jun: это конец? ответь мне я ведь люблю тебя это правда не может быть концом
chenle: напишешь что-нибудь еще и я тебя заблокирую Ренджун вдогонку кидает кучу сообщений, а Ченлэ так и не смог заставить себя заблокировать.хотел
25 октября 2018 г. в 23:23
— Никогда не думал, что ты окажешься здесь раньше меня, — произносит Ренджун с какой-то горькой улыбкой. Даже на Ченлэ не смотрит, хотя тот сквозь решетку изолятора полицейского участка в Ренджуне сейчас дыру прожжет. У него на скулах распускаются бутоны грязно-фиолетовых пионов.
Ченлэ ничего не отвечает, просто проходит мимо, просто забирает из его рук свою куртку и выходит на утренний майский воздух, вдыхает полной грудью как будто в последний раз. От участка до его квартиры пару кварталов пешком, но на улице май, шесть утра и мама дома за синяки прибьет, поэтому домой - не вариант.
Они едут в вагоне метро, битыми голыми коленками соприкасаясь, обвивая своими пальцами чужие. Ренджун отчаянно смотрит на грязный заляпанный потолок, вдыхает резкий запах угля и чужого шампуня. В вагоне сквозняк жуткий и розовые, напрасно попаленные краской волосы Ченлэ приятно щекочут Ренджуну лицо всю дорогу домой. Чжон голову с ренджунового плеча не поднимает, глазами сверля чужие грязно-белые кроссовки.
Ченлэ сейчас, со всей его нежно-розовой, порядком смывшейся уже копной волос — синоним к слову «юность».
И Ренджуну снова как будто 16. Снова как будто что-то светлое в ладонях, Ченлэ под боком и без темных букетов. Они катаются по раскаленному асфальту на велосипедах до пляжа, лежат на белом, почти солнечном песке. Мелкие песчинки тогда прилипли к ренджуновым щекам, ладоням, даже в волосы забрались. Ченлэ кидает свой велосипед и бежит лицом рассекая ветер, бежит запинаясь о белую морскую пену, мочит свои короткие шорты и разворачивается к Ренджуну лицом. Такой счастливый, а в глазах. Ренджун так и не понял, что это было. Любовь?
— Мы на конечной, — Ченлэ присаживается на скамейку, кажется, ждет следующего поезда. — Может скажешь что-нибудь?
— Теперь понимаешь, как я чувствовал себя, когда ты перестал со мной разговаривать? — Ренджун ли губу закатывает, знает, что он виноват. — Я удивился, когда ты пришел в участок. Думал, ты мой номер уже давно удалил.
«Не смог.»
— Спасибо, что помог. Дальше я сам.
Ченлэ надевает капюшон своей черной худи и собирается уходить (скорее убегать), но Ренджун бережно перехватывает его за такое тонкое (господи, какое же тонкое) запястье и садит к себе на колени. Ченлэ не брыкается, не вырывается, вообще никак не реагирует, только глубоко вздыхает.
— Не уходи. — Ренджун не просит, Ренджун умоляет. — Не уходи от меня, не закрывайся, не игнорируй меня. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.
Ченлэ чувствует чужие окольцовывающие его руки и зарывается в ренджуновы волосы, гладит, щекой прижимается, но молчит. И именно это молчание спустя так много времени Хуана убивает сильнее любых антидепрессантов с алкоголем.
— Я идиот, черт, Ченлэ, знал бы ты какой я идиот… — Ренджун почти плачет. — Знал бы ты как я тебя люблю. Мне так жаль.
Ренджун уже рыдает в чжонову худи благодаря за то, что она все же черная, а когда успокаивается, Ченлэ мягко, как будто не он тут младший, произносит:
— Прости.
" — Тебе так идет этот свитер, Ченлэ.
— Значит, буду носит его ради тебя. "
— Кажется, ты опоздал.
Ченлэ будто бы брезгливо выбирается из сети тонких ренджуновых пальцев, поправляет мятую худи и разворачивается на носках по грязному полу метрополитена. Он выходит на улицу и опускается на землю захватывая легкими воздух. Вся его решимость, все то, что он берег со злосчастной зимы тает на глазах и хочется вернуться, хочется бросится в объятия, стереть ренджуновы слезы влажными поцелуями, потому что Ченлэ тоже не камень и Ченлэ, мать его, любит. Любил. А кто уже разберет?
Он сжимает ладони в кулаки и на ватных совсем ногах поднимается, набирает номер отчима и просит его забрать. Чжону Ченлэ очень хочется уехать обратно в Китай или даже дальше, в Антарктиду, Австралию, подальше-подальше-подальше. Подальше от душного Сеула, Хуана Ренджуна, своих мерзких заебов, да и в целом, от жизни подальше. И кто просил его влюбляться?