"...пятьсот кругов, что солнце очертило"

Прошла ночь, за ней миновал день, а после – еще множество дней. Похороны отца осели в памяти Шерлока спутанным клубком лицемерия (проявляемого всеми без исключения приглашенными) и раздражения, которое он читал на лицах брата и матери. Им сочувствовали, без конца повторяя заученные слова, словно они должны быть опечалены. Словно освобождение может быть чем-то печальным. Майкрофт произносил речь перед погребением – ему такие вещи удавались хорошо, – и Шерлок втайне был благодарен ему за это. Сам он вряд ли сказал бы то, что нужно, а слушать о том, как на самом деле обстояли дела в их внешне благополучной семье, не захотелось бы никому. Потому он просто молчал, считая минуты до того момента, когда можно будет уйти в свою комнату и не вызвать при этом волну негодования. Он обещал брату хотя бы попытаться быть вежливым – взамен тот не вмешивался (по крайней мере, пока) в их отношения с Джоном, о существовании которых догадался, едва переступив порог дома. Темазепам, валиум и водка – удачное сочетание для того, кто хочет покончить с собой. Версия самоубийства, как оказалось, была по вкусу всем, включая местную полицию. Никаких расследований, никакой бумажной волокиты, только чистые факты. Они с матерью не обсуждали это, даже когда Джон привез им результаты вскрытия. Некоторые вещи нужно просто убрать на самую дальнюю полку и позволить им покрыться пылью. Майкрофт остался дома еще на пару дней – исключительно ради приличия, – а затем, повинуясь зову службы (это было связано с политикой, а потому не представляло для Шерлока никакого интереса), уехал то ли в Польшу, то ли в Германию. Джон неизменно был рядом. Помогал с организацией похорон, звонил родственникам, с которыми мама не хотела разговаривать, и следил за тем, чтобы Шерлок нормально питался. Его присутствие сделало их дом живым, словно стирая годы неудачных попыток построить идеальную семью, но Шерлоку мучительно необходим был тот Джон, которого он, вероятно, уже потерял – Джон, чьи поцелуи с удивительной точностью воскрешались в памяти и отзывались дрожью во всем теле. Дружеская, почти братская забота и тщательно подбираемые слова (будто он был фарфоровым!) стали новым, ужасающим способом их взаимодействия, который Шерлок, впрочем, безоговорочно принял. Если он оттолкнет то, что между ними есть, у него совсем ничего не останется, а Джон просто уедет. Этого он допустить не может. Спустя две недели после смерти отца Шерлок впервые вошел в родительскую спальню. Мама переехала в комнату Майкрофта – судя по всему, дело было в глупых предубеждениях касательно загробной жизни, – забрав все свои вещи и не тронув отцовских, будто боялась малейшего с ним контакта. Стоя перед старым дубовым шкафом, Шерлок всерьез задумался о собственной адекватности. Что-то тянуло его сюда, в эту забытую всеми комнату, и дело было вовсе не в отце. Уж о нем-то он точно ничего не желал знать. Освободив шкаф от одежды и папок с документами (их стоило отдать матери, поневоле унаследовавшей весь бизнес), он вынужден был признать, что потратил время впустую. Среди этих вещей не было ничего интересного. Шерлок уже собирался сгрести все в кучу и запихнуть обратно, но вдруг взгляд его упал на небольшой, едва заметный выступ в задней стенке шкафа, который можно было принять за трещину, если бы не щепетильное отношение его родителей к мебели. Нахмурившись, Шерлок протянул руку и осторожно провел пальцами по краю выступа, затем подцепил дерево ногтем и удивленно охнул. Это не было трещиной или изъяном. Это было самой настоящей маленькой дверцей.

***

Шерлок никогда не видел такого количества писем. Бумага была пожелтевшей от времени, рыхлой и местами надорванной. На всех конвертах были указаны лишь инициалы – К.В.О. – и Шерлок был абсолютно уверен, что знает этот почерк. Порывшись в памяти, он извлек оттуда так внезапно пригодившиеся школьные воспоминания. Однажды на уроке литературы он читал вслух стихотворение, написанное бабушкой Мадлен, чей французский акцент так восхищал его в детстве. Разумеется, одноклассникам было совершенно плевать на печальные четверостишия (да и вряд ли они могли найти путь к сердцам таких юных слушателей), однако учительница была растрогана и даже погладила его по голове, чего в школе с ним больше никогда не случалось. Когда он рассказал об этом бабушке, она только рассмеялась, и вокруг ее светлых глаз появились забавные морщинки. Она уж точно не была такой же скучной, как остальные. Знал ли кто-то, кроме них двоих, об этом тайнике? Шерлок не сомневался в том, что отец, обнаружив эти письма, кому бы они ни были адресованы, тотчас же бы их выбросил. А мать, вероятнее всего, прочла бы все до единого, не забыв упомянуть об этом как-нибудь за ужином. Что касается Шерлока, то он замер в нерешительности, борясь между желанием разгадать тайну и уважением к покойной бабушке. Адреса на конвертах не было, и это говорило о многом. Но все же любопытство взяло верх, и Шерлок, стараясь не нанести бумаге слишком большой урон, вскрыл конверт, лежащий сверху. «Осталось так мало времени, и я знаю, что это последнее письмо. Ты видишь, как слаба я стала. Совершенно беспомощное создание. Лучше бы мне умереть прямо сейчас, когда ты спокойно спишь в своем доме. Ричард все чаще уходит, но куда – это одному Богу известно. Я не виню его. В саду распустились розы, что ты посадил. Я бы хотела забрать с собой небольшой букет и надеть то платье лимонного цвета, которое купила прошлой весной. Лилиан будет против, но ты переубедишь ее, а Билли... ему все равно. Прошу, не жалей о том, чего так и не случилось. Я была связана обещанием и не нашла в себе храбрости отринуть его. Ричард был связан тоже. Какая нелепость, скажешь ты и будешь прав. Вся моя жизнь нелепа. Я счастлива тому, что ты разлюбил меня – меньше всего на свете мне хотелось разбивать твое сильное, доброе сердце. Мои дети и внуки обожают тебя, ведь ты всегда был рядом с ними, словно ангел-хранитель. Не покидай их, когда меня не станет. Особенно береги младшего – он слишком много чувствует, и это его беда. Мне тяжело держать ручку в руках. Солнце уже поднимается, а это значит – совсем скоро ты будешь здесь. Я знаю, ты найдешь эти письма и не будешь думать обо мне плохо. Любовь не может быть дурной, если она искренна. С любовью и уважением, твоя Мадлен» Это не могло быть правдой. Шерлок прикрыл глаза, дочитав письмо до конца, а затем вновь взглянул на инициалы, указанные на конверте. Здравый смысл подсказывал ему, что ошибки здесь быть не может – письмо было посвящено доктору Оуэну, – но Шерлоку понадобилось время, чтобы принять это. Сочувствие прожгло его до самого нутра, и он с невероятной точностью представил себе бабушку влюбленной девушкой с сияющим взглядом, чей путь не был омрачен нежеланным браком. На самом ли деле доктор Оуэн разлюбил ее, как она полагала? Быть может, все было иначе? Быть может, у них был шанс все исправить? Судя по всему, доктору не удалось найти эти письма, и теперь невозможно было узнать, почему так произошло. Шерлок вновь прочел строки, где говорилось о нем самом, и волна теплой грусти затопила его. Он решил больше ничего не читать – эти письма были такими же личными, как и его записи о Джоне, а он, в отличие от своего отца, умел уважать чужие тайны. Пускай эта любовь останется чистой, какой ей и положено быть. Сморгнув слезы, Шерлок подумал о том, как же права была бабушка. Он действительно чувствовал слишком много. Раздавшиеся на лестнице шаги заставили его в спешке убрать письма туда, где он их нашел. Никто не должен о них узнать. – Шерлок, ты у себя? Шерлок? – Я здесь. Дверь неслышно распахнулась, и Джон медленно зашел в комнату, озадаченно глядя на гору вещей около шкафа и Шерлока, сидящего на кровати. – Не очень уютно, – заметил он. – Нужно выбросить все это, – Шерлок махнул рукой в сторону одежды. – Мама попросила. – Правда? Джон не был идиотом – к тому же, он успел изучить его достаточно хорошо, чтобы распознать ложь. – Нет. Просто хочу забыть о нем. Понимающе кивнув, Джон сел рядом с ним. – Мне нужно уехать в Лондон. Ненадолго, – он вздохнул, и руки его сжались в кулаки, что Шерлок моментально отметил. – Гарри? – Снова запой. Боюсь, она может не справиться с этим в одиночку. – Могу я поехать с тобой? – Не стоит, Шерлок. Это... я не хочу, чтобы ты видел ее такой. – Ты мою семью видел, – с укором произнес Шерлок, ощущая набухающую в груди обиду. – А они отвратительны. – Это иное, – Джон выглядел уставшим, когда взглянул на него. – Пожалуйста, останься здесь. – Она убила его, – неожиданно для самого себя пробормотал Шерлок. – Как думаешь, сколько времени она планировала это? Джон приобнял его за плечи, прежде чем ответить. – Год за годом.