ID работы: 7475288

Свобода за решёткой

Слэш
NC-17
Заморожен
127
Pherry соавтор
Размер:
67 страниц, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
127 Нравится 47 Отзывы 25 В сборник Скачать

Буря перед затишьем; затишье перед бурей

Настройки текста
      Что произошло после того, как его губ коснулись чужие, Далер не помнит. Все действия доведены до автоматизма: холод металла в руке, щелчок затвора, а после свои торопливые шаги.       По-настоящему он в себя приходит лишь после оглушающего хлопка двери камеры: в правой руке крепко сжат влажный от пота пистолет, в левой, все еще тихо позвякивая, висят ключи от камеры.       Дрожащими руками Далер запирает злополучную тридцать восьмую камеру, а затем быстрыми шагами направляется в сторону туалета, одновременно прокручивая в голове события прошедших десяти минут.       Что-то громко падает в глубине темного коридора, заставляя нервно дернуться. Может это у Игоря что-то упало, а может кто-то из заключенных вновь во сне свалился с верхней койки. Обычный звук, просто неожиданный.       Вот только чувство поглощающего страха от сердца до самой макушки неприятной волной проходит, а затем, будто бы песком рассеиваясь по всему телу, оседает обратно. Он все еще чувствует чужие губы на своих, и это их соприкосновение настолько сейчас отвратительным кажется, что хочется шершавую кожу со своих губ сорвать, лишь бы не ощущать его больше.       Быстро, отработанными движениями прячет пистолет в карман. Заходит в пустое прохладное помещение, выстланное белоснежной плиткой, что сейчас лишь сильнее давит на воспаленный разум.       Прохладная вода смывает неприятный привкус чужих губ, оставляя лишь отвратительные воспоминания, от которых блевать, блять, хочется. Далер точно знает, что они еще долго будут преследовать его, гадкой ненавистью к самому себе и горьким комом подступающих слез.       Этот ком и сейчас где-то там, не так уж глубоко в глотке. Одно неловкое движение, и хрустальные слезы брызнут из глаз, безудержным потоком.       Но плакать нельзя. Слезы — удел слабых. Плачут только те люди, что кроме слез ничего не могут сделать.       Так всегда говорил ему отец. Называл слабаком, девчонкой, злился, когда сын не мог сдержать эмоций. С тех пор Далер не плачет.       С тех пор Далер держит все эмоции в себе, чувствуя, как они разъедают его изнутри, но ничего поделать не может. Потому что плакать нельзя. Потому что он не слабый.       В последний раз он промывает губы, после чего подставляет прохладной струе все лицо.       В голове, будто вырезанный на внутренней стороне черепа, до сих пор стоит образ того парня. Лунев, кажется? Похоже теперь его фамилия врежется в память если не навсегда, то на очень долгий срок.       А ведь он некрасивый даже.       Нет, не то чтобы Далер об этом задумывается сильно. Просто внешность насильника и правда кажется ему, если не отвратительной, то максимально отталкивающей: непонятно торчащие уши, довольно большие передние зубы, меж которыми хорошо заметная щель, что охранник смог рассмотреть во время «приступов», и наконец, безумный, пугающий взгляд его глаз. От этого взгляда съежиться как-то хочется или же убежать как можно дальше, лишь бы не видеть, не смотреть, не погружаться в ту охровую радужку, что затягивает посильнее любого омута, гипнотизирует будто, заставляя повиноваться ее хозяину.       Далер поднимает голову от раковины и смотрится в зеркало напротив. Приглаживает влажную челку и на автомате трет шею. Этот жест — его нервный тик. В любой дискомфортной ситуации он, сам того не замечая, тянет руки к бледной коже. Пальцы, касающиеся кадыка, будто бы успокаивают его немного, в чувство приводят.       Далер еще не знает, что тем почти секундным соприкосновением губ Андрей застегнул на этой самой шее тугой ошейник, что висел там уже давно, накинутый еще отцом, но никем до этого момента не замечаемый. Только до сегодняшнего дня он просто болтался на ней, был незаметным, просторным, почти не ощущался и не приносил особого дискомфорта. Далер еще не знает, что сегодня его застежка захлопнулась. Далер еще не знает, что вскоре Андрею это покажется мало. Далер еще не знает, что к его ошейнику привяжут поводок. Далер еще не знает, что он будет затягиваться и затягиваться, становится туже и сжимать горло. Далер еще не осознает, что оттуда будет не выбраться. Что он скорее шею себе свернет, оцарапает о тугой ошейник или же попросту задохнется, не выдерживая тугой хватки, чем вырвется из нее. Далер еще ничего не знает.

***

      Игорь не спеша выходит из кабинета, потряхивая брелоком с железными ключами от камер. Один из них — ключ от тридцать восьмой держит отдельно. С ней всегда нужно быть осторожнее.       Запирает свою каморку, что начальство весьма громко называет кабинетом и направляется в сторону сектора с камерами.       Вокруг подозрительная, даже немного пугающая тишина, что так непривычна перед ужином. Невольно она угнетает и напрягает и так порядком раздраженного долгой работой с бумагами Игоря. Такая тишина всегда неприятна, а для таких мест еще и чревата нехорошими последствиями.       Вот и сейчас, Игорь на каком-то подсознательном уровне чувствует какую-то непонятную тревогу. Будто бы сейчас на облаву с товарищами собирается, где без жертв не обойдется точно и от осознания этого внизу живота приятное предвкушение смешивается с чувством панического страха, все вместе выбрасывая в кровь приличное количество адреналина.       Это не простая тишина. Эта тишина — затишье. А если есть затишье, значит будет буря.       Медленно, будто специально оттягивая момент, приближается к камере, с самыми проблемными заключенными, а от того и наиболее неприятной.       Но не замечает одного.       Далер.       Далера нет. Конечно, это отнюдь это не причина для паники. Мало ли пошёл дежурить вдоль по коридору или же банально в туалет захотелось. Да вот только холодок неприятной волной пробегается по позвоночнику до загривка и там остается, неприятно зудя и не давая покоя.       В три шага подходит к камере, щелкает затвором узкого решетчатого окошка. То поддается не сразу, отодвигается с протяжным скрипом, что, впрочем, сейчас Игоря волнует меньше всего.       Секунду он пробегается взглядом по заключенным, которые растерянно на него поглядывают, особенно цепляется за Лунева, что спокойно книгу какую-то читает, улегшись на нижней койке и левой ногой потряхивая.       Все спокойно. Тихо. Мирно.       Даже слишком мирно.       Игорь резко окошко захлопывает, из-за чего скрипа почти не слышно, но зато звон металла эхом по пустым коридорам разлетается, напряженную тишину однако не нарушая, а будто вливаясь в нее, постепенно затухая.       Неспешно, даже как-то лениво, Игорь проходится по пустым коридорам, на самом же деле тщательно всматриваясь в каждую тень и вслушиваясь в каждый звук. Поиски ответов на вопрос о том, с какой это такой радости он так печется об этом простом охраннике, мужчина решает оставить на потом.       Возле тринадцатой камеры он обнаруживает скучающего Ерохина, чей силуэт в окружении сигаретного дыма, выглядит будто загадочный персонаж в театральной постановке. Парень спиной опирается на бетонную стену, скрестив ноги и зажав между указательным и средним пальцами тонкую палочку сигареты, что ярко-рыжей точкой в сумраке сияет.       Вообще, в здании курить строго запрещено, но порой, чтобы просто с ума не сойти, не двинуться, Игорь сам выкуривает по пачке "Мальборо" в день, поэтому и подчиненным негласно разрешает.       Ерохин, замечая начальника, тут же лениво о край формы сигарету тушит. Ни сколько из-за боязни быть замеченным, сколько из-за того, что та почти дотлела. — Саш, ты тут Далера не видел?       Ерохин ему никогда не нравился. Игорь даже точно сказать почему не может. То ли эта какая-то наглая манера речи, то ли порой раздражающий пофигизм ко всему, что происходит вокруг.       Он точно не знает.       Просто Саша ему неприятен и все.       Просто иногда морду набить ему хочется. А вот причины этой необоснованной раздражимости — дело десятое. — И вам добрый вечер, Игорь Владимирович. — с насмешкой, с намеренной попыткой поддеть и все в такой же манере отвечает Ерохин. Отворачивается. Достает из кармана пачку, и не глядя на начальника, выуживает еще одну. — Будете? — Я бросил. — Кого Вы обманываете? — Ерохин поднимает глаза на Игоря и усмехается. Тому лишь вздохнуть остается, но протянутую сигарет, он все-таки отклоняет. Хотя хочется очень. — Так что там с Далером? — Если вы про новенького, — Саша легко затягивается, выпуская облачко буквально в лицо начальника, от чего тот морщится, но не отворачивается, выжидая ответа, — то я его не видел.       Игорь на это вдыхает глубоко, будто бы нырнуть хочет.       Он лишь накручивает.       С Далером все хорошо.       Он же, блять, тюремный охранник. Учился защищать, а значит и защищаться.       Только вот почему сердце так страшно колотится? — У заключенных ужин в шесть. Отведешь их тогда сам, а я второго искать пойду. Справишься? — Спрашиваете, — хмыкает Ерохин, ещё больше в стену вжимаясь и прикрывая глаза, — только докурю. — затягивается, — И вообще, чего это Вы так из-за новенького-то этого переполошились? Чуваку может плохо стало. Или же банально поссать отошел. Игорь на эти слова лишь хмурится отрешенно. Между бровями вновь вертикальная складка пролегает, что во время разговора с Сашей так ненадолго исчезла. В глазах его трепещет плохо скрываемая тревога, которую проницательный Ерохин легко подмечает и на что улыбается криво, гордясь своей внимательностью. — А это уже не твое дело.       Кривая улыбка от этого только шире становится. Игорь плавно разворачивается, вышагивая по пустому коридору, и слышит тихие, но хорошо слышные слова Ерохина: — Удачи в поисках, Игорь Владимирович.

***

      После того как за охранником, что как-то незаметно для Саши покинул их камеру, громко хлопает дверь, в камере вновь повисает тяжелое молчание.       Кокорин даже глаз поднять не может. Смотрит на распластавшегося на полу Лунева, что продолжает лежать, смотря невидящем взглядом куда-то в потолок, и на спине пронизывающий взгляд чувствует. Предполагает, что он Смолову принадлежит, но повернуться не может просто.       Будто бы разум внезапно отключился, забыл какого это управлять телом и теперь при всем желании не может и пальцем пошевелить.       Артем назвал бы это шоком. Посмеялся бы, по плечу похлопал, да анекдот бы какой-нибудь рассказал.       Да только нет тут никакого Артема.       Нет и не будет. — А я говорил, что это должен сделать охранник, — шепот Антона в такой тишине, все равно что говорить в полный голос и слышен всем находящимся сейчас в камере.       Саша после этого шепота отмирает будто бы. Поднимает голову на близнецов, смотрит на все еще цепляющегося за брата Лешу, у которого на бледных щеках блестят еще не обсохшие дорожки слез, на Антона, что Лешино плечо так крепко сжимает, будто бы отпусти он его, и брат сорвется, убежит.       Скрип кровати нарушает напряженную атмосферу, заставляя одного из братьев дернуться, а второго сжать чужое плечо еще сильнее.       Саша резко разворачивается и сталкивается с прищуренным взглядом чужих глаз. Они вовсе не охровые, как у Лунева, Саше почему-то их цвет с цветом шоколада молочного сравнить хочется.       Эта приятная ассоциация кажется ему до нельзя странной, ведь пока что их обладатель ведет себя как человек непостоянный, холодный и отстраненный. Ничего общего со сладким и вкусным шоколадом.       Когда Смолов успевает подойти так близко к Кокорину, для последнего до сих пор остается загадкой, однако сейчас Саша вглядывается в черты лица напротив, что наконец-то хорошо разглядеть может и понять пытается, что их владельцу от него нужно. — Я Федя Смолов. Можно просто Федя, — внезапно говорит тот, протягивая Саше татуированную руку для рукопожатия.       Кокорин не видит, как позади него Антон с Лешей обеспокоено переглядываются, не понимая, с чего Федю вообще интересует такой человек как Саша. — Саша Кокорин. Но для тебя Александр. Даже Александр Александрович.       Саша сам не знает откуда у него столько наглости внезапно появляется. Тем не менее протянутую руку намеренно игнорирует, дерзко смотря прямо в бархатные глаза напротив. — Хм, вот как, Александр Александрович, — рука медленно опускается, будто оставляя Саше последний шанс, который тот упускает, будто бы этой поблажки и не замечая. Улыбка на губах Смолова постепенно тает, а меж бровей образуется вертикальная складка. Кокорин буквально кожей ощущает раздражение Феди, что видимо совсем не привык к подобному обращению с собой.       Саша сам не знает с чего он так дерзит этому, как выразились Миранчуки «авторитету», в прямом смысле нарываясь. Но отчего-то хочется вывести из себя этого пижона с его ленивым тоном и странными взглядами, заставить его обнажить настоящего себя, содрать эту лживую личину пофигистичности и бесчувственности.       Шуршание одежды об пол заставляет Сашу обернуться назад и чуть ли лицом к лицу не столкнуться с Луневым. Тот вновь ничего не замечая вокруг, лениво бредет к своей койке, подбирает уже порядком истрепавшуюся книгу, и заваливается на свое место, вновь восстанавливая прежнее положение: все так же лежа на спине и потряхивая ногой, углубляясь в книгу.       Федя же на Андрея внимания не обращает вовсе. За Сашей наблюдает неотрывно, за его реакцией, поведением. Кривая ухмылка вновь распускается на его загорелом лице, отчего-то разжигая в Саше необоснованный огонь раздражения.       Вновь посторонний звук — теперь уже скрип открываемого оконца, на входной двери, что Саша вначале не заметил даже. На этот раз Кокорин уже всем корпусом разворачивается, подставляясь к Смолову затылком и всем своим видом показывая, что разговор они закончили.       Через металлические прутья мелькает внимательная пара карих глаз, что скользят по обитателям камеры, недолго задерживаясь на койке Лунева. Саша с близнецами напряженно в эти глаза самые смотрят, ожидая, что охранник либо скажет, либо сделает что-то. Однако, тот еще раз оглядев камеру, резко захлопывает окошко, и судя по удаляющемуся звуку шагов, куда-то уходит.       Саша секунд пятнадцать еще прислушивается, но ничего кроме ударов собственного сердца, услышать не может. — И часто у вас заключенные с охранниками целуются?       Вообще вопрос адресован Миранчукам, но отвечать на него почему-то решает Федя: — Бывало. Правда без такого количества свидетелей.       Саша к нему не поворачивается, однако кожей спины чувствует пристальный взгляд, от которого холодок в самой макушке собирается, да ноги и руки покрываются гусиной кожей. — А я не к тебе обращался, — он максимально ледяным тоном отвечает, и не смотря на реакцию Феди, к Миранчукам подходит. — Чего это ты так грубо с ним? — тихо интересуется Леша, так и не отцепившийся от брата. — Да бесит он меня, — не понижая голоса, честно отвечает Саша, но тему тут же переводит, на более, по его мнению, важную, — у нас ужин там не намечается случайно? — Намечается, — с живостью подхватывает развитие тематики ужина Антон, — он в шесть или около того начаться должен. Но, впрочем, ты на что-то сильно вкусное не рассчитывай. Есть то ты поешь, да сытости ощущать не будешь толком. — Можно покупать вкусную пищу, — вставляет Леша, — но для этого работать надо.       Он, будто бы окончательно успокоившись, отпускает брата и садится на койку. Та протяжно скрипит, вызывая неловкую улыбку на губах Саши и смущенную у Леши. Антон, не отходя от брата ни на шаг, садится рядом, жестом указывая Кокорину на кровать напротив.       Саша послушно усаживается на указанное место и продолжает слушать рассказ Антона о работе, краем глаза подмечая, что Смолов вновь забирается на свою кровать над Андреем. Невольно его взгляд вновь падает на оголившуюся из-под задравшейся футболки тонкую ключицу, что тоже расписана какими-то непонятными, наверняка бессмысленными, надписями и рисунками.       Хорошо разглядеть успевает лишь пятиконечную звезду, что, по мнению Саши, выглядит некрасивой и неаккуратной, будто бы ребенок маленький рисовал. Больше ничего увидеть не получается, Смолов, прикрывается одеялом и отворачивается к стене, видимо решая продолжить прерванный сон.       Саша на это лишь фыркает про себя, вспоминая неразборчивые тексты на запястьях и незатейливые узоры на самих кистях. И как можно забить себя настолько? — Так что скажешь? — Антон смотрит вопросительно, видимо не замечая, что Саша его не слушает вовсе. — Я согласен, — на всякий случай соглашается Кокорин, надеясь, что близнец ничего такого страшного не предлагает.       Леша опять все подмечает, но брату говорить не решается. Даже хорошо, наверное, что в плане работы, Антон, можно сказать, все решил за Сашу. Он же неопытный еще. Мало ли что выдумает. — Я надеюсь ты хоть чуть-чуть готовить то умеешь? — с плохо скрываемой насмешкой интересуется Антон. Отчего-то в его голове крепко заседает стереотип о том, что футболисты вообще не умеют готовить. — Готовить… — Саша рассеяно повторяет единственное слово, что услышал в потоке речи Антона, сразу видно, его мысли заняты чем-то другим, — готовить то я умею… Я вот что еще спросить хотел…       Договорить он уже не успевает. Громкий, протяжный скрип двери прерывает его, отвлекая от разговора и заставляя обратить внимание на вошедшего.       В камеру проникает запах курева и чего-то еще терпкого, неприятного для Саши. В дверях стоит незнакомый охранник, что даже не глядя в сторону заключенных, ленивым жестом руки указывает им следовать за ним.       Саше он почему-то кажется каким-то отталкивающим, неприятным. Нет, это не такое же чувство, что он испытывает к Смолову, хотя манера поведения почему-то кажется схожей. Тут Кокорин ощущает дискомфорт от одного близкого нахождения рядом с этим парнем, чему имеется довольно-таки много причин: от неприятного запаха, до отрешенного выражения, в принципе красивого, даже какого-то изящного лица. — Ужин, — как-то устало произносит охранник уже в глубине коридора и Саше ничего больше не остается, как следовать за оживившимися Миранчуками.

***

      На удивление, его поиски действительно увенчиваются успехом.       Игорь и вправду находит Далера в туалете, а если точнее прямо на выходе из него. На его влажный лоб спадает мокрая челка, цвет лица неестественно белый, будто бы его кто-то напугал сильно, но главное, что привлекло внимание Игоря — глаза. Бегающие туда-сюда расширенные зрачки, что почти сливаются с ореховой радужкой. В этих глазах плещутся искры страха, что Далер пытается скрыть, утаить за маской безразличия и спокойствия.       Да только маска эта прозрачная, треснутая вдобавок. Да и ее обладатель — неудавшийся актер, что маску надевает неправильно совсем, так что самый доверчивый зритель в его игру не поверит.       У главного охранника далеко не идеальное зрение, но не разглядеть этот затравленный, напуганный взгляд попросту невозможно. Он было Далера по плечу похлопать хочет, да только делает это неловко и в итоге мимо мажет, больше по руке попадая: — Все в порядке? — худший вопрос, что можно задать в этой ситуации. Впрочем, Игорь — не психолог, чтобы во всем этом разбираться, но в ответ реакцию получает соответственную. — Лучше некуда.       Далер исподлобья смотрит на него хмурым взглядом смотрит. Глаза отводит, притворяясь, что смахивает с рукава формы невидимые пылинки. Игорь же наоборот — глаз с него не сводит пристально, да ореховую радужку с бегающими зрачками взглядом поймать пытается. — Саша их уже на ужин повел. Ему помощь потребуется, так что иди помогай, а я пока с бумагами посижу.       Мужчина, кажется, сам понимает, что Далера лучше не трогать сейчас, а поговорить отдельно, когда он остынет немного, да в себя придет.       Что с ним происходит, Игорь сейчас и гадать-то не хочет, но, судя по состоянию парня, с ним произошли события отнюдь не из приятных. Остается лишь надеяться, что с ними ни коим образом Лунев не связан и связан не будет. Потому что для таких, как Далер, Лунев — ловушка, большая мышеловка, в которой лишь сыр притягательный и виден. А вот притаившаяся за ней кошку разглядеть очень и очень сложно. — Игорь Владимирович…       Углубившись в свои мысли, главный охранник, оглядывается, только сейчас замечая, что сам он стоит далеко впереди от Далера, который по-видимому после последней фразы так с места и не сдвинулся. — Да? — Давайте я сегодня ночью все бумаги заполню. Заодно и подежурю. — парень нервно теребит край формы, будто стесняясь этого своего предложения, из-за чего Игорь подозрительно на него смотрит, но к чему придраться не находит. — Дело-то, конечно, благородное, но с чего такое рвение? — Просто всегда раньше ночью подежурить мечтал, но не получалось как-то, — жмет плечами Далер. Но тут же, будто догадавшись о чем-то, от созерцания формы отвлекается, да на Игоря взгляд поднимает, — Вы только не подумайте ничего такого, просто я правда… — Я понял, Далер, я понял, — прерывает его Игорь, про себя обещая как можно тщательнее за этим юным парнем присматривать, — но давай не сегодня, - после этих слов глаза охранника начинают метаться еще больше, что не укрывается от Игоря, который ничего на это не говорит, лишь пометку у себя в мозгу делая, — мне там доделать кое-что надо. Ты не поймешь. — Хорошо, — кивает Далер. Голос его чуть подрагивает, о чем Игорь промолчать уже просто не может. — Точно все в порядке? — В полном… — Далер интонацию повышает, будто бы сказать что-то хочет, но в последний момент видимо передумывает, из-за чего речь его спотыкается, выдавая с головой, — Игорь Владимирович, я пойду тогда к Саше. А не то… — Иди-иди, — кивает Игорь, провожая спешащего охранника тяжелым взглядом и вслушиваясь в хлопок закрывающейся двери в глубине коридора. Вновь тишина. Такая же пугающая и таинственная. Буря уже прошла, а значит затишье должно закончиться. Но то была лишь первая буря и та тишина, что сейчас со всех сторон Игоря обволакивает, предвещает вторую. Еще более разрушающую.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.