***
— Эй! — раздалось где-то за спиной коммуниста, — Подождите меня, ушлёпики! Оба остановились в страхе обернуться. — Это тот, о ком я подумал? — испуганно спросил нацист, не оборачиваясь. — Да… — выдохнул коммунист, хватая немца за шиворот и утаскивая за угол. — Ещё одна причина не выходить на улицу в твоём сопровождении. — Заткнись, — шикнул Союз, выглядывая из-за угла одной из кирпичных трансформаторных подстанций.* Рейх только обиженно фыркнул, отворачиваясь. — Японца не видно, можем выходить, — сказал Совок, спокойно ступая из-за угла укрытия. Нацист же остался на месте. «Слишком просто, всё слишком просто». — Что, так и будешь стоять? — Завали, тут что-то не то… — не успел договорить нацист, как совсем близко раздался ещё один оклик. Первое, что пришло в голову Рейха, это было толкнуть зазевавшегося коммуниста в листву, в надежде, что тот сообразит не рыпаться. На удивление, предположение было верным. Нацист уже сам поспешно вынырнул из укрытия, обращая взор на источник окликов. Как и предполагалось, там шёл Япония. Почему именно он? А чёрт его знает. Лицо у японца было расписано наилучшим образом: многочисленные ссадины украшали правую щеку, а крупный кусок марлевого бинта прикрывал разбитую точку виска. Если ещё не считать разбитую губу и пластырь, в области переносицы, выглядел он неплохо. — Эй, Рейх-Кун, ты чего убегаешь? — добродушно спросил Япония, приближаясь к нацисту. — Я? Пхах, не хотел ещё раз зарядить тебе по твоему миленькому личику, — прошипел немец, исподлобья уставившись на японца. — Ох, ты всё ещё обижаешься? Ну Ре-е-ейх, на правду же не обижаются, — проскулил тот, наклоняя голову на бок. И тут нацист начал закипать, о чём этот япошка говорит? А япошка говорит уже очевидные вещи… Рейх испуганно обернулся, после чего рывком потащил Японию подальше от злополучного укрытия. После того, как он был уверен в том, что их с Японией разговор никто не услышит, нацист, смутившись прошептал: — О какой правде ты говоришь? — фыркнул он, с напускной беспечностью. Лучезарный Япония в ту же секунду неестественно посерьезнел, в глазах всплыла жалость. От столь непривычного взгляда, обращенного к нему, нацисту очень хотелось отпрянуть, но сдержался. — Вот дуралей… — всё так же грустно прошептал японец. «Да что не так?» — запаниковал нацист. — В смы… — Ты не понимаешь, что с тобой творится? — в лоб спросил Япония, поднимая жалостливый взгляд на негодующего. «Да еб твою мать, что со мной не так?» — Нет… — прошипел Рейх. — а со мной что-то не так? Потом Япония отчеканил то, от чего нацист чуть не выпал из данной реальности, но всё равно сердце умудрилось пропустить удар: - Да ты ж влюбился в этого коммуниста! Удар, ещё удар. В ушах загудела кровь. — Как тебе такое вообще в голову взбрело?! Между мной и этим коммунякой исключительно неприязнь! Я тебе мозги тогда что ль отбил? — вскрикнул нацист, закрывая рукой глаза. Япония всё с такой же неебически страшной для нациста жалостью смотрел на психующего. — Тише, успокойся… пожалуйста, — шептал японец, наклонившись над скрюченным в три погибели немцем. — Я знаю, что на больное наступил… прости. — Halt die Fotze (завались)… — Ну… это же очевидно… т-ты просто не хочешь этого признавать… Это было последней каплей, слишком много натиском по одной теме, хотя нет, их было много именно для Рейха. Больная тема, он ненавидел её. Он ненавидел, когда Италия и тот же Япония пытались открыть ему взгляд на коммуниста с другой стороны. Тогда Япония всё так же жужжал у него над ушами, мол: «От ненависти до любви — один шаг». Но сильного значения этому Рейх не придавал, и не придавал бы поныне, если б сейчас ему об этом не напомнили…***
Коммунист вылез из-под затхлой листвы, брезгливо отряхивая шапку. — Ханжа! Блядина, предупреждал бы хоть. На удивление, никого рядом не оказалось. Мгновенный страх парализовал Союза и тот пулей вылетел из своеобразного затхлого «холмика». Куда бежать он не знал, где нацист, тоже. Какое-то странное чувство потери вскружило коммунисту голову. Что-то схожее с тем, как кошка теряет отпрыска или…Хозяин собаку. Тут страшно уже стало не за нациста, а за собственные нездоровые мысли. «Надо заканчивать». Откашлявшись, Союз решил чисто наугад направиться влево, можно было бы как-нибудь пафосно сказать: «Сердце подсказало», но нет. Этот выбор был сделан на "отъебись". Вот коммунист уже прочапал третий дом — ничего. Сказать, что ему было досадно — значит, ничего не сказать. Вот он уже отчаялся, но вот незадача, оказалось, что где-то в пяти метрах от него был слышен отборный немецкий мат. А из-за «шума собственных мыслей» он не услышал его… Это выглядело глупо. Завернув за угол и ускорив шаг, Совок уже в точности мог сказать, что идёт правильно, но извилина мозга заставила его остановится приблизительно в метре от заветного места. Прислушавшись, он разобрал уже до боли знакомые голоса: — Прекрати! Скажи, что ты решил так мне отомстить, неудачно пошутив. Ну не может этого быть! — А я говорю — может! Ты просто не видишь как мучаешься! Ты не можешь признаться самому себе! Ей Хента как ребёнок… — шипел Япония, с невиданной грустью в глазах. — Что ж, тогда почему ты жалеешь меня? — Мне жалко, что ты не можешь понять… не можешь понять, что влюбился в того, кого ненавидишь… Рейх на мгновение затих, задержав дыхание и судорожно выдыхая. — Не верю… Этого просто, не может же быть… — шептал он. «Вот и я о том же…»