Моя Псина

      — Ты же сейчас не серьёзно? Правда? — Серьёзнее не бывает, — усмехнулся Союз, подходя к нацисту, вплотную прижавшемуся к подоконнику широкого окна. — Сам полетишь или помочь? Немец лишь сильнее прижался к тупику, судорожно думая, куда можно кинуться в любой непредсказуемый момент. В итоге у него ни черта не получилось, и расстояние между ним и коммунистом было уже намного меньше, чем положено для соблюдения личного пространства.  — Teufel, это было не всерьёз. Неужели ты действительно убьёшь меня столь странным способом? — с напускной усмешкой спросил нацист, всеми силами унимая озноб промерзших костей.       Союз как-то странно поник, уставившись омертвелым взглядом на Рейха, после чего дико улыбнулся. — Э-э-э, ты чё задумал? Параноик объёбанный, даже не думай меня трогать. Но Совок продолжал молчать, не сделав ни шагу дальше, пялился на притихшего нациста. Тот знал, что в глазах коммуниста он сейчас просто блоха. По сравнению с двухметровым СССР, Рейх казался действительно низким, со своими жалкими метр шестьдесят семь от силы, что ещё больше угнетало. «Что, уже представляешь меня со сломанной шеей? Еб твою мать, чёртовы таблетки, не хватало ещё, чтоб этого долбоёба и от них разнесло...»       После минутного молчания, Союз сделал резкий рывок в сторону нациста, из-за чего тот инстинктивно достал холодное оружие, оттолкнув коммуниста ногой на безопасное расстояние, и приложил холодное лезвие к горлу того.       Союзу ничего не оставалось, кроме как поднять руки и застыть в ожидании последующих действий. — Гитлерюгенд сороковых… какой красавец, — усмехнулся Совок, любуясь острым ножом с едва обшарпанной рукояткой, но хорошо сохранившимся. — Хах, ты помнишь его? — Ещё бы, этот нож омывался кровью больше, чем любой танк или взрывчатка. А убить меня им ты пытался раз семь, если не больше, — отчеканил коммунист сквозь зубы, едко смотря на Рейха. — А теперь, будь добр, убери его к чертям собачьим, я тебя умоляю.       Нацист аж опешил: чтобы коммунист его умолял? Но если бы Союз не сказал бы ему это лично, он бы не поверил в это в жизни. «Он что, боится этот старый, как мир, ножичек? Пхах, оказалось, даже ты имеешь страхи». Но убирать «орудие массового уничтожения» Рейх не спешил, ему было не в привычку видеть, как коммунист испытывает страх. Это увидишь не каждый день, да и увидеть это мало кто сможет. — Убери эту дрянь, — повторил коммунист, уже с едва заметной нарастающей паникой. — Пожалуйста. — М-м-м… нет, — улыбнулся нацист, ощущая прилив свежей власти, манипуляции. Сейчас он может сделать с ним всё, что угодно, да и что может помешать ему попытать счастье в восьмой раз? Правда, попытка даже не совершилась, как оборвалась.       Нацисту резко надломили руку, из-за чего тот был вынужден разжать ладонь и выронить нож. «Дотявкался…» — подумал нацист, борясь с нарастающим чувством страха. К удивлению, Союз не отхуярил его за такую наглость (?). Молча отпустил щуплую кисть, с помутневшим взглядом. — Если он был у тебя всё это время, так… почему же ты не убил меня при первой же возможности? — с необъяснимой горечью усмехнулся коммунист, не отрывая взгляд от Рейха. Повисла давящая тишина, немец действительно не знал почему этого не сделал раньше. Замешательство и чувство стыда билось у него в висках вместе с этим вопросом: «Почему?» — У меня не было повода это сделать… в добавок, я не настолько глуп, чтобы наносить тебе физический ущерб, не будь уверен, что у меня точно получится, — прошипел он, пытаясь спрятать глаза. — Ханжа, — улыбнулся Союз, потрепав сжавшегося нациста по голове. — только больше не доставай эту пакость.        Рейх уже не слышал его, он был практически в трансе, с каких пор его начали приводить в смятение прикосновения параноика? Да что с ним, еб твою мать? Что с ним? Потом немец неуклюже подпрыгнул, садясь на подоконник с пустыми глазами, в которых нельзя было прочитать ответ на его странное поведение. Очень странное. «Опять?» — ужаснулся Рейх, чувствуя, как постепенно оглушается собственным сердцебиением и болью в рёбрах. Коммунист что-то кричал, громко кричал, но голос его был далёк и слышен как через воду. В глазах помутнело, а стук проливался по жилам всё громче и громче, пока удары не начали превращаться в душераздирающие и сотрясающие. «Коматоз? Я подыхаю? Забавно». Потом появилось ощущение тяжести, тяжести, тянущей вниз, камнем вниз из этого мира. Равновесие потерялось и свет совсем пропал.

***

      Польша, как ни в чём не бывало, чапал по мёрзлой улице, прислушиваясь к шелесту сухих листьев под ногами. Всё было стабильно, собрание ООН прошло благополучно, не считая того, что Россия, как мешком пришибленный, большую часть времени смотрел на входную дверь, ожидая что Союз всё же придёт. Он не пришёл. Особо это никого сильно не встревожило, мол, похмеляется может, времени не было, не хотел. И всё вроде как было бы нормально, если бы ещё и не Германия. Последняя выглядела затравленно, более обеспокоенной в последнее время. А вот спросить поляк не решился. Обидит ещё немку ненароком, своим любопытством, и что? Потом только локти кусать и карать себя? Вот кого-кого, а Германию он не хотел напрягать. Он спокойно, не спеша шёл средь серых пятиэтажек, ни одной живой души.       «По домам сидят… холодно». Обстановка была спокойная, ничего примечательного, голуби как обычно ворковали на проводах, а холодный ветер обжигал кожу. Поляк шёл прямиком под окнами серых домов, легко и воздушно шагая. Поблизости гопарей с Японией нет, значит збс.       Потом резко раздался отборный мат, доносящийся из какого-то окна этой самой пятиэтажки. Что заставил Польшу остановиться. Так не умел браниться никто, кроме… Нацистская фуражка тяжело упала на голову опешившего поляка, что тот аж взвизгнул, сбросив головной убор на мокрый асфальт, с ужасом уставившись на предмет. — Что за… — он не договорил, с дрожью закрыв себе рот рукой, узнав медного орла, державшего страшный знак на фуражке. Резко подняв голову и уставившись на окно пятого этажа, откуда упала фуражка, он не увидел ничего, кроме пятна крови на раме.