***
За всеми этими стремительно развивающимися событиями, кажется никто из заключенных не замечает, что к неприятному Ерохину добавляется еще один охранник — тот самый парень, который буквально с Луневым поцеловался, и что сейчас тихо в сторонке идет, будто бы он тут и был все это время. Ерохин на это появление не реагирует никак. Лишь оборачивается, кивнув на тихое приветствие, да удостоверяется, что напарник в самом конце колонны свое место занимает, после чего вновь скучающим взглядом продолжает серые стены вокруг разглядывать. Далер пытается не смотреть в сторону Лунева, что идет в одиночестве чуть левее остальных. Впрочем, тот и сам лишь глядит себе под ноги и губами шевелит, что-то самому себе шепча. Это подозрительная невинность нервирует охранника, заставляет метаться взглядом туда-сюда, порой все-таки косо на Андрея посматривая. Тот этих взглядов либо вообще не замечает, либо не хочет показывать, что замечает. Смотрит на бетонный пол, да сам с собой разговаривает. И это все нервирует Далера еще больше. Руки невольно к шее тянутся.***
На ватных ногах Саша на всякий случай жмется ближе к Миранчукам. Те и не больно-то против в принципе, да только замок из переплетенных пальцев, что как-то само собой сплелся, как только Кокорин подальше отошел, расцепить приходится. Впрочем, Саша сейчас на это все, если честно глубоко плевать. Он концентрируется на Смолове с Мамаевым, а точнее на одном Феде, на его последней фразе, что уж точно ничего хорошо не предвещает. Я займусь им сам. Что он может сделать? Избить? Судя по разминающему кулаки Мамаеву устроить это несложно. Изнасиловать? Саша на Лунева невольно оглядывается. Кто этого Федю знает? Чем он занимался до попадания за решетку? Причинить моральную боль? Возможно. Но это менее вероятно. Смолов не владеет всеми этими психологическими штуками, когда видишь человека буквально насквозь, но случайно надавить на больные точки может. Главное виду не подавать, когда в цель попадет. Точнее если попадет. Одинаковые коридоры все сменяют друг друга, будто бы бесконечный лабиринт, в котором нет выхода и входа. Одни повороты, да серые двери. — Мы вообще придем когда-нибудь? — обращается он к Миранчукам, что о чем-то тихо перешептываются, будто бы на своем непонятном языке близнецов, который Саше не понять никогда. Во всяком случае, кроме мягкого тихого тембра голоса Антона, Кокорин больше ничего разобрать не может. — Придем. Еще немного осталось, в корпусе, где мы ели раньше, сейчас ремонт. Поэтому приходится по полчаса по этим коридорам таскаться, — объясняет ему Антон, и не рассчитав силы, чуть не впечатывает дверь в лицо проходящего мимо парня. — Следи за движениями, Миранчук, — максимально ядовито проговаривает тот сквозь зубы, и напоследок смерив Антона грозным взглядом из-под тонких бровей. Отчего-то этот парень ассоциируется у Саши с изящной, ядовитой змеей. Такой, что плюется ядом во все стороны, прежде чем наброситься, прокусить тонкую кожу жертвы. Точеные скулы, выразительные глаза и волосы, зализанные назад, добавляют схожести с треугольной мордой опасного пресмыкающегося. А плавная походка, которой он, больше не удостаивая никого взглядом, проходит вперед к остальным заключенным, напоминает движения змеи во время ползания: аккуратные, неспешные, но все равно заставляющие людей вздрагивать или же громко кричать от одного вида продолговатого тела. Черт, да они же знакомы всего несколько секунд. Да и не знакомы даже, скорее просто в коридоре пересеклись. И то, Саша до конца не уверен, что парень заметил его присутствие в коридоре. — Не надо. Антон было хочет догнать парня, да рука брата, что ложится на плечо, некрепко сжимая, да молящий взгляд, останавливают его. Черт бы побрал Лешу с его состраданием. Порой его слишком много. — У Ильи тяжелая жизнь. Леша вздыхает, снова падая в бездну грусти, из которой он почти что выбирается, но в последний момент оступившись, слетает обратно, пытаясь цепляться за брата. Да вот проблема то в том, что Антон сам в эту бездну летит. И так они возвращаются к исходной точке раз за разом цепляясь друг за друга и падая в эту холодную мглу. Зато вместе — Он раньше вместе с напарником наемными убийцами работали, — кивает Антон, кажется остывший уже окончательно, и в этот раз придерживая дверь, наконец-то входит в следующий коридор, — Роберт, кажется? — Роман, — качает головой Леша и отчего-то поднимает взгляд на дверь, куда зашел Илья, будто бы ожидая, что тот, услышав знакомое имя внезапно вернется. Но вокруг вновь лишь обволакивающая тишина, нарушаемая лишь легким скрипом подошв об пол, да гулким хлопаньем дверей в других коридорах. Звукопроводность тут не к черту. Неожиданно, та самая дверь, за которой несколько минут назад скрылся Илья, резко распахивается. Все трое от этого вздрагивают, а Саша с ужасом осознает, что уже привык к этим постоянным прыжкам сердца куда-то вниз. Привык вздрагивать от каждого шороха В щель дверного проема просовывается растрепанная голова бородатого охранника, что так не понравился Саше. Он хмуро осматривает всех парней, задерживаясь взглядом на Саше, а затем чуть хриплым голосом осведомляется не видели ли они Далера. — Он вроде в самом конце шел, — машет в сторону двери позади себя Антон, а охранник, почему-то удовлетворившись этим ответом, распахивает дверь пошире, приглашая заключенных проследовать за ним. Первым в, как уже догадывается Саша, столовую проходит Антон, за ним Леша, Саша, а замыкает процессию сам охранник, что оставляет дверь чуть приоткрытой и облокачивается на стену возле нее, провожая взглядом три худые спины. Саша в этой толпе первые мгновения совершенно теряется. По сути, за годы футбольной карьеры он к большим скоплениям людей уже привыкнуть должен, да только за всеми этими слушаниями, интервью, он начал такие вот толпы с обязательным негативом в свою сторону ассоциировать. Потому сейчас, после того, как он более-менее собирается, ему просто неприятно находится в этом довольно шумном помещении. Люди вокруг неосознанно давят на него, отчего Саша шарахается буквально от каждого, замечая на их лицах невидимые для остальных самодовольные усмешки. — Ты садись пока, мы тебе еду принесем. Все равно выбора особого нет. Что то, что это параша. — Леша опять слишком внимательный. Впрочем, сейчас это даже на руку Саше играет. Он плюхается на первую попавшуюся скамейку и просто закрывает глаза, не желая никого не видеть и не слышать того противного гудения, что звоном отдает в ушах, застревая в барабанной перепонке. Ему кажется, что он какая-нибудь мелкая букашка, совершенно случайно оказавшаяся в огромном муравейнике. И букашке тут совсем не рады. Он не знает сколько времени он просидел так. Может десять минут, а может тридцать. Отчего-то воспринять этот отрезок времени сейчас казалось задачей совершенно непосильной. — Саш, все нормально? — вернувшись, братья находят Сашу, сидящим за первым перед входом столиком, который расположен прямо напротив бородатого охранника, что сейчас копается в телефоне, будто бы ничего не замечая вокруг. Сам Кокорин сидит сгорбившись, положив руки на стол, и уткнувшись в них лицом. На средней чистоты скатерть ему сейчас плевать. Просто хочется отгородиться ото всех, от этой толпы, которую как минимум три раза в день он будет видеть вокруг себя. Настоящая пытка — вот, чем станут для Саши все приемы пищи в этом заведении, что уж тут говорить о всевозможных прогулках и работе. Об этом думать сейчас совершенно не хочется. — У тебя голова не кружится? — Саша чувствует, как скамейка рядом чуть прогибается под весом Леши. Кокорин сам не знает, как он умудряется их различать, но при разговорах он до сих пор ни разу их не путал. Для него они два абсолютно разных человека, что похожи лишь внешне, остальное же: манера речи, движений, внимательность, характер — все это настолько у них разное, что перепутать просто невозможно. Холодная рука ложится ему на спину и осторожно похлопывает. Саша чувствует, как что-то передвигается по столу в его сторону, и когда он чуть приподнимает голову, то видит перед собой стакан с горячим чаем. Это тот самый чай, который давали им в школьных столовых, лагерях и детских садах. Такой же сладкий, одновременно горьковатый из-за своей чрезмерной крепости, с чаинками, плавающими где-то ближе ко дну и тем вкусом какой-то ностальгии, непонятно откуда взявшейся в тюрьме. — Нет, все в порядке. — качает головой Саша, — Уже. Леша понимающе кивает, и отворачивается к Антону, что сидит напротив и тоже пьет чай. На столе перед ним стоят две тарелки рассольника, три порции рыбы с пюре и столько же кусков черного хлеба. Выглядит отвратительно. — Кстати, ты же видел, куда ты сел? — Антон хмыкает, кивая в сторону сидящего в метре от Саши на той же скамейке Смолова, что жует, кажется, пюре, и все так же улыбается шуткам Мамаева, что сидит напротив. Вот сейчас Кокорин может полностью разглядеть все детали крыльев на его шее, что периодически пропадают, сминаемые складками кожи, когда сам парень наклоняет голову вниз. Пожалуй, хорошо рассмотреть эту татуировку, что только сейчас начинает походить на крылья, можно только если смотреть на Мамаева прямо, с другого ракурса она больше на в непонятном порядке расположенные геометрические фигуры похожа. Вообще крылья у Саши ассоциируются либо с птицами, да и то лебедями какими-нибудь, у которых они пушистые и белые, либо же с крыльями бабочки, изящными и тонкими, что, как ему кажется, больше для девушек характерны. Но треугольники и квадраты? Странное решение. — Да какая разница-то, — после паузы наконец-то отвечает Саша, пододвигая к себе чая, и стараясь не обращать внимания на фоновый гул, что все еще бьет по ушам, начинает быстрыми глотками осушать стакан. — Нам-то никакой, — жмет плечами Антон, — а ты лучше в его сторону не смотри. Мало ли что подумает. Саша на этот совет лишь фыркает, да из рук Леши тарелку с уже поостывшим рассольником принимает, начинает есть, мысленно соглашаясь с Антоном о среднем качестве местной пищи. — Ну как тебе наша кухня? — тут же, хмыкая, осведомляется Миранчук, что проигнорировав наличие рассольника, сразу приступает к рыбе и жидковатому пюре. — Бывало и лучше. После первых ложек аппетит как-то сразу пропадает. Он возит ложкой в мутном бульоне, пытаясь отсеять перловку, и ощущает себя маленьким ребенком, кого мать вот уже битый час заставляет съесть так старательно приготовленный обед, что отчего-то не пришелся сыну по вкусу. Вот только он уже не ребенок маленький — есть заставляет не мама, а он сам, да вот та же непонятная тоска остается. Решив, все-таки попробовать второе, Саша отодвигает белую тарелку, чьи зеленоватые цветочки по краю больше уродуют, чем украшают, и неуверенно берет вилку. — Я же говорил, что ему не понра… — договорить Леша не успевает. Рядом с ним с одним лишь куском хлеба и чаем плюхается Лунев. Миранчук невольно шарахается, пододвигаясь ближе к Саше, но Андрей, кажется, ничего вокруг и не видит. Смотрит в упор в стену перед собой невидящем взглядом, лишь иногда отпивая чая или кусая хлеб. — Странно, обычно он в дальнем углу ошивается, — озвучивает общую мысль близнецов Антон, нервно оглядываясь. — Не к добру это.***
Далер сам не замечает, как отстает от самой большой группы заключенных, что буквально несколько минут назад шли в нескольких шагах впереди, а сейчас уже хлопают дверьми где-то в глубине коридора. Парень прибавляет шагу и в уже более быстром темпе следует за ними, стараясь никого из виду не упускать. Внезапно в кармане шипящими звуками оживает рация, про которую парень и забыл почти что. Он достает ее из кармана, и слушает какой-то, еще более шуршащий от рационных помех, голос Игоря: -…так что он к вам с Сашей пошел. Как дойдет, мне передашь. Прием. Далер нажимает кнопку, и восстанавливая свой быстры темп, продолжает идти по коридору, одновременно разговаривая с начальником. — Прием. Не услышал, кто идет. Но в любом случае передам. Я пока тоже иду еще, Саша уже вроде бы на месте. Прием. — Прием. В любом случае, когда все дойдете, мне сообщишь. А идет к вам стажер. Тоже Саша вроде бы. Его к нам недавно направили, но по документам парень прилежный. Попроси Ерохина вам все показать и проследи, чтобы не халявил, а не то он любит в телефон уткнуться. Прием. — Прием. Вас понял. Далер все не может отвыкнуть от этого чувства нахождения в шпионских фильмах во время вот таких коротких разговоров по рации. Он почти убирает ее в карман, как слышит хлопок двери и невольно рацию сжимает, будто бы это и не рация обычная, а пистолет настоящий. Только вот оружие то в другом кармане лежит. Оборачивается он быстро, благо реакция хорошая. Перед дверью стоит незнакомый парень в форме, что выглядит каким-то потерянным, несочетающимся со своей одеждой и местоположением. Больше похож на пришедшего к маме на работу мальчика, что стесняется всех и вся вокруг. — Вы же Далер, если не ошибаюсь? — от этого «Вы», что неприятно режет слух, Далер морщится невольно, но чтобы парнишка ничего такого подумать не успел, тут же отзывается. — Не ошибаешься. И давай на "ты". У нас не настолько большая разница в возрасте, — старается тепло улыбнуться. Но отчего-то не выходит. Уголки губ просто не могут подняться вверх, как бы того ни хотел мозг. А вот у парня, Саши вроде бы, улыбаться как раз получается. Эта улыбка настоящая: с морщинками, лучащимися глазами и всего лишь на секунду блеснувшими белыми зубами. После этой улыбки Далеру будто бы дышать легче становится, будто что-то, что сковывало, держало его до этого момента, вдруг отпускает его. Обычная улыбка. Но такая настоящая. — Приятно познакомится. Саша. Саша Головин Они жмут руки. Сашина — теплая и чуть влажная, но от этого не менее приятная, Далера — сухая и холодная. — Ты же на практику у нас, да? — Головин тут же оживает, будто бы давно ни с кем не разговаривавший. Далеру он кажется каким-то слишком… живым? раскованным? энергичным? Пожалуй все это Саше очень подходит. Он будто светлое пятнышко света в непроглядной тьме; невольно дает надежду и ощущение теплоты, несмотря на свою малость. Беседа с Головиным такая же непринужденная, как и он сам. Парень легкий на подъем и от того общаться с ним несложно. С практики они тут же перескакивают на тему учебы, оказывается Саша учится там же, где в свое время отсиживал пары и Далер, что в принципе не удивительно. В их округе университетов подобного рода совсем немного. Как и рассказывал Игорь, учится парень хорошо. Порой, ленится и пропускает пары, но как говорил их лектор: «вначале ты работаешь на зачетку, а потом зачетка на тебя», и Саша, вначале года зарекомендовав себя как примерного студента, оставшееся обучение мог позволить себе чуть-чуть халявы. — Слушай, я что-то так про себя заговорился, — они уже походят к двери в столовую, а Саша виновато потупляет взгляд, что заставляет Далера невольно улыбнуться, — расскажешь мне тут обо всем? Саша распахивает дверь, пропуская вперед себя Далера, а после заходя сам. Оглядывается вокруг, с улыбкой подмечая невероятное сходство со своей родной школьной столовой, которую он покинул совсем недавно. Вот только вместо толпы учеников всевозможных возрастов, да учителей, скромно сидящих в своем отдельном закутке, тут стучат ложками преступники, за которыми неотрывно следят охранники, коим сам Головин и является. Правда, говоря про неотрывную слежку, он все-таки торопится. За дверью, прислонившись к стенке и скрестив ноги, копается в телефоне парень, чья темная челка чуть спадает ему на глаза, мешая обозрению экрана. Каждые несколько секунд он дергает головой, перемещая челку ближе к затылку, что, впрочем, не очень-то помогает, поскольку та раз за разом спадает вновь. Далер просит Сашу чуть-чуть подождать, а сам к тому парню отходит, о чем-то переговариваясь с ним. Головин видит лишь лицо темноволосого, что кривится в непонятной гримасе, видимо кого-то передразнивая. Далер настойчиво повторяет свою последнюю фразу — это Саша видит по движениям его губ и закатывающимся глазам другого охранника. Тот, демонстративно, будто грубый подросток, которому в голову ударяют гормоны, кладет телефон в карман и откидывается на стену еще больше, сползая по ней, скрещивая руки на груди. Далер кивает, хлопает его по плечу, а затем, подходя ближе к Саше, видимо уже заканчивая разговор, бросает фразу, что слышит уже сам Головин: — Саш, сделай это, пожалуйста, сейчас, мне потом перед Игорем Владимировичем неудобно будет. Выше упомянутый Саша, на эту просьбу глаза закатывает, да к стенке отворачивается, судя по движению губ матерные слова в сторону всего остального мира шепча и полностью присутствие Головина игнорируя. — Это тоже Александр. Александр Ерохин. — замечая интерес Саши услужливо представляет парня Далер. — Странный какой-то, — до Головина порывом сквозняка доносится запах курева, отчего Саша смешно морщит нос и с вопросом в глазах поворачивается к Далеру. — Да, он курит. — тут же поясняет тот, — И да, я тут не так давно, кстати, поэтому контактировать с ним все же придется. Саша с выражением какого-то скепсиса в сторону Ерохина смотрит, что достает из кармана рацию и начинает что-то тихо диктовать в нее, все также к стене отвернувшись. Почему-то местные охранники совсем в ту картину устройства тюрем, что представлял Сашка, совершенно не вписываются. Вместо суровых, подтянутых мужчин, что при любом лишнем движении тут же скручивают, он обнаруживает милого, но слишком молодого и добродушного на вид парня, да ленивого Ерохина, которому происходящее на экране телефона важнее его работы. Совсем не этого он ждал. Совсем. Головин на Далера косится, в немом вопросе спрашивая, что ему делать дальше. Но тот куда-то в другую сторону смотрит, и как Сашке кажется, бледнеет немного. Или всему виной дешевые лампочки? Головин прослеживает за направлением его взгляда и натыкается на группу заключенных, что сидят почти у самого входа. Первые, кто бросаются в глаза — близнецы. Они сидят друг напротив друга, потому Саша с легкостью может разглядеть профиль каждого. Кажется, что они идентичны полностью: от самых макушек до кончиков вздернутых носов. Даже движения руками синхронные делают, отчего ощущение, что в глазах изображение двоится. Но Далер мимо них смотрит. От близнецов взгляд тут же переходит к соседу одного из них. У этого парня главная деталь внешности — это несомненно нос. Он крупный, вздернутый, отчего-то вызывающий ассоциации с пяточком. Больше во внешности парня ничего особо примечательного Саша не находит. Но опять же видно, что Далер человека чуть ближе к ним взглядом буравит, так, что Головину кажется, любой тут же обернулся бы. Тот парень коротко стриженный. Сидит ближе ко входу, чуть в отдалении от остальной «компании». Он спокоен. Размеренно жует свой кусок хлеба, запивая его чаем и смотря куда-то в стену абсолютно пустым взглядом. Не уж то это тот самый бунтарь, что нуждается в таком пристальном внимании охранника? Не похож совсем. Впрочем, в тихом омуте черти водятся, что сашкина жизнь неоднократно доказывала. Саша еще не знает, что скоро эти самые черти наружу полезут. Он еще не знает, что кроме чертей в этом омуте полно всяких тварей, которых лишний раз не беспокоить лучше. И лучше бы никогда не узнал.***
Когда Далер видит Лунева, которого буквально секунду на этом месте не было, невольно пульс начинает отбивать удары с той же скоростью, что после только что пробегаемой стометровки. Он искренне надеется, что это лишь совпадение, что Андрей пересел сюда только лишь потому, что ему так удобнее. Однако голос разума подсказывает, что тут все намного, намного сложнее. А ведь предупреждал его Игорь Владимирович. Далер головой мотает. Нет, нет, все это лишь его предрассудки. Рассуждения по поводу странного поведения Лунева в камере парень решает оставить на потом. Снова. Просто сейчас думать об этом вовсе не хочется, а потому Далер просто старается не смотреть в сторону Андрея, взглядом сосредотачиваясь на другой части столовой. Он пока не знает, что все самые интересные вещи как раз и происходят в стороне Лунева. Вещи, что приводят к дальнейшим не самым приятным событиям. Тучи сгущаются. Буря на подходе.