Васильки во льду
16 ноября 2018 г. в 23:00
На баночке было написано «Морфий», а на наклейке:
«Вызывает привыкание, ломку, при длительном и частом использовании, может стать одной из причин смерти. Не употреблять в больших дозах.»
Волкова сразу же вспомнив брата — его нервозность и худобу, и то, что им рассказывали на курсах точного выстрела — ужаснулась.
«Он наркозависимый! Ему срочно нужно в больницу, вместе со всеми остальными!»
Как говорится вспомнишь солндце — вот и лучик: Коля шёл в перевалочку со светящимися глазами, рядом с ним чесала и вся остальная команда.
— Мы… Дома. — Сказал тот и завалился прямо по центру поляны.
— Ну-ну! Я вам ещё устрою суки! — Пробормотала та, и взяв мыло и полотенце — пошла на речку — с целью ополоснуться и помыть голову.
Наконец дойдя до пирса — девушка сняла почти всю одежду и зашла в воду по шею.
Выдохнув — зеленоглазая слегка расслабилась.
— Интересно, почему тот парень вызвал у меня такую яркую вспышку какого-то непонятного чувства? Да и лицо его выглядит чертовски знакомым. Только я не могу вспомнить — кто он… — Произнесла задумчиво русоволая , попутно намыливая шею.
Из кустов послышался шорох, а затем негромкие крики.
— Иссая, вылазь из воды! Мы его поймали! — Послышался голос брата.
— Кого вы там, скоты, ловите?! — Громко и строго спросила та, пулей выбежав из воды, и наскоро натягивая одежду.
— Вот вы от мокрой дамы пиздюлей получали? Нет?! Вот и не надо начинать! — Проговорила она, уже готовая втрескать пару пощечин.
Как внезапно из-за кустов появилось лицо того самого парня, что тогда посмотрел ей в глаза.
Иссая отшатнулась.
— На живца значит ловили, живцу ничего не сказав? — Причитая Волкова подошла к Коле и поднесла кулак к его носу. — Я член этой команды, и я должна оповещатся о всём, а если нет — то найду себе какого селянина, забеременею, а вы потом будете приходить пелёнки гладить. — Насупив брови говорила девушка.
— Это тот самый Хаинз Хоффман, которого мы должны были поймать. Мы видели как он на тебя смотрел, и решили понаблюдать — чтобы чего не случилось, и в случае чего — были готовы его поймать на месте. И представляешь это он по документам . А та доза алкоголя — нам уже не помеха.
— Кстати, Коля. По поводу доз. Ты наркоманом стал.
— Кем? — Тот поднял бровь и глянул на сестру. — Я был оболтусом, был дурнем, а наркоман — это однозначно что-то новенькое!
— Ты слишком часто понимал морфий. И теперь подсел на него. И без него не можешь. Я запрещаю тебе его принимать! Тебе надо в больницу! Ты на глазах высох и похож на скелет со светящимися глазами.
— Даже если и так? То что?! Это моё дело! — Внезапно изменился в лице тот.
— Я твоя сестра. И завтра — ты отправляешься в ближайший госпиталь с парнями и ищешь решение проблемы там. Пока не найдёшь — не вздумай возвращаться. И без разницы — хочешь ты этого или нет.
— А как же быть с пленным? — Спросил Алик, даже не пытаясь возразить разъяренной Иссае, сочувствуя Коле.
— Свяжите его хорошо. Посадите в подвал. Я его допрошу и выпытаю всё что только можно. И все будут щасливы-довольны.
— Но как же?! Ты же девочка! — Вскрикнул Дима, недавно пришедший в себя , боящийся за неё по всяким пустякам.
— Я хоть раз подводила вас? — Спросила та, многозначительно взглянув на всех.
В ответ — ничего кроме тишины она не услышала.
Уже в лагере.
Двое из четверых хорошо связали немцу руки, не снимая при этом мешка с головы, а другие два — проверили верёвки и хорошо намяли тому бока.
Иссая всё это время — даже не наведывалась туда, так как чувствовала необъяснимое нытьё в груди.
Настало утро и все, дружно собравшись отправились в госпиталь.
Волкова осталась один на один с пленным.
Она сейчас, раскинувшись на спальном мешке досыпала утро.
— Иссая! Иссая?!
— Кто зовёт? — не открывая глаз, в полудрёме произнесла та.
— Хаинз Хоффман.
— Зачем? Чтобы я сделала тебе больно? Поспи ещё немного — тебе же лучше.
— Ты ведь забыла меня? Да? — Спросил тот с нотками грусти в голосе.
— Я тебя и не знала — чтобы забывать. — Та встала и потянувшись подошла к пленному. Помедлив, стянула мешок.
Всё его лицо было в крови. Бровь и губа - разбиты, волосы прилипли ко лбу, а глаза были красными и запухшими. На ресницах дрожали капельки, похожие на росу, что дрожит утром на травке.
Тот сразу же поднял взгляд на неё.
— И точно… Не помнишь…
Девушка дала тому хорошую затрещину.
— Кончай нести чушь. Ты можешь мне рассказать в чём дело? Почему ты помогаешь гражданским и руководишь своей бригадой так — чтобы левые противники и люди не попадали под удар, а цели уничтожались полностью и совсем, при этом зная что где и когда у нас?
— Потому что я человек. И не хочу невинных жертв. А цели выполняются из-за того — что я человек продуманный и расчётливый.
— Тоесть ты не шпион?
— Нет, я не шпион.
Девушка ещё раз того ударила.
— Помнится я почти так же допрашивал тебя. Ну что ж, и по делом мне. Ударь ещё раз — только посильнее.
— Меня уговоривать не надо. — Девушка опять треснула тому по лицу.
Хаинз сплюнул кровь в сторону.
— Говори давай! Тебе же всё равно умирать — сделай три своих последних дня более-менее спокойными.
— И предать свою страну? Сдать позиции? Ты ведь не передала. — Тот сделал ударение на последних, словах — многозначительно подняв взгляд на Иссаю и заглянув ей в глаза.
Его речи поразили её будто стрела — попавшая в сознание. Разум в ответ, начал судорожно сжиматься и казалось болел.
— Аагх… Голова… — Та резко из стоячего состояния села на корточки и закрыла голову руками.
— Что? Что такое?! — Тот явно всплошившись дёрнул руками и стулом. И о чудо! Одна рука смогла высвободиться.
Девушка пересиливая себя выгнулась, и сжав зубы опять открыла глаза и посмотрела на пленного.
— Подойди ко мне, я кое-что тебе расскажу. Только шёпотом. — Проговорил тот.
Девушка превозмогая мигрень, встала и наблизилась к его лицу ожидая слов, но вместо этого — тот, свободной рукой легко взял её за затылок и поцеловал.
Боль казалось отступала.
Иссая, отпрянув ударила того в бок.
— Т.ты что творишь?! — Только и смогла спросить та.
Плотина из пелены, затмевающей память уже готова была треснуть на пополам.
— Я видел тебя в платье… С поясом — оно смотрелось бы намного лучше. — сказал тот, и достав с заднего кармана небольшой белый сверток — протянул его Волковой.
Дрожащими руками та взяла его и развернув увидела ту самую голубую ткань в розовый цветок, только сшитую в пояс.
Тот же час, всё её тело сотрясла крупная дрожь.
Плотина прорвалась и память вернулась.
— Хаинз, Хаинз Хоффман…
Ошатнувшись девушка упала тому на колени и сразу же обняв за шею поцеловала.
— Как же я соскучилась… — Говорила плача та, вытирая рукавом гимнастёрки кровь со щек любимого.
— Я тоже скучал, тоже! — Нежно пробормотал тот своим грубым голосом, и освободив вторую руку обнял тонкую талию. — Ты приходила ко мне в снах, так много раз, что я часто путал сон с реальностью.
— А у меня так и не появился второй мужчина. Ты один только. — Иссая положила голову ему на грудь, и почувствовала себя самым беззащитным и маленьким существом на всей планете, а Хаинз обнял её за плечи и нежно-крепко прижал к себе. Большая железо-бетонная стена тут же оградила все опасности мира и все проблемы на свете от хрупкого тельца, часто-часто стуча сердцем.
— Потому что ты моя. И ничья больше… А я — твой.
(Из воспоминаний Хаинза)
Сегодня солнце нежно лило тепло и свет из-под белого, лохматого козырька тучек. В салатовой, мягкой траве прыгали зелёные кузнечики и порхали голубокрылые бабочки.
— Ты от меня не спрячешься! Я всё равно тебя найду! — Если бы мне кто-то
сказал полтора года назад — что я, двухметровый, двадцатипятилетний бугай, огромный, сильный мужик, служащий в отрядах СС, и пытающий людей — сейчас, как ребёнок буду играть в прятки с другим таким же ребенком, только помладше, бывшим моим узником, — я бы не поверил. Это была бы бредовая шутка сарказма. Тогда. Но сейчас — всё именно так. Иронично… И что же… Я чертовски рад этому.
Наверное это и называется счастье — вот так, забыв обо всём, попросту играть с огнём.
Огонёк, кстати, сейчас притаился в ближайших зарослях лопуха и наивно думал что я, ходя вокруг да около, с задумчивым лицом, его не вижу.
Выждав момент — я мягко плюхнулся на локти над ней.
— Агаа! Не ожидала?! — Искренне смеясь, я повис над своей добычей.
— Как это не ожидала? Ты ходишь так — что земля трясётся. Совсем как медведь! — Зеленоглазка попыталась выбраться, но я, схватив её за запястья, пригвоздил к земле.
— Куда это ты собралась? Медведи, когда поймали кого-то — едят их, ведь так? — С хитрецой улыбнувшись, я посмотрел на Иссаю.
Она будто лесная русалка сейчас лежала на зелёном ковре, вся в листве и травах…
Как же зелёный цвет идёт к её глазам… Невольно, я аж вздрогнул, когда неожиданно перед моими лицом запорхало и замельтешило крылышками.
Прямо мне на нос села голубая бабочка и деловито начала осваиваться снуя от переносицы к концу.
Такой красивый рисунок у неё на крыльях…
Иссая, подведясь на локтях, дунула мне в лицо и согнала насекомое.
— Здесь бабочка была третьей лишней.
— Я видел и знаю что женщины ревнуют мужчин к другим женщинам, но чтобы к бабочкам? Такое я вижу впервые.
— Ты там кого-то собирался скушать?
А характер-то у неё ни капли не изменился.
— Собирался. — Уронив голову я поцеловал её в губы. Спустился от уголка ниже и пару раз укусил за шею.
— Как же я соскучился по этому. — Я отпустил её запястья, и та, воспользовавшись моментом попыталась выскользнуть, но у неё опять ничего не получилось.
— Пойдём к озеру — смоем с тебя всю кровь. А то ты ввесь в корочке. — Та снова попыталась выбраться, но отпускать её было не по плану. Взяв её за талию и посадив к себе на плечи — я так и пошёл с ней к воде.
— Ты никогда от меня не сбежишь? Усекла?
Краем глаза я заметил как девушка почти кивнула.
— Кстати… А почему ты меня забыла? — Неуверенно спросил я, уже подходя к побережью.
— Амнезия. Я когда уходила дальше от тебя — попала под обстрел из танков. В окоп закинули гранату, кто-то неопытный кинул на него мешок не с теми камнями и тот разлетелся, поубивав всех солдат в округе — а мне попал круглым камешком в лоб. А проснулась я уже в госпитале.
— То есть до этого момента — ты меня не помнила и никакого мужчину к себе не подпускала?
— Да…
~
Начало смеркаться, а те всё ещё плескались в воде как дети малые.
— Я замёрз. Почему здесь такая холодная вода? — Хаинз сел на берег и наблюдал за всё ещё резвящейся Иссаей.
— Это озеро питает источник. И независимо от времени года — вода здесь льдяная.
Ладно, пошли назад, а то мне тоже уже прохладно. — Волкова вышла из воды и мужчина увидел как мокрая одежда плотно облепила молодое тело.
«Ничто в ней не было лишним, и всего хватало. Её худое изящество порой меня поражало, но показывала она его — только когда хотела, а сейчас — она явно желала этого.»
Наконец мы дошли до лагеря.
Я не заходя внутрь, плюхнулся на мягкий изумруд травки. Рядом со мной бездумно упала и она.
А над нами расстелилось огромное звёздное небо, с большой луной светящей будто лампа прожектора.
— Красивые, правда? — Иссая мечтательно выдохнула и прикрыла глаза.
Я всегда знал что она заядлый романтик, хотя не показала бы этого, и под страхом смерти — не призналась бы.
— Знаешь где находится большая медведица? — Спросил я, пододвинувшись немного ближе.
— Неа… А где? — Та скосила на меня взгляд, ожидая ответа.
Я обнял её руку своей и провёл указательными пальцами по созвездию чёткую линию — соединяя все звёзды.
— Это черпак. Где здесь медведица?
— Хах! Смотри — самая яркая — это её голова, те две что снизу — ноги, и ещё три — это хвост.
— Где ты видел длиннохвостых медведиц?
— Сам я не видел, а вот греческие мифы такми кишат просто, и ещё у тебя на плече такая же.
— Да ну?
— Ну смотри. — Я перевернулся на живот и оперевшись на локти — стянул с правого плеча Иссаи рубашку.
— Смотри. Вот эти вот родинки. Вот голова, вот лапы, а вот и хвост. — Я указательным пальцем повторил на нежной, смуглой коже, тот же рисунок — что рисовал в небе вместе с ней, соединив линиями теперь не звёзды — а родинки. — Ещё у тебя на обратной стороне плеча родимое пятнышко — оно как будто пронизывает его насквозь, соединяясь с головой созвездия.
— И ты всё это помнишь? — Та посмотрела на меня взглядом того самого романтика, которого скрывала. И в этом взоре на секунду отобразились звёзды, и большая медведица в том числе.
— Помню… Я ещё давно тебя выучил. Ты как будто карта — вся расрисованая родимками, пятнышками и пометками. А теперь ещё и шрамиками… — Приблизившись я поцеловал её в переносицу — оставленный мной рубец, а затем и в круглый шрам, что на лбу.
Плюхнулся сбоку.
— Все эти звёзды… Точнее их свет — они донельзя холодные… И светят откуда-то из далёкого далека, утыканные в небе — к которому мне не дотянуться… Но благо — у меня есть своя вселенная и своё небо, которое вот здесь, совсем рядом, лежит со мной.
— Хватит, ты меня убьёшь. — Она хихикнув прижалась к моему плечу.
~
Хаинз целовал её руки, её ключицы, запястья, щёки, губы и трепетал, а она, доселе не целованная, буквально таяла в его руках, свеча глазами полными нежности и любви.
Каждый удар сердца — будто маленькое извержение вулкана разливало по телу горячее тепло, перекатываясь по жилам лавой, оно, наконец, нагрело руки Хаинза, а саму Иссаю раскалило до мурашек.
Оба, утопая в любви чувствовали себя так спокойно и так легко. Будто нет войны, будто они совсем не были врагами — было только одно — единственное чувство, и в эти моменты они ощущали себя щастливыми.
— Помнишь, мы говорили — что если бы не война — то я бы тебя любил? — Спросил Хаинз, уже снимая майку. — А война — то, не преграда…
— Не преграда. — Будто эхом отозвалась Иссая и повалив того на землю — страстно поцеловала в губы.
— Мной никто и никогда не управлял и никого я не слушался…
— А я сейчас сижу на тебе, на диком, на необузданном, огромном медведе.
— Ты меня приручила, и уже давно.
— И ты не укусишь меня, мишка?
— Нет.
— А я укушу! — Девушка уронила голову и потянулась к мочке уха губами, уже приоткрыв рот, как вдруг, Хоффман, подобно притаившемуся зверю, сделал рывок к ничего не подозревающей добыче — опрокинул на лопатки и начал легонько кусать за шею и всё тело, попутно расстёгивая одежду.
— Ты же говорил что не укусишь! — Прерывчасто дыша прошептала девушка тому на ухо, поправив чёрную, даже слегка синеватую чёлку своего «косолапого».
— Но я не обещал. — Улыбнулся тот, и расстегнул свой пиджак. — Ну-ка приподнимись. — Тот взял девушку одной рукой и прижав к своей груди — постелил второй пиджак на землю.
— Так будет мягче. — Мужчина положил её на пиджак.
— Ты так сильно изменился… — Произнесла та, и приложила свои губы к его.
— Я стал тем — кого ты тогда во мне увидела. Из того — кого встретила впервые, злого и жестокого палача, обижающего тебя — я стал тем, кто сейчас целует тебя, и старается творить добро. Спасибо тебе. За всё спасибо… — Тот вплел свои стальные, уже тёплые руки в её мягкие, горячие рученки.
— Не за что… — Только и смогла выговорить девушка перед тем как негромко застонать.
Всю ночь напролет они ласкали и любили друг друга, вдыхая тёплый воздух, наполовину состоявший из любви, наполовину — из страсти.
Только под утро заснув на его голой груди в одной лишь рубахе, на небольшом склоне.
~
Иссая проснулась от того, что кто-то громко и надрывисто звал её по имени.
Открыв глаза — та увидела пятерых разъярённых мужчин. Все метали молнии из глаз — то смотря на Хаинза — то на неё.
— Как же так, Иска? Диму ты ни на шаг к себе не подпустила — а сейчас лежишь полураздетая в обнимку с этим подонком?! Мало того ты меня разочаровала — так ты ещё и родине изменяешь?! — Спросил Коля, перешёлкивая затвор на револьвере и наводя его на голову немца.
Дмитрий, уже не совладая с собой подскочил к ним и рванув за бары Хаинза — поставил его на ноги и замахнувшись ударил кулаком в левую щеку.
— Отойди от него. Я сделаю в нём пару дырок! — Уже прицеливаясь произнёс Волков.
Послышался перешёлк затвора револьвера где-то слева от него.
Иссая резко подорвалась и закрыла собой Хаинза, широко расставив руки и ноги — становясь чем-то похожей на звезду.
— Иссая отойди! Я меткий. Попаду и сквозь тебя. — Произнёс тот и задрав руку вверх выстрелил в небо.
Девушка выхватила пистолет из-за пояса и приставила его к своему виску.
— Убьёшь его. Умру и я. Не задумываясь. — Громко произнесла твёрдым и холодным голосом та. В такие минуты в ней просыпалась вторая сторона её личности — сильная и непоколебимая.
— Почему я должен оставить его в живых?! Чёрт возьми?! Он убил более четырёхста человек вместе со своим отрядом. Ранил Сашу Белого. Он был в прошлом ССовцом. И мучал сотни людей! — Рвал глотку брат.
— Он меня спас, и не единожды! В первый раз — от болезненых пыток, а во второй — от пуль, которыми хотели меня расстрелять — приставив к стенке немцы. И из самого Берлина — я попала в первые ряды благодаря ему! — Прокричала та и перешёлкнула затвором.
— Она не врёт, Волков. — Вставил пять копеек, чующий ложь за километр Алик.
— Галя — умерла тогда. И в ту же секунду — не стало того единственного человека — которого ты смог полюбить за всю свою жизнь. Так дай шанс хоть одному ребёнку — дочери своего отца и моей матери, который сгорел в адских муках и перед смертью заповел о любви — любить!
Коля заскрипел зубами и разжал ладонь. Револьвер глухо упал на землю.
— Делай всё что хочешь. — Сказал тот абсолютно бесстрастным голосом.- Дима. Бери винтовку в руки. И открывай охоту на беглого. — Произнёс тот и достал сигарету.
Иссая отбросив пистолет — сразу же кинулась в объятья к Хаинзу.
— Беги. Беги к своим и не оглядывайся назад! В тебя сейчас будут стрелять с места! — Проговорила, почти что простонала девушка.
— Мы когда-нибудь ещё увидимся. — Твёрдо сказал тот.
— Пусть эта встреча будет не по среди боя. Вот, возьми. — Та дала ему в руки тот самый пояс к платью, который он вручил ей на кануне.
— Иссая, я не Коля! Ждать не буду! — Проорал Дима и выстрелил рядом с ними.
— Ты выйдешь в этом платье за меня замуж.
— И с поясом будет лучше. — Добавила она, вытирая слезу катящуюся по щеке.
Так они дали обещание друг другу не терять жизни даже там — где её буквально вырывают из груди.
— Добеги! — Произнесла та и поймала ветер, с которым рванул Хаинз к ближайшим кустам.
Смирнов стрелял, но стрелял он с постепенно опадающим энтузиазмом, потом совсем не целясь и метя в деревья.
Когда немец скрылся с виду девушка с облегчением выдохнула и медленно осела.
Она всего-то три раза за свою жизнь плакала: когда умерла её собака — живущая с ней с детства, когда у неё на глазах умерли её родители, и сейчас — у неё покатилась слеза по щеке. Была она предвестницей чего-то плохого, или же подарок Хоффману — оставалось лишь гадать.
Дима поднял ту за плече и потащил в окоп.
Все пятеро уже сидели там.
— Что же это ты, сестричка — родине то изменяешь? Ммм? — Спросил тот из-под козырька глянув на девушку.
— Я не изменяю. Разве быть с любимым мужчиной — это изменять?
— А сердце ведь на две части не разорвёшь. — Произнёс тот. — Надо как-то тебя, Иссая, наказать! — Хмыкнул. — Каждый из вас — ударит её десять раз по спине ремнем. Если нет — получит от меня за всё хорошее.
Коля улыбнулся:
— Приступаем сейчас. — Волков глянул на членов своей команды. Всё же я вами командую. Так что — вперёд ребятки.
Иссая став на колени, и упёршись локтями в лавочку сняла пиджак.
— По голому телу. — сплюнул тот, подошёл и разорвал рубаху.
— Я первый. — Произнёс он сам, и замахнувшись ремнём, со всей силы хлестнул им по спине сестры.
— За любовь. — Проговорил тот, голосом, полным отвращения.
Спустя уже двадцать раз — вся спина покраснела, а ещё спустя тридцать — кое-где кровоточила.
— Ну-ка! — Коля взял лицо Изнеможденной Иссаи.
Вся раскрасневшаяся, лишь мычавшая, когда наносили новые удары — она сплюнула кровь изо рта.
— Будешь знать как любить не тех! — Произнёс он ей прямо в лицо.
Девушка тихо хмыкнула и засмеялась.
— Ну здесь ты — не властен. Сколько меня не бейте — я останусь на своём. — Та, пошатываясь встала и накинула рубашку, пытаясь не выдать боль, переполнявшую всё тело.
— Мерзавка! Дайте кто-то пояс. Я ещё тебе добавлю! Да как же ты не понимаешь — что он враг?! Он немец — не человек! Он убивает таких как мы — пачками. А если бы он грохнул меня? Диму? Алика? Армена и Биру — всех нас — ты бы тоже кинулась в его объятья?! — Тот поднял руку и со всей силы ударил. Первый, второй, третий раз, а та лишь бессильно прислонилась грудью и лицом к окопу.
Дима внезапно остановил его кисть и указал на Иссаю.
— Она отключилась.
— Когда очнётся — добавьте ей. — Произнёс тот и сплюнул.
Дима и Алик Аккуратно взяв девушку за руки и за ноги — положили её на мягкую травку.
— Это какие же сильные надо иметь чувства и силу воли — чтобы даже не вскрикнуть и не заплакать? — Будто сам у себя спросил Алик, дрожащей рукой, сжимающей марлю в спирте, водя ею по спине подруги.
— Мда… Я конечно знал — что она сильная. Раз на войне… Но чтобы настолько. — Произнёс Дмитрий.
— Ты ведь любишь её? — Спросил внезапно кавказец.
— Как понял?
— Ты когда стрелял по немцу… Мазал-то нарошно. Да и сейчас — рядом со мной — помогаешь.
— Вот ты, Алик, если бы не твоя проницательность и языкатость — вообще золотой человек был бы.
Тот улыбнулся.
— Был бы… Эхх.
Был…
К вечеру того же дня Волкова очнулась, сопровождаемая сожалеющими взглядами всех членов команды, кроме брата. Его взгляд был наполнен осуждением и злом.
— Завтра отправляемся на оборону Ленинграда. Во вторую ударную армию. И чтобы я тебя рядом с этим Немцем не видел! — Гаркнул тот в конце.
— Как скажешь братец. — Иссая, как ни в чем не бывало начала укладывать рюкзак.
— Я на речку, а то после этой больницы — всё трупами провоняло, убитыми фашистами. — Проговорил тот, сделав ударение на последних словах, уже взяв сумку и повернувшись по направлению водоёма.
Собака, таскавшаяся всё это время за Колей и Димой, настороженно рыкнула и потянула того за штанину.
— Отцепись. — Тот в порыве плохого настроения пнул её ногой и пошёл.
Жучка, не смотря на то что её отвергли, трусцой последовала за своим, выбитым из колеи, хозяином.
— От кого от кого, а от тебя сестра я такого не ожидал…
Тот сидел на побережье и курил сигарету.
— А Дима ведь. Дима-то, он ведь перед носом. Умный, находчивый, порой угрюмый, но надёжный преданный и покладистый, мой в конце концов друг. Полтора года за ней пробегал, а она — взяла и выбрала какого-то немца. В прошлом ещё и пытавшего и убивавшего людей сотнями. Чёртова мать! Почему Иссаи дано любить, а у меня любовь забрали?! С семи лет я не чувствовал заботы родителей только из-за неё… Она отобрала у меня всё… Всю мою жизнь…
Тот достал из сумки четыре дозы морфия и ввёл каждую из них себе по очереди в вену.
— Но ничего. Всё забудется… — Проговорил тот голосом, постепенно становящимся тише и тише.
Но уже спустя пару минут, тело начало отторгать слишком большую дозу наркотика и изо рта пошла пена, глаза начали закатываться , а пальцы трястись.
Жучка, заметив что с хозяином что-то серьёзно неладно — со всех лап помчалась к остальным.
Громкий лай, гавкот и скулеж разбудил всех пятерых. Жучка взяв за шиворот Диму начала трепать им со стороны в сторону, но так, как того разбудить было труднее чем пробудить медведя от зимней спячки — сразу перешла к Иссае.
Растормошив хозяйку она взяла ту за рукав и потянула по направлению к озеру.
— Жучка, чего ты хочешь-то — в два часа ночи? Дай выспаться. Нам утром долго и далеко.
Собака зарычала, а потом высоко заскулила.
— Коля! — Вскрикнула Иссая вконец проснувшись. — Скорее к озеру!
Та встала, и со всех ног побежала туда.
Сзади, за ней бежали и остальные четверо.
Ещё из далека заметив тело брата девушка ещё скорее метнулась, и упала на колени к сотрясающемуся в судорогах брату.
— Коля, Коль, Коленька! Что же это с тобой?! — Та попыталась его растормошить, но всё безрезультатно.
Махнув рукой — та почувствовала колящую боль, и взяв то что покололо руку увидела четыре пустых пузырька морфия.
— У него передозировка… — Вскрикнула та, судорожно перебирая способы помощи при этом.
— Надо сделать так — чтобы его тело охладилось! У него слишком высокая температура. И чтобы кровь циркулировала медленнее, рассасывая наркотик и органы не разрушались. — Проговорила та.
— В воду его! на глубину! — Вскрикнул Алик и взяв друга под подмышки — потащил его ровно себе по плечи, и остановился.
— Иска, я дальше не смогу. Я не умею плавать, Казах тоже. А Дима и Армен боятся воды.
— Подержи его там. Я сейчас зайду в воду. — Сказала девушка уже снимая с себя гимнастёрку.
Привычного её ушам свиста в таких ситуациях на этот раз не послышалось. То-ли из-за обстановки, то-ли из-за недавнего неожиданного знакомства.
— Но ты же девушка, Иссая, да и ещё у тебя вся спина кровоточит и в порезах! — Удивился Казах.
— И что что я девушка? Я крепче чем кажусь. Поверь. А спина — это пару царапин! Никак иначе. — Произнесла решительно та и начала заходить в воду.
Зайдя — та взяла брата сзади и начала отплывать на глубину.
— Если будешь тонуть или что-то ещё, зови нас на помощь — мы что-то придумаем.
— Брат мой. Вина моя. Сама справлюсь. — Та отплыла почти что на центр озера и держась на плаву держала и брата, пристально следя за изменениями на его лице.
— Коля, что же ты так со мной? — Причитала та время от времени. — Брат, на кого ты меня бросишь? А? Я же сама не смогу в этом чужом мире. — после этих слов того перестали бить судороги и он слегка расслабился.
— Слава Богу… — Выдохнула та, уже заметно подустав.
— Ну как он там?! — Слышалось из берега через каждых, если не 10, то 5 минут.
Так и оставалась вплоть до обеда, пока Коля наконец не начал дрожать.
Выплыв на берег та положила его на песок и приклала ухо к груди.
— Сердце бьётся нормально, всё х.хорошо. Ему надо отлежаться, как минимум полторы недели, у гражданских со всеми удобствами, в мягкой постели. — Белая как мел, стуча зубами заговорчески проговорила девушка.
— Ты о себе лучше побеспокойся. Ты сейчас выглядишь не лучше.
— Ты бы точно так же выглядел. Идём устроим его. — Произнесла та.
Спустя пару минут те пристроили его, бессознательного, оставив вместе с казахом и той самой, сельской певицей, только одетой не в красивое платье, а в обычный тканный сарафан и платок, поверх чёрных локонов.
— Что же он ввесь такой плохой? — Спрашивала та, чуть не хватаясь за сердце.
— Плохо ему. Потому и плохой. — Отмахивались все вместе.
— Милая Мелани, пожалуйста — позаботьтесь о нём. Я прошу вас как человек — человека, сестра — сестру. Пусть с ним будет всё хорошо. — Иссая улыбнувшись обняла девушку и прокашлявшись в кулак вышла.
— Что же. Через две недели мы прийдём его забрать. К вам иногда будет заглядывать Биржан.
Казах мило улыбнулся.
С камнем на сердце все пятеро вышли оттуда.
— Алик, а Алик. А что вам в госпитале сказали?
— Да сказали что они эту болезнь не вылечат и вообще её вылечить нельзя, только он сам, силой воли сможет. — Произнёс Армен.
— Ну, мой брат сильный. Сможет. Я уверена.- Выдохнула та. — Что там у нас на завтра?
— Надо передать данные — на это у нас уйдёт где-то месяц.
— Самое то. Пошли.
Сказала та, и уже будучи в лагере — натянула рюкзак на плече.
~
(Из дневника Николая)
Я проснулся от того, что кто-то лизал мне лицо. Жучка настойчиво пыталась меня умыть.
Судя по чувствам — я лежал на мягкой постели, полураздет и под огромным грузом, походу дела — одеял.
Всё тело ломало сильнейшей болью, голова, трещала по швам, и складывалось такое впечатление, будто она ватная — как после знатной пьянки. Конечности казалось заледенели, а в глазах сильно плыло.
Я услышал знакомый мне, сладкий голос, хотя слов разобрать не сумел, то-ли они были невнятно сказаны, то-ли не на моём языке, то-ли у меня просто состояние у меня было такое.
Послышался неприятный, скрипящий звук ездящих колец штор по карнизу и в глаза ударил мощный луч света, а затем, будто из этого луча явилось лицо, всё в чёрных кучеряшках.
— Ангел? — Произнёс я, прикрыв один глаз.
В ответ кто-то тихо хихикнул.
— А ты ожидал его увидеть?
— Возможно. Но если здесь такие ангелы — то я не хочу возвращаться. -. Произнёс тот и приподнялся на локти чтобы лучше разглядеть, но вышло так, что он слишком сильно наблизился и поцеловал ту, кого назвал ангелом в губы.
Девушка с ойком отскочила назад и закрыла лицо рукой.
Взгляд сфокусировался, и он наконец сумел её разглядеть: с белым платком, завязанным над затылком, и выглядывающими из-под него кучеряшками на лбу и висках. Черты её лица не были идеальными, но это совсем её не портило. Большие карие глаза, уголки которых смотрели вверх; круглой формы, пухлые, светло-розовые губы, и яркие веснушки на всё круглое белое, щекастенькое личико.
От такого визуального удовольствия — Волков аж прикрыл глаза. Перед ним стояла низкая, женственная и пышная женщина, с длинной чёрной косой — полный антагонист Иссаи — долгвязой, худощавой, высокой, коротко стриженной сестры, с почти-что идеальной загорелой кожей. «Нет у меня больше сестры» — подумал тот и опустил взгляд, в ту же секунду почувствовав на своей щеке прикосновение тёплой ладони.
— Тебе плохо? Может принести воды? — Спросила та обеспокоенно.
— Нет, спасибо. — Отмахнулся тот. — Вы мне лучше скажите как вас зовут, а то я так и буду называть вас ангелом.
Девушка смущённо хихикнула.
— Мелани. Мелани Коан.
— Коля Волков. Рад знакомству. — Улыбнулся тот, и взяв её руку — поцеловал.
— Т.тоже рада. — Промямлила Мелани.
— Вы еврейка? — Спросил тот совсем для неё неожиданно, от чего девушку аж передёрнуло. — Не бойтесь. Я здесь затем — чтобы вас защищать.
— Да, папа был еврей. — Потупившись произнесла та.
— Я слышал что в округе, незадолго до нашего прихода — здесь прошлись немцы и просеяли население.
— Да, так и было.
— И именно по этому ваш отец «был». — Мрачно заключил тот, понизив голос.
— Его забрали куда-то. Не знаю куда. Говорили что-то о Собиборе.
— Хм, я слышал — там дают новую жизнь людям вашей национальности. — Произнёс тот задумчиво.
— Значит он может ещё быть живым? — Спросила та с надеждой в глазах.
Чёрт. Она выглядела прямо как ребёнок, с такой наивной верой в глазах. И я не смог отказать ей в её надежде. Для меня это тоже — что сжать ладонь, вместе с лежащей в ней маленькой птичкой. Как когда-то сжали на моей шее свои стальные руки немцы, убивая родителей.
— Жив. — Сказал я и опустившись — повернулся на бок, спиной к ней.
— Вам нехорошо? — Спросила та.
— Нет, всё прекрасно. Только дай мне немного отоспаться.
— Ладно… Но если что — говорите, а то та девушка за вас так беспокоилась, так беспокоилась! Она наверное вас любит — не так ли? — Всё щебетала Мелани где-то позади него.
— Она моя сестра. — Произнёс тот, и демонстративно зевнул, намекая ей — что разговор пора заканчивать.
— Ладно. Я пойду. Там ещё стирка недостирана. — Моментально всё поняла пышка и вышла, тихо притворив за собою дверь.
— М-да, маленькая, миленькая дурнушка. И кому только меня предоставили. — В голос размышлял тот.
Последующие три дня ему снилась Галя, разговаривала с ним о чем-то и советовала, но как только он открывал глаза — все её слова тут же забывались. Мелани всё больше и больше докучала, хотя, это было не совсем для него надоедливо — скорее как-то даже приятно. У неё был такой мягкий голосок — его можно было бы описать бы, ничем другим как золотистым, сладким мёдом льющимся или катящемся по чем-то. Она была так наивна, и так проста, что, иногда тот забывал все свои проблемы слушая её непрекращающуюся болтовню.
«Мне казалось — я влюбляюсь во второй раз.
И что было странным — влюблялся я не в под стать себе — умную и умелую женщину, а в глупую овечку. С утра, поднимаясь, я хотел слышать её голос. Нет. Он был для меня жизненно необходим. Ведь непрекращающаяся ломка и желание вновь и вновь вколоть себе морфия — порой меня превозмогали, и я часто-густо хотел сорваться и побежать в госпиталь по медикаменты, а затем слышал её голос, и он удерживал меня, точно как цепь собаку.
Да и она, судя по всему, влюбилась в меня.
Ведь так смотреть могут только влюбленные.
Утром, на четвёртый день, в дом, постучав вошёл Казах.
— Доброго утречка. Ну как там болящий? — Спросил тот, улыбаясь во все тридцать два.
— Совсем я не болящий. Идём к команде.
— Эээ неее, не пойдём. Я пойду — а ты останешься. Отлежи своё, а потом гуляй — перегуляйся.
— Биржан, а как там наши?
— Да всё как всегда. Только без тебя труднее стало. Иссая и Дима пытаются руководить, но только между ними драки постоянно.
— Драки?
— Ну, Всмысле, ругаются они. Ты же Димку знаешь — влюблён он в неё, и уже давно, а здесь недавно подстава с этим с Хаинзом. Короче говоря — он единственный пока её не простил.
— Не единственный. — Буркнул Коля.
В ответ на это Биржан посмотрел на меня так, будто задели не Иссаю, а его самого, причём за живое.
— Дело твоё. Всё равно когда-нибудь смиришься — она твоя семья как-никак.
— Если ещё доживём до того момента.
Как ушёл он — так и не приходил, хотя, в пятницу пришёл Дима — это на пятый день.
Мы с ним обнялись, перекинулись парой слов, выпили, а затем разошлись.
Взяв в руки ружьё, я, в воскресенье наконец выбрался на охоту, и без задних мыслей пошёл в лес. Даже до половины не дойдя — я увидел высокий дым.
Сердце как будто стрелой пронзило.
«Господи, не дай этому случиться опять!» — Мысленно, немо крича, я молился.
Наконец долетев к посёлку — я подбежал к её дому.
И увидел как Мелани пытается раздеть какой-то немец. Вскипев от ярости — я решительным шагом направился к нему, но тут же — к насильщику подлетел Хаинз и дал тому знатную затрещину, взяв за бары и оттолкнув в сторону.
«Это галюцинация, или я действительно именно это увидел?» — Задал сам себе вопрос Коля.
— Бегите отсюда. — Сказал тот на русском и подал ей руку.
Внезапно, где-то за спиной у нас обоих послышался рёв немецких мотоциклов и на дорогу вышло пол сотни солдат.
Я спрятался в ближайших кустах, а мой знакомый наоборот — выпрямился и выпрямил руку — в знак приветствия.
— Эту еврейку — к остальным. — Послышался скрежетающий голос.
А спустя пятнадцать минут — Мелани уже увозили, она ехала, и жалобно смотрела по сторонам, как слепой щенок ищет помощи.
Коля , не сказав никому ни слова пошёл за следом мотоциклов, и уже на третий день был пойман, только не немцами, а его другом Сашкой, с которым он ещё штурмовал лагерь.
Те, шли за ними вдвоём, пока их не застал Хаинз, обходящий территорию вокруг временно разбитого лагеря.
После недолгих переговоров Хаинз спросил:
— И как это ты собираешься туда попасть сам?
— Не сам. С твоей помощью.
— С чего ты решил что я буду тебе помогать?
— С того — что я брат своей сестры. И она будет очень разочарована в том что я не дождался от тебя помощи, а может и что был убит.
— Думаешь я, убив тебя расскажу ей об этом? Мои руки убили сотни человек и я молчал смотря в глаза их родственникам. Ты чем особенный? — Сказал тот, убрав прицел со лба Коли.
— И от чего же не убьёшь?
— Я уже не тот что был. Да и понимаю — как это любовь в перемешку с болью. Позади тебя твой друг. Пусть выйдет.
Из-за кустов медленно вышел курящий сигарету Олександр с вытянутыми руками, а в руках — пистолет, а палец на спусковом крючке.
— Саша, не стреляй. — Произнёс Коля
, и Олександр опустил оружие.
— Я слышал — ты хочешь поднять восстание в Собиборе? — Многозначительно упер взгляд в Сашу немец.
— Хочу. А что?
— Я помогу обоим вам туда попасть. Только без глупостей. — Произнёс Хаинз и упрятал пистолет в кобуру.
— А где гарантии — что ты нас не убьёшь? — Внезапно Спросил Саша.
— Вы меня не убьёте и я вас не убью. Всё зависит от вас. Только когда стрелять будете — получше прицельтесь, а то я высажу в каждого из вас по семь пуль. Как тебе такая гарантия? — Прищурился немец.
— Вроде надёжная. — Саша выкинул бычок и ударил Колю в челюсть.
— Я конечно понимаю что не сильно помятый для такого дела — но сначало надо предупреждать. — Произнёс Волков и сплюнул кровь в сторону.
— Меня зовут Хаинз Хоффман. — Тот протянул руку чтобы те её пожали, но солдаты попрятали руки за спину.
— Я Николай Волков, а это Олександр Печерский. Очень неприятно познакомиться. — Произнёс Волков и поднялся.
— Взаимно. — ответил немец и спрятал руку, спустя минуту достав из кармана наручники и цепи. — Руки. — Гавкнул тот.
В ответ красноармейцы попротягивали ему запястья.
Когда механизм на наручниках защелкнулся — тот пошёл вперёд.
— Идите сзади. — Произнёс тот и нырнул в кусты.
За ним послышались негромкие шаги.
Спустя пару минут, Коля поравнялся с Хаинзом, терзаемый мыслями об Иссае.
— Хаинз, а это правда — что ты спас мою сестру от расстрела?
— Угу. — Сказал тот.
— А как она к тебе попала? И что ты с ней делал? И от каких пыток спас? — Начал сыпать Коля расспросами на голову немца — точно как градом.
— Это было утром, в небольшом городке. Она лежала вместе с винтовкой на колокольне и случайно засветила мне зайчиком от оптики в глаза. Я смекнув в чём дело — сразу же побежал к ней. Связал, скрутил и вырубил. Она тогда вся чёрная была, будто вывалянная в саже. На её счету, на тот момент было около трёхста душ из наших отрядов.
— Ты её бил? — Спросил Волков насупив брови.
Не отвечая на вопрос тот продолжил:
— Затем её направили в концлагерь, что в Берлине, и поставили меня над ней ровно на тридцать дней, а затем — назначили расстрел.
— Как она вела себя пока ты её пытал? — Спросил Волков идя ногу в ногу с врагом.
— Плевала в лицо, отпиралась, давала сдачи, обещала — что разорвёт меня на куски, оторвёт голову, посылала… Куда она только меня не посылала… — Выдохнул тот.
— Моя кровь. — Улыбнулся Коля.
— А потом что-то кардинально изменилось. Она заглянула мне в глаза и напомнила о том что я тоже человек. Последующие пятнадцать дней она провела у меня дома. А на расстреле захотела — чтобы я её убил своей рукой. Затем я её спас и отвёз на фронт.
— Хм. А ты похоже, не такой уж и зверь как все. — Проговорил Саша.
— Кстати. А откуда ты так хорошо знаешь русский? — Внезапно спросил Коля.
— Бабка была русской, вот у неё и научился.
— Хах. Ну с таким-то немцем намного приятнее сотрудничать, чем с теми ублюдками, которых мы убиваем. — Произнёс, как всегда разговорчивый Олександр.
— Всё. Дошли. Становитесь впереди.
Те стали перед немцем.
— Поопускайте головы, и обращайтесь ко мне только по русски и зовите Серёжей.
Те опустили головы.
— Ещё два еврея из интелегенции. Переоделись в советских солдат и скрывались от нас! — Громко произнёс Хаинз на немецком.
— Что-то они не похожи на евреев.
— Ммм, а походу дела могут быть и кем-то из командующих красной армии, образованные и явно смыслящее в хитростях.
— Какая разница? Я слышал в Собибор завтра отправляется ещё один поезд?
— Да, на семь часов.
— Погрузим их туда, а пока — тащи их в мой кабинет — допрошу — может что и разузнаю. Мне сказали там очень надо рабочая сила, а эти два бугая — в самый раз.
— Хорошо. Тебе письмо пришло. Говорят — надо с ними в Собибор отправляться.
— Почему это?
— В связи с твоей прошлой работой, начальство думает что там ты пригодишься больше.
— Хм. Интересно. Всё же, в случае чего — я могу вернуться обратно?
— Конечно.
— Вместо меня, командовать тут всеми — даю возможность тебе. — Уверен. Ты справишься с задачей. Здесь рядом ошивается отряд с хилым снайпером. На бабу похожим. Ты его не убивай если что — а в плен возьми и меня дождись. Что-то с ним сделаете — головы пооткручиваю. Он слишком ценен чтобы вы с ним что-то делали. Знает очень много информации. — Тот сделал ударение в конце и встав пошёл куда-то по своим делам, оставив русских наедине с немцами.
Спустя пол часа те уже сидели у кабинете Хоффмана.
— Коля.
— А?
— Ты видишь?
— Что?
— Какие-то эти немцы всё очень странные.
— Конечно странные, они ведь немцы.
— Да я не об этом. Посмотри на того часового что рядом с нами. — Саша указал на стоящего рядом с ним фрица.
— Ну и?
— Он не моргая не сводит с нас взгляда уже около полу часа.
— Только сейчас заметил.
— Смотри, у него глаза выпученные и красные.
— Наверное это из-за того, что он не моргает уже около получаса. — Хмыкнул Коля.
— Да присмотрись же ты! Я уверен, что-то с ним не так. — Горячё зашептал тот.
Николай присмотрелся и ошатнулся.
— Он и не немец вовсе… — У того почти что пропал дар речи.
— Это же наш общий друг, помнишь? Ещё из нападения на лагерь. Бывалый!
— Помню. Только что он здесь делает? — Спросил Саша, всматриваясь в глаза бывшего друга. — Сам он здесь по-любому не оказался, и не стал над нами.
— Да-да. Он ведь ненавидел тогда немцев как пёс ненавидит кота. И хотел убить всех единого.
— Они что-то с ним сделали. И половина солдат здесь — это наши бойцы. — Сделал вывод Коля. — Гриша, Гриш! Гриша?! Бывалый! — Начали звать те в пол голоса.
— Чёрт. Он не реагирует. Что делать?
— Давай заломаем его и крикним ему это в ухо?
— А давай.
Коля сделал резкий выпад вперёд и повалил Бывалого на землю, а Саша вырвал из его холодных рук автомат и перевернул того на спину.
— Бывалый, бывалый очнись! — прямо в ухо закричал ему тот.
Гришка бешано отбивался, стараясь ударить обоих, при этом не роняя ни одного звука.
А у самого Коли по щеке покатилась слеза.
— Помнишь как ты рассказывал нам что перебьешь всех немцев? Помнишь как рассказывал что тебя дома ждёт мать и отец?! — Подскочил Олександр.
И оба, после сказанного стали свидетелями того, как у Гриши медленно сошла пелена с глаз и они прозрели.
— Помню… — Прошептал тот совсем тихо. — Отпустите меня, а то нечем дышать.
Те обняли его.
— Что с тобой такого было-то, а? — Спросил Коля осматривая вернувшегося в сознание.
— Немцы меня пытали, очень долго пытали. — Тот показал обе руки, на каждой из которых не было ни одного ногтя, и расстегнул рубашку. На груди было множество порезов и не было сосков. — А потом опустив руки — ввели в вену какой-то препарат, и после я не помню ничего.
— А кто тебя пытал то? — Сразу вспомнил о Хаинзе Коля.
— Высокий чёрный немец, с низким басистым голосом.
— А когда это было? — Спросил Коля.
— Ещё прошлой осенью.
В свой кабинет где были все трое зашёл Хаинз.
Гриша забился в угол и достав ствол нацелил его на вошедшего.
— Ну что сука?! Не ожидал?! Не ожидал, чёрт возьми? Я помню… Помню как ты надо мной издевался… Сейчас ты поплатишься.
Хаинз упал на колени и подняв руки опустил голову.
— Григорий Кипелов, извините меня. Умоляю. Извините. Я не знал что делаю, я не хотел этого, клянусь. Пожалуйста прости меня. — Тот поднял голову и все трое смогли увидеть как по щеке Хаинза потекла слеза.
— Гриш, не стреляй, он нам ещё нужен.- Произнёс Саша, мягко отбирающий у друга автомат.
— Серёжа, что это с твоим отрядом? Почему он, блядь, на пятьдесят процентов состоит из таких вот как Гриша?! — Повысив тон стал почти что на дыбы Коля.
— Это перешитые, как их называют. Универсальные солдаты, которые не чувствуют ни боли ни усталости. Почти не спят и редко когда возвращают себе рассудок раньше чем умрут. Почти всем им делают лоботомию, а этот — исключение. Я сильно его истерзал и тамошние доктора решили что он слишком слаб чтобы перенести ещё что-то связанное с потерей крови, и просто ввели ему препарат.
— Хах, так получается, мы должны благодарить твою жестокость за то что к нашему другу вернулся рассудок?
— Походу дела — да. — Задумчиво бросил Коля.
— Гриша, я тебя отпущу. Только ты аккуратнее. — Произнёс Хаинз.
— Я убивал своих друзей. Я помню. Отчётливо помню как убивал молящих о помощи детей. — Услышали все трое за спиной и обернувшись увидели как тот вставил себе в рот пистолет и выстрелил.
Мозги размазало по всей стене.
— Ну как же так, Гриша?! …
~
В вагоне воняло страхом. Окон не было, ведь ввесь плацкарт составляли одни только сплошные доски. Казалось запах концентрировался… Ещё пару вдохов и думалось что — задохнёшься.
По углам жались женщины с детьми. Здесь были все. И старики, и дети, и даже младенцы. Кто-то плакал вжавшись в угол, кто-то успокаивал своё чадо, напевая нежные мотивы совсем ещё девичьим голосом.
Ритмичный стук шасси по рельсах усыплял и укачивал, а напев девушки, раздающийся в темноте насовсем укачивал не оставляя ни одного шанса на бодрствование.
— Коль? А Коль? Что будешь делать как война закончится? — Спросил зевая Олександр.
— Что буду делать? Хм… Построю дом и нарожаю детей. И буду к тебе, и к Димке, как к соседям бегать за солью. — Ответил тот погружаясь в дрёму.
— А как же Иссая? — Спросил Тот.
— Иссая… А что Иссая… Пусть себе будет. Только не желаю я ей счастья с Хаинзом. Пусть вон выйдет замуж за Диму, и мир им да любовь.
— А Хаинз то вроде человек не плохой.
— И это ты говоришь после того, как по его вине Бывалый застрелился?
— Ну я бы не сказал что по его вине. Хаинз наоборот желал ему добра. Земля ему пухом.
— А то, что он командует отрядом, который истребляет всех и вся — тебе ни о чём не говорит?
— Ну ты же читал его описание. Он щадаще к ним относится. И мало того — часто-густо помогает им, гражданским. И я, на свои глаза видел. Я ведь долго за ними шёл, только немного южнее чем ты. И Мелани кстати твою не изнасиловали только благодаря ему.
— Всё равно я не вижу причин доверять ему. Он ССовец и убил своими руками многих.
— Дело не в нём… Дело в Иссае? — Спросил Саша и вызвал в свою сторону огромную вспышку ярости.
А ведь действительно… Хаинз перед Колей ни в чём не виноват, разве только в том — что дал повод ему ненавидеть собственную сестру… Хотя, скорее она сама накануне запретила ему принимать наркотики и отправила в госпиталь.
(Алик потом напишет в своей книге о психологии: «Естественно обвиняя её, он не был прав. Где-то в глубине души он знал это, но когда началась ломка — даже эти сомнения пропали, а разум помутился…»)
~
Утро. Сырое, серое и дождливое. Казалось только такие сопровождают меня уже кто знает сколько.
Тогда в госпитале после ран, и сейчас — я чувствовал себя очень плохо. Ломка, как её называла сестра, всё ещё продолжалась.
Всё тело ломало, наверное от того её и назвали — ломкой. Я уже как две недели никак не могу прийти в себя, Господи, а как же хочется морфия. Чтобы этот кошмар быстрее закончился.
(Из книги Олександра Печерского)
Люди вышли из вагонов. Все выглядели замучено и высотано. Это мы — то ехали всего-навсего одну лишь ночь, а они, наверное, несколько дней подряд.
Сквозь тучи пробивало солнце.
По громофонам, перша тонами и не брезгуя помехами говорил голос на немецком: «Добро пожаловать в Собибор…».
А дальше ещё что-то, я немецкий знаю плохо, но всё же пару слов запомнил ещё со школьной программы.
Другое дело — Волковы, они разговаривают на чистейшем языке , без единого намёка на акцент. Надо будет спросить их об этом.
Сойдя с вагона я сразу почувствовал в воздухе запах гари - это был запах горелой человечины.
Оох, и не я один.
Краем глаза я заметил как сьежился Коля, терзаемый воспоминаниями.
Перед нами стояло двенадцать фрицов, которые по очереди поздоровались с нашим общим знакомым «Сергеем» Хаинзом, и улыбаясь толкнули речь о новой жизни и новых возможностях.
Я почти не слушал. Всё моё внимание было приковано к донельзя стройной рыженькой евреечке.
Такой мне она показалась хорошенькой.
Глазки как у рыбки, губки — бантиком.
Взглянула на меня мельком и улыбнулась, отвернувшись.
А у меня сердце в пятки ушло, жар по всему телу прошёлся. Мной аж пошатнуло. От этого взгляда на миг я позабыл даже как меня зовут.
Затем нас затащили в какой-то сарай, и начали, я бы не поверил своим собственным ушам, услышав это от кого другого, — разглагольствовать на русском.
— Все кто хочет работать — выйдите вперёд. — Произнёс, почти что прогавкал на русском какой-то наголо выбитый Фриц.
У них, кстати мулька такая что-ли, или привычка… Придирчивые они ко всему… Вот я за всю войну не видел ни одного непобритого немца. Хотя, тот, которого мы в плен взяли — вот он спустя три дня оброс щетиной, и то — как-то нехотя. И ботинки у них, всегда чистые. Страшные однако люди, во всём страшные. А тем более здесь. Выглядят они как настоящие маньяки — блеск у них в глазах такой, пугающий.
~
Николай, Олександр и ещё пара, явно не еврейского происхождения солдат, с двумя — тремя девушками, или же женщинами вышли вперёд.
Все остальные же попросту отправились куда-то дальше по коридору.
«О, рыженькая с нами осталась. Молодец.» — Саша подобрался к ней поближе и стал рядом.
— Позвольте познакомиться. Меня зовут Олександр.
— Рая. — Та протянула руку и мужчина по-джентельменски поцеловал изящную кисть.
— На работу! — Гавкнул какой-то немец и те вошли во внутренний двор.
Глазам предстала не совсем привлекательная картина: Изнеможденные, грязные люди, хотя, даже не люди — скорее тени от своих прежних личностей.
Под ногами чавкало редкое и текучее болото, на которое ступи — и задержись на пару секунд — оно сразу же всосёт ногу по колено.
Воздух был серый, с множеством чёрной сажи, парящей в нём — как снег.
«Я до рези в глазах всматривался в толпу женских фигур, ища облюбованные мною чёрные кучеряшки и щекастое лицо.
Увидев знакомую фигурку — я подбежал и схватил её за запястье, при этом негромко окликнув «Мелани?». Но на меня посмотреоо совсем другое лицо, чуждое и менее приятное и привычное мне.
— Извините. Обознался. — Произнёс тот и засунув руки в карманы пошёл к Саше.
— Ну как там твоя ненаглядная?
— Как, как? Никак. — Где-то бродит. — Краем уха Коля услышал знакомый голос, который сейчас напевал весёлую песню, слегка дрожа. — Я услышал её. Это откуда-то из-за угла! — Волков схватил Печерского за шиворот и потянул за угол.
Зайдя туда они увидели зловещую картину: окружённая четырьмя немцами та, прижавшись к стене негромко пела. С ног до головы дрожа — она смотрела вниз, не пытаясь даже и поднять головы. Волосы были острижены и он не увидел этих кучеряшек вновь.
Рванувшись на помощь тот был резко отдернут другом за шиворот.
— Они убьют нас, Коля!
— Они её мучают. Я не могу на это смотреть! — Проревел тот.
Саша ударил друга тылом ладони в затылок и поймал его падающее тело.
— Это жизнь брат. Не вини меня за это. Поверь, мы ещё отомстим. — Сказал тот и потащил его к ближайшей тени.
Открыв глаза я увидел мою ненаглядную. Всё её лицо было в синяках, а глаза излучали щастье, капая на меня слезами. Я кстати проснулся от них, как от дождя.
— РОДНЕНЬКИЙ, пришёл за мной! Не оставил. Как же я люблю тебя! — Горяче шептала та в пол тона.
От последних слов в сердце у меня аж защемило.
«А люблю ли я тебя, дорогая?» — Внезапно ударило мне куда-то в затылок. Будто Саша
во второй раз пыпытался меня отключить.
~
Грудь разрывалась разрывным кашлем, рука, которой я прикрывала рот, с каждым приступом становилась всё багрее от крови.
Кажись ещё немного и я откашляю собственные лёгкие
Всё же… Та ночь… С братом на руках не прошла для меня бесследно. Я обменяла часть своего здоровья на его жизнь.
Хотя, я бы её всю отдала за него. Да и миру бы он пригодился больше.
Я рвала глотку с закрытыми глазами, и через сон. Что-то не давало мне проснуться.
Кто-то потрепал меня за плече, и еле открыв глаза я увидела взволнованное лицо Димы.
— Иска. Ты как? — Озабоченно спрашивал тот, меряя мою температуру то ладонью, то тыльной её стороной.
— Дурачек… Всё хорошо. Это я так… Простудилась немного. Сейчас поднимусь и сам всё увидишь.
Я попыталась подняться, но вдруг и руки и ноги подкосились и я с негромким стоном плюхнулась обратно на место.
Увидев как Смирнов испугался я поспешила его успокоить:
— Всё х.оро.ш… — Сильнейший приступ кашля сотряс всё моё тело, не дав мне даже договорить последнее слово. Изо рта хлынула кровь и я начала задыхаться.
Глаза постепенно закрылись и я потеряла сознание.
Как и в прошлый раз — я слышала слова, голоса и обрывки фраз.
— У неё жар! Что нам делать?! — Панически звучал голос Димы.
— Тихо. Успокойся.
К моей груди приложилось чьё-то ухо.
— У неё пневмония. Причём очень серьёзная . — Сделал вывод голос Алика. — Так. Бира и Димка! Бегите быстро в госпиталь по лекарства. Нести её в таком состоянии туда — равно что выставить под обстрел из танков.До обеда — она запросто может умереть.
— Я не побегу.
— Почему?
— Я медленно бегаю. Да и чувство сейчас такое — будто она меня не дождётся и умрет. — Сказал Смирнов, пытаясь подавить нотки паники.
«Всё, будет хорошо! Почему вы волнуетесь?» — Думала я, опять, как назло моё тело сотряс ещё один приступ кашля. А затем всю меня начало трясти.
— Биржан! Беги скорее! — Проревел Алик и я услышала громкую поступь бега.
Кто-то взял меня в тёплые объятья и тёплые руки, и я окончательно потеряла возможность хоть что-то чувствовать.
(Из дневника Димы)
Она бредила Хаинзом. То открывала — то закрывала глаза, снова и снова заставляя моё сердце останавливаться. Лихорадка кажись тянула из неё жизнь, а температура обрезала все её нити, соединяющие с телом.
Я молился всем богам. И в моем сердце была вера в православного бога, он говорил как-то в своих заповедях — не обращаться ни к кому кроме него, но, наверное в этот день — я слыл самым большим грешником на всём белом свете, ведь обращался к множеству других богов , и даже к тем кого не знал, столько раз, что и всей жизни обычного человека не хватит на то, чтобы повторить мой подвиг.
— Хотел бы я отдать за тебя жизнь… Чтобы ты оклемалась и опять улыбнулась. — Вздохнул я и указательным пальцем провёл по её щеке.
— Нежная…
Внезапно меня за руку схватила дрожащая рука и прижала к своим ключицам. Я мгновенно удивился и успокоился, неужто мои мольбы услышаны?
Она открыла глаза, и попыталась улыбнуться.
На моём глазу появилась слеза.
— Димка… — Та сильно сжала мою руку и попыталась приподняться.
— Да? — Я уложил её к себе на колени, не отпуская руки. — Не вставай.
— За что, кх, ты меня полюбил?
— Разве это сейчас важно чтобы тратить на это свои силы? — Спросил я, заглядывая ей в зелёные глаза, в которых всё ещё горел огонёк.
— Я же далеко не красавица и совсем не женственная, причём худая. Так за что? — Прикрытые глаза, выражение её серого лица, и этот полушепот опухшими губами — лучше любых слов заставил меня открыть рот.
— Хм. — Я поднял взгляд к небу будто ища там ответ, а затем опять обратился к Иссае. — Некрасивая? Видать ты просто не в то зеркало смотрела. Ты самое прекрасное что может быть на этом свете. Острые скулы, носик — картошка, густые чёрные брови и большие зелёные глаза с длинными чёрными ресницами. А ещё ты смеешьшься так, что услышишь — и ничего больше не важно, лишь бы смотреть на тебя. А улыбка… Твоя улыбка — порой заставляет забыть всё на свете и постепенно таять, а бывает — улыбнёшься и плакать хочется. — Ворковал тихим басом тот. — Ну и что — что не женственная и худая? Худая — это хорошо. Ты бегаешь быстро, а женственность тебе подарит твой будущий муж. — Сердце ударилось о рёбра пронзившей его болью «Жаль только это буду не я…» — Знаешь как бы мне хотелось оказаться на месте Хаинза, всю жизнь бы отдал хотябы за пару минут в его шкуре, рядом с тобой.
Внезапно, Иссая, взяв меня за воротник и наклонив к себе — прикоснулась своими пылающими губами к моим. Возможно, в ту минуту я почувствовал себя счастливым. От этого сердце начало биться вдвое быстрее и казалось она это услышала.
— Но я не Хаинз. Я Димка. — Пролепетал я, потерявший на миг дар речи .
— Я поцеловала не Хаинза. — Проронила та и закрыла глаза, уронив голову, вновь погрузившись в лихорадку.
Из воспоминаний Иссаи:
Возможно я нарушила в какой-то степени обещание данное Хаинзу, но, ведь я видела как Смирнов, день ото дня, мучается, смотря на меня. Тогда, когда он говорил — что отдаст за меня жизнь — у меня-то и случился апогей сердоболия. Какой-то частичкой себя я полюбила Смирнова, но не как мужчину или вторую половину самой себя — а как друга, человека и может младшего брата. Чем-то похожего на маленького, неуклюжего телёнка с влюблёнными глазами, который занял частичку меня.
— Иссая, Иссая! Иска! Очнись. Умоляю, открой глаза. — Кто-то истерически трепал меня за плечи, капая на лицо чем-то тёплым.
Затем что-то щипнуло меня в руку и по телу разлилось тепло. На нос упало что-то мягкое и донельзя холодное.
Затем я мало что помню, или, по крайней мере, в моей памяти сохранились нечёткие штрихи, которые легко можно сравнить с приснившимся, не хочу всё же соврать.
Открыв глаза я увидела низкий белый потолок. Боль в груди почти стихла, а тело почти вернуло себе былую силу. Воздух был наполнен теплом и запахом вишнёвых дров, проснулась я в потёмках, а открыв окно увидела ясное звёздное небо. Тысячи крупинок излучающей свет песочной пустыни были раскиданы по черно-фиалковой ночной длани неба.
Казалась сами звёзды сыпались сейчас с неба на землю. Неторопливо так, будто в приостановленом времени , Белые, лапатые и пушистые, звёзды, переливающие изумрудными радугами, в свете луны, которая, судя по всему, спряталась за крышей дома оседали в сугробы, чем-то похожие на чистые белые простыни и одеяла, так приятно пахнущие свежестью и холодом.
Я, дёрнув заледеневшую шибку окна подставила лицо снежинкам и набрав в лёгкие воздуха глубоко вздохнула:
— Зимаа…
Откуда-то сзади послышался торопливый неуклюжий шаг и негромкая ругань, женским голосом.
Не дав мне даже обернуться кто-то взял меня за бока обеими руками и захлопнув окно, засунув засов и занавесив занавески — повернулся ко мне, расставив руки в боки.
Это была маленькая кругленькая бабушка. Одетая в украинскую вышиванку, красный платок — поверх седых волос и длинный белый фартук. Лицо её было похоже на лицо бульдожика, которые сейчас, в наши года разгуливают по улицам, поттявкивая своим хозяйкам.
Дряблые щёки, круглый, чем-то похож на сливу подбородок, нос картошкой и круглые голубые глаза, обрамлённые в седые густые ресницы.
Наверное, эта женщина в молодости была очень красивой, и очень доброй. Ведь её глаза не выражали никаких плохих эмоций.
— Встала и оп’ять заболевать?! То-то хлопцы твои мне казали беречь тебя от тебя самой. — Сварливо повысила голос старушка и усадила меня обратно на постель.
— А почему парни сюда меня притащили — я же просто спать хотела. И я хочу к ним поскорее вернуться. — Невозмутимости было мне тогда не занимать.
— Боооже! Спать она хотела?! Чуть не умерла ты дочка! Хлопцы молодцы что тебя сюда принесли. Девкам на войне не место. Ты вон два месяца без думки пролежала, и дыхала через раз. А сейчас вернуться ей?! — Бабка ударила кулаком по столу и доселе добрые глаза начали метать молнии.
— Ты тута поки я тебе не отпустю и крапка. И ни на яку войну ты не пойдеш коли будеш слаба. Такшо сиди туто и не рыпайся.
Любые возгласы бабка сразу же присекла на корню накрыв меня пуховым одеялом и задув свечку с которой войшла.
— Спокойной ночи. И попробуй только мне тута в окно высунуться — пальцы попереломываю и стрелять больш не будэш. — Пригрозила та и хлопнула дверью.
Улыбнувшись я поглубже укуталась в одеяло.
Не уж-то почти не умерла? А меня спасли они? — Подумала я и уже в полусне мне вспомнился образ Хаинза.
«Как же я хочу чтобы ты вновь меня
Обнял и не отпускал. Чтобы время остановилось и прекратилось всё — и война и смерти и голод, я бы за эти объятья и умереть смогла бы…» — Подумалось мне перед тем, как глубокий сон втянул меня в свои недра.
~
Холод опалял и ноги и руки, а голод пытался скрутить желудок в морской узел. Дрожащие пальцы не давали даже застегнуть телогрейку и зашнуровать ботинки. Топь, по колени стоящая всё ещё не заледеневшей, но чертовски холодной водой всасывала меня и ещё пол десятка таких же как и я мучеников.
Маша топорами мы раскалывали торчащие из болота пеньки, дабы иметь чем разжигать печи, в которых сжигали наших друзей и женщин, отцов и детей…
Я пробыл здесь уже более шести месяцев, и этот запах горелой человеческой плоти всё время стоял у меня в носу. Наркотическая ломка сопровождала меня первые только четыре месяца, а затем мою зависимость сменила ненависть того — кто запретил мне принимать морфий — мою сестру. Из-за которой и Мелани сюда запроторили, точнее из-за её Хаинза.
К Сашке подошёл один из офицеров и заставил расколоть за пять минут огромный пень, пригрозив тем — что в случае невыполнения приказа — он расстреляет каждого десятого.
Здесь это было уже в порядке вещей. Кто-то умирал — а кто-то оставался — молиться за умерших. Выстрелы — звучали в наших рядах чаще чем… Впрочем ничто не звучало так часто и громко как они. Когда офицеры ходят позади вас и напевая роковую щиталочку выбирают каждого 5-10, а затем тебе приставляют дуло к затылку. Выстрел. И всё. И нет тебя. Был — да всплыл.
Здесь появился у меня ещё один друг. Простой как дверь. Звали его Гриша Добрый. Мужик хороший, статный — любая работа ему по силам.
Олександр таки разрубил пень — и мы все с облегчением выдохнули. В этот раз — свезло.
Наконец смеркалось — и мы пошли по койкам. Как всегда я увидел из толпы женщин Мелани. И тишком-нишком подбежал к ней — поцеловать в щёчку.
В этом сером и тёмном месте только такие мелочи спасали от забвения.
Но дорогая посмотрела на меня лицом — мрачнее обычного.
— Я беременна, Коль. Беременна — от тебя.
Сначала я обрадовался, но затем понял всю сложившуюся ситуацию: ребёнок не может родиться здесь. Я видел что делают с беременными, роженицами и их детьми. И, наверное — это самое отвратительное в жизни что я видел после запаха человечены.
— А на каком месяце? — Спросил я совсем сьежившись.
— На седьмом. Скоро рожать.
Страх пронзил сердце, а меня за шиворот схватил Олександр и уволок куда-то в казармы.
— Что случилось?! Почему ты так долго был среди девок? — Олександр озабоченно смотрел на моё озабоченное лицо.
— Мелани. Мелани родит через месяц.
Печерский умолк и тяжело плюхнулся рядом со мной.
— Плохо.
— Знаю. И что делать?
— Ну, ты сюда попал — чтобы её освободить. А я — чтобы освободить их всех.
— Ума не приложу — зачем тебе рисковать жизнью, геройствовать и спасать всех этих евреев.
— Я хочу прославиться. Хоть немножко. Да и доброе дело — заодно заделать. Нет ну, а что? Отец и дед у меня слыли убийцами — а я хочу оправдать честь. — Улыбнулся тот.
Значит так. У нас есть ещё где-то месяц до того как твоя ненаглядная разродится. У нас всего вместе двенадцать смотрителей…