***
Рано или поздно все тайное становится явным. Шерлок не был уверен, что звучит громче – крики отца или стук его собственного испуганного сердца. Ему хотелось сбежать отсюда, но он не мог даже пошевелиться. Исписанные его рукой листы валялись на полу, и строчки расплывались у него перед глазами. Осторожность никогда не была его приоритетом – и сейчас он ненавидел себя за это. – Как мы могли впустить его в наш дом?! Где была твоя чертова интуиция? – встряхивая жену за плечи, Уильям Холмс выглядел так, словно собирается вытрясти из нее всю душу. – Откуда мне было знать? – та отвечала шепотом, боясь даже встречаться с ним глазами. – Он приходил сюда каждый день! Чем они занимались, как ты думаешь? Прочти вот это, – он схватил один из листов, и Шерлок буквально ощутил его грубое прикосновение, словно ему снова было тринадцать. – Отвратительно! – Я не хочу, Уильям, – мать отвела взгляд. – Это не касается меня. – А что тебя вообще касается?! На минуту Шерлок подумал, что он ее ударит, но этого, к счастью не произошло. Отец повернулся к нему – на лице его было написано отвращение, – и процедил сквозь зубы: – Этот Уотсон больше не переступит нашего порога. Сожги эту дрянь немедленно и отправляйся к себе. – Ты не имеешь права мне приказывать, – Шерлок знал, что рискует, но молчать больше не мог. – Думаешь, что стал взрослым?! Звонок в дверь заставил всех троих замереть. Это был Джон – в этом Шерлок ни на секунду не сомневался. – Я открою, – твердо произнес он. – Нет, это сделаю я, – мама нервно улыбнулась ему, будто они находились на поле боя, где каждое движение могло привести к летальному исходу. Дальнейшее Шерлок помнил смутно. Он видел лицо Джона, но никак не мог уловить его выражения – тот держался спокойно, изредка бросая на него вопросительные взгляды. Это было настоящим позором. Отец говорил и говорил, разрывая на мелкие кусочки его самые потаенные желания и втаптывая в грязь все чистое, что он нашел в себе благодаря Джону. И как только он мог доверить это бумаге? – Я знаю, что вы не станете меня слушать, – наконец услышал он, и где-то в центре грудной клетки поселилось страшное ощущение грядущей потери. – Но Шерлок ни в чем не виноват. Мы никогда не были близки. – Что же в таком случае это означает? – яд сочился из отцовских слов, когда он смял в кулаке последний целый лист. – Он ночевал в вашей квартире и собирался забраться в вашу постель! Я не идиот, и мне все предельно ясно! – Он был там, где его любят и ценят, – в лице Джона не дрогнул ни единый мускул, и Шерлок восхищался им, как никогда прежде, даже не прислушиваясь к его словам. – Вам этого не понять, Уильям. – Убирайтесь! – Именно так я и поступлю, – Джон направился к выходу, но, прежде чем покинуть их дом, обернулся к Шерлоку. – Атомная масса 196, 9665, температура плавления – 1337 по Кельвину. Удачи на экзаменах. – Какого черта он сказал?! – воскликнул отец, но Шерлоку было уже плевать на его слова. Он полетел наверх по лестнице, оставляя позади и его, и плачущую мать, чьи слезы вполне могли быть искренними, ведь Джон, как никто другой, заботился о ее здоровье. В его учебниках, как и всегда, царил бардак, но химия была важнее всего, а потому он быстро собрал в кучу все, что могло ему пригодиться. – Золото, золото, – бормотал он, листая страницы дрожащими пальцами, и вдруг наткнулся на тонкий лист бумаги, сложенный вчетверо. Это было настоящим откровением. Неужели Джон был здесь, в его комнате, а он даже этого не заметил? И как он мог знать, что этим учебником Шерлок давно не пользовался, а потому вряд ли обнаружил бы записку самостоятельно? «Если ты все еще этого хочешь, я твой. Никаких сомнений. Прости за то, что был идиотом. Джон»Глава двенадцатая
2 декабря 2018 г. в 12:56
Шерлок не заметил, как пришла весна.
Лаборатория Бартса стала для него настоящим убежищем – здесь не было ни родителей, ни их удушающего контроля, ни лишних мыслей. Он сбегал сюда со скучных лекций, и лишь Джону было известно об этом. Этот секрет, в числе прочих, связал их той странной нитью, присутствие которой Шерлок ощущал почти физически; иногда ему казалось, что Джон вот-вот заглянет в лабораторию и останется рядом просто потому, что соскучился. Он всякий раз замирал, когда слышал чьи-то шаги вдалеке, но они никогда не принадлежали Джону, и это было той реальностью, в которой ему приходилось жить. Они виделись теперь гораздо реже, чем прежде, и какой-то частью разума Шерлок полагал, что это должно все исправить. Джон не хотел его – неутешительный факт, отрицать который было бы глупо, – и возраст не имел к этому никакого отношения. Он по-прежнему улыбался, едва увидев его, и потихоньку спрашивал об успехах в химии, но все остальное осталось где-то далеко, будто и не было того поцелуя и той рождественской ночи, которая могла стать особенной, если бы только у них был шанс.
Дома все было по-прежнему. Возвращаясь туда как можно позже, Шерлок всегда надеялся на то, что ему удастся проскочить мимо отца, но тот не упускал возможности задеть его за живое. Они ссорились и никогда не мирились – так происходило постоянно, потому что ни один из них не умел и не желал просить прощения. Шерлок прекрасно помнил свои ранние подростковые годы, когда отец в порыве ярости бил его, а потому был благодарен хотя бы за то, что они закончились – в школе ему частенько приходилось прятать синяки на руках и ногах, а следы от пощечин всегда вызывали у его одноклассников странный восторг. Майкрофт никогда не вмешивался в открытую, но по вечерам, когда отец засыпал, он тихонько пробирался в его комнату, чтобы просто побыть рядом – утешение давалось ему с трудом, но Шерлок хотя бы не чувствовал себя одиноким. Мама тогда проходила лечение в какой-то модной клинике, и проблемы детей были для нее не более чем раздражающим фактором. Лет в пятнадцать Шерлок научился отключать эмоции. Он больше не плакал, вспоминая Редберда – преданного друга детства, чей лай, казалось, все еще был слышен в отдаленных уголках дома. Однажды он видел, как соседские дети мучили кошку, и усилием воли заставил себя поверить в то, что ей вовсе не больно. Это умение не давало осечек – до тех пор, пока он не встретил Джона.
Тот был солнцем, что внезапно озарило унылое, хмурое небо. Шерлок этого не просил. Без солнца вполне можно было жить – в конце концов, он ведь мечтал переехать в Лондон, и ему пора привыкать к серости уже сейчас. Но такие вещи просто случаются, не спрашивая разрешения. Тучи рассеиваются, и теплые лучи проникают в окна, заливая комнаты светом. Шерлоку следовало быть осторожнее и плотнее закрывать шторы, но теперь было слишком поздно. Он стал зависим от этого тепла – жалкое зрелище, по его личному мнению. Джону нельзя об этом знать.
– Как твои дела? Шерлок? – женский голос, немного растерянный, прозвучал слишком близко, и он вздрогнул, едва не уронив пробирку на пол. – Ты задумался?
Молли Хупер относилась к нему хорошо с первого дня их знакомства. Она нарушала правила, позволяя ему наблюдать за своей работой, и Шерлок был благодарен ей за это. Когда-то он тоже задумывался над тем, чтобы стать патологоанатомом.
– Да, вроде того, – улыбнулся он. – У тебя есть что-то интересное для меня?
– Нет, я просто хотела позвать тебя на обед. Мы с Майком и еще парой ребят всегда обедаем вместе, а ты...
– Спасибо, я не голоден.
– Ладно, – она кивнула и аккуратно положила упаковку сырных крекеров на край стола. – Если захочешь, мы всегда тебе рады.
Это звучит так странно, подумал Шерлок, глядя на то, как за ней закрывается дверь.