Поттер? Нет, Гарольд Энтони Старк.

POV Северус Снейп.

      — Итак, с чего бы начать? Родился я 9 января 1960 года. Я полукровка. Мою мать звали Эйлин, и она была чистокровной волшебницей. Отец же, его звали Тобиас, был магглом. Мои родители часто ссорились и мало уделяли мне внимания.       — Будучи ребёнком, что вы чувствовали, когда ваши родители ссорились? — спросил человек, сидевший напротив Северуса в большом кожаном кресле.       Я не любил сеансы психотерапии. Однако, с недавних пор, у меня появилась острая нужда выговориться. Из всех коллег-учителей школы чародейства и волшебства я мог общаться лишь с Дамблдором, однако открывать свои тайны этому любителю лимонных долек я не хочу. Поэтому я и хожу к этому магглу один раз в неделю. Я могу свободно общаться с ним на разные темы и, благодаря значительному вложению средств, я его единственный клиент. В конечном итоге, я всё равно сотру его воспоминания о наших встречах.       Сам кабинет психиатра находился в одном из типичных лондонских домов и использовался как частная квартира этого же маггла. Чтобы попасть туда мне приходилось совершать прогулку через Гайд-парк, который я полюбил весьма давно, особенно в осеннюю и весеннюю пору, когда можно видеть, как природа вначале отступает под натиском зимы, а затем вновь вступает в свои права, обновляя и начиная заново весь жизненный цикл растений.       Кабинет был весьма уютен. Он представлял собой просторную, светлую комнату с большими окнами и высоким потолком. На карнизах висели тяжелые бархатные портьеры. Между окон стояли напольные часы. У них был позолоченный циферблат и стеклянная дверца, за которой раскачивался из стороны в сторону помутневший маятник. Стены были окрашены кремовым цветом. Они идеально смотрелись вместе с паркетом цвета вишнёвого дерева. Вход в кабинет украшала массивная деревянная дверь с витражным рисунком и со вставками из красного и синего стекла. Рядом стоял массивный, двухтумбовый, лакированный стол вишневого цвета с обрамлёнными золотом краями. На столе стояла закрытая чернильница и лежала бумага с набросками текста, на которых красовались чернильные кляксы. В противоположном углу горел камин с кованой решеткой. На поленьях лежал пепельный лист бумаги с просматривающимся, размашистым почерком, написанным пером. Рядом стояла кресло-качалка с накинутым клетчатым пледом, где я сидел каждую нашу встречу.       — Мой отец…он был недалёким и грубым человеком. По правде говоря, я вообще не понимаю, что в нём нашла моя мать. Он любил выпить и, напившись, часто колотил мою мать и меня. Вообще, отношения в моей семье были напряжёнными, ведь даже моя мать относилась ко мне холодно и отстранёно, хотя я знал, что всё это напускное, и она хотела лишь оградить меня от отца. Однако я не любил свою мать. Нет, я её безгранично уважал и ценил. Поэтому-то, я и попал на Слизерин.       Записывающий в свой блокнот всё это время человек, наконец, окинул меня взглядом и сказал:       — Что же, я думаю, мы можем прерваться на чашечку чая.       — Если вас не затруднит, то Йоркшир с лимоном, — откинувшись на спинку, проговорил я.       Поймав утвердительный кивок, я закрыл глаза и углубился в свои мысли.       «Дамблдор в этом году сильно нагрузил всех учителей. Его план, касательно Пот… Старка, переходит все границы. Это надо же использовать философский камень для того, чтобы выманить Тёмного лорда. Придумать какие-то испытания. Вот не живётся ему спокойно. Знал бы, что так будет…»       — Северус, вот ваш чай. Только будьте аккуратней, он горячий.       Приняв от человека горячий чай, налитый в удобную фарфоровую чашку, я стал смотреть на огонь, плясавший свой весёлый танец в камине. Засмотревшись на пламя, я не заметил, как чай в моей чашке уже остыл.       — Ну что же, продолжим? — произнёс сидящий напротив меня маггл.       — О чём вы хотите ещё услышать? — поинтересовался я, понимая, что своими историями я утомляю собеседника. Однако, я был ему благодарен за дарованную мне возможность выговориться.       — Вот вы рассказали о своей семье, и дошли до своего поступления в школу. Однако вы совсем не поведали о своём окружении вне родительского круга. С кем вы ещё общались, помимо родителей?       Я вновь откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, стал вспоминать.       — Я был довольно замкнутым. Но когда мне было десять лет, я повстречал двух девочек — Лили и Петунью Эванс. Я быстро понял, что Лили, как и я, была волшебницей. Мы стали проводить много времени вместе, общаясь на разные темы. Моя любовь к книгам, наконец, принесла плоды и Лили нашла меня занимательным собеседником. Я рассказывал ей о Хогвартсе. Мы вообще много о чём общались. Первого сентября семьдесят первого года мы с Лили сели в поезд «Хогвартс-Экспресс», где повстречали Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. В тот же день я был распределён в Слизерин, а Лили в Гриффиндор.       — А вот в школе вы с кем-нибудь, кроме мисс Лили Эванс, сблизились?       — На протяжении всего времени обучения я не имел подходящую компанию сверстников. Вследствие некоторых обстоятельств, которые я не хочу вспоминать, я стал проводить время в компании Люциуса Малфоя, Эйвери и Мальсибера. Они были моими сокурсниками и товарищами по факультету. Однако отношения со студентами других факультетов у меня сложились весьма недружелюбные. У меня постоянно возникали конфликты с Джеймсом Поттером и его дружками: Сириусом Блэком, Питером Петтигрю и Ремусом Люпином. Эта компашка именовала себя «Мародёрами». Однажды случилось так, что моя жизнь висела на волоске. Тогда меня спас Джеймс, который и подстроил это.       — Вы очень часто называете имена некоторых студентов, с которыми вы, так или иначе, сталкивались во время учёбы. Не могли бы вы рассказать о них более подробно?       — С Джеймсом Поттером мы впервые столкнулись, как я уже говорил, в поезде, направляющимся в Хогвартс. Он был вечно уверен в себе. Если подумать, то он даже контрастировал со мной. Первая беседа с ним сразу же не удалась. Видите ли, он имел наглость резко высказаться в отношении факультета Слизерин, что мной воспринялось, как оскорбление моей матери, которая с любовью рассказывала о своём факультете. Кроме того, Джеймс придумал мне совершенно нелепое прозвище «Нюниус». Собственно, наша вражда длилась на протяжении всей учёбы в школе.       — Что вы можете сказать о Сириусе Блэке, который, если мне не изменяет память, был другом Джеймса Поттера?       — Сириус был, как бы его назвали сейчас, «звёздным мальчиком». Родители возлагали на него весьма большие надежды. В ответ на это Сириус бравировал тем, что наплевательски относился к семейным традициям. Сириус вообще не мог держать язык за зубами и постоянно говорил то, что думает, от чего часто мог обидеть даже друзей.       Воспоминания о школьных годах давались тяжело, однако от беседы я получал одно удовольствие, будто был скинут тяжкий груз с плеч.       — Сказать о Питере мне нечего. Он хвостом вечно ходил за Джеймсом. Был абсолютно серым и не имел выразительных магических способностей. Из всей шайки «Мародёров» более всего мне импонировал лишь Ремус Люпин. Он имел редкую способность — умел взглянуть на ситуацию со стороны и трезво смотрел на вещи. Я не могу сказать, осуждал ли Ремус поступки Джеймса, тем не менее, он часто закрывал на них глаза.       — А что вы можете сказать о тех, с кем вы хорошо общались? — положив на стол блокнот, поинтересовался маггл.       — Из всех я могу рассказать лишь о Люциусе Малфое. Он учился уже последний год и был старостой на факультете, когда я был ещё первогодкой. Он стал помогать мне и мы стали хорошо общаться и продолжаем хорошо общаться до сих пор.       — Что же, понятно, — вздохнул психиатр, — а вы можете вспомнить самое плохое воспоминание из своей учёбы в школе? Если вам тяжело, то можете не говорить. Я всё пойму.       — Всё в порядке, — закрыв глаза, я вновь оказался в том тёплом летнем дне, когда случилось самое страшное, что когда-либо было в моей жизни. — В конце пятого курса, после тяжёлого экзамена, многие ученики, радуясь хорошему июньскому дню, вышли на берег озера, что находился близ школы. Так уж вышло, что я оказался неподалёку от четырёх «Мародёров». Джеймс, как обычно, играл со снитчем — таким маленьким мячом, которым обычно играют в квиддич. Питер, как обычно, восхищался Джеймсом, Ремус читал какую-то книгу, а Сириус скучал. Я бы и дальше продолжил нежиться на солнце, но тут, видимо заскучав, в очередной раз, эта компания решила, что будет забавно поиздеваться над одиноко сидевшим слизеринцем. Первым меня атаковал Джеймс, к которому позже присоединился и Сириус. Все мои попытки атаковать были отбиты, а защищаться против этой парочки не мог. Поэтому я быстро был побеждён на глазах у всех, кто был привлечён шумом борьбы, — я сглотнул, вспоминая самый неприятный и болезненный случай в моей жизни. — После того, как я был обезоружен, меня подвергли очищающему заклятию, так что у меня изо рта стала сочиться мыльная пена. В конце концов, меня с помощью левитации подвесили вверх тормашками так, что моя мантия задралась и всем на обозрение предстали мои грязные подштанники, — сохранив каменное выражение лица, я, тем не менее, не смог унять эмоций. В конце концов, я сотру этому магглу память о наших встречах и обо мне. — В этот момент появилась Лили и потребовала от Джеймса, чтобы тот отпустил меня, однако я, в силу своего возраста, не сумел унять обиду и сильно оскорбил Лили. Собственно, после этого мы окончательно перестали общаться, а на седьмом курсе Лили стала встречаться с Джеймсом.       — Что же, я думаю, на сегодня достаточно. Теперь я вас жду ровно через месяц? — поймав мой кивок, доктор расслабленно облокотился на спинку удобного, кожаного кресла и, взяв в руки наполненный стакан с виски, отпил горячительного напитка. — Всего доброго, Северус.       — До встречи, мистер Беннер.