***
Килгарра расположился возле скал, недалеко от места последней битвы, вылечивая целебным дыханием небольшие раны и царапины, которые оставил на нём дракон саксов. Мордред заметил его издалека и направился прямиком к дракону. Никто не знал, что друид находился сейчас не в замке, а здесь. Кара убедила его, что всё необходимо держать в полнейшем секрете и никому не попадаться на глаза. Мордред добирался всю ночь, и в ближайшей деревеньке неподалёку услышал об исходе битвы между Камелотом и саксами. Имя короля было на устах у всех. Никакого героя древности не превозносили так, как его. Живая легенда. — Что-то не припомню, чтобы звал тебя позавтракать вместе, — встретил Мордреда Килгарра. Трудно было ожидать иного. Этот дракон с Эмрисом разговаривал нахально, а все прочие в его глазах, наверное, выглядели пылью под когтями. — Поверь, я бы не пришёл, если бы не чрезвычайное дело. Но оно касается тебя. И магии. А когда дело касается магии, я засовываю гордость в карман. — Продолжай, — снисходительно позволил дракон, не теряя бдительности. — Я знаю, кто уничтожил яйца драконов много лет назад. Если можно сказать, что драконы меняют выражение морды, то именно это произошло с Килгаррой. Его ноздри угрожающе зашевелились, а глаза прищурились. Извиваясь, он приблизился к Мордреду. — Повтори! — громогласно приказал он. — Я узнал, кто уничтожил яйца. Те самые, которые пытались спасти повелители драконов. Если тебе неинтересно, я уйду. Килгарра обвил хвостом тело Мордреда, связав его по рукам и ногам, и поднял в воздух. — Я поклялся уничтожить того, кто это сделал. Но если ты врёшь, я уничтожу тебя. — Это показал кристалл Ниатида. В моём поселении, в лесу Аскетир был кристалл, который показывал не будущее, а прошлое. Так что если кристалл не врёт, то и я тоже. Он сказал это, опустив глаза. Так всё и было, только первой смотрела в кристалл Моргана. Кара всё-таки устроила им встречу, и он лично убедился, что обвинение в страшнейшем магическом преступлении — вовсе не клевета. Моргана только подсказала, на каком месте и времени нужно сосредоточиться, а остальное Мордреду показал кристалл Ниатида. — И что показал тебе кристалл? — Пещеру, — сжатым голосом выдавил Мордред, — камни, несколько яиц, другой кристалл Ниатида и… Нимуэй. — Дальше! — гаркнул дракон. Мордред ощущал, как клокотала каждая чешуйка на его теле. — Она сожгла яйца, собрала пепел и посыпала им кристалл. И тот показал ей далёкое будущее, какое обычно кристаллы не показывают. Там были Эмрис и Фрея, их свадьба на севере. После этого она и решила наложить заклинание-ловушку на неё. Килгарра поставил друида на землю и отпустил. Объяснение как и зачем было настолько правдоподобным, что он больше не стал ничего уточнять. Мало кто знал, что дыхание или пепел дракона способны заставлять кристаллы показывать очень далёкое будущее. Выдумать такое было невероятно. Грозная морда дракона наклонилась к земле, взгляд был полон неподдельного горя. — Я много лет искал преступника, — прохрипел он не своим голосом, — но даже я не думал, что та, кто должен защищать магию, покусится на самое святое, что в ней есть. — Ты убьёшь её? — робко спросил Мордред. — Эмрис не позволит. Она держит в руках Фрею. Так что как бы сильно он не любил род драконов… — Есть способ не навредить Фрее, — вымолвил Мордред. — Нужно наложить заклинание молчания, чтобы та не смогла привести в действие заклинание-ловушку. — Мордред, — уже без злобы и подозрительности, только с тяготеющей грустью старика произнёс дракон, — она Верховная жрица. Все заклинания молчания легки для неё. Хотя это и не значит, что она не должна понести наказания. Килгарра уже было развернулся, но Мордред крикнул ему: — Стой! Я пришёл к тебе, потому что узнал о таком заклинании, для которого нужно зелье. Нимуэй не успеет приготовить его. Мне очень дорога Фрея, я хочу спасти её! О близкой связи Фреи и Мордреда было общеизвестно, так что дракон кивнул. — Что за заклинание? Ты должен будешь рассказать мне всю его составляющую, чтобы я был уверен, что нет лазеек. Мордред раскрыл перед ним записку с начирканными символами. Килгарра изучил его и хмыкнул: — И правда, сочетание звуков позволяет снять его только зельем. Где ты раздобыл это? Мордред, густо покраснев, признался: — На севере. — Что ж, понятно, почему ты пришёл ко мне, а не к Эмрису, — заметил Килгарра. — Меня и так за человека не считают, — сказал друид. — Но больше всего на свете я хотел бы освободить Фрею от этих оков. Даже если она не оценит по достоинству моего поступка. — Она не разговаривает с тобой? Мордред помотал головой. — В любом случае род драконов должен быть отомщён. Ты проверял заклинание, оно работает? — Да! — пламенно закивал головой друид. — И не один раз. На разных людях. Оно работает. Я прочту его, когда ты скажешь. А потом делай с Нимуэй то, что она заслужила. Она не имеет более права считаться защитницей магического мира. — Твоя правда, — низким суровым голосом сказал дракон.***
Фэн мало спал. Но та ночь стала для него бессонной чередой воспоминаний. В его жизни не было человека ближе Логи, и этот удар пришёлся в самое сердце. Он отправил Айлин в комнату и строго, как уже давно не разговаривал с ней, приказал не выходить. Она не сопротивлялась. Принцесса искренне любила Логи, чувствовала, что с ним происходило нечто дурное. Страх делал её медленной и неспособной действовать. Отдав приказ изучить место отравления, Фэн уже не сомневался в виновнике трагедии. Однако важнее было понять, сможет ли Логи встать на ноги. Если только Вотан не сделал собственноручно какую-то дьявольски опасную смесь. А он мог. Привычки сдаваться и опускать руки у Фэна не имелось, однако он невольно думал, что его главная поддержка выбыла из игры. Глубокой ночью главный лекарь доложил ему о происхождении яда, но ожидаемо уточнил, что подобного нет в магических книгах севера. Он являлся порождением нескольких чёрных заклинаний, но сочетание и количество ингредиентов знал только создатель. — Возможно, даже если вы найдёте этого человека, — добавил главный лекарь, — то не узнаете противоядия. Потому что его не существует. Сначала создаётся яд, а лишь потом противоядие. А уж если целью являлся Логи, то разумнее не знать о противоядии и не создавать его. Тогда даже северные пытки не помогут выдать то, чего не знаешь. — Вы можете сами исцелить его? Создать целебный отвар? — Я могу замедлить распространение яда по телу, но не вылечить, — прозвучал жестокосердный в своей честности ответ. — Благодарю, — Фэн прикрыл ладонью глаза. Он отправился в комнату главного советника. Тот лежал на кровати, тяжело сопя. Жилки на его шее заметно вздулись. Рука Фэна опустилась на его влажный лоб, и он прочёл сильнейшее поддерживающее заклинание из всех, что знал. Спустя некоторое время правитель вышел и наткнулся на явно поджидавшую его Иннес. — Ваше величество, — склонилась она, — скажите, главный советник встанет на ноги? — Вряд ли, — выдал Фэн, хотя сначала думал отговориться тем, что не знает. Иннес будто качнуло от шквалистого ветра. — И ничего нельзя сделать? Мне казалось, что один ваш приказ — и вам сделают любое противоядие. «Не в этот раз», — пронеслось в голове у Фэна. Он посмотрел на Иннес. В её глазах застыла трогательная вера в спасение. Совсем недавно она сама олицетворяла надежду для каждого северного воина. Однако Фэну не впервой было гасить свет во взорах. — Есть вещи, неподвластные мне. На лбу девушки тут же появилась недоверчивая морщинка. Она быстро отвернулась и обхватила себя руками. — Я могу навестить его? — Если хотите, — сухо ответил Фэн и прошёл мимо неё.***
Разовое позволение Фэна стража восприняла как должное, чем Иннес и воспользовалась. Она навещала главного советника по несколько раз в день. Иногда во время её визитов приходили лекари и просили её выйти. Она подчинялась, наблюдая из-за тонкой дверной щели, как те колдовали над угасающим Логи. Надежды могли питать только глупцы. На глазах Иннес его хрипы становились громче, а лицо обескровилось. А главное, в комнате поселилось ощущение смерти. Словно она выбрала себе следующую жертву и примостилась в тёмном углу. Если бы слёзы могли помочь, то Логи бы уже бодрствовал. Потому что Иннес выплакала все глаза, пока листала книги по ночам в поисках упоминания чудесного средства от тёмного яда. В замке мало печалились о судьбе главного советника. Укоренившиеся сплетни о его причастности к сдаче Немета не позволили и толики сочувствия проползти по коридорам замка Крылатых. Однако имелись люди, которые без лишнего шума, как и Иннес, искали способы помочь Логи. Девушку более не удивляли слова правителя, хотя сначала она думала, что он тут же отдаст приказ о казни Вотана. Неужели кто-то сомневался в причастности чёрного мага? Однако советники, которым поручили расследование, во всеуслышание объявляли о том, что им якобы неизвестны лица, покусившиеся на жизнь второго лица. Хотелось кричать от отчаяния. Иннес ходила к Вотану. Удержавшись от прямого обвинения в покушении, она попросила его о противоядии. Тот, сильно прищурив глаза, сказал, что ему не известны ни яд, ни средство от него. Будь её воля, она бы запустила в его большую голову чем-нибудь тяжёлым. Только Логи это не помогло бы. Её унижение ему скорее всего тоже не поможет, но Иннес надеялась хотя бы на подсказку, на оговорку. Какой-то ключ, который поможет ей двигаться дальше. Потому что иначе положение выглядело совершенно безнадёжным. Ничего. Только подозрительный взгляд от Лиллэль, брошенный Иннес в спину, когда она покидала покои Вотана. Тиски сжимались. Время убегало, словно вода через решето. А Логи умирал. И в огромном замке не нашлось мага знающего и желающего помочь. Ещё в первый день Иннес написала Эмрису, однако ответа не было. Через пару дней она узнала, что Камелот воюет с саксами на южных границах. Наверное, Эмрису не до севера. И всё же вскоре она получила ответ: величайший маг Альбиона сообщал, что если этот тёмный яд действительно был создан Вотаном, то средства от него нет. Или искать его придётся даже ему самому так долго, что Логи не выживет. На всём Альбионе имелся только один удивительный артефакт, способный излечивать любую болезнь или отравление, но принадлежал он вовсе не правящей семье. У отца Лиллэль, в её родном замке, хранилась особая кость. Считалось, что если сварить из неё отвар и выпить, то человек исцелится, даже будучи на пороге смерти. Крепко сжимая полученное послание, Иннес отправилась на приём к правителю. Быть может, он забыл или не знал об удивительном артефакте? Конечно, тесть Вотана не отдаст его по собственному желанию, однако если его величество прикажет, то выбора не будет? Её ждало разочарование. Фэн не хуже Эмриса знал об этой кости, однако сходу заявил, что этот артефакт является главной ценностью семьи Лиллэль, и он не вправе требовать от них такой жертвы. Иннес едва не задохнулась от возмущения и удивления. Разве правитель не считал Логи лучшим другом и доверенным лицом? Она рассчитывала, что тот вцепится в глотки как отравителей, так и тех, кто мог спасти его. Однако в пылу своих поисков спасения для Логи Иннес пропустила последние новости замка. Главный советник, умирая, слабел, а вместе с тем слабели и заклинания, наложенные им. И в один момент заклинание, которое он наложил на Эйдана и не позволявшее ему говорить о том, что случилось с его дядей и что тот знал о правителе и Логи, достигло нижней точки. И хотя была сложность, связанная с кровью, которую использовали при наложении, Эйдан не зря числился одним из талантливейших магов своего поколения. Он прочёл над собой несколько заклинаний, которые позволили ему не полностью, но по большей части снять заклинание. Что Эйдан не мог сказать, теперь мог написать. — Эйдан объявил всем, что главный советник наложил на него чары, — объяснял Кэмпбелл ничего не знающей Иннес, сидя в библиотеке. — Остальное передал в послании. В общем весь замок обсуждает то, что оказывается главный советник знал о существовании пожирателей сильно раньше, чем это стало общеизвестно. И что он заточил дядю Эйдана в темницу, а от самого Эйдана пытался избавиться. — Но ведь правитель сам приказал ему, — шёпотом возмутилась Иннес. — Я помню, как главный советник пытался смягчить последствия, как только можно. Кэмпбелл покачал головой. — Не знаю, как всё было, но вот Эйдан пока ни слова не выдвинул против правителя. Хотя вся эта история не добавляет ему преимуществ. На севере начали точить ножи. — Он умеет создать шумиху, — скрестила руки на груди Иннес. — Это точно, — кивнул Кэмпбелл. — Только теперь надежды на спасение Логи совсем призрачны. Встать на его сторону — всё равно что расписаться в том, что правитель знал обо всём. — Так он и знал! — с возмущением воскликнула Иннес, но Кэмпбелл шикнул и приложил палец к губам. — Тише! Пока считается, что не знал. — Логи даже на смертном одре отводит от него удары, — в отчаянии, сдерживая рвущийся наружу всхлип, сказала Иннес. — Его словно закапывают на моих глазах. — Политика, — тихо вздохнул Кэмпбелл. — Провались такая политика, если этот человек умрёт, — Иннес заламывала руки. Отчаяние подобралось вплотную. — Эмрис написал мне об артефакте, который хранится в семье госпожи Лиллэль. Теперь понятно, почему утром правитель отказался требовать его у них. — Теперь, когда дело обернулось так, он не пойдёт против столь влиятельного семейства, чтобы вылечить Логи, пусть тот трижды его лучший друг. Сейчас Логи обвинят чуть ли не в создании этих самых пожирателей. — Я не смогу смотреть, как он умирает, — слеза скатилась по щеке Иннес. Кэмпбелл с сочувствием смотрел на неё. К вечеру Иннес пропустили к Логи, и она впервые позволила себе сжать его руку и со слезами, будто тот мог её услышать, излила всё, что произошло за последние дни. Она смотрела на него и мысленно умоляла Небеса, чтобы случилось чудо, и он открыл глаза. Однако чудеса не происходят сами по себе. Их приходится творить человеческими руками. Если отец Лиллэль в жизни не отдаст семейное сокровище, то, возможно, сама Лиллэль сможет повлиять на него? Ведь она неравнодушна к Логи, Иннес знала это. Неужели будет смотреть, как тот умирает? Неужели поведёт себя так жестоко? Удивительно, но посреди происходящего последней надеждой Иннес осталась другая женщина, которой точно так же нравился главный советник. Иннес покинула покои Логи, а после неё туда пришёл правитель и лекари. Иннес задержалась в коридоре, и когда один из лекарей выходил, краем глаза увидела его величество. Выражение лица у него было такое, словно он уже присутствовал на похоронах. Крик застрял в горле Иннес. Она немедля направилась к Лиллэль. В глазах любого северянина им нечего было обсуждать. Тем не менее, увидев Иннес на пороге, та нисколько не удивилась. Складывалось впечатление, что она ждала, когда же маленькая помощница из северной сокровищницы доберётся не до порога её супруга, а до её собственной комнаты. — Вы уже всему замку показали, сколько значит для вас главный советник, — с плохо скрываемым раздражением звякнул её голос. — Что же хотите от меня? — В ваших силах спасти его жизнь. Не думаю, что могу предложить что-то ценное взамен. Но, возможно, когда он очнётся, то сумеет отблагодарить вас. К тому же правитель… — Не способен справиться со сворой обиженных на главного советника северян, — закончила за неё Лиллэль. — Как между толпой чужаков и преданным другом можно выбрать первое? — не удержалась Иннес, которая пыталась понять правителя, но никак не могла. — Это вы думаете, что правитель выбирает между знатью и Логи, — устало вздохнула Лиллэль. — Если бы это было так, Логи бы уже стоял на ногах. Он выбирает между другом и севером. И должна признать, что второе прежде всегда перевешивало. Иннес вздрогнула, но быстро взяла себя в руки. — Мне сказали, что в вашей семье есть артефакт. Кость, которая лечит все болезни. И даже на последнем издыхании человек вернётся к жизни, если выпьет отвар из этой кости. — Никто не проверял, моя дорогая. Это артефакт на один раз. Приходится верить на слово предкам. — И вы не могли бы отдать его Логи? — попросила Иннес, заглядывая в лицо придворной красавице. — Работает он или нет — это его единственная возможность. — Ах, дитя, — у прежде раздражённой Лиллэль даже злость куда-то испарилась. — Этот артефакт хранится у моего отца. И он не отдаст его мне, даже если бы это я лежала при смерти. — А если просто… взять его? — Украсть вы хотите сказать? — Если честно — да, — сдалась Иннес. — Мне кажется, это меньшее зло по сравнению с его смертью. Или вы считаете, что жизнь Логи не достойна, чтобы потратить на него единственный в своём роде артефакт? — Конечно, я так не считаю, — повернула Лиллэль голову в сторону. — Но вы не знаете моего отца. Он легко поймёт, что артефакт взяла я. И тогда расправится уже со мной. — Если мы уже сварим из кости отвар, то будет поздно поворачивать время вспять. — Нет, вы не поняли. Он в любом случае убьёт меня. Это будет предательством в его глазах. — Ни за что не поверю! — воскликнула Иннес. — А придётся. В детстве у меня была сестра, и за провинность отец забил её хлыстом до смерти. Сейчас я сама ношу ребёнка. И мне страшно рисковать им. — А если… если вы сбежите? Лиллэль тихо рассмеялась совсем безрадостным смехом. — Куда? Будучи замужем за северным советником? Сплетённая с ним кровью? Без золота и крова? Хорошо, допустим, у меня есть кое-какое золото и украшения. Но это не выход. Вотан найдёт меня. И отец. Они оба сожрут меня. Не получится придумать отговорку, отчего я вдруг спасла главного советника. Они всё поймут. — Он поможет вам, когда очнётся. А пока мы справимся. Просто поймите… я не знаю, что может быть хуже его смерти. — Знаете, — вдруг призналась Лиллэль, — я тоже. Для меня это тоже страшный удар. Я подумаю, что можно сделать. Оставьте меня одну. Иннес замялась возле двери. — Если вам понадобится помощь, скажите. Я помогу всем, чем смогу. Знаю, что слаба. Но вот он очень силён. Подождите, пока он не встанет на ноги, и он отблагодарит вас. Глаз Лиллэль не было видно. Она спрятала лицо за падающими светлыми локонами. — Боюсь, мне уже никто не сможет помочь. Ступайте.***
Наступил момент, когда приличия и слова перестали что-то значить. Иннес безвылазно находилась в покоях Логи. Яд был не просто смертельно опасным, он медленно разливался по жилам, заставляя их набухать и отравляя всё живое. Тот, кто создал подобный, был преисполнен ненависти к тому, кого он опоил. Медленная дорожка страданий делала Логи всё дальше от мира живых. Прошли ещё два дня. И Иннес перестала надеяться на Лиллэль, которой было что терять. Она не винила её за страх, хотя много раз думала, что на её месте рискнула бы всем. Действительность показывала, что Иннес осталось только провожать Логи в мир мёртвых без надежды на помощь. Как бы сильно она не страдала, она добралась до Эйдана и высказала ему всё, что думает. — Нашёл время, чтобы изливать свои обиды! — Обиды? Жизнь моего дяди для тебя ничего не значит? Понимаю, но вот для меня он ценнее, чем какие-то там советники. И когда ещё мне рассказывать о преступлениях главного советника, как не в тот момент, когда он при смерти, и его магия ослабевает? — Ты добьёшься только того, что он умрёт! — Так я этого и хочу, глупая! — Да ты сам не понимаешь, что говоришь… — с округлившимися глазами Иннес смотрела на Эйдана. — Он сковал меня заклинанием. Он бросил моего дядю в темницу… Иннес перебила его: — Мне казалось, что подобное могло исходить лишь от правителя. Эйдан замолк. — Что? Твои атаки направлены лишь на умирающих? Торгуешься с правителем? — Я всё ещё хочу увидеть дядю Финли на свободе, — огрызнулся Эйдан. — Тогда ты выбрал не ту сторону для переговоров, — ответила ему Иннес. — Не смотри так, я уже по опыту знаю. Только один из них держит слово, и ты выбрал не того. — Я поклялся, что обрушу Небеса на их головы! Их обоих! — И ты способен на это, — сделав шаг назад, сказала Иннес. — Только эти Небеса обрушатся на все наши головы, включая твою и твоего дяди. Мне было бы жаль тебя, если бы он не лежал там и не задыхался от какого-то страшного чёрного яда. Повернувшись спиной и уходя прочь, Иннес смогла расслышать мстительное: «Он заслужил это». В тот вечер Логи сделалось совсем дурно. Предчувствуя, что совсем скоро всё может оборваться, Иннес осталась ночевать в кресле возле его кровати. Лекари неодобрительно качали головами, но выгнать её были не в силах. Ночью она проснулась от дверного скрипа, а дальше в комнате показалась белая сфера. В комнату проскользнула фигура в тёмном плаще, укрытая им с головы до ног. Заперев дверь заклинанием, она скинула капюшон, и Иннес увидела Лиллэль. Сердце застучало от воскресшей надежды. Под плащом она сжимала небольшой горшок и протянула его Иннес. — Я всё-таки решилась, — сказала она. — Отвар уже сварен. Напоите его. А мне нужно уходить. — Вы даже не останетесь, чтобы узнать, помог ли он? — спросила девушка, принимая бесценный дар. — Нет, — грустно улыбнулась Лиллэль. — Если задержусь, подпишу себе приговор. Если и есть шанс, то только один. Прощайте, Иннес. Я покидаю север навсегда. Не сдержав чувств, Иннес бросилась к Лиллэль на шею, обнимая её и шепча: — Спасибо, спасибо, спасибо вам… Я этого никогда не забуду! И он тоже. Берегите себя, — она крепко сжала ладони Лиллэль. Та кивнула в ответ, бросила прощальный взгляд на Иннес и на Логи и скрылась в темноте ночи. Не мешкая ни секунды, Иннес открыла горшок с отваром, налила небольшое количество в стакан, чтобы иметь запас, на случай, если Логи оттолкнёт или выплюнет лекарство. Она влила в него весь отвар. Ещё пару часов Иннес сидела в тишине, замерев, словно статуя. О чём только она не передумала за это время. Незадолго до рассвета кожа Логи стала такой, как прежде, и главный советник распахнул глаза.***
Потребовалось время, чтобы разыскать Моргану, но Гавейн изначально сказал самому себе, что эта вылазка будет не из лёгких. Пожалуй, лукавство было излишним: эта вылазка была самой сложной из всех. Но позволить Моргане снова уйти? После таких битв, после потерь? Нет! Глядя на тела павших, которые собирали и отвозили для захоронения в столицу, глядя на смелость короля, на Мерлина, который один стоил сотен и старался каждым мигом оправдывать своё нахождение в Камелоте, Гавейн не мог сидеть сложа руки. Особенно если в этих самых руках оказался удивительный меч. Такой есть только у короля и у него. И глупо даже задумываться, кто из них двоих должен рискнуть собой. Он знавал пару волшебников в этих местах и зашёл к обоим. Первый ничего не знал, а вот второй, у которого сестра обладала особой чувствительностью, сказал: — Точно была рядом. Вот в полдень сестра указала на тот холм. Там проходила. Дело близилось к вечеру, Гавейн явно отставал, но не собирался поворачивать назад. Он догадывался, куда держит путь Моргана, ведь не зря сам исследовал в округе каждый куст. Имелась пара мест, но одно, заброшенный собор жриц Старой Религии, казался особо подходящим. Он являл собой уменьшенную копию острова Блаженных, только на суше. Отличное место, чтобы ощущать себя всемогущей. Туда и держал путь рыцарь. Один из пленных на допросе подтвердил, что слышал одно название, но не имел понятия, что это. Зато Гавейн сразу понял. Кэн Морхен. Рыцарь двигался вперёд, сколько ему позволяла природа, но на ночь пришлось сделать привал. Он спал недолго, соскочив ещё до рассвета, и вновь отправился в путь. Скажи ему кто лет десять назад, что он с такой охотой будет двигаться к своему вероятному концу, не поверил бы. Но теперь совсем иное дело. Вскоре перед ним предстало мрачное и заброшенное место. Даже сильный ветер не мог сбросить паутину, которая прочно образовалась на открытых стенах. Гавейн поднялся по ступеням, ровно таким же, как и на острове Блаженных. Тогда они были втроём: он, Мерлин и король. И они сумели воссоединить порванную ткань мироздания. Крепко сжав рукоять меча, Гавейн ступил на последнюю ступень и увидел перед собой пустое пространство. Кое-где виднелись остатки былых могучих стен. Небо серой сталью висело над Кэн Морхен. Тут всё спало, тут не было ничего живого. Усыпальница во плоти. «Недурное место, — промелькнуло в голове рыцаря, — либо для неё, либо для меня». — Меньше всего ожидала тебя здесь, — Моргана более на таясь вышла к нему и встала в центре. — Эмриса, Артура, но не тебя. — Думала, только Мерлин или король имеют к тебе длинный счёт? Моргана рассмеялась. В её лице не было тревоги. Ну конечно, обычный рыцарь с обычным мечом — так она думала. Он начал тихими небольшими шагами приближаться к ней, чтобы не спугнуть. — Мы с тобой толком не знакомы. В чём же причина твоей ненависти? — спросила Моргана, теребя пальцы обеих рук. — В том, сколько моих друзей ты убила, не зная их имён и не имея никакой причины для ненависти, — с ноткой сожаления проговорил Гавейн, не спуская глаз со спины Морганы. — Это более достойная причина, чем у других. — Она резко обернулась и отбросила рыцаря магической волной. Он упал на пол, сжимая меч до боли в костяшках. — Только меня тебе не победить. Умирать я не намерена, особенно теперь. Гавейн быстро вскочил, ловко меняя положение и заставляя Моргану постоянно двигаться, следя за ним. — Теперь? — он заговаривал ей зубы. — Что, проигрыш настраивает на нужный лад? — Проигрыш в битве ничего не значит. Я приготовила вам всем сюрприз, — оскалилась Моргана и запустила в него магическую сферу. Гавейн уклонился. — Не думаю, что твой сюрприз будет неожиданным для Мерлина. — О, даже для него, поверь. В это самое мгновение его жена и Нимуэй умирают. Гавейн не удержался и вздрогнул. «Она лжёт», — заверил он себя мысленно. — Это невозможно, — он отпрыгнул от очередного удара и направил всю ярость на то, чтобы приблизиться к Моргане, но она вновь отбросила его порывом магии. — Помнишь, проклятье «Фенамор», насланное мною на Камелот? Вы-то думали, что я хочу поубивать вас, но моя цель заключалась в другом. Лекарь, что лечил больных, связал кровью жизнь Нимуэй и Фреи. Теперь если Нимуэй умирает, ей не придётся читать заклинание для срабатывания ловушки. Оно и так сработает. Фрея умрёт. — Как ты могла знать, что Нимуэй и Фрея непременно заболеют? — Гавейн старался говорить ровно, но в действительности пребывал в ужасе от услышанного. — У меня был один договор с этим лекарем, но он не потребовался — они оказались в числе заражённых. — Допустим, но убить Нимуэй не так-то просто. Если ты здесь, то кто якобы убивает её в Камелоте? — пытался возразить Гавейн, хотя в действительности он больше успокаивал себя и убеждал, что все слова Морганы — ложь. Та не стала удовлетворять его любопытство. Гавейн убедил себя, что нужно выбросить дурные мысли из головы хотя бы на время. Если хочет победить, нужна его особая лёгкость в сражениях. — Впервые вижу, чтобы навыки рыцаря помогали в магическом бою, — заметила Моргана, когда Гавейн вновь увернулся. — Я старался удивить тебя напоследок, — галантно заметил рыцарь. В него полетела ещё одна сфера — и ему снова повезло. — Как приятно, что ты уже думаешь о своих последних мгновениях, — улыбнулась Моргана, раздосадованная промахами. — Что ты! Я думаю о твоих последних мгновениях. — Эмриса ты с собой не привёл, я бы почувствовала. — Я не прикрываюсь спинами друзей. — А стоило бы, — съязвила Моргана, — когда отправляешься к жрице. — Истинный рыцарь имеет смелость прийти на встречу с дамой без сопровождения, — парировал Гавейн. Ещё один удар, но в этот раз было задето его плечо. На рубашку хлынула алая кровь, он сжал здоровой рукой рану и упал на колени, жмурясь от жгучей боли. Моргана приблизилась к нему и встала, возвышаясь с видом победительницы. — Должна признать, что выбор для последних слов у тебя прекрасный. Он бросил взгляд — она была близко, но не настолько, чтобы легко достать мечом и задеть. Пусть подойдёт ближе. Он потерпит. Ещё шаг. Гавейну казалось, что меч почти слился с его рукой. У него нет права на ошибку. Он умрёт, но и она больше не сможет навредить Камелоту. Он исполнит свой долг. Не было ни капли сожаления, только чувство, что он идёт по избранному им пути. Гавейн услышал слова на магическом языке. Моргана занесла над ним руку. И в последний момент, когда он хотел рвануть, она резко остановилась. Сиреневое сияние магии застыло на пальцах Морганы. Она хотела выпустить его, но не могла. Волшебство гасло. Сиреневое облако растворялось. А её руки на глазах начали превращаться в пепел. Не успев ни о чём подумать, Гавейн что есть силы пронзил мечом её тело. Но Моргана и так оседала на пол в полном бессилии и совсем не от удара рыцаря. Её глаза, полные страха и непонимания, поднялись к нему. Он сжимал её в своих руках, чувствуя, как тело жрицы становилось невесомым. Сердце рыцаря выстукивало глухие обречённые удары. Моргана уходила, словно растворялась. От неё не осталось и следа. Раненый, но живой Гавейн стоял на коленях. По его щекам катились горькие слёзы. Он плакал совсем не от жалости к Моргане. А от осознания, что магия уходит из этого мира на его глазах. А значит, уходит и он.