Долгая дорога домой.

Вероятнее всего, Джером подкинул мне эту записку в карман в тот момент, когда он повалил меня на пол и все впали в замешательство. Выходит, он ещё не совсем выжил из ума и, вполне возможно, что всё это была лишь отыгранная сцена, необходимая отцу Гамбино, дабы отвести все подозрения на несчастного Джерома. Не желая гадать, я решил действовать, и, как и было оговорено в записке — выдвинулся обратно к той темнице, дабы встретиться с Джеромом ещё раз, только без лишних глаз. Внутри меня разгорелся огонь, взамен на ту боль и скованность, что преобладала мной ранее. Чувство того, что я поступаю неправильно — отступило и замерло, потому что я получил новый толчок действовать дальше, пусть даже и рискованно. Я вновь получил ниточку, за которую ещё мог потянуть, перед тем как окончательно сдаться. Город опустился во тьму, которая освещалась редкими тусклыми фонарями вдоль дорожек, под свет которых я старался не попадать, оставаясь максимально скрытным даже от случайного свидетеля. Когда я добрался до назначенного места — на часах уже была полночь. По непонятным мне причинам, темница осталась без охраны. Я и понятия не имел куда она делась, возможно, ушла на смену, безалаберно оставив пост пустовать. Подождав пару минут и убедившись, что вход действительно остался без присмотра — я украдкой помчался к двери. Я не исключал, что это могла быть и ловушка, и поэтому взял с собой заряженный револьвер. Я беспрепятственно проник в дом, слегка приоткрыв дверь, из которой подул тёплый и стухший воздух. Закрыв за собой дверь, я некоторое время простоял рядом с ней, прислушиваясь и вглядываясь в темноту, в которой игриво вырисовывались силуэты, заставляя моё, и без того встревоженное сердце, биться чаще. Как смог, я выровнял своё дыхание и напряженно вслушался — откуда-то издалека доносились чавкающие звуки. Он ест? Как только мои глаза привыкли к темноте — я двинулся сквозь неё в злополучную комнату, прокрадываясь как самый опытный и аккуратный вор. Скрип половиц скрежетом проносился по моему сердцу и разуму, выплёскивая из них жгучую тревогу, но я продолжал идти вперёд после недолгого замирания, которое я совершал, дабы убедиться, что никто меня не услышал, и не помчался останавливать меня. Путь до той комнаты казался мне вечным, но я преодолел его. Взору моему открылось помещение, в которое падал яркий свет Луны, а под ним стоял Джером, покачиваясь. — Джером? — робко спросил я, чувствуя, как волнение подкатывает к моему горлу, сбивая дыхание. Что-то здесь не так… Меня насторожило то, что чавканье становилось громче и чаще, хотя он ничего не ел. Присмотревшись получше, в бледном лунном свете я заметил, что глаза его закатились, а движения тела были настолько неестественны, что казалось — будто кто-то шевелил его за спиной, будто бы это была послушная марионетка. Дыхание моё замерло, потому что пришло осознание, что в комнате, помимо меня и Джерома находился кто-то ещё. Рука невольно потянулась за револьвером. Холодная сталь на пальцах словно бы привела меня в себя, и я заметил, что тело Джерома немного приподнято над полом, словно бы его подвесили на крюки как тушу. Вглядевшись в темноту получше — пришло осознание — кто-то или что-то прямо сейчас сжирает плоть с его шеи, вцепившись в неё и отрывая куски рывками, подавая тело вперёд. Внезапно, на минуту, наступило неуместное затишье. Я осознал, что меня заметили. Затем тот, кто был за спиной Джерома отпустил его, и тело громко рухнуло на пол, вздыбив многовековую пыль. Голова, с трудом державшаяся на изъеденной шее — отвалилась и покатилась прямо ко мне под ноги. Мёртвые незакрытые глаза смотрели на меня и источали дикий ужас, наряду с раскрывшимся, в неслышном крике, ртом, из которого на пол стекала струйка темной крови, что растеклась по половицам и отблескивала бледной и непричастной луной, что была свидетелем, творившимся ужасам в эту проклятую ночь. Моё тело сковал ужас, и я не мог пошевелиться. Я чувствовал, что у меня есть рот, но я не могу кричать. Мой отупевший взгляд уперся на эту несчастную голову, а я отказывался верить в происходящее, именно сейчас я почувствовал, как хочется проснуться и с облегчением подумать: «Это всего лишь ужасный сон». Но это были не грёзы. В себя меня привёл ужасный, нечеловеческий вопль. Вопль животного, которого отвлекли от вкуснейшей трапезы, и оно не потерпит такой наглости. Рука намертво вцепилась в револьвер, и я поднял его в ту сторону, откуда раздался звук. Тварь пошла на меня, с хрустом наступив на тело Джерома, переломив все его кости, которые ему больше никогда уже не понадобятся. Несмотря на испытываемый ужас — я не мог оторвать глаз от этого чудовища: розовая плоть, будто бы облупившаяся под самым радиоактивным и ультрафиолетовым солнцем, подобного же цвета гениталии, изрезанные уродливыми свежими раскрытыми рубцами, из которых всё ещё сочилась кровь, брюхо, на котором находилась броня, в виде ровного панциря из мышц. На первый взгляд, можно было подумать, что это человек, если бы не голова этой твари — заместо неё находилось нечто, похожее на сплюснутый человеческий череп, из которого торчал огромный хобот, на конце которого находились две толстых иглы. Потеряв самообладание, я вскрикнул: «ЧТО ТЫ БЛЯДЬ ТАКОЕ?!» Чудовище сделало ещё шаг вперёд, и что-то внутри меня влепило мне смачную пощёчину, дабы я пришёл в себя. УБЕЙУБЕЙУБЕЙУБЕЙУБЕЙУБЕЙ ЕЁ НАКОНЕЦ!!! Я пришёл в себя и нажал на курок. И ещё. И ещё. И ещё. Я даже не видел куда попадали пули, потому что я впал в абсолютное безумие, нажимая курок раз за разом, дабы спасти свою жизнь. Свет выстрелов из револьвера освещал окровавленную комнату, подобно ударам молнии. Тварь же, несмотря на свою маскулинность, оказалась весьма уязвима к пулям. Каждый мой выстрел из револьвера отбрасывал чудовище назад. Всё что я видел, это лишь ошмётки плоти, разлетающиеся повсюду каждый раз, когда я нажимал на курок, словно бы я стрелял не пулями, а ошмётками плоти. Я выпустил в неё весь барабан, и тварь повалилась на пол, продолжая корчиться в предсмертной агонии и издавая ужасный рёв. Я даже не заметил, как несмотря на закончившиеся патроны до сих пор старался выпустить в неё ещё пули. Ещё, ещё, ещё!!! Затем рассудок затуманился до такой степени, что я ничего не помнил о том, что было после. Пришёл в себя я лишь утром, в окружении служителей церкви, связанный в руках и ногах. Помимо нас в комнате было ещё два трупа — Джером и полностью нагой Ваэлтиель, чьё тело напоминало дуршлаг. Все вокруг смотрели на меня, а я упёрся отупевшим взглядом на труп Ваэлтиеля. Видимо, пришёл мой конец.