Дети Богов

      Гроуви сделал несколько шагов по направлению к замершему Штормовому Зверю. По левую сторону лежал белый дракон. Но Бог не смотрел на него, его взгляд был обращен прямо. Иоп следил за потемневшей от стазисной энергии фигурой. Спокойно наблюдал, как от синего дракона рассеивалась черная завеса, окутавшая Иопа и пошевелившегося Адамая. Они оказались в темноте, освещаемой лишь сиянием божественной ауры.       — Ааргх… — хрипло выругался белый дракон. Голова раскалывалась беспощадно. Но, что удивительно, тело совершенно не чувствовало боли. Не веря этому, Адамай открыл глаза и пораженно уставился на свои руки, поняв, что они гораздо меньше, чем им следовало быть.       — Что за?.. — он завертелся, осматривая себя со всех сторон. Но было видно лишь то, что дракон вновь вернулся к своим детским размерам. Но даже это меркло перед тем, что он увидел перед собой.       — Гроуви?! — удивлению не было предела. — Ты же…       — Умер? — Бог скосил на дракона глаза и улыбнулся своей традиционной довольной улыбкой, — не неси чушь, Бог не может умереть! А уж тем более я!       — Что происходит? — Адамаю этих объяснений было мало. Черное пространство, окружавшее их. Вернувшийся Персидаль. Вся эта круговерть странностей с Юго. Все еще болевшая голова плохо соображала, — где мы?..       — Приглядись внимательней, Адамай, и ты все поймешь.       Белый дракон повернул голову туда, куда все это время вглядывался Гроуви. И тогда он увидел: темная мгла, темнее пустоты мироздания, сворачивалась в вытянутую форму, обрамляя маленькое тело. Его истинное сознание… Взгляд полуопущенных ресниц. Он не спал, но смотрел в никуда.       — Юго! — вскрикнул Адамай. Он хотел броситься вперед, чтобы растормошить брата. Но крепкая рука не позволила этого сделать. Гроуви кивнул головой вверх, где над дофусом виднелось странное движение. Белого дракона пробрала дрожь. Он осознал, что видимые ему очертания громадной ужасной морды дракона — живое. И смотрит прямо на них красными провалами глаз. Части темной мглы, словно когтистые лапы, обвили дофус с душой мальчика.       — Достаточно, Великий, — Гроуви упорно смотрел прямо в глаза этому существу, — мы признали свое поражение. Отпусти Юго. «Никогда раньше не представлял, что Пантеон Богов может быть настолько…» — скорее пронеслось у них в голове, чем услышали — «…наивным…».       Холодная и мрачная мысль с оттенком злорадного удовольствия. Адамай содрогнулся. Даже Бог Войны нахмурился сильнее.       — Кто это? — удивление белого дракона было на пределе. Он сделал невольный шаг назад, стыдясь той мощи, которую излучал неизвестный.       — Великий Изначальный Дракон… — невольная почтительность в голосе Гроуви, когда он назвал это имя, показала, что удивление Адамая не на самом пределе. Еще есть чему поражаться: Гроуви и почтение к сопернику, да еще и со смесью обреченности — это что-то из ряда вон выходящее, — что ты здесь забыл? Дела Пантеона Богов не твоя забота. Зачем ты устроил этот беспорядок?       «Ошибаешься, Бог Иоп, это дело имеет ко мне прямое отношение».       И от этого голоса сквозняком по душе пронеслось недовольство.       «Богиня, против которой вы настроены, похитила у меня несколько жизненных искр. До поры я не ведал о том, что она с ними сделала. Но вскоре до меня стали доходить отголоски этой силы. И я начал искать. Но когда нашел — оказалось уже поздно…».       Тьма, окутывающая дофус, немного ослабила хватку, и дракон увидел, что мальчик внутри переместился на одну сторону. Во второй половине туманом заискрилась смутно знакомая фигура. Адамай прищурился.       Дракон?       — Похитила у тебя?! Так вот оно что! Мы думали, она создала их из народа, который оберегала. А оказывается: это народ произошел от них…       — О чем вы? Кто был создан? — белый дракон осознавал важность разговора, и образы, плетущие перед ним в дофусе с Юго, давали подсказку. Но она была настолько невероятна и непонятна для его сознания, что Адамай сопротивлялся ей.       — Вы. Если быть точнее: шесть пар — элиатроп и дракон. — Вздохнул Гроуви. — Богиня Элиатроп создала детей из своего естества и жизненных искр Изначального Дракона. Чтобы сохранить подобие равновесия Кросмоса и Порядка и не выдать этим их существование. Она прятала вас даже от Великого Дракона.       — Ого… — удивился Адамай. — Так мы дети двух богов? Значит, мы все…       — Да, Адамай. Вы тоже бессмертные Боги.       Как громом пораженный, он неверяще уставился на дофус, плавающий в лапах черного тумана-когтей. Теперь он ясно видел рядом с братом себя. Маленького и спящего. От такого зрелища защемило в сердце. Он совершенно не помнил то время, когда был с братом в дофусе. И не помнил детства с ним — вскоре после рождения, Гругалорагран унес мальчика в человеческий мир. А дракончик воспитывался в одиночестве на острове Ома. Почему Гругалорагран так поступил? Зачем он отнял у него Юго? Из-за этого они так далеки друг от друга…       Между тем, морозящий скользкий голос в их голове продолжал: «с самого начала мне не нравилось, что задумал Пантеон. Сделка между Богами — пустой звук. Основанная на гордости и самомнении своего превосходства над порядком. Боги хотели большей власти и благодаря этой сделке могли ее получить. Я решил вмешаться. И хоть сделал это всего один раз, но это оказало наилучший эффект, для подобного исхода. Я был заинтересован в выигрыше своего потомства».       — О чем ты? Что ты сделал? — Адамай был заинтригован. Неужели в этом странном мире есть тот, кто оберегал их, даже против воли Богов? Вмешивался, чтобы сохранить им жизнь. Это оказалось потрясающим открытием.       «Всего лишь эмоционально подтолкнул одного маленького мальчика. В одиночестве влачившего свое никому не нужное существование. Ошибка природы. Неспособное к самостоятельной жизни существо. Я показал ему всю несправедливость этого вашего мира. Нелюбовь и презрение создателей. Сам не зная того, он сделал все, чтобы разрушить ту сделку, которую вы заключили между собранием Богов и Элиатроп».       — Оропо?! — воскликнули хором Адамай и Гроуви.       — Так значит это ты сделал из Оропо злодея! — Бог Войны насупился. — Из-за тебя нам постоянно приходилось вмешиваться. Если бы не ты, мы бы выиграли эту сделку!       — Сделку? Какую сделку? — дракончик поймал ускользающую мысль.       Бог Иоп замялся. Он с печалью посмотрел на Адамая. Ему явно не нравилось говорить о том, что предстояло поведать.       — Несколько тысяч лет назад один из нас, Богов, натолкнулся на мир, горевший в хаосе. А на орбите парило необычное существо, окутанное силой одной знакомой Богини. Мы сразу поняли, что к чему. Недолго думая, она сама объявилась…

***

      — Недолго думая, она сама объявилась. И все поведала нам. О своих созданиях, как прятала их от всех. И замыслах, которые предприняла, чтобы помочь им, не выдавая себя. Элиатроп стала причиной разрыва между двумя мироположениями Кросмоса. Она привлекла на свою сторону демона, который и прорвал завесу. Один из Богов шушу явился на эту планету и один из детей вошел с ним в контакт. А после другие использовали его силу, чтобы очистить на планете всю жизнь и устроить на ней хаос. Вскоре шушу был настигнут и уничтожен своим братом, и коварная Элиатроп оказалась непричастной. Ей удалось обезопасить детей и не выдать их существование. И все бы сошло ей с рук, но тот же самый шушу, которого она использовала, оставил нам знак. И мы все поняли.       Пространственный Бога Осамодаса голос с хрипотцой замолчал. Стоявшие кольцом вокруг клубившегося столбом черного тумана, Боги не позволяли всем присутствующим людям заглянуть туда. Невероятная аура бессмертных наполняла пространство и будоражила его. Проникала в сердца людей, заставляя цепенеть от переполнявшей их могущественной энергии. Они были слишком великими, несмотря на то, что уплотнились до размеров обычных людей. Но никто не сомневался в том, что эти одиннадцать фигур — есть Божественный Пантеон. Каждый из них был прообразом своих последователей и имел собрание всех примет своего народа в одном лице.       Ближе всего к сияющим фигурам бессмертных стояла Нора с Эфримом. Позади них, не смея приближаться, встали члены Братства Забытых и Тофу. Вокруг разворачивающихся действий, на трибунах застыли в почтительном оцепенении хупермаги. Привлеченные воздушным боем, а потом и невероятным явлением Богов, трибуны буффбольного поля наполнялись зрителями простого люда.       И когда замолчали Боги, историю внезапно продолжил изумрудный змей. Баюкая больную руку, дракон-человек хмуро, но в то же время надменно созерцал Богов. Он единственный не был удивлен явлением Всевышних.       — Богиня Элиатроп, что нас создала, нарушила один из главных божественных заветов. Она пошатнула равновесие Кросмоса: создание себе подобных было под строжайшим запретом, ведь рождение Богов должно происходить естественным образом. Рождался мир, и в нем рождался Бог. Так было испокон веков. Таким образом, поддерживалось равновесие силы, — выкладывая на всеобщее обозрение тайны Богов, голос змея был на удивление сдержанным. — Но своенравная Богиня наплевала на ваши законы. Вы были вынуждены… Уничтожить нас.       Он спокойно говорил об этом, словно не об их судьбе шла речь. Сестра с изумление смотрела на него. Она даже не подозревала, сколь обширны его сведения о Богах и судьбе их народа. Нора до конца не ведала, что было известно ее брату. Который тысячелетия провел в Божественной резиденции в одиночестве.       — Не поймите нас неправильно! — выступил вперед Бог Кселор. — Вы все-таки сами себя уничтожили. Десять тысяч лет назад. Ну, по крайней мере, создавали о себе такое впечатление. Когда мы узнали о вашем существовании, вы уже были на грани исчезновения.       — Но все же не добили нас… — помрачнела Нора. У Богов не вышло уничтожить их тогда. Не удалось уничтожить в течение последующих тысячелетий. Что мешало им? Почему они не сделали это?       — Да… И просим прощения за те предпосылки. Теперь мы думаем совершенно по-другому… Но тогда мы, боги, видели в вас лишь угрозу. Угрозу мирозданию. И… приняли коллективное решение добить вас окончательно… — Энирипса грустно улыбнулась. Все остальные Боги хмуро молчали. Им больше нечего было сказать или дополнить. Все как один, поникшие, бессмертные тревожно ждали. Чего?       — Ваша создательница умоляла не уничтожать вас. Она уверяла каждого из нас, что создание не было целью в нарушении гармонии силы. Что хотела лишь детей. Свой собственный уголок, в котором ее будут помнить, когда бы она ни приходила. И не печалилась о быстротечности жизни.       Осамодас сделал паузу. Он с печалью посмотрел на Эфрима. А тот, смотря на бессмертных, продолжил за него, но говорил всем, кто присутствовал на этом сборище. Обычно тихий голос звонко, с ноткой издевательства, разносился по полю:       — Элиатроп предложила им сделку. Если Пантеон Богов, пройдя ее путь, останется равнодушен к своим созданиям — то она позволит привести Кросмос в порядок и уничтожить элиатропов, ее детей. Но если Боги проникнутся идеей, то оставят элиатропов в живых и позволят им жить. Для этого каждый из Богов не только создаст своего последователя, то есть ребенка, но и не будет вмешиваться в его жизнь ни под каким предлогом. Все, как делала Элиатроп. Разрешалось помочь только один раз. И если до конца мероприятия кто-то из богов сделает это больше одного раза — он проиграл. Поражение — смерть детей.       — Ужасная сделка? И вы пошли на это?! — изумленно воскликнула Амалия. Стоявшая позади всех, она вышла вперед и встала рядом с Норой.       — Пошли, — кивнула в ответ Богиня Кра. — На кону было не только создание универсального мира, но и перспектива большей силы. А также равновесие Кросмоса. Поначалу нам казалось это легкой задачей. Мы не верили в те чувства, что описывала нам Элиатроп…       — Чтобы выяснить все точно, было наложено ограничение времени. Боги заперли в Инглориуме двоих из младших детей Элиатроп. Как заложников и как фактор исхода сделки. Как только эти двое покинут Инглориум — сделка автоматически завершится и выявится победитель, — Эфрим хмыкнул и тут же скривился от боли в руке. Нора обеспокоенно коснулась его плеча. — И эти же Боги, когда начали понимать, к чему ведет сделка — заставили меня забыть о прошлом. Даже старшие драконы Гругалорагран и Фаэрис подверглись этой затее. Элиатропы остались без прошлого. И никто не вернулся бы за нами…       — Но, вы здесь и… — девушка садида задрожала от той мысли, что витала в ее голове. — Не… неужели?       Боги молчали. Люди, до этого тихо стоявшие на трибунах, заволновались. Шепотки и невольные вскрики разливали волну недовольства. Члены братства, что Тофу, что Забытых, презрительно вглядывались в лица своих создателей. Но те все молча, с грустью в глазах смотрели в ответ.       — Вмешивались? — дочь Энирипсы брезгливо роняла эти слова. — Помогали? Мы же игрушки в споре за силу… И почему же вы проиграли? Попытались нас остановить, чтобы мы вас не уничтожили?!       Мысли и эмоции, выставленные Эхо, нашли отклик в сердцах многих свидетелей. Опущенные до уровня вещей дети, брошенные родителями и лишенные их любви и уважения. А они оправдываются и идут с поклонной головой.       — Вовсе нет! — в сердцах вскричала Богиня Энирипса. — Нет! Мы не понимали тогда. Но, сейчас…       Прижав изящные руки к груди, она смотрела в лишенное жалости лицо дочери.       — Постепенно мы прониклись… Мы хотели вмешаться, хотели помогать… Но ради вашей же жизни — не имели на это права.       — Этот мир и эта сделка изменили нас. Изменили наше отношение и жизненные принципы… Мы не хотим вашей смерти… А сейчас мы стоим на перепутье. С одной стороны, мы обязаны принять поражение. А с другой…       — Не хотите смерти своих детей… — закончил за Осамаодаса Оропо, кладя ладонь на голову Коклин. Малышка пряталась за ним, вцепившись в рубашку, и впервые в жизни не рвалась куда-либо.

***

      — Не хотим… — тихо ответил Гроуви.       Адамай не хотел верить. Как такому поверишь? Жить обычной жизнью маленького существа. Иметь необычного брата и семью. И тут оказывается, что они дети Богини-отступницы. Нарушители равновесия. За ними гонятся остальные Боги, включая создание помогущественней обычных — Великий Изначальный Дракон… Как такое могло произойти? Почему именно с ним?       — И что теперь? — белый дракон, словно невидяще, посмотрел на бывшего друга. «Вы не имели права останавливать меня» — холодные мысли Изначального Дракона вызывали дрожь.       — Может, ты и не убил бы Адамая но… Остальные прикончили бы Юго на месте. «Естественно. Это мне и было нужно. Убивать ваших детей я бы не стал. Это за меня сделало бы другое дитя. Опечаленная смертью братьев, она сделала бы единственное, на что была способна».       — Зинит! — встопорщил крылья Адамай. Яркая и безрадостная картина встала перед его мысленным взором: мертвые Юго с братом. Нора, только появившаяся в этом незнакомом мире… Который не был ей близок как Юго. Ее ничто не остановило бы. Мир Двенадцати идеальное скопление энергии для корабля. Может она и не стала бы улетать, но уничтожив жизнь однажды, могла сделать это снова. И стала бы хранителем этой жуткой тайны.       Белый дракон печально вздохнул. Снова выбор. Вот почему Боги явились. Решить, что будет с их детьми. Они проиграли. И молят о помиловании пусть и столь необычным способом. Гроуви. Бог Иоп. Он был тем, кто сдерживал Юго сейчас. Можно сказать умолял его. Пощадить своих детей.       Адамай смотрел на Бога и видел его словно впервые. С одной стороны бывший друг. Оказавшийся Богом. Умерший… Хотя, может, он и никогда не жил? Он отдал свою силу старшему сыну, но сам не переставал быть богом. И, лишившись смертного тела, всего лишь вернулся в изначальное состояние бессмертного существа. А Боги, как известно, не умирают.       С другой стороны: Он Бог. Он запредельное существо. Что может знать Адамай о Его смысле жизни? Что вело Им? Что знал Он? И то, что Он знал, кто перед ним и Его опасения насчет него. Вполне возможно даже истинная сущность Гроуви-Бога — тоже всего лишь песчинка по сравнению с тем существом, что сейчас держит в заложниках Юго.       — И все же… — Адамай озадаченно спросил у Изначальной сущности Дракона. — Что теперь будет с миром Двенадцати? Кто решает кому жить, а кому умирать?!       «Победитель решает все», со спины дракончика разнеслось яркое сияние, он почувствовал легкое прикосновение тепла. Ласковый ветер обвил маленькое белое тельце. Адамай, не оборачиваясь, видел, как темное, освещаемое до этого золотой аурой Гроуви, наполнилось манящим светом вакфу. Оно смешивалось, клубясь, обретая причудливые формы. И рядом с дофусом соткалась полупрозрачная фигура женщины, небывалой красоты. Ниспадающие ярко-голубые пряди волос плавно перетекали в длинное клубящееся платье.       На голове развивались трепыхающиеся энергетические крылья.       Сердце Адамая взволнованно заколотилось. Перед ним была его Мать. И как до этого он разнервничался при осознании Отца, так же был смущен появлением Богини Элиатроп.       — Победитель? — стараясь не упускать разбежавшиеся мыли, уточнил дракон. — Но почему тогда?..       «Они еще живы?» легкий поток мыслей Богини очень отличался от Изначального Дракона. Он был мягче и приятней. Словно рассвет. Когда в прохладное утро поднималось солнце и первыми ласковыми лучами отогревало продрогшую за ночь землю. «Я думала над этим изначально, но… Смерть этого мира была бы непростительна для него».       Юго. Адамай понял. Они остановили этот беспорядок ради его брата. Юго единственный так любил Мир Двенадцати. Настолько, что был готов пожертвовать наследием расы элиатропов. Настолько, чтобы пожертвовать любовью брата… И ради него победители сделки остановили разрушение мира.       Почему он, шушу задери, такой особенный? Адамай все также не мог понять. Он оглянулся на Гроуви. Тот улыбнулся. Как всегда весело и беззаботно. Только чувствовалась в этой улыбке толика грусти и беспокойства.       — Что же делать? — несмотря на бывшую ненависть к этому иопу, дракончик все же хотел помочь.       — Адамай, — Бог Иоп присел на корточки рядом и поддерживающе положил руку на поникшую белую макушку. — Юго сейчас раздирают противоречивые чувства. Он любит этот мир и друзей, которых завел. И в то же время жаждет смерти. Он напуган. Раздражен. Винит себя за то, что не получалось. За все беды, что случились, даже если он не был виновен в них.       Винит себя? Адамай часто задышал, от этих слов ему стало грустно.       — Вы двое так не похожи друг на друга, но все же братья. Совсем как Флопин и Элили. — Персидаль ласково потрепал дракона по макушке. — Я часто наблюдал их ссоры. Но, когда было нужно, они объединялись и давали отпор бедам. Элили моя копия и без ума от меня, а Флопин копия Евангелин и всегда ей во всем подражает. Но при этом Элили обожает мать, а Флопин уважает меня. Они принадлежат разным расам, но все же любят обоих родителей. И как сам знаешь, жить без них не могут…       Мать и отец? Адамай огляделся. Ласковое свечение вакфу и тяжелая мгла тумана стазиса. Он, Адамай, всегда радел за их наследие. Воспитание Гругалораграна заключалось в постоянном хранении знаний прошлого. Язык, обычаи. Умения и способности.       Юго же. Рос в семье обычного человека. Не зная ничего о своем происхождении. Зачем? О чем думал тогда старший брат?       «Мир» — едва заметная мысль мелькнула в голове. Он даже не успел понять, кто из них сказал. Но все же понял. Мир. Черный дракон хотел возродить их расу. Плохо помнящий события прошлого, он стремился дать новым детям все, что требовалось для этого. Один из братьев должен был стать хранителем наследия. Второй исследователем нового мира, который заполонили чужие Боги. Они должны были встретиться и поведать друг другу о своих мировоззрениях. Сложить в целое и единое расколотое. Они должны были стать проводниками друг для друга.       Гругалорагран ошибся лишь в одном. Ему почти удался этот план — разлученные братья подружились. Но его планы были нарушены. Его смертью. Он не успел поведать близнецам основную идею. Не успел рассказать рассказать главное…       Адамай оглянулся на витающую в дофусе душу брата. Кто он? Кто брат?       «Вы одно целое… Были рождены, чтобы охранять остальных от всех опасностей мира. Но больше всего…»       Друг друга. Они были рождены парой, чтобы всегда оберегать, защищать и никогда не быть одинокими. Чувствовать мысли и разделять боль.       Копии? Нет.       Душа, разделенная на две половинки.       Адамай протянул руки к дофусу. Ладони коснулись прохладного тумана, что обвивал юное тело брата. Такое каким тот себя ощущал. Он вырос лишь телом. В душе по прежнему оставаясь меленьким мальчиком. Покинутым братом, отторгнутым однажды, снова и снова отвергаемым из-за обид.       Белые руки прошли сквозь полупрозрачный туман, и Адамай притянул Юго к себе.       — Прости, брат. Что не понимал тебя и оставил одного…       Темные глаза под синей шапкой дрогнули, закрываясь, руки мальчика в ответ обняли белого дракона.       — Я слишком сильно зациклился на прошлом и не смотрел в будущее…       Окутывающий обнявшихся близнецов, кудрящийся сине-черными завихрениями туман обвивал их все сильнее.

***

      Валяющийся в пыли, побитый, местами окровавленный Юго простонал, приходя в себя. Дрожащие руки не могли помочь даже приподняться и он то и дело снова валился в грязь. Адамай, тоже изрядно потрепанный, держась одной рукой за живот, переполз к нему и, сев рядом, обнял за плечи. Вместе, молча, они потихоньку поднялись. Туман, поглотивший их, рассеялся окончательно, но братья не сразу заметили, что происходит вокруг.       Только когда его коснулись прохладные руки Норы, он смог осознать, где они и что от него хотят остальные. С другой стороны пристроилась Амалия. Только у нее такие чудесные волосы, напоминающие прохладу леса. Даже торчат в разные стороны также. «Как это мило» — отрешенно подумал Юго.       — Позвольте, я помогу… — перед расплывающимся взором возникло еще одно лицо Божества. Он даже не понял кто она. Но вскоре прохлада и тепло, взаимно уживающиеся в сияющих ладонях принесли облегчение его телу. Стало легче дышать и мысли больше не ускользали. Рядом блаженно простонал Адамай. Ему тоже досталась порция божественного благословения.       — Спасибо, — прошептал Юго.       Он сидел на земле и постепенно овладевал собой. Взоры сотни людей, включая бессмертных, были обращены на элиатропа. Но тот лишь повел плечами, заново привыкая ко взрослому телу. В голове еще оставались следы энергии, что он ощущал в тени Дракона.  Мать Элиатроп уверила его в своей любви — вакфу родительницы текла по телу. Сидевший рядом брат, что касался его белым плечом, дополнял спокойствием. Наконец-то…       В его душе царил мир.