Объятия со спины.

— Я люблю тебя, Шерлок. Эта фраза была сказана шепотом. Злобным тоном, в крайне неподходящей для того ситуации. Майкрофт Холмс прошипел её, когда его младший брат вновь портил сценарии и планы ответственного дела. Опять пришлось спасать брату жизнь вместо того, чтобы спасать ситуацию. Майкрофт не мог не сказать это. Последнее время, боязнь и волнения за брата только усилились, а старшему Холмсу с этими чувствами жить становилось практически невыносимо. Тонкое, но тяжелое трепетное чувство, тяготящее тело где-то под грудной клеткой находило себя даже тогда, когда Майкрофт заставал брата с вынужденной сигаретой, чего говорить о сложной ситуации в их непростой и опасной жизни, где Шерлок вполне себе мог расстаться с ней. «Маразм», как этот феномен называл сам Майк дошел до такой степени, что Холмс здорово подвёл сам себя и ещё несколько людей, просто за тем, чтобы убедиться в сохранности брата. Даже ни помочь, ни спасти, а просто убедиться. — Это ненормально. — Так ответил Шерлок. Так подумал Майкрофт. Они оба сошлись на этом мнении, не возвращаясь больше к этой фразе. Но ключевым моментом было то, что они сошлись.       Спустя крайне большой промежуток времени, отношения между братьями стабилизировались. Спустя долгие месяца конфликтов, переходящих в что-то более жестокое, нежели до того признания, спустя несколько пачек сигарет, от которых оба клялись отказаться завтра же, спустя несколько бутылок крепкого дорого алкоголя из бара в доме Майкрофта, спустя пятичасовой диалог в идеальной тишине и темноте, Шерлок наконец осознал и смог принять суть сложившейся ситуации. Несмотря на то, что Майкрофт просил его просто отказать и забыть, младший Холмс решил порыться в себе. Нет, не в Чертогах, как всегда, а в своей душе. К своему сожалению, он нашел там лишь тревогу за брата в компании с подобными трепещущими чувствами, но и в мыслях Шерлок не отыскал взаимной в плане романтики любви. Он безусловно любил своего брата, и не мог позволить себе думать о том, как круто изменилась бы жизнь, если бы его не стало даже рядом, но то, что он чувствовал, Шерлок никак не мог принять за романтическую любовь. За более, чем полгода подобного морального давления детектив убедил себя в том, что застрял на стадии, которую люди испытывают перед чувством «симпатии». Этому ощущению даже не было названия. — Я не могу ответить взаимностью в той мере, которую тебе от меня хотелось бы.- В кромешной темноте Шерлок сидел в своём кресле, сложив руки в привычном жесте и пальцами прижавшись к своему подбородку. — От тебя мне хотелось бы лишь общения, которое было до того признания. — - Майкрофт не видел младшего брата, но он кожей чувствовал исходящее от него напряжение. Или он чувствовал свою тревогу? — О, не прикидывайся.- Детектив тоже чувствовал эмоции брата и, предвещая непонимание, решил добавить. — Ты прекрасно понимаешь, что это теперь невозможно. Я не договорил. — Исправляйся.- Дослушивать брата Майкрофту уже не особо хотелось, но вежливость, привитая с самого детства заставляла не прерывать встречу, и так затянувшуюся на несколько часов. — Непременно, как только прекратишь перебивать. Я не могу ответить взаимностью в.- Шерлок, повторяясь, замедлился и стал говорить гораздо более четко- В той мере, которую тебе от меня хотелось бы. Это не значит, что я не могу ответить взаимностью вовсе. — Что ты хочешь этим сказать? — Старший Холмс пока старался держать себя в руках, хотя в его уставшем выражении лица уже читалось неподдельное удивление. — Я хочу сказать, прекрати меня перебивать. Будто ты каждый день предлагаешь попробовать отношения своему старшему брату, при том так давно, что уже привык это делать, и ни капли не тормозил бы. — раздраженно выдохнув эти слова, Шерлок закинул голову назад. Казалось бы, большего напряжения, чем было, воцариться уже не могло, но когда кажется — нужно проверять. И братья проверили, создав такую атмосферу, в которой спички бы загорались без намазки. — Ты хочешь быть вместе? — Наверное, впервые за последние двадцать лет Майкрофт Холмс напугано и тревожно шептал что-то брату, который определенно был ровно столько же тревожен. — Я считаю, что мы должны попытаться.