал некогда горделивого колдуна в дрожащую тварь. Противиться не удавалось. — Нет, я… растроган, — Кимсан болезненно улыбнулся, пальцами сжав пергамент до такой степени, что он захрустел. Затем спрятал его в карман. — Слишком растроган. Я впрямь не помню твоих рисунков, не касающихся колдовства, с раннего твоего детства. Это так странно. — Хм, ну… Ты просто так хорошо спал, жался лицом в свои бледные пальцы, и я вспомнил, как им не хватает перстней. Купим тебе в скором времени побольше, ладно? — К чёрту перстни. Я так рад, что ты не разбился вместе с проклятущей повозкой этой ночью, — Кимсан ворвался в Борона с объятием, мертвецки крепким, и, сжимая складки его одежды, стиснул зубы. Никому старший Боне не пожелал бы такой судьбы, как у них обоих. Но они же сами были в ней виноваты и хорошо это понимали. — Голубки, я докину вас до Муаракая на себе, — после скромного завтрака заявила Айлин. — Арн понесёт Джинну и остатки её товара, так мы доберёмся куда быстрее. Братья вдвоём уставились на пускай и сильную, но всё-таки женщину, пытаясь понять, закинет ли она их обоих к себе на плечи. Ах, нет, друидша же. Сделает всё иначе. — Как товар Джинны-то, в порядке? — поднимаясь на ноги и подавая Кимсану руку, спросил Борон. Айлин замялась, оборачиваясь на Джинну и Арна, мрачных, истощённых и недовольных. — Большая часть товара представляла из себя очень ёмкие изобретения, скажем так… И крысарии успели растащить их, — сказала она, досадливо дёрнув лисьими ушами. — Но некоторые, особенно тяжёлые вещички, сохранились. Правда, сломаны — крысы повыдирали из них мелкие детали. Джинна расстроена, но это лучше, чем ничего. — И то верно, — хмыкнул Борон, отбирая у Кимсана его рюкзак и раздумывая над тем, что представлял из себя товар. Возможно, Джинна везла майару дварфские изобретения, которые поставлялись Гелториону Стальными Чертогами. Вряд ли Мэйнайо так уж удивился бы им, но мало ли, вдруг гномы придумали воистину любопытные вещицы, способные позабавить правителя дикарских земель? Судя по тому, как Кимсан, прищурившись, в упор рассматривал Джинну и её сумки, он думал о том же. — Sahil'sinah, — прошептала Айлин, обратившись гигантской лисицей. Не меньше медведя-гризли. Она приникла к земле, позволяя взобраться на себя, и Кимсан запрыгнул первым, вцепился пальцами в спутанную рыжую шерсть. Айлин пахла, как подобало пахнуть диким животным. Борон залез следом, а Арн присел на одно колено, помогая Джинне очутиться на его спине и тотчас взлетая. Муаракай показался на горизонте очень скоро. С высоты птичьего полёта Джинна увидела его первой. Вдоволь налюбовавшись красотами хвойных лесов, она заметила вдали тяжёлые каменные стены, окружённые синеватым туманом. Гигантские баллисты на башнях глядели в разные стороны, обещая страшную смерть незваным вторженцам. Город был зелёным, сплошь изумрудно-серым, даже в начале зимы. Коричневатые лозы покрывали невысокие жилые и ремесленные здания, могущественные секвойи поднимались над стенами и напоминали огромные колья. Главным, что бросилось в глаза Джинны и вызвало у неё благоговеющую улыбку, стал театр. Многоэтажный, он возвышался над Муаракаем, цеплял внимание изукрашенными эркерами и изысканными барельефами, изображавшими великие события истории. Джинна залюбовалась треугольной крышей, блестевшей из-за инея, узкими окнами и широкими балконами, и не сразу заметила, как в плечо её слабо клюнул грач. — Эй! — она крепче вцепилась в плечи Арна и отмахнулась от птицы, та увильнула и сверкнула холодным взглядом. Арн повернул рыжую голову и, не прекращая полёта, изумлённо уставился на незваного гостя. — Ишь, зараз… — но тотчас же его узнал. — Споры мне в глотку, мистер Гур-Гур? Грач тотчас цапнул непоседливого колибри клювом за рукав и понёсся прочь, взмыл над Муаракаем и направился к театру. Арн ускорился, подбрасывая Джинну за бёдра повыше на спину и следуя за ним. Близнецы, нёсшиеся верхом на Айлин, увидели город гораздо позже. Путешествие на лисице захватывало дух: та ловко взбиралась по холмам, спрыгивала в овраги, оббегала особенно густые заросли и почти взлетала с лесистых трамплинов. Когда стены Муаракая приблизились, Арн спустил Джинну вниз и поспешно откланялся, сообщив, что опаздывает на важную встречу. Айлин развоплотилась, и на обледенелой земле замерли четыре пары ног. С нового ракурса баллисты внушили Джинне ещё больший ужас: она скрыла его за циничным фырканьем и предпочла держаться позади. Массивные железные ворота — один из входов в город, — охранялись загадочными существами, ожившими двуногими деревьями. Их покрытые корой конечности с трудом сгибались и разгибались, а листья на верхушках «голов» шевелились. Дупла на стволах источали ярко-жёлтый цвет, будто пародируя глаза Арна. — Не бойтесь, стражи безобидны, — произнесла Айлин, выходя вперёд. — Если вы званые гости, конечно. А вон к тем пушистикам лучше не подходить лишний раз. В дальних кустах зашевелились бесформенные комки зарослей, грибов и почвы. Десятки глазных яблок торчали из них, державшиеся на липкой паутине. Некоторые отпадали и катились прочь, тогда чудовища высовывали мохнатые паучьи лапы, поднимали их и запихивали обратно в себя. Кимсан мог поклясться: «пушистики» точно должны были уметь вскакивать на огромные куриные лапы, как избушка из старых сказок. Огибая город, по восточной дороге шагала колонна человекоподобных гиен, облачённых в пластинчатые доспехи: они вели за собой потрёпанных бедолаг, закованных в цепи. Борон, заметив неравнодушное внимание Кимсана, предостерёг его от поспешных действий: — Это гноллы, рабовладельцы. Ими напичкан весь Союз, даже теперь, когда некоторые города стараются искоренить рабство в своих стенах. — Да, Муаракай тоже на пути к тому, — гордо заявила Айлин, провожая взглядом слюнявых тварей, колотивших рабов верёвками. — Но подпольно это продолжает происходить, и даже наших жителей иногда продают этим тварям. Кимсан закатил глаза, а потом засмотрелся на блуждающие огоньки, витавшие над самыми высокими крышами. Айлин объяснила ему, что это пленённые души преступников, ныне обречённые охранять город — их с Арном и Мэйнайо демонстративный и весьма рабочий способ наказывать провинившихся. Огоньки тускло-зелёным светом озаряли округу по ночам и провожали жителей домой, а одиноко прогуливавшихся женщин уводили подальше от мужчин. Борон, слушая вполуха, вдруг резко остановился. Ему не показалось — в толпе рабов мелькнуло знакомое лицо. Худощавый астриец еле переставлял ноги, сутулясь и давая разглядеть каждый позвонок на его хлипкой спине. Но, столкнувшись взглядом с Бороном, он ухмыльнулся во все тридцать два зуба, подмигнул ему и растворился. «Волдемар не потерялся, чудно», — отметил про себя Погоревший и направился дальше. Присутствие потенциального союзника придавало ему сил и уверенности в собственных действиях. Проклятые птицы всё ещё могли преследовать, наверняка невидимо преследовали уже, кто их знал? Когда ворота Муаракая с безумным скрежетом отворились, а местные жители бросили недружелюбные взгляды на вошедших, Борон пристроился поближе к Джинне. Она шагала впереди, пока Кимсан и Айлин переговаривались — очевидно, мирясь после недавней потасовки. На таинственную эльфийку с бренидской внешностью тотчас осели все взгляды, одновременно похотливые и полные неприязни. Когда же рядом с ней встал забинтованный, кидавший искры глазами колдун, муаракайцы умерили пыл. Кто-то, конечно, озлобился только сильнее и почти скалился, кто-то спрятался в ветхом домишке и закрыл даже окна. Кто-то любопытный, как дети, просто застыл и взирал с интересом. Союз был во многом изолирован от остального мира, как и Чаща Непокорности, потому гелторцы и брениды вселяли в шауринов страх. Астрийцев и сигрусов они ещё терпели. — Я помогу вам снять комнаты в хорошем месте, — вдруг озадачилась Айлин. — Здесь есть одно. Через пару десятков минут пешей ходьбы по замёрзшим улицам она приобняла Кимсана за локоть и указала ему кивком в сторону округлого здания из камня. — Пойдёшь со мной? Безупречный не понимал, отчего лисица проявила к нему вдруг резкое дружелюбие, но пожал плечами и согласился. Подмигнул Борону и напоследок оказался перехвачен за локоть уже им. Уха коснулся хриплый шёпот: — Старайся не оставаться один в подозрительных местах, шаурины страшно не любят гелторцев. Публично выражать любовь здесь к ближнему своему, особенно если он твоего пола, тоже не рекомендую. Это я… так, поясняю меры предосторожности. Я вас догоню. Кимсан кивнул, они с Айлин ушли, а Борон с Джинной остались стоять у входа в причудливое строение, непонятным образом умещавшее в себе гостевые комнаты. — Я хотел с тобой поговорить, — прошептал младший Боне, ловя на себе изумлённый взгляд бардессы. — О чём? — спросила она. Борон осмотрелся по сторонам, парируя презрительными взглядами агрессивное внимание шауринских мужчин, и придвинулся ещё ближе. Так близко, что Джинна поймала себя на желании сделать шаг назад. — Скрывайся ты от назойливого преследования, где предпочла бы затаиться раз и навсегда? Вопрос обескуражил Джинну, и она нахмурилась. Было видно, хотела спросить, от кого конкретно бежал Борон, не для друга ведь он спрашивал, но не решалась, будто побаивалась. И корила себя за это, ведь побаивалась скорее из-за устрашающей внешности, нежели из-за чего-то ещё. — Смотря от кого бежать. Но, раз ты теперь знаешь мою историю, то знаешь и то, что я могу посоветовать. Спрятаться на самом видном месте. Ах да, эльфийская красавица бежала от злых языков и ненависти астрийских зрителей и оплот нашла в фальшивом образе, столь полюбившемся ей. Но куда же прятаться Борону от вездесущих Посланников, дороги для которых открыты едва ли не повсюду? Вот он в Союзе, пообещал Кимсану дом в горах, но Союз, несмотря на изолированность, оставался весьма… доступным для опасных гостей городом. Страхи жрали, жрали каждую секунду, откусывали по кусочку от уродливых ожогов. Оставляли новые. Джинна выжидающе смотрела прямо в глаза Борона, не отходя от него ни на шаг, чувствовала его больное, тяжёлое дыхание. Он не решался заговорить, и тогда она выпалила: — От кого бежать мертвецу? Инквизиция? — их с связывало общее. Правда, Саллин ещё не поведала во всех красках о своём. — Вроде того, я… Не знаю, стоит ли говорить, — нахмурился Борон. — Я не смогу помочь, если ты не скажешь. — Ладно. Скажем так, от представителей одной очень ревностной святой. — Вот оно что, — брови Джинны поползли вверх. Она на секунду всерьёз замешкалась, помедлила с ответом. Помедлила даже очень, но Борон непроницательно скинул это на обыкновенную неуверенность. — Я… Ты чем-то насолил Посланникам? Борон нервно кивнул. Он знал, нельзя доверять такую информацию первой встречной, но жена Валериана… Жена Валериана хотя бы относительно подходяще звучала. В отчаянии пойдёшь на любые меры. Борон не намеревался ещё раз терять Кимсана и уже на собственное всесилие не уповал, хватило с него. Джинна помолчала ещё какое-то время, неосознанно ловя носом редкие снежинки, а затем изрекла: — Отвергнутые мира сего обманчиво верят, что сейчас проще всего укрыться в Союзе, но это не так, — она сбавила тон. — Власть Посланников вездесуща, но сложнее всего ей распространяться, всё-таки, по Гелториону. Особенно если ты прячешься за крылом властного человека, который не позволит им так легко творить правосудие на его территории. Какого рода преследование за тобой устроено? — Они бы с радостью связали из меня шарфик, Джин, — фыркнул Борон. Она понимающе кивнула. — На тебя всё ещё могут совершить покушение, но лучше ты будешь защищён законом Гелториона, а не хаосом Союза. Бросьте затею оставаться здесь и езжайте со мной. Валериан вас примет. — Хм… — идея звучала не так-то и ужасно. Во всяком случае, Кимсан любил роскошь и блага цивилизации, а вот Борону с его магией пришлось бы туго. Впрочем, если продолжать изыскания подпольно… Затем ещё одна мысль капнула в чашу весов «за». Валериан мог помочь разобраться с исчезновением На`ан даже эффективнее, чем помогли бы здешние шаманы-шарлатаны, голодные до золотых монет. — И ты даже не спросишь, за что конкретно меня преследуют, а? — Не будь ты названным сыном моего мужа, — изрекла Джинна, — я бы уже донесла на тебя им. Наверное. Но я подразумеваю, что ты мне расскажешь, ведь это — условие моей помощи. — Ах. Хитро, — Борон оценивающе взглянул на новую союзницу. — Спасибо, Джин. Вот увидишь, иметь меня под рукой очень полезно. — Я уже имела тебя под рукой, когда ты не дал крысариям меня сожрать, — она обаятельно улыбнулась в ответ.***
Снегопад усилился. Деласар наблюдал, как белые хлопья сражались в отчаянной битве, там, за старыми рамами окон. Он стоял посреди театрального зала, одновременно пустого и тоскливого, но в то же время величественного и прекрасного. На сцене, у золотистого занавеса, волнами опадавшего вниз, расположился Арн. Свешивая одну ногу вниз, вторую он прижимал к груди и смотрел на Деласара так же, как и в далёком прошлом: чуть издевательскими, но почти влюблёнными глазами. — Ты просишь о безумии, Грач. О немыслимом. Никогда прежде Сэлдори не представал перед давним товарищем столь смиренным и одновременно смертоносно непоколебимым. Стоя между рядами зрительских сидений, Деласар смотрел в пол, но не потому что боялся внимания Арна, а потому что боялся самого себя. Он облизывал сухие губы и иногда потирал испорченный некрозом нос. — Я знаю. И я пришёл сюда не за твоими вопросами, алхимик. Я пришёл за ответом: «да» или «нет»? — Расскажи, почему? — не сдавался Арн. — Я не отстану, пока ты не поведаешь мне детали! Когда мы только познакомились, ты предстал передо мною эгоистичным жадюгой, пускай и самым очаровательным эгоистичным жадюгой из всех, кого я знал. Я ни за какие коврижки не поверю, что ты выбросишь своё эльфийское достоинство на ветер и позволишь этому случиться. Чего ради? Деласар так красноречиво и горько усмехнулся, что Арн взвопил: — Кого ради?! Я тебя не узнаю! — он вскочил со сцены и порхнул навстречу. Деласар отшагнул. Лишних касаний он не желал, нравоучений и так сполна хватало. — Ты просишь уничтожить тебя. Осознаёшь? Это смерть, Грач. А ты более всего в жизни боишься смерти, я ведь знаю. История знакомства Деласара и Арна случилась задолго после того, как он отбил Сафон от нападения вампиров и вместе с Джинной бросил товарищей. И после знакомства с Марцией. После всего, но до Кимсана, до рождения на свет самого родного эльфийскому сердцу Боне. Когда Эльгида хотела разорвать Муаракай на части, несколько сотен лет тому назад, Арн оставался едва ли не единственным, кто жестоко стоял на защите города. Продавшиеся корысти и вражеским покровителям друзья предали его, Мэйнайо был ослаблен и сломлен горем из-за потери дочери, а Айлин пребывала в летаргическом сне после столкновения с инквизицией во время морского плаванья. Заключать новые союзы и наращивать силы Арну приходилось до абсурдного тяжело. Как раз тогда Деласар прибыл в Муаракай по делам Атессы и вынужденно шпионил для Эльгиды, обеспечивавшей ему вход внутрь. Саги о дружбе вопреки враждующим идеалам не вышло. В те времена Деласаром действительно двигала только алчность и согласился он в секрете от Инквизиции оказывать Арну помощь неохотно, с гигантской выгодой для себя. Тот же, иной раз из-за неопытности, а иной из-за неудач умудрялся нарушать условия заключённых сделок. Утомившись от халатности и наивности союзника, Деласар несколько раз обворовал его, присвоил себе несколько ценных реликвий и лишил муаракайскую оранжерею некоторых особенно интересных ингредиентов. Арн же никак не отставал, в упор не видел презрения к себе, требовал вернуть украденное и цеплялся до победного. Лишь капелька невидимой симпатии уберегла двух гордецов от настоящей вражды. Деласар знал — с ним хотели дружбы, но он её не желал. До тех пор пока не получил от Эльгиды приказ уничтожить правую руку Мастера Растений. Не понимая толком, что им руководило, Сэлдори обманул вышестоящих. Он пронзил Арна теневым клинком, оставил истекать кровью, но не добил. Хотя всегда добивал, всегда, без исключений. Воспоминания о роковом вечере до сих пор стояли перед глазами: Деласар вынул кинжал из вспоротого живота юноши и прошептал ему: «Сладких снов, птенец». Рядом в виде прощального подарка оставил алхимический набор Марции, который всегда носил с собой, в него вложил записку: «Ничего личного, алхимик. Мы служим разным тварям». Арн выжил и отбил от Эльгиды город. На его сторону встали пробудившаяся Айлин, набравшийся сил Мастер Растений и Джинна, которой Деласар доложил о происходящем в Муаракае. К сопротивлению также присоединился Валь`Олэрн. Уже задолго после победы Арн и Джинна, влюбившиеся друг в друга за время общей борьбы, написали о Деласаре шутливую историю и издали её, а ещё через несколько лет она дошла до его слуха. В тот миг… вдруг очень захотелось вернуться. Хотя бы на секундочку. На мгновение увидеть когда-то досаждавшего и маленького, но уже выросшего и с любовью вспоминаемого колибри. Деласар последовал зову сердца. Он навестил Арна на торжественном вечере, посвящённом его книге, и они оба наконец остались добрыми товарищами, пускай даже разделёнными вечным расстоянием. Судя по всему, те же воспоминания пронеслись и перед желтоглазым взором. Арн изрёк не без вселенской тоски: — Это какое-то мирское издевательство — дать мне в одновременно встретить и тебя, и Джинну спустя столько лет. Я остро скучаю по временам, когда всё было иначе… — Не думай об этом, живи в настоящем, — возможно, слишком жёстко ответил Деласар. — Всё непросто, но сейчас ты, во всяком случае, владеешь тем, за что боролся. Не каждый может таким похвастаться. Арн и хотел бы поспорить, вот только знал, что момент принадлежал не его откровениям и даже не задушевным разговорам их обоих, он принадлежал просьбе Сэлдори, не более того. От осознания этого на душе загорчило. — Ты можешь чего-то достичь, но так и остаться одиноким. Значит, тебя не переубедить? — Арн, перестань, — голос Деласара надломился. Он редко дрожал, но в последнее время чуть ли не каждый день. Руки позорно затряслись и были спрятаны в карманы. — У меня нет другого выхода, это единственный способ продолжить моё… изыскание. Продолжить в безопасности. Какова плата? — Никакой. Я сделаю это для тебя за просто так, — Арн всё-таки подошёл поближе и опустил ладони на эльфийские плечи. Старых друзей разделили полметра. — Знаю, всё равно найдёшь, какой наградой от меня отмахнуться, но я не возьму. Проигнорирую, слышишь? Мастер Растений примет тебя. Но знай… — Не надо о рисках, — отрезал Деласар. — Нет, надо. Чтобы ты чётко понимал последствия своих действий. Первое — в процессе есть шанс погибнуть. Насовсем. Второе — при успехе ритуала ты потеряешь все годы жизни, подаренные тебе эльфийской натурой. Никаких больше тысяч лет. Таланты от этой же натуры тоже канут в лету. Кроме того, будет больно. Боги, да что с тобой стало? — Хватит меня жалеть! — рявкнул Деласар и грубо, но так интимно и неравнодушно сжал пальцы Арна на своих плечах, заставляя того посмотреть прямо глаза в глаза. — Грачу, которого все знают, суждено умереть, но в себя я верю и не сгину вместе с ним. Действуй, алхимик.***
Таверна, предложенная Айлин, таила в себе традиционный для Союза сюрприз — гостевые комнаты располагались ниже уровня земли. Каменный купол накрывал главное помещение, заставленное горшками с зубастыми растениями и украшенное лозами на стенах и мхом на полу, а узкая лестница вела вниз, в подвалы, где и отдыхали путники с дороги. Братья провожали Джинну до её комнаты, когда из кармана Кимсана выпала записка. Он незаметно для Борона подобрал её и вскоре нашёл мгновение развернуть. Удивительно, послание принадлежало совсем не Деласару, хотя все подозрения с самого начала пали именно на него.«Наблюдал за тобой всё это время и понял: что-то в тебе есть, близкое Муаракаю по духу. Приходи в полночь на Шип Страданий? Озвучу забавное предложение.
Арн».
Кимсана письмо заинтриговало, и ждать полночи стало куда сложнее. Особенно в праздности. Джинна сообщила, что на оценку состояния уцелевшего товара ей потребуется остаток дня, и Борон вызвался помочь. Бродить же в одиночестве по Муаракаю, пускай даже надеясь на невидимое присутствие Деласара, Безупречному не хотелось. То ли дело отправиться на ночную встречу с правой рукой правителя города, доверившись первой попавшейся записке… Кимсан посмеялся сам с себя и после нескольких часов банных процедур решил заняться хоть каким-то делом. Рядом с таверной располагалась мастерская кожевников и портных. Боне занял у Джинны немного денег и приобрёл пару миниатюрных отрезков бархата, качественные нити, набор для шитья, декоративные бусины и всё по мелочи. Взялся претворять в жизнь задуманное. — Чем это ты тут занят? — на первом же часу работы зазвенело у правого уха. На круглый стол у зеркала, за которым расположился Кимсан, опустила локти Марция. — Гончар, художник, немного писатель, талантливый дуэлянт, так ещё и шить умеет. И это ты недавно мысленно обозвал себя никчёмным на фоне всех тех колдунишек? — Марция! Любишь ты выскакивать из ниоткуда, — шикнул Кимсан, уколов себя иглой. Капелька крови выступила на подушечке пальца, но была бесстыдно слизана. — Не перехваливай. Что мои кувшинчики и рисунки, когда дело доходит до настоящих опасностей… — Без искусства наш мир быстро сгинет, — сестрица, искрясь, уместилась ягодицами на краю столика и любопытно глядела на то, как ловко пальцы Безупречного обращались с нитями. Белым мелком он рисовал по внутренней стороне бархата и будущей подкладки, затем обрезал их, не отходя от задуманных контуров, сшивал. — Так расскажи мне, что это будет! — Не расскажу. Или мысли читай, раз умеешь, или скоро увидишь, — беззлобно огрызнулся Кимсан. Марция не обиделась. Она составила компанию, молчаливую, но верную: болтала из стороны в сторону длинными ногами, хрустела шеей, хихикала над стежками, невесть что находя в них забавным. Когда же из невнятных отрезков начала получаться роза невероятной красоты, объёмная, похожая на чехол для маленькой и очень хрупкой вещи, она охнула: — Какая красота!.. Но я всё равно не понимаю, для чего это. — Предположи, не бойся, — хитро улыбнулся Кимсан. — Украшение, принимающее форму розы, крепящееся к одежде, например, как брошка… Марция нахмурилась сначала, чуть было раздражённо не заявила, что былые её умственные навыки совсем затупились, но вдруг — громкое «о-о!..», — и восторг залил её бледное лицо. — Чехол для живоглотки! — Точно! — Кимсан щёлкнул пальцами. — Вручу его Борону подарком как обыкновенную тканевую брошку. То, что это чехол с тайным замочком, буду знать только я. Далее найду способ невидимым образом менять живоглотки внутри этой красоты по мере их наполнения. Нужно только решить, как крепить их к телу Борона безболезненно и не оставляя особых следов. А то жало это проклятущее… — Посланники пусть об этом и парятся, зачаруют как-нибудь, — Марция уставилась на свои ногти и гордо встряхнула головой. — Они придумали свой навороченный план, а ты и так сделал предостаточно, согласившись его реализовывать, ещё и так изощрённо. Кимсан не успел нанести последние штрихи — в комнату вернулся Борон, вымотанный разговорами с Джинной и страшно хотевший лечь спать. Он лениво, ввиду истощения, поинтересовался, чем занимался брат, услышал в ответ «сюрприз!», не стал давить и заснул. Кимсан подождал полчаса, накинул меховое пальто и выскользнул из комнаты, а уже спустя минуту нёсся по ночным улицам Муаракая к месту встречи. О Шипе Страданий он знал, Арн о нём упоминал во время дороги — так назывался мост, разбивавший город на две части. Под мостом разверзалась кривая и буйная река, сожравшая немало беспечных рыбаков, детей и просто топорных неудачников. Шипом Страданий жуткое место было прозвано ещё и из-за ограждений в виде острых колючек, служивших хотя бы малым спасением от непредвиденных падений в шипящую бездну. Уже приближаясь к реке, Кимсан мысленно заподозрил: а если его позвал недруг, таким образом желавший устроить засаду? Толкнёт в спину, и поминай как звали. Волдемар ведь всё ещё наверняка маячил на горизонте. Если же не он, то кто-нибудь ещё. Но, пройдя уже половину моста, Боне ощутил знакомый запах: душистые цветы, древесина, аромат земли после дождя. Арн вышел из невидимости, приобнял Кимсана за плечи и по-джентльменски подвёл к колючим перилам. — Счастлив, что ты пришёл, — произнёс он взволнованно, не находя себе места. Вроде и пытался держаться, но встрёпанный вид и нервный хруст пальцев выдавали Арна с головой, особенно проницательному Кимсану. — Выглядишь озабоченным, я могу тебе чем-то помочь? — тут же был задан закономерный вопрос. Арн шумно выдохнул, расправил плечи и всё-таки взял себя в руки, даже если на секундочку. Правда, он ещё долго думал, как именно сформулировать затаившуюся в тревожном рассудке мысль так, чтобы не напугать. В конце концов сдался, просто ударил в лоб: — Я как несколько часов осведомлён о вашей задаче, Посланники. Арн в итоге схитрил, потребовал у Деласара за помощь информацию обо всём, что случилось с ним за последние годы жизни, и уж тем более о причине, по которой столь резко понадобилась поддержка Мастера Растений. Сделки Сэлдори уважал, потому, как ни хотел отказать, поделился. Кимсан о случившемся не имел ни малейшего представления, потому тотчас сверкнул туманными глазами с недоумением, настороженностью и предупреждением. Скользнул пальцами под пальто и нащупал клинок. Арн это заметил и улыбнулся задорно, по-мальчишески. Воскликнул в незыблемой ночной тишине: — О, не стоит!.. Я не враг ваш, а давний союзник. Ты мог убедиться в этом по благосклонности красавицы Саллин ко мне, а она тоже хорошая подруга твоему Грачу. Твоему Грачу. Эти слова осадили Кимсана, дали ему понять — о таком явно знал не каждый встречный. Пальцы, правда, продолжили ласкать рукоять клинка на всякий случай. Кимсан поёжился из-за ледяного ветра, растолкавшего полы его одежды, взглянул на бешеную не-гладь реки. — Я слушаю. — Хочу просить тебя об одолжении. Оно до смешного просто, а взамен предложу кое-что сильно приятное, правда. — Дерзай. Арн удивлённо воспрянул, будто не ожидал готовности, цветные пёрышки на его гигантских крыльях распушились. Кимсан выглядел таким бледнолицым и мрачным на фоне Муаракайского Корня, что его это даже обескураживало. Городом правил совсем мальчишка, может, и проживший долгие годы, но на первое впечатление всё ещё светлый и наивный. Хотя проницательное внимание Боне говорило, что Арн мог быть весьма лукав, хитёр и коварен. — На досуге мои верные нимфы, наблюдающие за городом из невидимости, дабы не отвлекать лишний раз похотливых мужчин, передали, что заметили в тебе огонёк Хайры, — пропел он. Кимсан вздрогнул. Марция оказалась права, он мог подцепить странный голод, после того как навестил Чащу. Если в голове и впрямь теперь жил странный фэй, бешеный и неугомонный, в соседстве с сестрицей и мирной кровью заодно, Безупречному точно легко не придётся. Он же свихнётся. Арн заметил смятение на лице напротив и хихикнул. — Не подумай на меня плохого, я заинтересован в тебе как учёный. Давно не встречал человечка с хайровским благословением, если ты понимаешь… «Да-а, не просто так Сэлдори однажды уламывал меня поехать в Муаракай и обучить его, — встряла Марция. — Арн странноват бывает, но он хороший малый. Можешь верить ему, Сан, с Грачом у них связь имеется, и прочная весьма». Только её слова немного расслабили Кимсана, и он прислонился к ограждению моста теснее, впиваясь замёрзшими пальцами в ледяные шипы. Боль слегка отрезвила. — Давай так, — продолжил Арн. — Я подарю тебе возможность держать голодную собачонку-фэй в узде, обучу некоторым техникам монахов школы Раскрытой Длани. Ты не только перестанешь кидаться бездумно в передряги, на которые не пошёл бы за просто так, но и сможешь в принципе лучше контролировать весь свой организм. Более того, тебе откроются некоторые… назовём это… минимальные друидические способности. — Как щедро, — с польщённостью и толикой неверия ответил Кимсан. Контролировать себя ему хотелось очень, особенно в перспективе долгого взаимодействия с Бороном. Мирная кровь творила несладкие вещи. Появись у Кимсана возможность хотя бы немного держать себя в руках рядом с мёртвой, многое изменилось бы. Ветер подхватил и растрепал их с Арном капюшоны, разворошил волосы. Блуждающие огоньки, дрейфовавшие по окрестностям, светились малахитовым, бледно-оливковым, бирюзовым, вспыхивали, резко гасли, затем по кругу. Арн любовался ими, а Кимсан любовался вместе с ним. — И чем же мне отплатить? — наконец спросил он. — Во-первых, буду рад, если не потеряемся, куда бы вы ни направились. В Союзе мне нужны добрые товарищи, будь они колдуны или дуэлянты с творческим огоньком в душе. Бросите Союз, пойдёте за Джинной — тоже хорошо, оттуда у меня после смерти Марции друзей мало. «Во как заговорил», — откликнулась упомянутая. Кимсан и рад был бы вклиниться, спросить о ней побольше, но не хотел перебивать так хорошо разговорившегося колибри. — Во-вторых, пожалуйста… — Арн не скрыл горького волнения в голосе, подошёл почти вплотную к Боне и смотрел на него долго, пристально и просяще. — Если случится проклятущая беда, какая угодно, с тобой или с ним… «Он не о Бороне говорит», — хмыкнула Марция. — Особенно с ним, обратись ко мне, — Арн отошёл на два шага и в паранойе заозирался. — Я не понимаю, — Кимсан действительно не понимал. Он никогда не слышал об Арне от Деласара, если речь вовсе шла о нём, а она о нём же, скорее всего, шла. Не понимал их отношений, не понимал ничего. Кем колибри приходился Сэлдори? Кем-то немаловажным, раз делал такое бескорыстное на первый взгляд предложение. Но в мире, полном подвохов, в бескорыстие уже не верилось. — Как же мне тебе объяснить? — совсем отчаялся Арн. — Иногда есть такие существа в жизни, дружбы с которыми ты желаешь больше всего прочего, но они бегут от тебя и бегут. Я из тех, кто желал, а Грач из тех, кто бежал. Всё случилось ещё задолго до твоего рождения. Он немного перевёл дух и попытался сформулировать ещё раз: — Если ваша миссия провалится, если что-то в ней пойдёт не так, если вам навредят, Грач, вероятнее всего, не обратится ко мне за помощью. Из гордости. А я не смогу спокойно жить, если по незнанию не окажу поддержку. И потому тебя прошу лишь об одном — не теряй со мной связь, дай знать в случае беды, я не останусь в стороне. Арн звучал так искренне, так болезненно, что его слова пронзили до глубины души. Да, Кимсан знал, каково оно, преследовать убегающего. Этот сигрус, что бы он ни испытывал к Деласару, желал только добра. В невозможности любить его открыто и вблизи просил о том воистину способного. Он не врал. Арн горько ухмыльнулся, заметив замешательство Кимсана, и объяснился: — Однажды мы все были связаны с этим городом. Грач, Айлин, Джинна, я. Марция… с расстояния. И всех, кроме Айлин, я потерял. Так пускай же хотя бы буду знать, что мне расскажут, если Грач снова окажется на волоске, и что я сделаю всё в своих силах. Мне не нравится твой брат, Кимсан, и я думаю, он ещё вставит вам много палок в колёса. Наконец Безупречный, словно ему подарили две громких оплеухи по обеим щекам, окончательно понял смысл услышанного. Он взбудораженно заявил: — Арн, я сделаю это и без оплаты взамен. Думаешь, оставлю Деласара без поддержки в беду? — Ох, хотелось бы мне верить, — хохотнул Арн. — Но не стал бы к тебе обращаться из исключительной сентиментальности. Грач пришёл ко мне с требованием, которое я выполнил, но о котором он велел пока не рассказывать даже тебе. И которое, безусловно, разбило мне сердце. Он в отчаянии, вот что я знаю точно. Словно опрокинув на Кимсана ушат с ледяной водой в и без того ледяную ночь, Арн развернулся и побрёл прочь. Он не дал вставить и слова, не дал догнать. — Всё-таки подумай над моим предложением, оно может тебе пригодиться. Глаза Арна сверкнули повелительным жёлтым, и снежные путы сковали Кимсана. Пока колибри не исчез прочь с горизонта, не выпускали. В грязной синеве бесновалась метель, заполонившая мост непроглядной туманной мглой. Город спал мёртвым сном, ни души не бродило по улицам; задремали даже обездоленные бедняки, даже котята, только корявые деревья посматривали дуплами в реку. Что случилось с Деласаром? О чём он попросил? Когда хват холода ослаб, Кимсан беспомощно заметался по мосту в попытке понять. Ещё прошлой ночью Сэлдори был рядом, нежил ладонями веки и насылал полные любви видения. Стоило обратиться к монетке-призыву, срочно, или найти другой способ связаться. Кимсан собрался даже броситься в Цитадель, в Театр Мастера Растений, когда вдруг колючий сквозняк пробежался по ногам. — Ты кого-то ищешь? — хриплый шауринский бас донёсся из-за спины. Безупречный обернулся, вскидывая меч, и увидел в белой мгле фигуру. Она медленно приближалась, но вдруг застыла, спустив руки в карманы угольного пальто. — Да я же не кусаюсь, не обязательно тыкать в меня сразу своим шипом. — Тогда стой на месте, — приказал Кимсан. — Стою. Особенно смелый блуждающий огонёк проплыл у лица незнакомца, освещая его черты. Почти белые волосы, редкие и сухие, легко колыхались, липли к грубоватому лицу. Грубоватость ему придавала не форма, а шрамы на потрёпанной погодой коже. Следы от лезвий рассекали щёки, переносицу, левую бровь, лоб, крестом сходились на подбородке. Заметная челюсть дарила чужаку некую неотёсанность, но острые скулы, наоборот, восполняли недостающее изящество. Он сощурил пронзительно-белые глаза и растянул искусанные губы в ехидной улыбке. Кимсан рассмотрел в ней два в меру острых для человека клыка. Незнакомец был бледен, словно рождённый в снегу, в нём тотчас узнался иугрид. Шаурин-иугрид… Странное сочетание. — Я ищу товарища, — наконец сообщил Кимсан. Мандраж по-прежнему охватывал его тело, веля и голосу дрожать вместе с ним. — Иди куда шёл. — Посланник, что ли? — прыснул белокурый. Он так и замер метрах в десяти. Кивнул на филина, приземлившегося на плечо Безупречного. — Вас тут развелось в последнее время. Но ничего, я не против, мне вообще плевать. — Я с этими птицами ничего общего не имею, — Кимсан приопустил меч. Зря он отрицал очевидное, но отчего-то показалось, что так будет лучше. Не удавалось отвести взгляд от этого странного, в меру крепкого, одинокого, как будто вовсе не существовавшего в реальности мужчины. Будто взмахнёшь рукой, и развеется. — Ну, не имеешь так не име… — Стой. Кого из последних Посланников ты видел? — надавил Кимсан. — Тебя. — Не делай вид, что не понял вопроса. Чужак рассмеялся. Хрипло, тихо, немного исступлённо. Кимсан снова поднял меч. Он почти убедился, что это Волдемар игрался в иллюзии, слишком уж внешность намекала. Хотя вроде и нет, куда простому астрийцу до белых шауринов… Или же… Да. Облик. Светлый облик, облик почти святой, если бы не столь кровожадный. Очень по-волдемарски. — Тогда не видел, — пожал плечами незнакомец. Он никуда не собирался уходить, это-то и настораживало сильнее всего прочего. А Кимсан не собирался поворачиваться спиной, не собирался приближаться в попытке прощупать иллюзию, использовать магические таланты на глазах у чужака тоже не хотел. Тело пронзил озноб, колючками впиваясь в кожу, раздирал, словно точильный камень. И как Кимсан не подумал, что настроению Волдемара погода никогда не вторила? — Уходи. — Уйду, — чужак тяжёлой походкой направился прямиком к Безупречному, но, не достигнув его, начал обходить стороной и ехидно осматривать с головы до ног. Кимсану же удалось разглядеть на белом профиле нос с небольшой горбинкой и лёгкий покров бесцветных волосков на щеках. — Но сначала давай провожу тебя до укрытия, а то опасно тут ночью блуждать. Ты же не огонёк… — Откуда ты знаешь? — шутливо спросил Кимсан. — Как же… Огонёк — это твой брат, — осведомлённо отпарировал Белый. — Да не бойся ты так. Я не со зла пристал… Просто кое-кого в тебе узнал.Только вот обознался.