No Tomorrow

      — Как далеко ты хочешь зайти? — спрашивает Джокер.       — Всё, — говорит Брюс. — Но только если ты избавишь меня от пьяного отца…       — Это был не мой отец, — выплёвывает Джокер. — Я никогда не знал своего отца, — после небольшой паузы продолжает он. — И моя мать не пила. Она не часто била меня. Но я отчётливо помню момент, когда она узнала, что я… согрешил с соседским мальчиком и избила меня…       Джокер делает небольшую паузу.       — Излишне говорить, что это не сработало.       Клоун смотрит на Брюса, улыбаясь во все зубы.       — Наверное, она потерпела неудачу слишком много раз. Ей было стыдно иметь такого сына, как я. К счастью для меня, преимущество на моей стороне, — он стучит кулаком по своей голове. — Я был умным ублюдком — буквально. Очень хорошо учился в школе, хоть и был непопулярным… На самом деле я познакомился с совершенно новым видом насилия. Вкус крови, боль в суставах — сразу стало ясно, что мне это нравится. Гораздо предпочтительнее другой боли, понимаешь? Но я был лучшим на курсе химии, и они говорили, что у меня все будет хорошо… — он злобно усмехается Брюсу. — Думаешь, они были правы? Хе-хе.       — Почему ты увлекался химией?       — Мне нравилось взрывать вещи и изменять разум. Знаешь, я в первые украл в школе. Химикаты для игр было трудно найти. Я никогда не попадался. — клоун выглядит удовлетворённым. — В любом случае, я получал хорошую стипендию в колледже. Там я познакомился с Джинни. Мы часто пересекались на курсах. Было много общего. Она была великолепна, — он нежно улыбается. — Очень умная, смешная и сексуальная. Мы любили друг друга. Мать была вне себя от счастья, когда я впервые привел её домой. Она подумала, что я наконец вылечился! И мне очень нравилось посещать родителей Джинни. Ничего похожего на гнетущую атмосферу в моем собственном доме, с тишиной и многочисленными распятиями… на старых, пожелтевших цветочных обоях… Что-то похожее на того парня, висящего там, с болью и унижением.       Глаза Брюса расширяются. Он сдерживает хихиканье при мысли о Джокере, связанным с Иисусом.       — В любом случае, — продолжает Джокер. — Я закончил с отличием и получил работу в Эйс Хемикалс в качестве лаборанта. Джинни не так повезло. Она изо всех сил пыталась найти работу. Но нам удалось. Её родители помогли нам найти и арендовать себе место в Ист-Энде. Не идеально, но всё же. Итак, я отлично справлялся с Эйс, и я больше не беспокоился о том, что мать всё испортит. Я и Джинни поженились в один из самых жарких летних дней. Сразу после клятвы я разрезал свадебное платье до длины мини-юбки, пока она хихикала, и наслаждался реакцией моей матери. Это были хорошие времена…       — Всегда есть «но», — серьезно говорит Брюс.       Джокер кивает.       — Но потом всё… поменялось. Началось с того, что мать и младший брат Джинни попали в автомобильную аварию, из-за которой женщина умерла, а ребенок попал в инвалидное кресло. Джинни проводила много времени с ними, ухаживая за своей разбитой семьей, скорбила вместе с ними, в то время как я получил большую ответственность на химическом заводе. У меня был реальный потенциал, чтобы быстро подняться по лестнице в этой компании, но… Я ненавидел это. Мне было скучно! В какой-то момент я просто… Я больше не был счастлив. То, что я действительно хотел сделать — комедия, то, что я всегда любил смотреть с детства. Мать, конечно, не позволяла мне смотреть ничего «нездорового», поэтому я смотрел всё, что мог найти в доме своего парня, прежде чем мне запретили когда-либо видеть его снова… Мне нравилось выступать и заставлять людей смеяться. Они, казалось, думали, что я забавный парень, поэтому я решил попробовать. Вскоре я давал небольшие концерты по выходным. Это шло довольно хорошо, и передо мной открывались возможности, но я не мог работать на двух работах вечно. Мне пришлось выбирать. Джинни поддерживала меня, пока я не сказал ей, что хочу бросить Эйс. Она не думала, что это хорошая идея. Но мы живем только один раз, поэтому должны максимально использовать всё, не так ли? Следовать за нашими сердцами!       Клоун вновь заходится в смехе. Он вытирает слезы, пытается успокоиться и перестать смеяться. В конце концов, он преуспевает в этом.       — Уф! Да… ничего себе… В общем, я уволился! И вот так все пошло к чертям собачьим. Мне перестало нравиться это. Дети любили меня почти так же сильно, как я их ненавидел. И Джинни становилась более отстранённой и капризной. Оказалось, произошло самое худшее — она забеременела.       — О… — говорит Брюс, прикладывая руку ко лбу.       Он вздрагивает при мысли о том, что у Джокера может быть ребёнок.       — О да. Таблетки не сработали. Она знала об беременности и собиралась сделать аборт. Как бы это ни было больно моему эго, я тихо желал этого. Но она этого не сделала, и знаешь, почему? Не ради меня, но… потому что она просто не могла заставить себя это сделать. Она поняла, что хочет сохранить его! Как я ненавидел её за это.       — Это не легкое решение, — защищает её Брюс.       — Я понимаю это. Но она сделала неправильный выбор. Как и я. Было не время и не место. Нам было по двадцать с небольшим, мы жили в жалкой трущобе, не имея двух долларов в кармане… И скоро у нас появился бы ещё один рот на прокормку! Нам нужно было что-то придумать. Поэтому я хотел вернуться в Эйс. Но меня заменили. У нового парня был долгий контракт, поэтому я должен был вернуться к ним через полгода, чтобы посмотреть, не соответствует ли он стандарту, который я установил. Но у нас не было шести месяцев. Быстро кончались деньги. Джинни была подавлена после аварии и не могла найти работу, а после того, как забеременела… Живот стал показываться, поэтому её шансы найти работу упали ниже нуля. Её отец был почти таким же разбитым, у него были свои расходы на похороны, заботы о сыне… ну, она не хотела иметь ничего общего с этим, потому что, по её мнению, я был причиной этого и заслуживал заплатить за это. Мы жили на пособие и… ты знаешь, как это дерьмово работает в Готэме… Нет, подожди, ты не знаешь! Ты миллиардер! — смеётся Джокер.       — Верно, — смиренно говорит Брюс, — я не знаю. Но я вижу последствия этого каждую ночь.       Джокер выглядит кислым.       — Хорошо, что ты здесь, чтобы спасти всех … Итак, — он плавно возвращается к своей истории, когда обнаруживает, что Брюс начинает сердиться. — Теперь всё было в моих силах. И эта часть Готэма, которая кричит от преступности, она склонна … приманить в свои объятия.       — К несчастью.       — Мои выступления часто проходили на палубе корабля, поэтому мне довелось познакомиться с одним парнем в доках, которые знали некоторых людей Валестры. Они искали кого-то, кто имел опыт работы с взрывчаткой. Я не собираюсь рассказывать тебе подробности. Достаточно сказать, что это была довольно простая работа для кого-то с моими знаниями, что даст мне больше денег, чем я зарабатывал на заводе, не говоря уже о клубах. Всего несколько таких заданий позволили бы нам покинуть Ист-Энд и переселиться в более подходящее место для… семейной жизни.       — Ты хотел стать семейным человеком?       — Я? Чёрт, нет! Мы никогда это не обсуждали. Я предполагал, что ей это понадобится в конце концов и я должен был это устроить. В далеком будущем…       — Отстойно рано взрослеть, — понимающе говорит Брюс.       Джокер не отвечает. Они сидят несколько минут молча. Затем Джокер продолжает:       — Наступила ночь работы, и всё прошло отлично. Я никогда не забуду этот прилив успеха, острые ощущения от того, что всё прошло без сучка и задоринки! Я никогда не чувствовал себя более живым! Дома соврал Джинни, что выиграл эти деньги в лотерее. Вечером перед второй работой — я чувствовал себя вершиной вселенной. Приехал домой с букетом кроваво-красных роз для Джинни. Одиннадцать цветов — ну, знаешь, она была моей двенадцатой…       Брюс хихикает:       — Никогда не принимал тебя за романтика.       — Я же говорил, ты недооцениваешь меня, — холодно говорит клоун, — в любом случае, она так и не получила эти розы.       Улыбка Брюса исчезает.       — Я нашел её труп на полу кухни. Несчастный случай… Из-за неисправного подогревателя детской бутылки…       — А ребенок? — тихо спрашивает Брюс.       — Мертв. Я говорил ей не заморачиваться с детскими гаджетами… Что мы будем беспокоиться о таких вещах, как только она родит.       Эти слова произнесены с таким презрением, что Брюс не может не спросить:       — Ты обвиняешь в этом своего не рождённого ребенка? Он невиновен.       — Никто из нас не невиновен! — замечает Джокер. — Но нет… — вздыхает он, — я не виню этого ребенка. Я виню её и себя. — он вздыхает. — Настало время моего второго разбоя! Не то чтобы у меня была какая-то причина для этого, но мне уже нечего терять. Поэтому я решился на это, как будто это последнее, что я сделаю. В каком-то смысле это так и есть. Я был отвлечен событиями прошлой ночи, пока не включил тревогу, которой раньше не было. Это должно было быть легко — войти, забрать химикаты и уйти, но я не рассчитывал на… это.       — На то, что будешь вести себя, как нормальный человек?       — Я просто называю это слабостью. Вскоре нас окружили копы. Один из наших ребят выстрелил в них, после чего начался хаос; пули летят повсюду, ударяясь о чаны с токсичными отходами — одна из них попала копу в лицо. Она закричала и сделала два слепых выстрела в нашем направлении. Первая пуля попала в толстяка передо мной, кусочки его мозгов попали мне на лицо; Другая попала мне в ногу… Вот что я называю удачным выстрелом! — он хихикает и качает головой. — Я был недееспособен и опрокинул один из чанов. Меня приговорили за вооруженное ограбление. Необъяснимо, но один из присутствующих полицейских указал во время судебного разбирательства, что я в них не стрелял, пока это делали другие. Он был прав — когда началась стрельба, я просто спрятался, думая, что я умру, и пытаясь понять в какую сторону бежать. Конечно, это сократило мой срок, но я достаточно долго провёл в Блэкгейте. Ты знаешь, ничто не сможет сделать из тебя жулика, как тюрьма. Между надиранием моей задницы и тренировок, я многое слышал, многому научился… и встретил много людей. Друг того толстяка, который выжил вместе со мной, всё ещё твердо верит в мой потенциал. Вот почему он лично познакомил меня с Салом.       — Валестра?       — Единственный и неповторимый.       — Он был в Блэкгейте вместе с тобой?       — Ага. И старый Сальваторе тоже заинтересовался мной — не так, как Тони, хе-хе, но у него было, что предложить. По его словам, у меня был уникальный образ мышления. После этого никто не осмеливался меня трогать. Никто не трахался с Салом или с кем-то под ним. Едва отбыв свой срок, я сыграл важную роль в плане побега. И на этот раз я ничего не испортил — вытащил всех.       Брюс хмурится:       — Помню, слышал что-то об этом. Самый большой побег из тюрьмы в истории Блэкгейта. В то время я был в Пекине, но Альфред держал меня в курсе событий — пять охранников мертвы, все знаменитые гангстеры сбежали. Так это был ты?       Джокер улыбается ему.       — О, не беру на себя все заслуги… Но я отлично поработал.       Брюс качает головой и выдыхает.       — Невероятно.       — Да, было невероятно то, как я заметал следы. Уничтожение файлов. Как и других людей, которые мешались, знали неправильные вещи. Потребовалось немало времени и ресурсов, но в конечном итоге мое прошлое стёрлось.       — Подожди… Ты просто стер людей из своей жизни?       — Я стёр ту жизнь.       — Так что же с семьей Джинни?       Джокер смотрит на Брюса странным взглядом. Он выглядит оскорблённым.       — … Ты хочешь знать, что я сделал с деньгами, которые я получил за свой первый хит?       — Купил аттракцион? — сухо предлагает Брюс.       Джокер хихикает:       — У меня есть несколько, но нет. Я отправил их отцу Джинни.       — Что?       — Ты слышал меня. Вот где эти деньги должны быть! Потом, не особо задумываясь, купил несколько предметов роскоши.       — Зачем? — снова озадаченно и сердито спрашивает Брюс.       Джокер пожимает плечами:       — Я не понимаю этого лучше, чем ты.       — Хотелось бы думать, что я поступаю хотя бы немного лучше тебя, — утверждает Брюс.       — Возможно, ты… — задумчиво бормочет Джокер.       — А что с твоей матерью?       На губах клоуна появляется жуткая ухмылка, заставшая Брюса врасплох. Это напомнило ему, что он, по сути, разговаривает с монстром.       — Помнишь распятие, Брюс? — шепчет Джокер, облизывая губы.       — Ты этого не сделал.       — Но, конечно же, я это сделал! — восклицает Джокер и смеётся.       В одно мгновение его выражение лица переключилось с «Я СЪЕМ ТВОЮ ДУШУ» на «Разве это не глупая мелочь? Как весело!»       Брюс обнаруживает, почти не дышит. Дело в том, что хоть он и не может этого признать, но в глубине души он находит этот ужасающий образ Джокера странно привлекательным.