"...пятьсот кругов, что солнце очертило"

– Этот мальчишка сведет меня с ума! – Веди себя прилично, Долорес, у нас гости! Стоя в роскошно обставленной гостиной, Джон чувствовал себя поразительно неуютно. Воздух здесь будто был пропитан агрессией и страхом – он встречал подобное на войне, но там это было делом обычным. – Проходите, Джон, – женщина в ярком платье подошла к нему и натянуто улыбнулась. – Мы ждали вас. Как вы доехали? – Все хорошо, спасибо, миссис Холмс. – Выпьете? – мужчина, который был не кем иным, как Уильямом Холмсом, уже держал в руках бутылку виски, но Джон отрицательно покачал головой. – Что ж, другого ответа я и не ждал. Скоро подадут ужин, так что готовьтесь к бессмысленной болтовне моей прекрасной женушки. – А ваши сыновья? – рискнул спросить Джон. – Они дома? В ответ на это мистер Холмс махнул рукой, а мать семейства разразилась новой порцией истерического плача. – Извините, я думал... – Ничего, доктор Уотсон, с ней это иногда случается, – раздраженно произнес мистер Холмс, жестом приглашая Джона в столовую, стены и потолок которой сохранили на себе отпечаток минувшего века. – Наш младший сын, Шерлок, всегда был сложным ребенком. Я говорил Долорес, что нужно отдать его в пансионат, но ее странная привязанность к нему... – Он мой сын, черт бы тебя побрал! – У нее отличный слух, не правда ли? – Может быть, миссис Холмс нужно успокоительное? Я мог бы прописать ей что-нибудь, – предложил Джон, разглядывая хрустальную люстру над своей головой. – Это не поможет. Давайте поговорим о чем-нибудь другом, доктор. Расскажите о себе. И я прошу, называйте нас по именам, так будет проще. Следующие двадцать минут прошли относительно спокойно. Джон поведал мистеру Холмсу – Уильяму – краткую историю своей жизни, благоразумно умолчав об отце-алкоголике и сестре, сбежавшей из дома сразу после смерти матери. Долорес вскоре присоединилась к ним и молча слушала, поглядывая на часы. Было около восьми часов вечера, когда входная дверь дома распахнулась, и Джон услышал два голоса. Первый – более сдержанный, хотя и взволнованный – принадлежал молодому мужчине, а второй, надломленный и хрипловатый – юноше, и Джон увидел вспышку облегчения в глазах Долорес, прежде чем она вскочила со своего места и выбежала из комнаты. – Вернулись, – пробормотал ее муж. – Младший снова влип в неприятности, а старший будет его выгораживать. Ничего нового. Нужно было воспитывать их в строгости, а не жалеть... – Отстаньте от меня! Могу я хотя бы раз в жизни побыть один?! – Где ты пропадал? Я волнуюсь, Шерлок! – Прекрати, мама, – голос юноши смягчился, и Джон почему-то ощутил прилив сострадания к нему. – Со мной все в порядке. Тебе незачем устраивать истерику. А это еще кто? Обернувшись, Джон увидел высокого, худощавого парня, чьи темные кудри живо напомнили ему о фотографии Мадлен – доктор Оуэн однажды доставал ее из старого альбома. Его глаза, будто подернутые дымкой, изучали гостя с неподдельным вниманием. – Наш новый семейный доктор, Джон Уотсон. Веди себя как следует, Шерлок, – отец бросил на него суровый взгляд, который, однако же, не произвел желаемого эффекта. – Понятно. Я пойду в свою комнату, если вы не возражаете, доктор Уотсон, – скривив губы, произнес тот. – Доброй ночи, – ответил Джон, слабо улыбнувшись, и Шерлок внезапно улыбнулся в ответ. – Как вы это сделали? – спросила Долорес несколькими секундами позже, когда оба ее сына поднялись наверх, в свои спальни. – Он не улыбается нам. Уже довольно давно. Ведет себя словно волчонок. – Не знаю, – пожал плечами Джон, почему-то чувствуя себя очень счастливым. – Может быть, мне просто повезло.