Вы не поймете мою любовь

ГЛАВА №5

Влюбленным море по колено, Я с ними в этом заодно, Но караулит всех измена – Давным-давно, давным-давно

.       – На следующее утро я уже был в Гарварде. Мне не хотелось нигде останавливаться, да и настроение было примерзкое. Знаете, смерть моего третьего Юджина повлияла на меня больше, чем все остальные. Я не мог спать. Как только закрывал глаза передо мной все время всплывала картина того как мой прекрасный, милый третий Юджина стоит посреди красного озера. И знаете почему? – Преступник подался чуть вперед, понизив голос до состояния доверительного шепота. – А все потому, что он уже был моим, он уже принадлежал мне. Все потому, что мой зеленоглазый третий Юджин умер не для того чтобы стать моим, не я его убил. Мой Юджин умер из-за помутнения рассудка, из-за какой-то чертовой религии! Я не мог, да и сейчас не могу, в полной мере сказать, что мой любимый, любимый третий Юджин до конца мой. Что он только мой, мой! Он умер не для меня, а для себя. Но, все же, – мужчина резко выпрямился – я был у него первым и последним. Именно я показал ему, как прекрасна может быть любовь, я подарил, я успел подарить, моему любимому, третьему Юджину себя, поэтому мне никто не может запретить считать его своим!       – Так вот, шеф, давайте все же вернемся к Гарварду. Как я уже говорил, я приехал туда в примерзком настроении. Я не спал уже больше суток. Я был раздражен и подавлен, именно в таком состоянии я встретил моего любимого, восхитительного четвертого Юджина. Он, он был необычный очень, очень необычный. Мой четвертый, четвертый любимый Юджин был учителем классической литературы в университете. Тогда коменданта общежития почему-то не было и он, мой четвертый Юджин, замещал его. Мой любимый был ростом около ста восьмидесяти сантиметров, но он был тонкокостным поэтому при взгляде на него создавалось впечатление обманчивой хрупкости. Волосы у моего восхитительного, четвертого Юджина были светло-русые, цвета пожухлой сентябрьской травы, когда она еще не сгнила под проливными дождями, и золотится на по-летнему теплом солнце. Глаза, спрятанные за уродливыми стеклами очков- хамелеонов, о какие у него были глаза. Необычные, чарующие, завораживающие. Они были очень светлыми, практически белыми, с легким голубоватым оттенком, но на свету, на свету они переливались от голубого до синевато-фиолетового. Их блеск, их цвет можно сравнить разве что с лунным камнем. Они были великолепны, они потрясали, они не оставляли равнодушным. О, майор, вы бы, вы бы только видели его глаза! Таких глаз больше нет ни у одного человека! – Голос убийцы был не ровным, он то поднимался практически до крика, то опускался до едва слышимого шепота. – Мой Юджин, мой четвертый Юджин потом рассказал мне, что это какая-то генетическая мутация, невероятно красивая мутация. А он, глупенький, – жеманно хихикнул убийца – всю жизнь их стеснялся. Видите ли, из-за этого его в детстве дразнили! – заключенный смотрел негодующе, под этим обвиняюще -уличающим взглядом у начальника убойного отдела появилось иррациональное желание поежиться, будто бы это он дразнил в детстве учителя. – Но сейчас не об этом. – Тон преступника в то же мгновение стал легким и беззаботным. – Я не могу сказать, что влюбился в учителя с первого взгляда, как это было со вторым и третьим, моими мальчиками. Тогда я был слишком уставшим и эмоционально выметанным для того, что бы хоть что-то замечать вокруг. Единственное, чего мне тогда хотелось – спать, и что бы мне ничего не снилось. Встретив моего четвертого Юджина, я едва ли обратил на него внимание, лишь отметил, что он довольно красив. Но, знаете, в нем по мимо глаз, не было ничего особенного, просто красивый мужчина. Я, наверное, и не влюбился бы в него, не увидь однажды его особенные, неповторимые глаза.       – В следующей раз я встретил моего дорогого, четвертого Юджина только в последнюю неделю ноября, именно тогда, почему-то, в Гарварде на медицинском факультете начинается классическая литература и длится до конца года. В то время, я вообще не понимал, зачем она нам нужна. Ни зачетов, ни экзаменов, даже просто контрольных мы по ней не писала, только ходили на лекции, нас даже не проверяли, выполнили мы задание или нет. Я и сейчас нахожу это странным, но, пожалуй, руководству института виднее, так что, майор, не будем лезть в эти дебри. – Заключенный игриво подмигнул.       – Знаете, – неожиданно перевел тему молодой человек – Николас Фламель – настоящее имя моего четвертого Юджина. В честь известного алхимика. Его мама была увлечена всей этой потусторонней чушью, про смешивание магии с наукой. Она верила, что это имя поможет ее сыну на алхимическом поприще, но он разочаровал ее, мой мальчик не проявлял никакого интереса ни к алхимии ни даже к простым точным наукам, и категорически отказался поступать на физико-химический факультет. Мой милый, дорогой Юджин был романтикам, с детства он зачитывался Эдгаром По, его привлекало то, как тесно переплетены любовь и смерть в его романах. Его пленила красота смерти и принадлежности. – Заключенный усмехнулся. – Смерть во имя любви! Что может быть красивее? Сначала мой любимый, любимый четвертый Юджин привлек меня именно этим – он тоже считал, что это прекрасно. Я… он мог понять меня, мы думали одинаково. Только он в теории а я на практике. Нет, это не значило, что я хотел ему рассказать про моих возлюбленных. Это было слишком личным, что бы делиться хоть с кем-то. Да и сейчас это очень личное, я ведь не рассказываю вам всего, что было связанно с моими возлюбленными, лишь отчасти, что бы вы все поняли. Это ведь и вас касается, в какой-то степени – преступник улыбнулся одними губами, глаза его были холодны будто лед.       – Так вот, – златовласый мужчина продолжил веселым, по-детски непосредственным тоном – я, как уже говорил, не собирался открывать ему тайну моих возлюбленных, я лишь думал, что мы могли бы стать хорошими друзьями. И, знаете, я не ошибся! Спустя две недели мы уже хорошо общались, мы могли пойти поседеть вечером в баре обязательно за пределами университетского городка. Он все же был учитель – пояснил мужчина снисходительным тоном на вопросительный взгляд сына начальника – поэтому он не мог выпивать со студентом, у всех на глазах. Именно в один из таких походов я и увидел его глаза. Это был уже конец февраля. Мы, как обычно, в субботу вечером пошли выпить. В другое время он не мог, он был женат, а суббота был чисто его день, они с женой отдыхали друг от друга. Милая была женщина, но еще та шлюха я вам скажу. Она вела основы права в университете. Нет, вы не подумайте, никаких непристойных слухов про нее не ходило, на работе она была образцом скромности и благочестия, но я лично несколько раз видел ее выходящей из гостинец, с, так сказать, гостями города – было видно, что убийцу это явно забавляет – но сейчас не об этом. Так вот, мы с моим Юджином, моим четвертым Юджином в тот день встретили ее с очередным гостем, не далеко от нашего любимого бара, он находился на другом конце города, что бы наверняка не встретить никого из знакомых. В тот день мы хотели хорошенька выпить и повеселится. Мы застали ее неподалеку от этого бара в весьма компрометирующей позе, надо отдать должное моему мальчику, он не стал устраивать выяснение отношений прямо там, он просто развернулся и ушел в бар, так что она нас даже не заметила. – Убийца вздохнул, его глаз как будто горели предвкушением, ему явно нравилась вся та ситуация. – Мой любимый в тот вечер напился до чертиков, я в первый и последний раз видел его в таком состоянии, мне даже пришлось снять номер, я не мог позволить кому-нибудь увидеть моего еще тогда друга в таком состоянии. В тот вечер – молодой человек говорил мягким размеренным голосом, чуть-чуть тяня гласные, взгляд невероятно голубых глаз был мягким, и будто бы немного пьяным – мой ненаглядный мальчик где-то потерял очки, но тогда было темно, да и в номере мне было не до этого, я ничего не заметил.       – Следующим утром, когда я увидел моего удивительного, моего любимого, любимого четвертого Юджина я обомлел. Он, он был таким красивым, таким невинным, таким милым, таким, таким… – Преступник глубоко вздохнул, чуть прикрыв глаза, будто смакуя кусочек горького шоколада: в меру сладкого, чуть с горчинкой, оставляющий приятное послевкусие. – Именно в тот момент, в момент, когда я его увидел в лучах утреннего солнца, я влюбился. Я не мог отвести взгляд, не знаю сколько я так просидел, любуясь моим, уже моим Юджином, моим любимым Юджином. Очнулся я только когда мой ненаглядный стал просыпаться. Майор, вы представляете, как ему должно было быть плохо? – спросил мужчина с легкой улыбкой – В тот вечер, мой драгоценный напился, что значит «в усмерть», в прочем я уже об этом говорил – улыбнулся преступник.       – В тот же день, чуть позже, я заявил моему мальчику, что отныне буду называть его Юджином, он, конечно, удивился но возражать не стал, видимо, он думал, что сморозил какую-то глупость по пьяни и я, так сказать, в отместку придумал ему такую «кличку».       – Прошло еще два месяца, моя любовь расцветала с каждым днем, но я не предпринимал никаких действий. Все же, я не хотел что бы у моего любимого из-за меня были проблемы. Я старался не показывать Юджину свое изменившееся к нему отношение, и он или в правду ничего не замечал или делал вид, что ничего не замечает. Но это сейчас не важно, в любом случае наши отношения еще полтора месяца не изменялись. Мы все так же ходили в тот бар, все также общались. Я ждал, когда у нас закончится его курс и когда он разведется. Понимаете ли, майор, мне совесть не позволяет встречаться с женатым человеком – тон преступника был издевательским, а на губах появилась ехидная улыбка.       – Что было дальше? Ну, в конце лета я таки признался ему в своих чувствах и он, он принял меня. Хотя это было очевидно, ведь еще в июле между нами что-то неуловимо поменялось, наши отношения стали доверительнее и как-то неуловимо интимнее. Но, Учиха-сан, это было великолепно, потрясающе именно тот момент, когда он принял меня. Но наше счастье длило все го десять месяцев и двадцать четыре дня. О, шеф, зато как, как мы были счастливы все это время! – глаза молодого мужчины фанатично заблестели, а сам он стал напоминать кобру готовую к броску. – Но, увы, увы… – преступник неожиданно оборвал себя на полуслове и замолчал, погрузившись в воспоминания.       – Знаете, – голос преступника раздался неожиданно громко в образовавшейся тишине – я ведь уже говорил, что мне совесть не позволяет встречаться с женатыми. Я в принципе не переношу измен. Я считаю, что там, где есть место измене не может быть настоящей любви.       – К чему я веду? Шеф, я вам уже говорил терпение – благодетель! – усмехнулся мужчина.