Красная нить

— Я как рыбка в аквариуме. — Ты же не видишь, что мы за стеклом. — Весь этот дом почти пустой. Звуки города далеко внизу. Непривычно. Джесс топчется у панорамного окна тайной квартиры Дэнни Рэнда, когда у неё в кармане вибрирует телефон. Ковёр убийственно белый, но разуваться она даже не думает. Думать после двух часов сна на ближайшем к двери диване получается вообще с трудом — но очень надо. Сделано только полдела: Мэтт пойман, напичкан таблетками, отмыт, одет и заново перебинтован. И спрятан. От Дэнни всё-таки есть какая-то польза. Признавать это слегка досадно, но справедливо. В конце концов, он тоже не спал всю ночь, а теперь вынужден делать вид, что работает, сидеть в офисе с открытыми глазами и умным видом, и ещё посреди всего этого он нашёл время дать Джессике ключи от квартиры, где когда-то прятался сам. Фогги забрал Марси из больницы и лёг спать. Ценная информация в пришедшем сообщении. Нет, даже бесценная. Джесс почему-то сердится, хотя сама же и выпинала его дрыхнуть, как только они со всем разобрались и привезли Мэтта сюда. Марси нельзя оставлять одну. Она — свидетель. Фогги, конечно, так себе защитник, плюшевый, но зато у него есть то, чего отчаянно не хватает другим защитникам, — мозги. Да какого чёрта её вообще беспокоит судьба Марси? — Ждала другое сообщение? — Мэтт сидит на диване развалившись, в дорогих тряпках Дэнни, и имеет наглость улыбаться. Джесс сердито отмалчивается и плюхается на диван рядом, прихватив с тумбочки бутылку какого-то коллекционного виски. И стакан. Один. — Ты не рыбка, — сообщает она, сделав глоток. — Ты долбоёб. Мэтт только усмехается. — Тебе надо сваливать, — продолжает Джесс. — У меня есть человек, который нарисует тебе другие документы. — Я никуда не свалю. — Свалишь, и насовсем. Мэтт Мёрдок мёртв. — Но ещё не сыграл тебе на пианино. Я обещал. Джесс беспомощно оглядывается в поисках пианино. Нет, у Дэнни такого не водится, и хорошо. — Будем считать мои нервы за пианино, — находится она и допивает до дна. — Ты исполнил на них прекраснейшую фугу. А теперь ты свалишь, как будто тебя нет. — Та женщина видела Марси. А если она вас выследила, то видела и тебя. И ей нужен был Сорвиголова. — Это разные люди, — устало говорит Джесс. — Мэтт Мёрдок мёртв. Сорвиголова жив. — Как так? — Вот так. — Налей мне виски? — Ты на колёсах и обойдёшься. За вторым стаканом она действительно не собирается. Наливает себе ещё — и всё-таки стаскивает «мартинсы», оставляет их на белом ковре и кладёт ноги на стеклянный столик. Запрокидывает голову на низкую мягкую спинку дивана. Почти хорошо. — Мы её и без тебя найдём, Мэтт. Марси составит портрет. Опознаем и выследим. Наверное, она работает на кого-то из твоих врагов. Хотят убить именно тебя. — Вроде никто не знал, что я — Сорвиголова. — Вроде… Мне не нравится это слово. Хотя знаешь, не надо быть слишком умным, чтобы понять, что если мы свалили из участка с пропавшим Мёрдоком, а на камерах «Мидланд Сёркл» засветились с Сорвиголовой, который не вышел… — Мы засветились на камерах? — Ага. Искали трупы, а вытащили записи. Вот знали бы, что трупов там нет, — забетонировали бы всё нахуй сразу. Мэтт еле слышно барабанит пальцами по коленке. Джесс пьёт с закрытыми глазами, едва приподнимая голову, только чтобы сделать глоток. Тут и правда, блядь, как в аквариуме или как на витрине, хорошо ещё, что этаж высокий. — Кому ты отдавил хвост? Мэтт перестаёт барабанить, и Джесс приоткрывает один глаз. Он загибает пальцы. Самое время выжрать снова, что тут ещё сделать. — Похоже, это не тот вопрос, — решает она. — Кто мог узнать, что ты в монастыре? — Никто. Либо кто-то, кто, как и вы, смотрел записи с камеры на перекрёстке, либо кто-то, кто выследил вас и знал, что вы связаны со мной. — Таких много? Мэтт качает головой. Джесс старается думать — и надеется, что этот потрясный виски сейчас начнёт думать за неё. Она набирает Оскару: документы Мэтту надо начать рисовать без его согласия, чтобы потом только сфоткать, и дело готово. Но Оскар не отвечает. Правильно: сейчас полдень, он наверняка ходит по выставке, выключив звук или вообще оставив где-то мобильный. У него же настоящая выставка. Теперь ему, может, и не придётся подделывать документы, но сейчас надо, очень надо. — Джесс, я не брошу Адскую кухню. — Вообще, мы тут без тебя хорошо справлялись, — она морщится. — Фогги вот собирается открыть конторку «Нельсон и Шталь». Я хожу по выставкам с бокалом винца. Жизнь бьёт ключом. Даже не разводным и не по голове. Надо попробовать ударить его по больному, да. В его же интересах раствориться, а те, кто ищут, сами и отвалятся. То, что на мобильный с какого-то хера начинает трезвонить Малкольм, злит Джесс ещё сильнее. Она сначала хватается за трубку, думая, что это Оскар; потом сбрасывает звонок; на следующем отключает телефон совсем и вливает в себя оставшийся в стакане виски. — И у Адской кухни есть Сорвиголова, — она делает контрольный выстрел. — С ушками. — С рожками. — С ними. — Но костюм был на мне?! — Не так трудно было найти Мелвина Поттера и заказать реплику. — Надеюсь, это не ты. — Я ещё не допилась до чёртиков ни в каком смысле, не волнуйся. Мэтт долго молчит и сосредоточенно чешет нос. Кто-то говорит, что это к выпивке, но попробовать запасы алкоголя Дэнни ему не светит: Джесс читает инструкции к лекарствам, если их пьёт кто-то другой. Ну и да, он всё ещё сука. — Я должен остаться, — решительно заключает он. — И разобраться. Тот, кто бегает в моём костюме, в опасности. — Нет, — Джесс зевает. — Она же пришла в монастырь за Сорвиголовой. Она знала, что это не ты. И только сказав это, она убирает ноги со стола и принимает вертикальное положение. — Знала, — Джесс почти зло чешет плечо. — Кто-то имеет достаточно связей и средств, чтобы всё сопоставить. Кто-то охуенно на тебя зол. Ты точно не помнишь голос? — Я и Марси не помнил толком. Джесс, мне всё отшибло. — Ой, не пизди, когда мы встретились, ты уже был отшибленный. Соображай. Ты сказал, что когда она тебя звала — ты вспоминал Фогги. Марси сказала, что лицо и ей показалось знакомым, но она не помнит, где её видела. И как будто она выглядела немного иначе. Хотя я бы и Марси в жизни не узнала без боевого раскраса. — Джесс, помолчи. Мэтт зачем-то закрывает глаза, и она затыкается. Сидит, раскачивая в пальцах пустой стакан. Ждёт, когда он что-нибудь скажет, и почти наслаждается тишиной, мягким диваном под задницей и отсутствием необходимости куда-то бежать. А потом всё окончательно летит в пизду от пары реплик Мэтта. — Фиск, — говорит он, неуверенно хмуря брови. — Она была с Уилсоном Фиском. Эта женщина. Хозяйка галереи. — Хозяйка, блядь, чего?! Джесс натягивает ботинки, пока телефон тупит, включаясь. Мэтт вертит головой, не понимая, что за паника поднялась за сотую долю секунды, а Джесс не понимает, откуда на полу осколки стакана. — Джесс… — Как же её, блядь, звали… — Ванесса Марианна. — Да как-то не так. Она шарит по карманам джинсов, потом соображает, что визитка осталась в дурацкой маленькой сумочке, которую её заставила взять с собой Марси, и что имя Джесс не запомнила из разговоров и не прочитала. Что на выставке она мало, но всё-таки общалась с ними, что хозяйка пыталась завести с ней беседу. Про картину. Про тревожный красный цвет. Про связи между людьми. Блядь, блядь, блядь. Оскар не отвечает. Малкольм, звонивший восемь раз, тоже. Она не прощается с Мэттом — только орёт уже от лифта, чтобы он никуда не высовывался. *** Такси гонит через Манхэттен, и Джесс нецензурно торопит водителя. Ни Оскар, ни Малкольм не берут трубку. Отвечает только сонный Нельсон. — Вы ведь не дома у кого-то из вас? — спрашивает она, не дожидаясь, пока тот выговорит «алё». — Я не идиот, мы в гостинице. — Вот и сидите на жопе ровно. — Что случилось?! — Покажи Марси фото бабы этого, которого вы посадили, — Джесс сверлит взглядом затылок водителя. Она не доверяет уже никому. До неё только сейчас доходит, что она села прямо за водителем, чтобы в случае чего успеть подпридушить его сзади или пнуть, когда откроется задняя дверь и он начнёт её вытаскивать. — Этого кого?.. — Ты двадцать секунд назад говорил, что ты не идиот. — А, — Нельсон соображает, что она не может говорить. — Фиска. — Да. Нельсон ругается и кладёт трубку. Сообщение «Она перекрасила волосы и загорела» приходит, когда Джесс выскакивает из такси. Ладно, от Марси тоже есть польза. От Марси есть большая польза: она, как женщина, в которой обычно нет ничего естественного, легко раскусит любую другую. Был же один шанс из тысячи, что эта баба сунется устранять Мэтта сама. Один грёбаный шанс. Вендетта у неё, что ли? Или «хочешь сделать хорошо — сделай это сам»? Никакого значения это не имеет. Потому что ни Оскар, ни Малкольм не отвечают. Джесс взлетает по лестнице вверх пешком: в коридоре страшно людно. Видо должен был быть дома, он остаётся дома один, пока идёт выставка, блядь, чёрт бы побрал эту выставку! — Какого хрена тут происходит? — спрашивает она у столпившихся соседей. Даже не может вспомнить ничьих имён: Джонс не из тех, кто водит дружбу с соседями. Можно знать про них всё, но помнить фамилии едва-едва, и то лишь те, что нацарапаны у звонков. — Мы не знаем. Мы слышали грохот и выстрел. — И снова грохот. Джессика проталкивается к распахнутой двери. На полу — что-то красное. Разлитое ведро краски. И не краска. Темнее и понятнее. Ещё ведро. Ебучий фиолетовый. И ещё. Целый погром. Под подошвой что-то хрустит, и она отступает на шаг. Приклеивается к красному, поднимая разбитый телефон Малкольма. Резко оборачивается и не смотрит на соседей — смотрит на пол у них под ногами. И снова толкается, взбегая по красным клейким следам на свой этаж. Цепочка обрывается у двери Малкольма. Джесс барабанит в неё как умалишённая, потом теряет самоконтроль — к чёрту самоконтроль в таких ситуациях — и снова выносит её с ноги. В комнате стоит бледный остолбеневший Видо, весь перемазанный краской и кровью. — Тётя Джесс? — он распахивает глаза. — Те люди ушли? Ты их отлупила? — Какие люди? Ты ранен? Ранен? Что случилось? — Те люди, — он пытается объяснить ей что-то, и грязная рубашка почему-то липнет к куртке. Джессика стоит перед Видо на коленях, крепко в него вцепившись, прижав к себе. Сама не знает, как это получилось. Он вроде бы цел. — Я не ранен. Малкольм ранен. Они прострелили ему плечо, и я не могу найти аптечку, — Видо собирается с духом и всё объясняет. — Он их напугал, и ещё тащил меня по лестнице. Я не знаю зачем. Я мог сам. Наверное… Супертётя не матерится. Но супертётя отпиздит искусствоведа так, что искусствовед пожалеет, что выжил. А Видо пугать нельзя. Она суётся в шкаф к Малкольму, достаёт аптечку, прислушивается к шуму воды, заставляет себя встряхнуться и сохранять хотя бы тень спокойствия. Ради Видо. И ещё потому, что Малкольм… Ладно, в этот раз влез действительно по делу. Дорогой пиджак лежит на полу в ванной, дырявый и потемневший. Рубашка, тоже вся в крови, валяется рядом. Полуголый Малкольм пытается сидеть на краю ванны, капает кровью на пол, прижимая к ране и без того бордовое полотенце — наверное, выбранное из тех же соображений, из каких Джесс старается выглядеть хладнокровной. В другой ситуации она могла бы пошутить про то, что лучше бы он завёл коричневые брюки. — Видо, — спрашивает она, невозмутимо запихивая Малкольма прямо в ванную и отнимая от его плеча полотенце, — а папа на выставке, да? — Да. — Не звонил? — Не-а. — Хорошо, — врёт Джесс и не краснеет. — Значит, с ним всё будет в порядке. Завари пока на кухне крепкий сладкий чай. Видо ни к чему соваться в ванную. Хотя бы пока она будет ковыряться и беседовать. Малкольм косится на неё, не зная, как заговорить; Джесс держит каменное лицо. Секунд тридцать, пока не понимает, что пуля прошла навылет. — Вы вызывали полицию? — спрашивает она. — Нет, Видо сказал, что копы не нужны. — Наверняка кто-нибудь из соседей вызвал, — она рвёт упаковку перевязочного пакета. — Я услышал шум внизу, — Малкольм шипит, стиснув зубы. Джесс тоже стискивает зубы — но не потому, что ей больно. Супертётя отпиздит искусствоведа, в этом нет сомнений. Вот только теперь действовать надо аккуратнее. — Слушай сюда, — говорит она Малкольму вполголоса. — Приедут копы — попроси детектива Косту присмотреть за Видо. Именно детектива Косту. Все остальные идут нахуй, а этому я верю. — Понял. — Сам езжай в больницу, я не врач и не медсестра. — Понял. Она молчит, кое-как останавливая кровь. Смывает красные потёки с рук, оставляя Малкольма в ванне. Когда шумит вода, как-то проще это сказать. Может, он и не расслышит. Но сказать нужно. — Спасибо, — говорит Джессика. Перекошенный Малкольм, прислоняясь наспех перевязанным плечом к холодной настенной плитке, улыбается. Когда Видо несёт раненому герою чай, под окном уже воют сирены — а Джесс смотрит на визитку, стоя посреди своей квартиры. Марианна Уилсон. Люди часто берут созвучные настоящему имени псевдонимы или обыгрывают имена близких людей. Как всё просто, аж хочется сплюнуть. Но уже поздно думать, могло ли что-то пойти по-другому, если бы Джессике Джонс было не насрать, что пишут на визитках. *** Вообще не надо быть детективом, чтобы понять: что-то плохое уже случилось. Дальше начинаются тонкости. Джесс покупает очередной кофе, вливает его в себя, шагая по улице в сторону галереи — совершенно бессмысленно, но свежий воздух помогает проснуться, — и понимает прекраснейшие вещи. Нет, не прекраснейшие. Ванессе нужен Сорвиголова. Тот, который Мэтт Мёрдок. Она достаточно умная, раз выследила их. Значит, недостаточно глупая, чтобы убить Оскара на месте. Значит, она должна предложить обмен. Значит, нужно выиграть время и составить план. Хоть какой-то, но план. И вот на этом пункте всё становится гораздо хуже, потому что впутывать явно больше никого нельзя, Мёрдок слишком эмоционален, у Дэнни нет мозгов, у Марси тоже, Малкольм — всё равно мудак и к тому же ранен, а они с Нельсоном — два сонных зомби. Хотя, может, он успел немного поспать. Или нет. Это уже не её, Джессики, трудности, и даже не Нельсона, а общие. Она трёт виски, прислонившись спиной к какой-то стене. От куртки воняет краской. От неё самой — бухлом и кофе. Люди идут мимо, летние, пёстрые, раздражающие, их слишком много, сутки слишком длинные. Какой-то пожилой мужчина в больших очках и кепке пытается узнать, в порядке ли Джесс. Не совсем в порядке. Чёртов Мёрдок. Сам непонятно когда спит, а когда появляется в чьей-то жизни — совсем прощай подушка. Надо сосредоточиться. Надо. Думай, Джесс. Картонный стаканчик сминается в руке чуть ли не в шарик для пинг-понга. Идти к Мэтту нельзя. Ни к кому нельзя идти: она, вероятно, под колпаком, и на Ванессу работают даже не наркоманы с примечательными причёсками, которых Джесс склонна не замечать неделями. Можно не пытаться оглядываться в толпе, выискивая, кому набить морду и от кого делать ноги. Она должна быть одна. Решение зреет очень быстро. Джесс заворачивает в ближайшую кофейню — за ночь они изучили все, пожалуй, — запирается в туалете и отжимает пробку слива, сняв крышку бачка. Если вдруг кто-то полезет слушать и сюда — приятно ему насладиться шумом Ниагарского водопада. Она звонит Нельсону — но трубку, как назло, берёт Марси. — Мне нужен Фогги, — говорит Джесс. — Тогда приходи и разбуди его. Это просто невозможно. — Это вопрос жизни и смерти. — Я знакома с ним чуть меньше, чем он с Мэттом. Без вариантов. Что случилось? Ну блядь, хоть плачь. Но препираться некогда. — Ванесса подсылала людей похитить Видо, — говорит Джесс, облизав пересохшие губы. — Не удалось. Но Оскар не отвечает, он как раз был в её галерее. Ей нужен не он. — Это понятно. — За мной могут следить. Поэтому я не знаю, когда позвоню. Либо она выйдет на связь, либо я позвоню и прямо спрошу, чего она хочет. Мне надо скорее внести ясность, но выиграть время. — Ясно, — Марси неприлично спокойна. Странно. — Впутывать больше никого не стоит. В курсе ты, я, Нельсон, Мэтт, Дэнни Рэнд. И Малкольм Дюкасс. Фогги знает, кто это, но он в больнице. — Что впутывать никого нельзя, тоже ясно. Потому что Мэтта я знаю столько же, сколько Фогги. Он не одобрит и предпримет что-нибудь идиотское. — Ты же не знала, что он… — Я тебя умоляю. Это было ясно ещё с «Объединёнными конструкциями». Джесс считает про себя до пяти, чтобы поймать за хвостик ускользающую идею. От шума воды, как назло, ещё сильнее хочется спать. — Она может захотеть обмен, — выговаривает Джесс. — Фогги его не допустит. — Да это, блядь, будет просто глупо. Нам нужно сохранить обоих, а если она получит Мэтта… — Ладно. Джесс, выпей энергетик. Насколько я поняла, у тебя сердце от этого не остановится. — А жаль. — Мы что-нибудь придумаем. — Мне уже страшно. — Знаешь, вот в «Песни льда и пламени»… — Ой, иди нахуй, — Джесс проводит рукой по лицу. — Про Бетюнский монастырь уже дошутились. Я сообщу. — Просто выиграй время. Удачи. В «Песни льда и пламени». Не в «Игре престолов». Это что, Марси умеет читать толстые книжки без картинок?! Джессика, не останавливая воду, кладёт крышку на место. Мочит голову в раковине ледяной водой. Смотрит на себя в зеркало: на куртке — красное пятно, прямо на груди. Она выиграет. И не только время. Они выиграют. *** — Ванесса. Вот так, как выбить дверь с ноги: набрать номер с визитки Марианны Уилсон и сразу назвать её настоящее имя. Очень помогает перейти к сути разговора без расшаркиваний. — Мисс Уилсон. Произведение искусства одного художника. Нет, ну глупо было ожидать, что мужик, который рискнул связаться с Джонс, — не ебанат и во всём осторожен. Вот, значит, как организовываются выставки в Адской кухне. Раз — и заперт со всех сторон, если она попадёт в полицию, то сдаст и Оскара. Но теперь можно будет справедливо отмахиваться трусами и говорить, что она ему угрожала. Мол, смотрите, и пуля в стене квартиры застряла, и похищение было. — Ванесса, — повторяет Джессика уверенным голосом. — Что тебе нужно? Давай договоримся. Она сидит на лавочке, в аккуратном сквере, прямо напротив галереи. Прекрасная мишень для снайперов и наблюдателей. Ещё один жест напоказ — вот она я, не прячусь, обследись за мной, шмара ты крашеная. К тому же это красное пятно на куртке прекрасно дополняет картину и мозолит глаза. — Ты знаешь что. Кто. Хочешь предложить обмен? — Хочу. — Попытаешься меня обмануть — и он умрёт. Я не попытаюсь, мрачно думает Джесс. Пусть пытаются другие, а она в случае чего просто свернёт Ванессе шею. — Это я прекрасно понимаю. И это не в моих интересах. Ты же сама женщина, ты знаешь, каково это — потерять своего мужчину. Я не смогу выманить твою ненаглядную цель до ночи. Дай мне время. — До рассвета. Более чем достаточно. Обычно бывает меньше. — Постараюсь сделать это пораньше, — спокойно отвечает Джесс. — Я хочу не того, который в красном костюме, — замечает Ванесса. — Думаю, ты и это поняла. Я знаю, что это не Мёрдок. — Даже не начинай. Я не дура. Была бы дурой — ты бы всё ещё не знала, где его искать. — Была бы ты умнее, я бы действительно этого всё ещё не знала. Я навела справки о твоей конторе. Не слишком ты успешный детектив, Джессика Джонс. В общем-то, шах и мат. Хотя Джесс хочет заметить, что если бы она высыпалась, а Мёрдок не прятался у бомжей с целью обезопасить близких, хуй бы что у Ванессы получилось. — Я позвоню вечером, — предупреждает Джессика. — Мне нужны гарантии. Я хочу его услышать. Не сейчас, ближе к делу. — Хорошо. В десять вечера. — Пойдёт. Джессика жмёт «отбой» — и улыбается стеклянному кубику галереи. Килгрейв мог бы рассказать Ванессе, что обычно случается после того, как Джессика Джонс улыбается не по приказу. Но уже не расскажет. *** Вернуться домой и спать в такой ситуации может только бесчувственное бревно. Но в случае с Джессикой Джонс это выглядит так, будто она просто в своём амплуа. Лучше быть злой и выспавшейся, чем просто злой — и она после разговора с Ванессой возвращается домой, бросает куртку на стул в кабинете и спит мордой в подушку до восьми вечера. Крепко. Кажется, даже без снов в пурпурных оттенках. Целых четыре часа. Не стоит совершать лишние телодвижения. И лишние звонки тоже: мало ли, как далеко тянутся руки бабы самого Фиска. Даже если не прослушка — можно достать список вызовов. Одно сообщение для Марси — о сроке обмена и разговоре. Отчёт эксперта — в еду Мэтта пытались добавить сложный яд без запаха на основе тетродотоксина. Звонок детективу Косте — как всегда, без объяснений, просто удостовериться, что с Видо всё в порядке, и узнать, что он в участке, в его кабинете, играет со своим Капитаном Америкой, потерявшим щит. Одно сообщение от Марси: «Продержи звонок три минуты». Сложно. Но выполнимо. Больше никаких инструкций. Остаётся только надеяться, что они там как-то скоординировались и что-то придумали, а не решили переть напролом. Нет, Джесс и сама способна переть напролом, но случай совсем не тот, и ставки совсем не те… И, в общем-то, бесполезно винить себя в том, что с Оскаром всё это происходит. Он и сам, без неё, вполне способен найти приключений на задницу и связаться не с теми людьми. Джесс чистит зубы — скорее чтобы не дышать на Мэтта перегаром, пытается отмыть алую краску с куртки — глухо, натягивает свежую майку. И звонит Мэтту, уже выныривая на вечерние улицы Нью-Йорка. Можно не приглядываться к водителям, не смотреть лишний раз по сторонам. Её и так караулят. Надо выглядеть как человек без козырей в рукаве. И точно не стоит выглядеть как лох, который насовал туда хуй пойми каких карт, включая скидочные в секс-шоп, и надеется, что это поможет. Но ощущения сейчас именно такие. — Мне нужна помощь, — говорит Джесс нарочно громко, высматривая свободное такси. — Сегодня ночью. Я приеду за тобой. — Я готов, — говорит Мэтт. — Всё будет хорошо, Джесс. И кладёт трубку. Пожалуй, если Сорвиголова обещает, что всё будет хорошо, стоит занервничать. Но она мало его знает. Меньше, чем надо для беспокойства. И вместо того чтобы нервничать, Джесс злится, что он не рассказывает детали плана. У них вообще есть план? Поговорить с Оскаром надо до того, как она встретится с Мэттом. Иначе это будет подозрительно. Враги Мэтта могут знать, как хорошо он слышит; разговор точно должен быть в секрете от него. Джесс вспоминает об этом почти слишком поздно, едва не сев в такси, в последний момент морщится, говорит водителю, что у него в салоне будто коты нассали, и хлопает дверью. Отходит в сторону, тянет время, зайдя в магазин вроде как за шоколадкой. Покупает первую попавшуюся и жуёт её на улице, глядя на экран мобильного. Ровно в десять вечера Джесс набирает номер с визитки. Трубку сразу дают Оскару. Скорее всего, просто подносят к уху: он же наверняка связан. — Всё будет хорошо, — обещает она. Подхватила от кого-то, не её же фраза. Ничто никогда не бывает хорошо. — Что бы тебе ни предлагали, не верь им, пожалуйста, — тараторит он в ответ. Джесс помнит, что просит его заткнуться. Не помнит, что несёт — сплошным потоком, совершенно нехарактерно для себя. Забивает эфир. Помнит: три минуты. Когда звонок пытаются скинуть в первый раз, она рявкает на мужчину и заявляет, что сказала Оскару ещё не всё. Треплется и треплется — что-то о его картинах, о связях между людьми, о нём, о том, что это её вина, хотя собиралась же сказать, что он сам идиот. Во второй раз продлить звонок не выходит. Мужской голос назначает ей место для передачи Сорвиголовы: склады строительного магазина недалеко от парка в Адской кухне. Три минуты восемнадцать секунд. Лучше не смотреть по сторонам, а то вдруг где-то на углу мелькнёт фиолетовая тень. Теперь надо скорее сесть в первое попавшееся такси и снова подгонять водителя. Хорошо, что за Мэттом не надо подниматься: он ждёт её, садится в машину быстро и юрко, как положено, когда за тобой следят. В толстовке Дэнни и капюшоне — но выбритый гладко, как идущий на смерть. — Ты мудак, — зачем-то насупленно сообщает Джессика. — Всё будет хорошо, — опять эта стрёмная фраза, да ещё таким спокойным и добрым голосом, что иррационально хочется выбить ему зубы. — Всё будет хорошо, Джесс. Мэтт распрямляет её сжатые в кулак пальцы — и держит их в своей ладони, когда называет таксисту свой адрес в Адской кухне. Так начинается ещё одна длинная ночь в этой истории, и она — в любом случае — должна стать последней.