***
Разобравшись со всеми накопившимися за день делами и сделав несколько звонков, Тэхён направился туда, где его наверняка не ждали. На воротах дома его машину остановили. — Господин не предупреждал о гостях, Тэхён-ши, — вежливо сказал ему один из дежуривших на посте охранников. — Позвони ему и сам удостоверься в том, что он меня ждёт, — фыркнул Чон, ехидно добавляя, — если тебе не дорога твоя жизнь. Охранник кивнул и ворота открылись, пропуская машину во двор. Территория была приличной — было где разгуляться. Тэхён ехал по подъездной дорожке и сжимал пальцами руль, чтобы они не тряслись так сильно. Он припарковался возле серого внедорожника и, кивнув охраннику на входе в дом, вошёл в здание. Как же давно он здесь был, но единственное, что помнил — потолок спальни, потолок гостиной и столешницу на кухне, в которую его втрахивал Удав. Он тихим шагом пошёл прямиком на слабый запах и поднялся по лестнице, безошибочно находя нужную дверь. На него тут же обернулись две девушки с упаковками красок в руках и ничего не понимающий, сидящий на стуле перед большим зеркалом с подсветкой Пак Чимин. Удав сидел на бархатном синем кресле, закинув ногу на ногу, и глазом не моргнул, так как унюхал Тэ ещё как только тот перешагнул порог дома. — Здравствуйте, господин, — поклонился Тэхён Удаву. — Брысь, — шикнул девушкам, которые тут же непонимающе уставились на старшего гуля. Его слабую улыбку скрывала маска, он поправил бордовые волосы и поднялся с кресла. Тэхён тем временем снял верхнюю одежду и стал разбирать принесённый чемоданчик. — Можете паковать вещи, — в конце концов сказал Удав мастерам. Тэ достал несколько пластиковых мисочек для осветлителя и краски, вытащил несколько тюбиков с изображёнными идеально рыжими волосами и разложил их перед зеркалом. — Я сочувствую твоим волосам, но, как видишь, мои ещё не выпали, а я много раз уже их портил, поэтому можешь не переживать так сильно, — оптимистично сказал светловолосый гуль сжавшемуся на кресле Чимину, которому не давали покоя уже с самого утра. — Тэхён, — спустя несколько минут выдавил из себя Удав. — Что ты делаешь? — То, что вы мне приказали, — искренне улыбнулся младший, короткими мазками нанося жидкость на подготовленные волосы. Удав промолчал, просто сел в кресло и принялся наблюдать. Когда Тэхён уже досушивал окрашенные волосы, он нутром чувствовал желание бросить долбаный фен, выгнать Пака и залезть на колени к Хосоку, но лишь иногда улыбался его отражению в зеркале и усердно исполнял приказ. Когда с перевоплощением было покончено, он сложил свои вещи в чемоданчик и вытер руки полотенцем. — Они шёлковые, — довольно резюмировал Чимин, трогая ярко-рыжие волосы. — Нам нужно поговорить, — выпалил Удав до того, как Тэхён успел ответить. Он кивнул и, улыбнувшись разглядывающему себя Паку, вышел в коридор, направляясь к лестнице. Как только они оказались в столовой, Хосок указал ему на стул и налил бокал воды, снимая маску и садясь напротив. — У тебя скоро кормёжка, — неловко начал он, глядя в пустые глаза блондина. Маска жизнерадостности резко спала, и теперь Тэхён сидел, будто бы придавленный к стулу многотонным весом разбитых ожиданий и иллюзий. — Я уже взрослый мальчик, — беспристрастно, пряча все свои чувства, ответил младший. — Сам могу позаботиться о себе. Это всё, или Вы хотели что-то ещё? — вежливо поинтересовался он. — В Пусане всё хорошо… — Я знаю, — перебил его Тэ, — говорил с помощником господина Ванджунга. — Ты должен быть осторожен. Я хотел бы выделить тебе охрану — Минхо нацелится на моё близкое окружение, так что я приставлю к тебе кого-то. — Не думаю, что я больше вхожу в категорию «близкие», — разбито улыбнулся Тэхён, делая большой глоток из бокала и вставая из-за стола. Он поднял поставленный на пол чемоданчик и сделал несколько шагов к выходу, но Хосок резко встал перед ним, преграждая путь. — Не нужно, — без привычной строгости в голосе попросил он. — Не нужно задерживать меня, господин, — съязвил Тэ, чувствуя клокочущую в горле истерику. Слишком близко. Протянув руку, можно коснуться его покрытой пуловером груди. Протянув руку, можно забыть о том, что случилось. Протянув руку, можно возобновить эти обременяющие, ломающие Тэхёна как личность отношения. Тэ сделал шаг назад, Удав — вперёд. — Нет, стоп, хватит, — резко сказал блондин, решительно глядя вперёд. Удав вглядывался в медовые глаза, пытаясь найти там хотя бы лучик надежды, немного сомнений или просто намёк на то, что не всё ещё потеряно. Этой ночью он только и мог, что думать не о Пусане, в котором с помощью Ванджунга велись настоящие боевые действия, а о мягких светлых волосах, переливающихся пеплом на свету, об острых плечах и рёбрах, выпирающих из-за чрезмерной худобы, о тихом бурлящем, словно талая вода в весенней речке, смехе. Хосок сделал шаг назад и поднял руки, пытаясь нацепить на лицо подобие улыбки. Тэхён впервые в жизни оттолкнул его. Отказал. — Завтра мы должны получить партию оружия с Севера. Надеюсь, Вы не забыли об этом, тратя всё своё время на заботу о новом любовнике, — спокойно сказал блондин напоследок, обходя Хосока и направляясь к выходу. Как только он оказался в машине, горячие слёзы, которые он так болезненно сдерживал, покатились по его щекам, размывая намазанный с утра тональник в попытках скрыть красные пятна, появившиеся из-за не прекращаемых вчерашних рыданий. Он ехал, еле фокусируясь на дороге, едва дождался, пока открыли ворота и напялил валяющуюся в бардачке маску, чтобы не выдать своё состояние охранникам. Громкие рыдания затопили собой всю машину, а из-за отчаяния Тэхёну хотелось кричать в пустоту, без остановки, лишь бы прекратить это, лишь бы успокоить пытающееся выпрыгнуть из грудной клетки сердце. Но какой прок в этой любви, если она никогда не будет взаимной? Тэхёну будет хорошо и так, без любых отношений, кроме рабочих. Он притормозил возле небольшого леса, расположенного на окраине Десятого дистрикта, где находился дом Удава, и вылез из машины, падая на колени и роняя бусины солёных слёз на покрытую инеем землю. С каждым днём всё холоднее, зима уже стучится в двери. Тэхён закричал, громко и надрывно, пытаясь избавиться от всех глупых эмоций, пытаясь оставить только чистый лист, на котором он сам волен выбирать, что писать и как им распоряжаться. Он кричал в пустоту, лёг на опавшие с деревьев листья и ударял руками по земле, заливаясь слезами, обещая самому себе, что это в последний раз, что завтра будет новый день, а значит — новый Чон Тэхён.***
Позолоченные обои и хрустальные вазы на каждый квадратный метр. Витрина с коллекционными ручками и витиеватая лепка на потолке. Две статуи. Юна невидящим взором скользила по убранству собственного дома, в частности по кабинету мужа, и почти не слушала его. Она сидела, закинув ногу на ногу, пеньюар почти валялся на полу, струясь мягкой тканью по её стройным ногам, а лямка тонкой ночной рубашки спала с плеча, но женщине было плевать. Минхо взял холодные изящные руки своей жены в свои, пытаясь их согреть, и выдохнул, видя её потерянность. Юна в последнее время мало напоминала саму себя. Даже в обычном состоянии она мало походила на счастливую первую леди страны, но теперь она больше смахивала на призрака. Даже перестала ругаться с госпожой Мин и реагировать на замечания пожилой женщины насчёт алкоголя. Она просто нехотя просыпалась, иногда наведывалась в салон, чтобы не превратиться в неухоженную домоседку и целый день смотрела на фотографию Чимина, вечером заливаясь дорогим спиртным из домашнего бара. — Пожалуйста, милая, — прошептал Минхо, заправляя её волосы за ухо. — Ты ведь хочешь увидеть Минни? Юна перевела почти понимающий взгляд на мужа и слабо кивнула. — Хосок не сделает ему больно? — спросила она, пальцами сжимая обивку кресла. — Нет, он не тронет Чимина, — заверил её Пак, опускаясь на колени рядом с креслом и положив голову на её бедра. Юна тихо всхлипнула и запустила руки в его волосы. — Я была так глупа, сама отталкивала тебя, а потом винила в нашей отчуждённости, — прошептала она. — До меня только сейчас дошло, что я должна была не винить тебя, а понять. Я знаю, что ты не виновен в смерти Моён и Сиджина. Я пыталась стать хорошей матерью для Чимина, но прежде всего должна была позаботиться о Хосоке. — Милая, — выдохнул президент, которого отвлёк стук в двери. Он помог жене накинуть на плечи халат и велел пришедшему войти. В кабинет вошёл Министр обороны в сопровождении начальника безопасности. — Господин, — поклонился министр, протягивая ему папку с отчётами. — Нам удалось минимизировать ущерб ночных потерь, но общая цифра достигает двух тысяч. — Две тысячи? — ужаснулся президент, хватая папку и перелистывая документы. — За одну ночь? — Вам нужно сделать заявление, — посоветовал министр, косясь на жену Пака. — Пока вся эта ситуация не вышла из-под контроля и не началась стихийная паника. — Основное змеиное кубло здесь, сперва нам нужно уничтожить его, а потом уже браться за заявления. Поверят ли люди, если я буду голословен? — задумчиво спросил он. В кабинет постучали. — Войдите, — крикнул Минхо. — Господин, — поклонился охранник, — к Вам пожаловал господин Ким Намджун. Что прикажете? Минхо нахмурился и громко цокнул, понимая, что дело пахнет жаренным. — Пустите. Велите госпоже Мин отвести госпожу Пак в спальню, — добавил он, ободряюще улыбаясь жене. — Я встречусь с ним в конференц-зале. Чагюн, следуй за мной, — позвал он начальника безопасности за собой. Как только оба высокопоставленных чиновника сели по разные стороны стола в большом светлом конференц-зале, Намджун прокашлялся и взял в руки ручку, стоявшую на столе. Возле его стула, прямо за спиной, стоял Сокджин, что несомненно придавало ему уверенности в себе. — Чем заслужил Ваш визит? — любезно спросил Пак, наливая себе в стакан минералку. — Отбросьте это, я всё знаю, — тут же перешёл к делу лидер оппозиции, которого уже тошнило от этой ситуации. — Вы ведь не собираетесь баллотироваться на третий срок? — Откуда такая уверенность? — резко спросил президент. — Я знаю, что вы устали от политики, двадцать лет в парламенте — слишком много, — отбил Ким, ослабляя галстук. — Хотите оставить мне развалины? Почему нет должной реакции на происходящее в морской столице? Почему Вы ещё не сообщили об этом народу и не сделали публичное заявление? — Мальчик, — урвал его Минхо, устало прикрывая глаза, — ты хотя бы понимаешь, о чём говоришь? Если я сейчас сделаю это, позволю СМИ огласить об этой бойни, что была прошлой ночью, то какая буря протестов поднимется? Мы не сможем удержать бунтующих людей, потому что ими будет управлять только страх. — Вы выплатите деньги семьям умерших, заставив этим самым их молчать? — фыркнул Намджун. — Ты слишком импульсивен, — цокнул Минхо, — мне уже не тридцать лет, как тебе, у меня нет такого радикального мировоззрения. Я хочу придушить корни восстания, а начинать надо здесь. Даже дам тебе наводку — всё, что нужно убрать, в Седьмом дистрикте. — Тогда почему Вы ещё этим не занялись? — недоумённо спросил Ким. — У них мой сын, — раскрывая все карты, ответил президент. — Что? — нахмурился младший, не веря своим ушам. — У него же дифтерия, как это… — Они украли его прямо отсюда. Я знаю, что он будет жив, пока я не буду рыпаться. Мне кажется, что произошедшее в Пусане — предупреждение. Дело в том, что бывший телохранитель моего сына видел его, но не смог вывести оттуда. Честно, — выдохнул Пак, — я не знаю, правда ли это, но мне хочется верить, что дело не в Чимине. — Не думаю, что они так плотно сплотились только ради Вашего сына, — задумчиво ответил Намджун. — Господин, — отвлёк их чужой голос. Намджун обернулся к Сокджину и улыбнулся ему. — Говори. — Я чувствую их — запахи гулей весьма специфичны, а теперь ими переполнен весь Сеул. Это не местные, но они пахнут кровью. Я думал, что мне показалось, не хотел заморачивать Вас глупыми домыслами, но теперь я понимаю, что это убийцы, — неуверенно сказал гуль. — Они планируют что-то массовое. — Это гуль? — испуганно дёрнулся назад президент. Чагюн достал пистолет и наставил его на Джина. — Успокойтесь, — закатил глаза Ким. Он поднял руку вверх и продемонстрировал брелок с кнопкой для подачи тока. — Он ручной, питается себе подобными. — Ручной, словно пёс? — фыркнул Пак, махая рукой, чтобы Чагюн опустил оружие. — Ладно, хочешь сказать, что они начали с Пусана, чтобы вскоре перебросить все силы на Сеул? — обратился он к гулю. — Я, — продолжил Сокджин, нервничая, — лишь хочу сказать, что их много, и в любой момент бочка с динамитом может рвануть, цепляя собой мирное население. Тишину прервал телефонный звонок. Минхо коротко извинился и ответил на звонок. Вмиг его лицо побледнело, а губы задрожали. — Какой канал? — спросил он, сглатывая вязкую слюну. — Чагюн, включи любой федеральный канал, — приказал он, косясь на огромный телевизор, висящий на стене. Его сын. Чимин. Волосы рыжие, как у Моён. Минхо вслушался в читаемый сыном текст и ухватился за сердце. Он видел, что Чимин говорил, словно робот. — Не подпускай Юну к телевизору, — бросил он в трубку. — Какого чёрта? Выруби трансляцию. — Нельзя, транслируется из Северной Кореи. Они перехватили все наши каналы, мы не можем ничего сделать, — нервно ответил голос в телефоне. Минхо бросил телефон в стену. «Я понимаю, что многие из вас будут напуганы, но нам не стоит больше бояться. Всеми умалчивается инцидент, произошедший сегодня ночью. Пока бОльшая часть страны спала, во втором по масштабности и населению городе Республики Корея творились зверские и чудовищные действия. Было ранено около пяти тысяч людей, убито — около двух. До сих пор ведутся подсчёты, так как некоторые тела были настолько изуродованы, что их ошмётки пришлось собирать в радиусе километра.» По щеке Чимина покатилась слеза. «Когда нам хотели сообщить об этом? Когда в наши дома бы уже пришли чужаки, уничтожая всё на своём пути и убивая женщин и детей? Когда президент Пак Минхо собирался рассказать народу об опасности? Мне стыдно, что у меня такой отец.» Слёзы, не переставая, текли по его лицу. — Нет, Чимин-и, — прошептал Минхо, будучи не в силах пошевелиться. — Господин, — позвал его Намджун, видя, как тот ухватился за сердце. «Нам нужно всем вместе отстоять своё общественное мнение, и, если власть не может защитить нас, тогда мы должны позаботиться о себе сами. Выходите на улицы и требуйте его отставки. Чем же лучше лидер оппозиции Ким Намджун? Ничем — он такой же прогнивший бюрократ, как и президент. Они оба пытаются умолчать о происходящем, лишь бы не подпасть под кару мирных жителей. Вы хотите, чтобы у народа были такие трусливые предводители, кричащие о демократии, но не делающие ничего для защиты ваших детей…» Связь оборвалась, экран погас, а вместо него засветилось «нет сети». — Господин, — начал Намджун. — Хватит, — отрезал Минхо, вытирая глаза. — Чагюн, вели Богому собирать Совет Дистриктов.***
Как только зелёная лампочка перестала мигать, а снайпер увёл прицел от головы мамы Чимина, тот тяжело выдохнул и взял предложенную Удавом салфетку, вытирая нос. Он опустил голову вниз и тихо всхлипывал, слёзы капали прямо на новенькую выглаженную рубашку. — Ты большой молодец, малыш, — прошептал Удав, садясь на корточки и заглядывая в глаза парня. — Я должен был навести на неё оружие, иначе ты бы не прочитал, не так ли? — словно разговаривая с ребёнком, спросил гуль. Вокруг суетились его помощники. — Сейчас ей ничего не угрожает, хорошо? Чимин оттолкнул его руки и встал со стула, глядя на Удава с ненавистью и желанием разорвать на кусочки. Удав же сжал руки в кулаки, так как его уже начинало бесить такое сопротивление. — Успокойся, — попросил он Чимина, вкладывая в голос всю мягкость. — Ты разрушил карьеру моего отца, используя меня! — закричал Чимин. — Зачем ты сделал это? Это правда? Две тысячи? — истерично завопил, хватая со стола тяжёлую книгу и бросая её в гуля. — Отведите его домой, — бросил Удав одному из своих мальчиков на побегушках. Чимин сжал зубы и молча смотрел на то, как гуль ушёл прочь.***
Чимин лежал на кровати, в тысячный раз проклиная Удава и его соратников, когда услышал тихий стук. Он медленно подошёл к зашторенному окну и резко дёрнул шторы. Перевёл дыхание, как только увидел улыбающегося Чонгука. Он открыл окно и впустил гуля внутрь, отходя в сторону. — Ты хорошо смотрелся на экране. Не был бы ты президентским сыночком — прямая дорога в знаменитости, — весело заявил Чонгук. — И тебе очень идёт этот цвет. Чимин принюхался и поморщился. — А от тебя воняет, — фыркнул он. — Аэрозоль против тараканов, — пожал плечами Чон, — я должен был замаскировать свой запах, чтобы меня не выперли отсюда. Чимин улыбнулся, но вскоре вновь нахмурился, садясь на край постели. — Каодай. — Что? — переспросил Чонгук, садясь рядом. — Это что за матерщина? — Каодаизм или Великий путь третьей эпохи спасения, — изрёк Пак. — Вот, во что я верю. Ты ведь хотел знать. — И что это? — поинтересовался Чонгук, ненавязчиво положив руку на тыльную сторону ладони Чимина. Тот дрогнул, но свою руку не убрал. — Синтез религий. Но смысл в том, что есть только одна истина, и истина эта — любовь. — Люби ближнего своего? — морщась, спросил гуль. — А ты не так уж и глуп, — фыркнул Чимин. — Да, потому что, если любишь — не посягнешь на то, что принадлежит ему, не украдёшь у него и не убьёшь его, — пояснил Пак. — Это весьма умно, — согласился гуль, садясь чуть ближе. Он заметил слёзы, собирающиеся в глазах Чимина и, против его воли, прижал его к себе, заставляя уткнуться в свою шею. Горячая жидкость тут же намочила кожу, но ему было плевать. Он обнимал содрогающиеся от рыданий плечи человека и в очередной раз пожалел, что делал ему больно. Чонгук прекрасно видел состояние Пака во время трансляции и понимал его. Знал, что Чимину некому выплакаться, некому его пожалеть. И кто бы мог подумать, что он, Чон Чонгук, причинивший ему столько боли, будет вот так обнимать парня и мягко гладить по спине, пытаясь успокоить. Чимин плакал тихо, будто бы боялся сваливать свою ношу на чужие плечи, будто бы боялся быть осмеянным. — Прости меня, — прошептал Чонгук, перетаскивая человека на свои колени и не внимая его сопротивлению. Чимин сдался и обнял его за шею, сел на его бёдра, ногами обнимая торс. — Почему он такая сволочь? — всхлипывая, спросил он, тычась влажным носом в щеку Чонгука. — Я ведь тоже такой, — прошептал Чон, раскачиваясь и пытаясь успокоить его. — Пусть он причиняет мне боль, как ты, — возразил Пак. — Ты не тронул Юнги, а он ранит моих близких. Пусть он лучше убьёт меня! Он навёл снайперскую винтовку на мою маму. — Не говори так, — с сожалением попросил гуль, поглаживая рыжие волосы. — Пожалуйста, потерпи немного, я… Чонгук и сам не знал, что он мог сделать. Дать пустое обещание? Он промолчал. Человек вцепился в его толстовку и прижался ещё плотнее, вспоминая забытые чувства, такие как сострадание и доброта, которые ему всегда дарили с излишеством. Теперь же единственным источником сочувствия для него служил этот молодой гуль, так бережно прижимающий его к себе. Было так тепло, что вскоре Пак перестал всхлипывать, а потом и вовсе уснул. Чонгук уложил его в кровать, прикрыл одеялом и поцеловал в лоб.***
Намджун бросил пиджак на диван в гостиной и впился в губы стоящего напротив Джина. Он подхватил его на руки и, кряхтя, кое-как под его смешки направился к лестнице. — Надорвёшься, — захихикал гуль, легко ударяя Джуна по груди. — Я буду носить на руках столько, сколько захочу, — фыркнул мужчина, таща свою ношу наверх. Ещё в конференц-зале он еле сдерживался, чтобы не смахнуть всё со стола и не уложить гуля прямо на него, не впиться в нежную кожу на шее, засасывая её и оставляя многочисленные следы. Они решили не спешить, Намджун пытался быть обходительным, покупал Джину самый вкусный кофе, не ужасался его кагуне и какугана в форме четырёх огромных змей и даже разок хохотал от души, когда гуль щекотал его им. Он пытался заботиться о Сокджине, потому что помнил его слова о том, что, если некому заботиться — нет стимула меняться в лучшую сторону. Намджун подтолкнул Сокджина к большой кровати и упал на него сверху, упираясь локтями о матрас и нависая над улыбающимся брюнетом. — Мне будет больно? — вдруг серьёзно спросил Джин, доверительно прижимаясь поближе. — Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы ты испытал одно лишь наслаждение, — томно прошептал человек, глядя на влажные пухлые губы. Намджун мало кого любил за всю жизнь, а его родители были убиты гулями, но именно этот гуль стал тем, кто вернул его любовь к жизни и заставил поверить в то, что даже среди болота может расти цветок. Он любил Сокджина всю ночь, медленно и нежно — чтобы не причинить ненужную боль. Проводил пальцами по его спине, дёргал за бёдра на себя, слышал его сладкие стоны и оставлял много меток, подтверждающих их отношения. Джин выгибался и молил о большем, принимал на всю длину, до упора, сам насаживался на твёрдый член и царапался. Цвет его зрачков менялся, а Намджун наблюдал за самым эстетичным созданием в мире. К утру он отстегнул браслет и бросил его на прикроватную тумбу, целуя каждый сантиметр любимого тела и видя благодарность в тёмных глазах.***
Мужчина сидел в удобном кресле перед камином и наблюдал за тем, как переливалась янтарная жидкость в гранённом стакане. Но ни пылающий огонь, ни алкоголь не могли согреть его заледеневшее нутро. — Не ставьте на кон всё, — послышалось в трубке. — Сейчас раннее утро, город ещё спит. — Тэ, сколько раз мне говорить тебе не указывать мне, что делать? — хмыкнул гуль. Он редко называл Тэхёна сокращённо, но теперь не удержался, слыша его переживающий голос. — Я приеду, — тут же ответил младший. — Не нужно. Сегодня восстания начнутся не только в Кванджу и Тэгу, но и прямо здесь. Президентский дворец, «Джинлинг» и администрации. — Хосок, — прошептал Тэхён, теряя терпение. — Пожалуйста, это очень опасно, ты сам знаешь, что у них вчера вечером был Совет, сам знаешь, что ввели пока что не оглашённое военное положение. — Что же, это последний шанс ударить до того, как все силы подтянутся сюда и до того, как Минхо не послал за Чимином целую гвардию. — Хосок… Удав сбросил и набрал другой номер, бросая короткое «начинайте».