Моя Псина

      Союз на долю секунды ощутил как нациста передёрнуло у него в руках, обращая взгляд куда-то сквозь нависшего над ним коммуниста. — Звучит многообещающе… — с неебической, мозговыносящий лукавостью в тоне усмехнулся немец, остановив косой взгляд на нём. — А ты что думал, так легко отделаешься? — фыркнул Сова, обгладывая смутившегося в одно мгновение Рейшу хищным взглядом. Совет рывком схватил нациста за подбородок, сжимая так, чтобы тот на рефлексе осклабился, показывая пасть. — Надеюсь, тебе не пришло в голову кусать это, — улыбнулся русский с тёплым чувством властолюбия, уставившись на острые, как лезвия зубы. Рывок, и рубашка «жертвы» отлетает на приличное расстояние, уже разорванная и местами замаравшаяся в крови коммуниста…

***

— Вылезай, шваль, — смеялся Союз, пытаясь стащить с нациста одеяло, в которое тот укутался по голову. Вцепившись в своё тряпье, когда-то называвшаяся рубашкой. — Laß ab, (отвали) — на зверином рычал немец, с какой-то печалью уставившись на свою рубашку, теперь уже больше похожая на лоскутки использованных бинтов. — И что мне теперь делать? Тварина!       Совок промолчал. После чего, быстро подошёл к шкафу, разгребая ненужное барахло, пока нацист бросал на него ненавистные искры из-под своего «укрытия». — На, — фыркнул коммунист, бросая рядом светло-серую, практически белую рубашку. — Тебе не кажется, что я в ней… — Утонешь? Да, кажется, — усмехнулся тот, с умилением смотря на обиженную мину Рейха. — Ненавижу тебя…

***

      Рейх захлопнул за собой дверь, уже зная, что его ждёт за спиной, он шумно выдыхает и наблюдает за тем, как его дочь катается на рабочем кресле из комнаты в комнату, держа в руке чашку с чем-то. — Привет, породитель, — останавливает её стенка и девушка наконец поднимает глаза на отца. — Когда-нибудь меня здесь встретит адекватная девочка, — закатывает глаза он, проходя вперёд. — Странно, что ты снял свой пиджак… — замечает немка, прищурившись, видя то, как Рейх вдруг замешкался, спеша к себе в кабинет. Она тут же загородила ему путь, подъехав на кресле к порогу. — И почему ты не в своей рубашке? Нацист совсем пугается. Конечно, он знал, что девушки намного лучше разбираются в цветах, но не настолько же. — В-в смысле? — улыбается он, смотря прямо в очи той. — Она перепадает на оттенки светло-серого, а ты носишь лишь белоснежные, — быстро указывает Германия и Рейх толкает дочь в другую сторону, проходя в помещение. — Эй! — плюхается она на диван, усаживаясь на другом конце, смотря на насупленного отца.       После протяжной паузы, Германия резко выдаёт смутный «вердикт»: — Я знаю, что ты пассив. — Бля, Германия, — вздрогнув, шипит нацист, бросив стыдливый взор на дочь, создавая протяжную тишину. Снова. — Пап. — М, — буркнул немец, не отрывая взгляд от невидимой точки. — Очень больно? — спросила девушка, с какой-то тоскливостью в интонации, замечая, как отец вздрогнул. — Да.

***

— Не волнуйся, папочка, — крутила несчастного Рейха в кресле немка, беззаботно и легко улыбаясь самой себе. — мои люди принимают всех такими, какие они есть. Так что, твою мать блять, делай, что хочешь! С этими словами она вдруг отпускает стул, так, чтобы он вместе с нацистом ударился о стену. — Ты была добрее раньше, — выдыхает Рейх, спустившись по спинке сидения. — Ты был раньше намного правильнее, — указывает Германия на него. — Но я противоречить своим словам не буду. Я ведь хорошая девочка, — выделяет она и выходит из комнаты, оставляя родителя в полном одиночестве. «Как же дурно.» Рейх поднимает голову и фуражка вновь сползает ему на лицо, но поправлять её он не спешит. «Слишком жарко.» Он сжимает ладони в кулаки. «Её гнев слишком отражается на мне. Но становится слишком тихо.» Нацист прикладывает руку к щеке, смотря в пустоту. «Кажется, я породил монстра…»