Рождественский нортшавин с лирическими отступлениями

- Сверни на объездную дорогу, - нарушил молчание Ричард. - Зачем? Ответа не последовало. - Это в два раза длиннее, но как скажешь, Босс, - Ли сделал ударение на «босса» и послушно перестроился в левый ряд. Три года назад подобное обращение выбесило бы его чрезвычайно, но после всего, что они с партнером пережили в России, мелочи уже не имели значения. В свое время Ричи посчастливилось занимать высокий пост в недрах MI-5, и привычка отдавать команды бесцветным не терпящим возражения тоном нет-нет, да и опережала хорошие манеры. Сперва Ли протестовал, но потом освоился в статусе «второй после Бога» и даже начал получать от этого удовольствие - сволочь английская никогда не давал ошибочных распоряжений, на его нечеловеческое чутье можно было положиться, как на самого Господа. Это было удобно, и к тому же, по легенде они являлись счастливой семейной парочкой - «полюбить» особенности друг друга было частью общего дела. А дело - прежде всего. - Два съезда и вправо. – Через четверть часа после первого ценного указания Ричард расщедрился на второе и, приоткрыв окно, закурил. Это было против правил – они давным-давно договорились не дымить в машине, - и Ли позволил себе быть недовольным. - Чёрт возьми, куда мы всё время сворачиваем, хотел бы я знать – может быть, ты решил совершить авто-прогулку по хребтам Урала? - бурчал он, морщась от тошнотворных запахов, заполонивших салон. Всевышний не удостоил Ли даже взглядом, об ответе речи не шло. В отличии от нормальных людей, сволочи английской нравилось вдыхать промозглый воздух и вонючий дым с привкусом некачественного бензина – так он «ускорял мыслительный процесс». Снегопад почти прекратился, когда они съехали на широкую свеже расчищенную дорогу, ведущую в еловый лес. Указателя не было, но идеальное состояние трассы сомнений не оставляло - в конце их ждало что-то связанное с русской армией или угодья богатых людей. Или два в одном. Колеса шуршали по утрамбованному снегу в размеренно-убаюкивающем темпе, за окном в свете фар мелькали ёлочки – в пышных снежных нарядах они напоминали русских барышень, укутанных в шубы и увешанных драгоценными камнями, но все равно очень милых. Куда и зачем они едут, очевидно, было заботой Ричарда, и Ли всё глубже погружался в размышления об интересном случае в аэропорту. У его партнера много секретов, но к какой категории следует отнести русского парня из аэропорта, если после встречи с ним Ричи-стальные-яйца за какой-то сраный час осунулся, побледнел и обзавелся синяками под глазами? Нервишки, стало быть, шалят нехило? И не у него одного? Ли мысленно усмехнулся. «Олег» - так назвал его Ричард. Олег пытался взять себя в руки, но конспиративного опыта явно не хватило - эмоционировал, дергался, а уж как сверлил глазами спину... У него явно что-то личное к Ричарду, и это очень любопытно. - Очень-очень любопытно, - пропел Ли про себя. Снисходить до выяснения правды он не собирался, по крайней мере пока: желал услышать версию Ричарда. За три года Ли неплохо изучил своего бородатого русофила - ту часть, которую Ричи держал неплотно запертой, - и не сомневался, что он сам расскажет свою историю. Конечно, наврет с три короба, но так даже интереснее. «Если есть шанс узнать больше – узнай. А если шанса нет - ты плохо его искал». Таково было кредо Ли Гринера - в свое время оно привело его в Ленгли, потом увело в частный сектор, а в недалеком будущем, как он надеялся, должно было поднять еще выше. В конце дороги их ожидало нечто странное в русском стиле: некрашеный деревянный дворец с множеством крыш. Все крыши были разного размера, но одинаковой формы - напоминали луковицы в разрезе,а парадный вход располагался на втором этаже. К нему вела лестница, декорированная деревянным кружевом и всевозможными завиточками, и над ней тоже торчала половинка луковицы. К счастью, в композиции обошлось без золоченых крестов – уже за это Ли был благодарен. Ортодоксальные постройки с толпами шипящих бабушек внутри и снаружи нагоняли на него тоску, а вот Ричард их страстно обожал – строения, а не бабушек, хотя последние относились к нему весьма тепло и не шипели. Видимо, чуяли своего - Ричард до такой степени тащился по местам их обитания, что сделал на спине татуировку с луковицами и крестами. Ли изредка видел этот ужас в своих ночных кошмарах. - Куда мы притащились? – проворчал он, не спеша глушить мотор. - Хочешь помолиться перед сном или… эээ… сходить на экскурсию? Ричард неожиданно широко и беззаботно улыбнулся. - Оба раза мимо. Попробуй еще. – Наскоро обмотавшись шарфом, англичанин покинул салон. Теперь он выглядел довольным - было отчего насторожиться. - Позвольте вам помочь? - Откуда-то сбоку вынырнул юноша в зеленой униформе, вполне пристойного европейского вида, и предложил припарковать машину. Ли с чувством облегчения отдал ему ключи – слава небесам, если тут есть англоговорящий шофёр, то и бар найдется! – и вслед за Ричардом взбежал вверх по каменным ступеням. У дверей поджидал еще один хорошенький юноша в униформе. Он тоже отлично владел английским. - Добро пожаловать в «Ларец», господа. *** Душа медленно выходила из оцепенения. Тело по-прежнему бил озноб. И стул по-прежнему скрипел, но упасть с него Лукас уже не мог – к счастью не мог. В тот миг, когда Олег влетел в камеру и сгреб его в охапку, вдруг так страшно и непреодолимо захотелось жить, наверное, от ощущения простого человеческого тепла, от прикосновения кожа-к-коже, что Лукас испугался самого себя. Какую огромную ненависть он носил в себе все эти годы, как тяжело ему было с ней жить, но теперь всё позади. Теперь новая жизнь. Если даже русский следователь видит ценность в его жизни, так почему бы и самому не увидеть её? - Я… Я… - горло было сухим, слова драли кожу, но Лукасу очень хотелось услышать собственный голос. И слезть уже с этого чёртового стула. – Я... Могу спуститься? Олег? Даршавин запрокинул голову, и Лукасу показалось, что глаза у него влажные от слез, но это была какая-то дурацкая ошибка. - Петлю скинь и слезай, да. С помощью Даршавина Лукас спустился на пол. Он словно заново родился, все было непривычным - и вес собственных рук, и дуновение сквозняка по коже. Ощущение твердой поверхности под ногами было настолько прекрасным, что ничего более прекрасного в тот миг Лукас и вообразить не мог. Может быть, за исключением… - Воды. Можно? - Воды! – рявкнул Даршавин. Из-за двери послышались быстрые шаги, Лукас непроизвольно поёжился. Атмосфера интимности – только он и этот человек, - устраивала его полностью, он хотел побыть в ней еще немного. - В кране тоже вода. - А, точно. Не надо воды! – рявкнул Даршавин. Ему тоже не хотелось третьих лишних в этой ситуации, по своим причинам. Лукас медленно подошел к рукомойнику, набрал пригоршню воды, плеснул в лицо. Сознание постепенно прояснялось, и пут безысходности на нем больше не было. - Окстился? – вопрос прозвучал совсем рядом. Лукас обернулся. Даршавин сверлил его своими горячими карими глазами и нервно раздувал ноздри, будто ждал чего-то. - Да… Кажется, да. - Вот и отлично! – рыкнул Даршавин и залепил Лукасу такую пощечину, что того отбросило к стене. Олег тотчас оказался рядом, предотвратил падение, которое было весьма возможно. Снова они стояли так близко, что кожа касалась кожи, и Лукас снова чувствовал это странное и совершенно неуместное – тепло. То, без чего он подыхал, то, по чему тоскует каждая живая тварь. Самое важное на свете после воды – тепло. И теперь он видел лицо Олега, очень близко видел его глаза, и мог поклясться, что ресницы господина следователя слиплись от влаги. Это было слишком странно, чтобы думать об этом всерьез. Самое большое, что Лукас мог ему дать – болтовня о Теккерее на хорошем английском, но Даршавину почему-то было жаль терять это. Лукас запомнил и старался никогда не терять из виду существование данного факта. Он еще не знал, зачем, но будто бы предчувствовал, что когда в очередной раз – Господи, неужели такое возможно? – в очередной раз окажется на грани суицида, эти склеенные слезами реснички вытянут его. Просто, всю жизнь его преследовали сомнения в собственной значимости. Он ничего не значил для отца и для тех, кого он выбирал на замену отцу. Ничего не значил для женщин, которые его якобы любили. Он даже сам для себя ничего не значил, и по этой причине не рисковал заводить друзей. Им и так слишком многие пользовались, они все им пользовались, и только один человек – такой суровый человек в таком страшном месте, как русская тюрьма, вдруг загоревал по его жалкой жизни - почти бескорыстно. Поразительный факт и, вспомнив о нем, Лукас выбрал в вечном гамлетовском споре на краю небоскреба - «быть». Отголоски того тепла, что вытянуло его однажды из петли, пересилили все доводы разума, когда он уже был готов сдаться и кануть в пустоту... *** - Может быть, это и называют волей к жизни? – задумчиво протянул Ли. Бурбон медленно покачивался в бокале, поглощая мягкий каминный свет. - Не знаю, зачем рассказал тебе всё, - ухмыльнулся Ричард. – Может быть, потому что слегка пьян? - О, нет-нет, - засмеялся американец. – Ты рассказал, потому что слегка благоразумен. Я бы всё равно докопался до истины, можешь не сомневаться. А теперь уже некомильфо, когда ты сам открыл карты. И некоторые интимные подробности навсегда останутся вне поля моего зрения. Ты умница каких поискать, Ричи, и не пытайся притворяться что это не так. - Хм. Всегда полагал, что «умница» - мягкий синоним «пройдохи». - У вас англичан – может быть, - пожал плечами Гринер. – Но из моих уст это комплимент. - За твои уста, - Ричард поднял бокал и слегка коснулся им чужого бокала. Классический бурбон пахнет тяжело и интересно – стоило "Четырём розам" немного всколыхнуться, как с поверхности потянуло сладким дубовым ароматом с нотами цитруса и вишни. - Определенно не массовый напиток, — глубокомысленно изрек Гринер, покачивая бокал двумя пальцами. Он был уже изрядно пьян. - Так обычно и бывает с непреходящей классикой... - Все хвалят, - продолжил мысль Ричард. - Но дело имеют с чем попроще. - О да. Остается только удивляться, что в русской дыре произрастают мои любимые «Четыре розы» - похоже на чудо, да? - Сегодня сочельник. Самое время для чудес. - Чёртова ортодоксальная страна, – досадливо вздохнул Ли. – Здесь все хорошие традиции словно снегом заметает, но как я мог забыть о Рождестве, скажи на милость? Надо было тоже приготовить тебе какой-нибудь подарок. - Твоё общество – само по себе подарок, - галантно оскалился Ричард. - Ну и ну! - Ли не поленился наклониться вперед, чтобы хлопнуть его по колену, и расхохотался в голос. - Ты украл мою реплику, подлец! Это я должен был сказать. - С Рождеством, - невозмутимо отсалютовал Ричард. - И тебя туда же! То есть, счастливого Рождества, муж! - Надеюсь, в следующем году я буду тебе лучшим мужем, чем в этом, но это всего лишь надежда. А теперь, если тебе всё еще интересно, что такое русская баня, рекомендую спуститься на нулевой этаж и отдать себя в заботливые руки Александра. Он уже ждет. Всё объяснит, расскажет и покажет. Наслаждайся. Ли встал и, слегка покачиваясь, но не теряя решимости, направился к двери. Провожать его не требовалось - на любопытстве этот ковбой мог ускакать как угодно далеко и почти в любом состоянии. - А как же ты? – спросил он внезапно. – Может быть, пойдем вместе, и сам мне всё объяснишь? - О, я бы с радрстью, но только не на пьяную голову. Строго говоря, русская баня и алкоголь не совместимы… - Так какого чёрта ты меня туда посылаешь? – Ли до неприличия грустно усмехнулся, но глаза поблескивали сталью, как и всегда. – Хочешь избавиться? - Ничего подобного. Хочу, чтобы Рождество было Рождеством, вот и всё. Александр профессионал в своем деле, поверь, он всё сделает как надо, после его… гм… участия, ты будешь чувствовать себя заново родившимся. - О-хо-хо, ну посмотрим! В опустевшей комнате Ричард сразу почувствовал себя лучше. Он неплохо относился к ковбою из штата одинокой звезды, но все-таки ковбой был душноват. Слишком любопытен, слишком проницателен, по настроению – слишком дружелюбен. А еще полон сексуальной энергии, и рабочие стрессы не сбавляли, а только наращивали обороты его турбин – иногда это провоцировало в Ричарде влечение, иногда отвращение, но в любом случае постель они не делили. Помешало бы делу. Прошло около четверти часа – Гринер уже наверняка просек, чем хороша русская баня, и при чем тут приветливые парни с крепкими задницами. Рождественский подарок должен был прийтись ему по вкусу – за три года Ричард изучил не только любимые марки бурбона, но и любимые типажи своего американского партнера. А сам остался в одиночестве, что тоже являлось прекрасным подарком – при его насыщенной жизни, пожалуй, одним из самых ценных. Что может быть лучше, чем вытянуть ноги к камину и, потягивая благородный напиток, выкурить в тепле и тишине парочку сигарет? Если ты избавлен при этом от проповедей и нытья про здоровый образ жизни, то ответ - "ничего". Ничего нет лучше, и особенно - в Рождественскую ночь. Внезапный звонок порушил идиллию накорню. Ричард хмуро воззрился на аппарат – не замолкнет ли? – но, после двух затяжек, все-таки включил громкую связь. На удивление, администратору удалось поднять опавшее настроение клиента - сообщением, что прибыл мужчина с букетом желтых цветов. - Проводите сюда, пожалуйста, - распорядился Лукас, еще не зная точно, чего ему хочется больше – смеяться, или уходить черными лестницами. – И емкость для цветов захватите.