***
Прошло не такое уж и много времени, как Союза начало разносить и прожигать, из-за угнетающих мыслей в его больной голове. Причина подобного поведения могла бы быть ясна, если бы не другие причины и просто путаница в голове. Не удержался, выпил, но не много. Что ж, теперь всё, что нужно для счастья — это ещё одна бутылка и осколок стекла. Ладно, стекло — перебор, он уже не пятнадцатилетний пацан, любящий шкодить всем и вся, ненавидя весь белый свет… А, нет, ненависть ко всему живому не исчезла. Возможно, сейчас мало, кто поймёт почему СССР так всполошился из-за недостоверной информации, но это так. Странное положение, сидеть на краю небольшого забора, пересекающий окраину леса и этого чёртова района, и думать о том, о чём в трезвом состоянии не подумал бы никто: «В меня физически невозможно влюбиться, обычная биомасса трансформирующее моральную боль в головную, благодаря алкоголю. Садист с параноидальными припадками…» Союз протёр глаза, и сощурился из-за яркого света фонаря, попадавший в его тёмный угол «…хотя, как там говорили-то… Каждой твари по паре. А я ещё та тварь, не так ли?.. Что так сложно-то, чёрт…» Коммунист мог бы сидеть так***
Девушка уже практически прошла мимо, но как назло заметила краем глаза силуэт, пошевелившийся на стене ограды. — Эй! С вами всё хорошо? — спросила та, подходя чуть ближе. «Некто» промолчал. — До бе… — Беларусь замолчала, разглядев тёмную фигуру, она чуть пошатнулась. — Сегодня день встречи родственников? — усмехнулся коммунист, прикрывая глаза. -… Т-ты что здесь делаешь? — Действительно, что я могу делать в тёмном переулке, сидя на трёхметровом заборе с полторашкой! — едко рыкнул тот, демонстративно натягивая шапку на глаза. Белка лишь тяжело вздохнула и просто спросила отца в лоб: — Ладно… ты не видел Россию? Коммунист лишь устало моргнул и принялся пусто пялиться на лицо дочери, от чего той становилось холодно и дискомфортно. После одной минуты, тишина была прервана: — Ну и зачем он тебе? Девушка лишь замялась, не хотелось вдаваться в подробности, показывая, что у них что-то не так, но рассказать всё полностью заставило злостное шипение огорчённой души. — Украина с ним поссорился, из-за чего Россия перестал возвращаться домой вовремя. Всё чаще ходит с этой, немкой… — презрительно фыркнула младшая, отворачиваясь. — Да и не только Украина… У него много причин… Совка передёрнуло при упоминании о Германии, неужели Беларусь ревнует? Коммунист задумался, представить эту опрятную, более чем воспитанную девку рядом со своим старшим раздолбаем. Было смешно. Методы воспитания у Союза и Рейха были действительно разные. В итоге,***
«Где он?» Рейх проходил уже второй круг возле ближайших домов в поисках коммуняки. Тот пропал таким же образом, как и появился, из-за чего найти его оказалось проблемой. «Чёртов Япония… его натура свахи… если бы не он, мне бы не было сейчас так тошно от этого осознания», — думал нацист, безжалостно отбивая приглушённый звук обувью. «Осознания… осознание чего?» Эта мысль невольно заставила остановиться, вспоминая тот злополучный разговор и его заключение, нет, приговор: » — Что ты хочешь? — спросил японец жалостным тоном. — Чтобы ты перестал забивать мне голову этой ересью! — Нет… что ты хочешь от него? Давящая тишина и многоминутное разгребание мыслей. Действительно, что он хочет от Союза?.. Вот что? Молчание длилось очень долго, и Япония уже был готов сдаться и уйти, как вдруг получил ответ: — Прощения. Я хочу прощения… — Рейх получил лишь одобрительный кивок и некую похвалу. — Ещё чего-нибудь хочешь? — уже более миролюбиво спросил азиат, барабаня пальцами по плечу нациста. — Чтобы не послал… — сдавлено засмеялся Рейх, видя искренний страх в глазах Японии, мол: «всё хуже, чем я думал». — Ты, именно ты всегда брал то, что хочешь… Так иди и возьми». Вот эта незаметная ранее ломка, сейчас грызла немца изнутри, как собака кость или как дятел, дробящий ствол прогнившего дерева. Противно, тоскливо, стыдно… Это всё лишь ломка, ломка по человеку. «В итоге: всегда ломка прекращается, нужно лишь потерпеть? Ещё чёрт знает сколько…» Дом, поворот за него, и лицезрение простенького трёхметрового забора, а может и не трёх, двух с чем-то. Что-то подсказывало, что будет не лишним пройтись вдоль него и проверить не лежит ли где его коммунист. Пару метров вдоль и, о да! Его мучения оправданы! Союз даже не заметил его, он просто продолжал вглядываться в пустоту со стеклянными глазами. — Wo warst du, Bastard? (Ты где был, ублюдок?) — резко спросил нацист, неуверенно подпрыгнув и садясь возле коммуниста. Совок вздрогнул, чуть не навернувшись затылком назад, но вовремя зацепился за край восстановив равновесие и изумлённо уставился на Рейха, будто не узнавал. — Опять накидался? Да ты издеваешься! — шипел нацист, давая коммунисту оплеуху, на что тот только сморщился, потирая ушибленное место. — Меня всегда удивляла твоя чёртова кошачья грация… Но злой ты, сука, как собака! — фыркнул Совок, закрывая лицо руками. Рейх опешил от столь странного заявления. — Прекращай выпивать… — О чём ты? В меня не то что спирт, в меня и воздух уже не лезет! «Он сказал это практически трезвым… Твою мать, что происходит?» Рейх на всякий случай пощелкал пальцами возле глаз коммуниста, такое поведение со стороны Союза было ну очень странным. — Ты чего? — спросил тот, беря кисть руки нациста и отводя от своего лица. — Что случилось, пока меня не было? — спросил Дитрих, не вырываясь из схватки Совка. — Ну, я выбираюсь из этой жухлой листвы, а тебя рядом нет… Потом чё-то я походил, поискал… не нашёл и вот просто сидел здесь. — Не падал? — Не-е-ет, — многозначительно протянул коммунист, ехидно улыбаясь. — А ты что, тревожишься? Рейх предательски вздрогнул, отворачиваясь и пытаясь скрыться от пытливого взгляда. Опять загнан, как мышь котом, который хочет поиграться, а после уже убить. — Нет, просто ты, кажется, совсем мозги себе выветрил на морозе, — усмехнулся тот, медленно и нехотя одёргивая руку. Союз промолчал, виновато потупив взгляд вниз. — О чём вы с Японией разглагольствовали, сударь? — Ни о чём таком важном, государь. «Так иди, и возьми, что хочешь…» — эхом барабанило в голове у немца. Союз уже хотел что-то сказать, но его резко и бесцеремонно перебили: — Скажи, за что ты меня не простил? — спросил Рейх, на что получил прожигающий душу взгляд, правда уже прожигало не холодом, а чем-то другим, на данный момент, не ясным. — В основном, за мою паранойю и пошатанные нервы. — Тог… — но это было ещё не всё, что хотел сказать коммунист: — Ты, конечно, ещё та гнида, которая строила собственную власть на костях, палёной плоти и реками крови… Но, все начали потихоньку это забывать. То, что ты сделал — непростительно, но знаешь, я сделаю невозможное, — Союз рвано выдохнул растворяя кислород в облаке пара, вырывающимся в холодном воздухе.— Иначе бы я не воспитывал Германию на протяжении половины её жизни… Я тебя прощу за всё, но только не за то, что заставляешь меня умирать из-за чувства вины и жалости к тебе… за то, что я слишком слаб, чтобы признать невозможное. — Was? (Что?) — Я знаю, что ты любишь меня.