The Religion of Death

— А это, — проектор вывел на белый фон фотографию мужчины в маске, — их главный, в папке есть вся информация. Его называют Удавом, а мы знаем, что его фамилия Чон. Больше ничего. Чимин устало помассировал виски и ослабил мешающий галстук. В панорамных окнах конференц-зала сверкал не спящий поздним вечером город, светились неоновые вывески. Ему хотелось пойти и оторваться, а не сидеть здесь одному перед помощником и слушать его нудные доклады. Впрочем, он сидел и внимал каждому слову, оглядывал макеты строений гулей, слушал о самых свежих новостях, не скрытых цензурой, что фильтровала информацию, которая поступала в массы. Увидев этого Удава, Пак пододвинулся чуть ближе, рассматривая скрытое тканью лицо. Но тут его взгляд упал на ещё одного гуля, что был на фоне. Его лицо тоже было скрыто, но вот красивые медовые глаза будто бы светились. — Кого-то напоминает, — задумчиво выдал он, заставляя докладчика остановиться и непонимающе на него взглянуть. — Хорошенько запомните его, — зловеще сказал мужчина. — Поговаривают, что Удав убил наибольшее количество людей. Его не просто так величают этим прозвищем — он жестокий до ужаса, душит своих жертв и медленно разделывает их, словно мясник свежатину. Чимин поморщился, а в голове всплыли неприятные картинки. — Я не о нём. О гуле, что сзади. Да и чего мне бояться, когда за мной целый батальон по пятам следует? — фыркнул он, убеждая в своей безопасности самого себя. — Это высший ранг, — ухмыльнулся помощник, — этому гулю по зубам даже целый взвод, так что не спешите с выводами. А тот, что за его плечом — один из приспешников, очередной цепной пёс, наверняка силён, потому что Чон не держит подле себя слабых. — Дальше, — махнул рукой Пак, продолжая слушать доклад. Чимин привыкал. Привыкал к утреннему двойному эспрессо без сахара и молока, любезно приготовленному Инсан, к вечным зашуганным взглядам своих подчинённых и к чувству ответственности, что прочно поселилось в его груди. Жизнь чиновника не была наполнена адреналином или приключениями даже в тяжёлые времена. Чимин давно смирился с тем, что волос на его голове стоит дороже жизни любого из президентской охраны, поэтому его жизнь текла спокойной чередой событий, ужинов и светских раутов, на которых он уже был не просто сыном действующего президента, но и главой лучшего столичного дистрикта, хорошо исполняющего свои обязанности. На самом деле особо напрягаться ему не приходилось, ведь запущенный предыдущим главой механизм работал без сучка и задоринки — зачисткой руководили люди с опытом, а помощники Пака помогали ему с административной работой и стратегией. Но он старался изо всех сил, вникал в тонкости работы, занимался исследованиями дистрикта и приказывал рубить головы пойманной нечисти. Спустя месяц усердной работы он получил одобрительную речь от отца и букет из тридцати ярко-красных роз с поздравлениями от лидера оппозиции Ким Намджуна. На этот жест Чимин только ухмыльнулся и поручил Инсан в ответ отправить открытку с благодарностями. Хоть бы коньяк прислал, ей-богу, а то как девице какой. Но, тем не менее, цветы он велел оставить в вазе на своём столе, чтобы радовали глаз в сером и практичном кабинете. Но так было на поверхности. Внутри же Чимин бесился, как загнанный в угол зверь. С каждым днём ему открывались всё новые и новые грани правления его отца. Прикрываясь Богом и поддерживая церковь, он делал вид, что гуманность и человечность — две самые главные черты для хорошей власти, но способствовал страшным опытам. Когда Чимин узнал, что показанная ему лаборатория имеет несколько своих копий с такими же противными и мерзкими пародиями на доктора Менгеле, его всего пробрало чувство глубокого отвращения, но своё недовольство он не выразил. Но стал восхищаться неприкрытым радикальным настроем Намджуна, который не пытался быть для кого-то добрым и сочувственным — он напрямую говорил о том, что истребит всю нечисть, как только дорвётся до власти. На одном из приёмов в шикарном доме главы Первого дистрикта, поддаваясь глупому восхищению, он даже подошёл к Киму, стоящему подле огромного шоколадного фонтана, предлагая ему шампанское. Русые волосы Намджуна были зачесаны назад, а серый смокинг шёл ему, выглядя лучше, чем на ожиревших богачах с золотыми перстнями на пухлых пальцах. — Хотел лично поблагодарить Вас за приятный жест, — начал Чимин, ненароком ловя изучающий взгляд отца с другого конца зала. — Ну что Вы, я рад, что Вам понравилось, — заверил его Намджун, делая глоток пузырящейся жидкости. — Но что кроется за ним? — хмыкнул Чимин, положив свой опустошённый в один глоток бокал на поднос одного из снующих по залу официантов в красных фраках. — Вы проницательны, — усмехнулся Намджун, — с Вашим отцом отношения у меня не ладятся: он слишком правильный, чтобы быть радикалом, но вот в Ваших глазах ещё месяц назад, на приёме во дворце, я увидел проблески страха, а не тупого снобизма. Ваш отец утратил какие-либо эмоции, что хорошо для человека его ранга, но разве можно заменить хорошими ораторскими навыками человечность, о которой он постоянно болтает? — Не думаю, что нам следует обсуждать это, — холодно отчеканил Чимин, поправляя свои уложенные волосы. — Я думаю, что стоит. Только в более приятной обстановке. Я бы хотел поужинать с Вами и обсудить Ваше отношение к коалиции партий, которые представляют собой оппозицию. Власть Вашего отца не будет вечной, поэтому подумайте о предложении. — В чём Ваша выгода? — непонимающе спросил Пак. — В том, что Вы мне нравитесь. Я бы хотел оставить Вас главой дистрикта, когда стану президентом. — Рискованное заявление, — опешил Чимин, — и помнится, совсем недавно Вы назвали меня неопытным. — Так и есть, — хмыкнул Намджун, — но приглядевшись, я увидел в Вас своего будущего союзника, — он подмигнул Чимину. — Вынужден откланяться. Пак ухватил с подноса бокал и одним махом влил в себя прохладную жидкость. И именно в тот день он позволил пробиться первым росткам ненависти ко всему управленческому аппарату. Благодарность к отцу больше не сдерживала отвращение.

***

Женщины. По мнению Тэхёна, они всегда были причиной всех мировых конфликтов. Нахальные, красивые, скромные, милые, обворожительные и не очень — часто сидели на коленях Удава, позволяя ему снюхивать очередную дорожку сильного наркотика со своего живота. Гули менее уязвимы к наркотическим веществам, поэтому Тэ больше переживал не за здоровье лидера гулей, а за то, как он лапал очередную девицу перед сворой своих поганых дружков. Вот только ему не привыкать. Тэхён гулко сглотнул и вышел в свет софитов, одним махом руки веля вырубить музыку. Когда в помещении на втором этаже клуба стало тихо, он, виляя бёдрами и ловя каждый пошлый взгляд в свою сторону, направился прямиком к Удаву. — Брысь, — девушка, сидящая на коленях Хосока, тут же испарилась, а Тэхён, наслаждаясь удивлённой ухмылкой на его лице, присел рядом, нарушая правила личного пространства перед другими гулями. — Ты прогнал мой ужин, — протянул лидер, — что-то важное? — Вот, — Тэхён протянул ему зажатые в потной ладошке бумаги и закинул ногу на ногу, заставляя ткань кожаных штанов натянуться, плотно облегая его стройные ноги, — пришли договора на поставку оружия из Севера. Ты сам просил предупредить тебя, как только они появятся. Ох, что Тэхёну стоило отобрать эти треклятые бумажки у секретаря Хосока. Пришлось показать зубки и немного покусаться. — Отлично, — довольно ухмыльнулся Чон, бегло перечитывая договоры. — Ты хотел что-то ещё? Тэ несмело обвёл взглядом помещение клуба, выразительно останавливаясь на сидящих мужчинах. — Нам удалось внедрить своего человека в службу безопасности президента. Хосок тут же безумно ухмыльнулся и одним махом сбросил со стола многочисленные стаканы и бутылки, наполненные крепким алкоголем. — Все на выход, довольно развлекаться, — прорычал он, сканируя взглядом тело Тэхёна. Как только весь этаж опустел, Чон медленно подошёл к младшему и, сжав чужие волосы в кулаке, облизал его щёку, маслянисто улыбаясь. Тэхён прикрыл глаза, впитывая в себя страх, окутывающий его с головы до ног, сильнее которого было только возбуждение от этого стального голоса. — Всегда приносишь мне только хорошие известия, сладкий, — вкрадчиво прошептал он, усиливая хватку. — Но вот нельзя вот так врываться, за восемь лет не выучил? — он дёрнул сильнее, заставив Тэ заскулить. Его зрачки налились красным, и он облизал гулко бьющуюся венку на шее светловолосого. — Спугнул мой ужин, взбаламутил вечеринку и заставил меня разогнать всех, — загибая пальцы свободной руки, перечислил Удав. — Ты не звал меня уже три дня, — жалобно захныкал Тэхён, пытаясь уйти от болезненных прикосновений. — Да ты что! — взревел Хосок, бросая парня на стеклянный столик, ломая его. Стекло мелкими осколками устлало весь пол, впиваясь упавшему Тэ в спину и задницу. Старший одним резким движением порвал на нём излюбленные кожаные штаны и облизал коленную чашечку, целуя голую кожу и продвигаясь всё выше и выше. Тэхён весь сжался, чувствуя, как мелкие осколки впивались глубже от каждого лишнего движения, но эйфория от поцелуев была сильнее, его накрывало с головой. И если у большинства главным в жизни был белый порошок, то для Тэхёна самым мощным и сбивающим с ног наркотиком были болезненные прикосновения Хосока. — Тебя так заводит насилие? — презрительно фыркнул Чон, обхватывая длинными пальцами скрытый тканью боксёров возбуждённый член. — Или это я на тебя так действую? — Ты, — пискнул младший, закатывая глаза, когда он осторожно оттянул кромку белья и осторожно прикоснулся пальцами к его пылающему возбуждению. Когда Хосок отстранился, Тэхён чуть не завыл от безысходности, но старший подал ему руку и повёл за собой, минуя коридор и заходя в небольшую комнатушку, которую он называл своей спальней. В отличии от кабинета, выглядела она не так помпезно: одинокая полуторная постель, шкаф с вещами и небольшой комод с фотографией. Тэхён под нечитаемым взглядом Чона взял её в руки и бережно провёл по ней пальцем, стирая пыль. На фото были счастливые родители и двое детей, что ярко улыбались: один мальчик был совсем крохой, а второй — уже старшим, дошкольником. — В детстве ты был очень милым, — усмехнулся Тэ, ставя фото на место. — А ты и сейчас очень милый. — Кокаин действует на тебя странно, — хмыкнул светловолосый, — за твоим настроением не уследишь. — Раздевайся давай, — фыркнул Удав, — у меня ещё полно дел. А потом позовёшь ко мне своего брата. Пришло время действовать — Пак Минхо и не представляет, что его ждёт. — Как скажешь, — Тэхён стянул с себя остатки оборванной и заляпанной его собственной кровью блузки, бельё и направился к своему мужчине, переступая через брошенные на пол вещи.

***

Чимин сидел на диване в одной из огромных гостиных дворца и попивал чёрный чай, принесённый очередной безликой служанкой. Госпожа Мин в последнее время уж больно разошлась и стала менять персонал чуть ли не каждую неделю, испепеляя взглядами девушек и парней, которые не могли справиться с её задачами идеально. Его покой нарушила госпожа Юна, которая ввалилась в комнату с кучей пакетов. Она бросила всё на пол возле Чимина. — Привет, — она мягко поцеловала его в щёку и упала на огромный пепельный мягкий диван, закидывая на него ноги, даже не потрудившись стянуть с себя меховую накидку. — Носить меха осенью — дурной тон, — тут же начал младший Пак, но тепло улыбнулся и отставил чашку с чаем. — У тебя плохое настроение? — Опять эта старая карга мне покоя не даёт, — фыркнула женщина, разглядывая свои длинные ногти. — Сегодня утром она осмелилась предложить мне выпить таблетки от похмелья. Чимин звонко рассмеялся, но замолчал, как только мать громко цокнула. Его умиляла столь детская реакция. — Не принимай всё так близко к сердцу, — посоветовал он ей. — Ещё и внук её с армии возвращается. Я краем уха слышала, что она попросила твоего отца пристроить где-то мелкого Мина, совсем обжиться здесь хочет, — пролепетала женщина, приставляя тыльную сторону ладони к холодному лбу. — Наверное, уже пора начинать отапливать эти комнаты, а то морозно. — Мама, эта женщина управляла дворцом много лет, она здесь раньше нас на несколько десятилетий. Здесь двадцать два градуса. Не понимаю, как тебе может быть холодно, — он поднялся с кресла, но Юна тут же вскочила с дивана, загораживая ему путь. — Я купила тебе кое-что, — она стала усердно рыться среди кучи пакетов с эмблемами самых известных модных домов и достала из простенького пакета без надписей свитер. — Что это? — спросил Чимин, разглядывая вещицу. — Это сделали на заказ. Просто надень его, если тебе станет холодно. — Ты меня пугаешь. Он осмотрел яркий красный свитер с двумя оленями и скомкал его. — В любом случае, спасибо. Он оставил поцелуй на щеке матери и поспешил покинуть гостиную.

***

Как и ожидалось, вскоре внук госпожи Мин получил должность в президентской охране. Отслужив больше пяти лет и проявив отвагу и доблесть, тридцатилетний Мин Юнги ушёл из армии, ныряя в скучные гражданские будни. Но каким же было удивление Пак Чимина, когда в холодное ноябрьское утро отец представил Юнги, добавляя, что теперь безопасность младшего Пака в руках опытного бойца. Чимину было параллельно, кто за ним таскается, поэтому он лишь поблагодарил отца за проявленную заботу и сухо поздравил Мина с оказанной честью. — Будешь докладывать моему отцу то, что я посчитаю нужным, — бросил он уже в коридоре, как только они покинули президентский кабинет. Юнги ему понравился с первого рабочего дня. Он был молчаливым, отчуждённым, не задавал глупых вопросов и не пищал, что охранникам не положено пить кофе с господами, как это делали другие. Привыкнув к чёткому исполнению приказов, Юнги по просьбе Чимина, сопровождая его на обеденный перерыв в соседнее кафе, присел рядом с ним и даже съел одно тирамису, полностью уничтожая репутацию робота, которой обладали все телохранители в глазах Чимина. Он сопровождал Пака на прогулки, в конный клуб, наблюдая за успехами и неудачами. Но всё же он оставался безликим. Следовал за Чимином, примерял на себя нужные для господина маски и молча исполнял все приказы. Однажды Пак услышал разговор Юнги со своей бабушкой, которая педантично следила за тем, как садовник подрезал розы в саду и надевал на них колпаки, чтобы они не перемёрзли. Он тогда вышел на балкон с чашкой чая и стал свидетелем того, чего не стоило слушать. — Молодому господину запрещено об этом докладывать, но на Востоке, в Седьмом районе, с каждым днём всё опаснее. Я слышал от начальника безопасности, что президент хочет провести экстренную эвакуацию населения и провести тотальную зачистку, — поделился Юнги с госпожой Мин. — Молодой господин — пластилин в руках отца, ему плевать на истинное положение дел, госпожа Юна сделала из него светскую и покорную зверушку, — бесстрастно ответила женщина, внимательно наблюдая за действиями садовника. Чимин бы мог побежать к отцу, начать выпытывать у него на счёт Седьмого дистрикта, но разве сказали бы ему правду? Его и так заверяли, что уведомляют обо всём, не поддавая новости фильтрации, а отец бы кинул на него нечитаемый взгляд и сказал бы, что главе Второго района нечего заниматься подобными делами. Он сделал шаг назад, оставаясь в тени кованных балконных перил и решил действовать иначе. Используя неформальную обстановку в своих целях, тем же вечером Чимин сказал, что не против бы пойти прогуляться по набережной. Юнги молча кивнул и уже через полчаса они покинули президентский дворец, направляясь к Первому дистрикту. Чимин, дабы ещё больше подчеркнуть неформальность, напялил на себя свитер с оленями, который ему подарила мать, сменяя им поднадоевшие классические костюмы, и решил не делать укладку. Как только они оказались на набережной, Пак купил в уличной будке булочку и, спустившись к реке, стал отрывать небольшие кусочки и бросать их изумительно красивым лебедям. Солнце уже опускалось к небосводу, поэтому он запахнул джинсовую куртку, накинутую на свитер, и повернулся к столбом стоящему Юнги, протягивая ему половину булочки. — Я недавно узнал, что от меня скрывают истинное положение дел в нашем самом проблемном дистрикте, — осторожно начал Чимин, вглядываясь в даль чистого сахарного неба. — Я знаю. — Видел меня утром? — тут же понял Чимин, сдерживая себя от желания стукнуть себя по лбу. — Ты ведь должен исполнять все мои приказы, — возмутился Пак, — так расскажи. — Я должен следить за Вашей безопасностью, — терпеливо ответил Мин, безразлично смотря на нахмуренного господина. — Вы слышали всё, что я знаю. Меня не посвящают в подробности информации такого рода. Я — Ваш личный телохранитель, меня предупредили об этом на случай экстренной ситуации. — Мне нужно, чтобы ты разузнал подробности. — Почему бы Вам самому их не узнать? У меня нет таких полномочий. Да и есть вещи, которые Вам не следует знать. Господин президент лучше вашего разбирается в таких делах. Чимин раздражённо прочесал пальцами непослушные пряди волос. — Хорошенько подумай перед тем, как отказывать мне, — прошипел Пак, поворачиваясь к Юнги и глядя на его бесстрастное лицо. Его действительно беспокоила вся эта сложная ситуация в Седьмом дистрикте, и, кроме как пробраться в кабинет отца и самостоятельно найти все интересующие отчёты, выхода не было. Поэтому, как только прогулка была окончена, а личный водитель забрал их и отвёз обратно во дворец, Чимин, дождавшись полных сумерек и уложив подвыпившую мать спать, незаметно пробрался в кабинет президента, легко минуя охрану. Но даже порывшись в куче бумаг и перерыв всё содержимое огромного стола, он не нашёл ровным счётом ничего. И уже опустив руки и уходя из кабинета, в его глаза бросилась криво повешенная картина. Он тут же снял её и чуть не запищал, когда увидел в стене огромный сейф. Но вот толку от него было мало — младший Пак перепробовал сотню возможных комбинаций и сдался только перед рассветом, понимая, что сегодня ему ничего не добиться. Устав, он бросил это занятие, повесил картину на своё место и направился к себе, стараясь не шуметь. В его комнате было открыто окно. Чимин поёжился от холода и сделал мысленную заметку отчитать прислугу с утра, но только успел вскрикнуть, когда его приложили чем-то тяжёлым по голове. Сквозь молочную пелену тумана донеслось тихое: — Скучал, бусинка?