***
Они уже подъезжали к деревне. Из окна экипажа начали встречаться редкие постройки и раскинутые обработанные поля. Вскоре пустыри сменились добротными строениями двух, а то и трехэтажных домов, утопающих в рощах невысоких плодовых деревьев. Среди крон промелькнуло несколько деревянных вышек с выпуклыми линзами на вершинах. Они по периметру окружали основное скопление домов. За деревней виднелся покатый склон леса, а также светлое пятно дамбы. Оттуда текла речка, сверкая на солнце водами, словно рассыпанными драгоценными камнями. Но до деревни вода не доходила, а огибала ее с западного края. Жителей деревни путешественники так и не увидели. И лишь свернув с основной дороги на одну из боковых, не доезжая до ратуши, заметили толпу, северней от основного тракта. Килби мельком заметил, что там чересчур много людей. Остановился экипаж у кованых ворот небольшого домика. Так же, как и другие в этой деревне, он был окружен яблонями, абрикосами и рябиной. Пока еще не спелые плоды виднелись среди зеленых крон. Но уже сейчас видно, что урожай осенью обещает быть обильным. — Ирен приехала! В распахнутые ворота выбежали два мальчика сакриер десяти и пяти лет. Оба радостно бросились бегать вокруг повозки и восхищенно кричать. — А ну брысь, разбойники! — вслед за детьми из дома торопливо вышла такая же невысокая женщина с морковного цвета волосами как у Ирен. Вылезающие из экипажа путники тут же признали в этой строгой женщине не только мать детей, но и сестру нанимателя. Сходство поразительное, разве что женщина в талии пошире будет. С козлов спрыгнула Ирен. Но счастливая встреча не состоялась — женщина сходу налетела на девушку: — Ирен, полчаса назад неожиданно приехала госпожа Лютер, и все жители тут же собрались на митинг! — она даже не обратила внимание на незнакомцев, что прибыли с ее сестрой. — Я отговаривала ее, да все бестолку. Забери маму, пока она бед не наворотила! Ирен нахмурилась. — Вы можете остаться здесь до моего прибытия… — начала она, но Унау ее перебил: — Мы с тобой, если что пойдет не так — поможем. — Спасибо, — благодарно кивнула сакриер. До митингующих возле деревенской ратуши они добирались почти бегом. Заодно размяли затекшие от долгой поездки ноги. Все-таки шесть часов в трясущейся повозке не прошли даром. Вскоре послышался людской гул. Впереди, среди живописных невысоких плетеных заборов, увитых плющом или розовыми кустами, виднелись головы. И за очередным поворотом путники вышли на небольшую площадь, битком заполненную жителями деревни. Разномастность рас в одном месте, но всех объединяло одно и то же выражение лиц: хмурое и не обещающее ничего хорошего. — Верни нам земли! — тут и там раздавались выкрики возмущенных людей. — Как же наши предки? — Мы родились здесь, здесь и ляжем! Впереди толпы, на возвышении помоста стояла стража из трех шкафовидных иопов, одного фека с подозрительным лицом и приземистого энутрофа, почесывающего бочковидный живот. Чуть впереди них, обращаясь к толпе, стояла женщина. Даже не так — Женщина. Она не повышала голос. Но, грудной и бархатный, он без особых усилий был слышен даже на краю площади: — Вы должны понимать, что переселение ради вашего блага, ради вашей же безопасности. Это абсолютно равноценный обмен. Вам выдали дома и земли согласно оценке вашего имущества здесь. Килби получше пригляделся. Внушительная, словно большая груша, завернутая в черные ткани. Вместо изящной прически, что обычно любят носить благородные дамы, голову венчала бандана. Она полностью скрывала волосы и верхнюю часть лица. Сквозь прорези на деревенский люд смотрели абсолютно холодные темные глаза. Именно они и заставили элиатропа присмотреться внимательней. Очень, очень редкие глаза, лишенные каких-либо эмоций. Потрясающе. — Не по-божески — губить труд многих поколений! — не унимались жители деревни. — В новом месте с нуля дело устраивать надо! Где ж нам сил на это найти? — выкрик с другого края собрания. Его поддержал согласный гул. Между тем, Ирен уже углядела в толпе свою мать и решительно направилась к ней. Экафлип с пандаваном и дети последовали за ней. — Решение принято не мной, сам король Бонта дал согласие на обработку рудника, — и чувствовалась в словах женщины с постамента непоколебимая уверенность. Килби с лихвой оценил этот выпад. Не она — король виноват. А попробуй пойти против высшей власти — все вилы пообломаешь. — Денег-то мало, чтобы дело новое начать, едва на дом хватит, как же прокормиться без ремесла? — похоже люди тоже это поняли и пошли по другому пути. Но и там им ход прикрыли. Килби ухмыльнулся. Уверенность в словах госпожи Лютер и ее непоколебимость, словно стена, о которую бились волны недовольства. Похоже, кто-то смирился и мысленно просчитывал варианты, надеясь на лучшее будущее. — При разработке рудника и при хорошей добыче всем местным жителям, добровольно покинувшим эти земли, полагается премия для подъема личного дела на новом месте, — отличный прием, согласился элиатроп, «отсрочка платежа». Звучит аппетитно, но в случае неудачи есть куда отступать. — Всю жизнь на сады голову сложил, где же мне, старому, ремесло новое учить? Уж дали бы дожить свое спокойно, — недовольное роптание народа стало тише, но основной настрой не изменился. — Когда велась добыча золота — никто не возмущался, а когда дело коснулось ваших садов — сразу всполошились, — в голосе госпожи Лютер, и без того без эмоционального оттенка, добавилось холода, — не сегодня, так через несколько лет придет кто-то другой. И он уже не будет миндальничать с вами — просто оставит ни с чем. Вот так. Все просто и ясно. Килби невольно поймал себя на мысли, что где-то это слышал. Когда-то, давным-давно, перед ним стоял юный дракон и уговаривал оставить планету в покое. Не уничтожать ради великого дела. Найти другое решение. Но как же его найти, если все уже не изменить? Не изменить неуемной жажды, которая гонит перворожденных. — Здесь могилы наших отцов, матерей и детей! И вы оскверните их этим потопом! — раздался рядом дрожащий от гнева и слез старческий голос. — Не надо мама, пожалуйста! — запричитала Ирен, пытаясь увести родительницу с площади. — Разве можно беспокоить их могилы?! — но пожилая сакриер была непреклонна. Килби видел в ее глазах тот же страх и боль, что встретили его в Эмрубе — глаза Бальтазара. Полные презрения и отвращения. И даже от того, что сейчас они не были направлены на элиатропа, ему не стало легче. Это были глаза обреченности. Почему они так привязаны к этому месту? Что заставляет их бороться? С постамента в ответ смотрели холодные и расчетливые глаза. На выпад пожилой возмущенной женщины замолкла толпа. Почти смирившиеся со своей участью люди вновь ощутили стыд и раскаяние от того, что позволили власть имущим отобрать их волю. Заволновались другие пожилые жители деревни. Зашумел над площадью хмурый ропот. Но вновь волна ударилась о непрошибаемую стену без эмоциональности: — Люди испокон веков устраивали курганы и кладбища, где жили, а потом спокойно покидали эти места, — госпожа Лютер даже несколько смягчилась, словно стараясь показать, что это нормально. — Время стирает все воспоминания, и ваши курганы не будут вечными. В конце концов, вы должны смотреть вперед, а не оглядываться постоянно назад и жалеть о прошлом. «Истинно так», — мысленно кивнул Килби — он был полностью согласен с Лютер. Но осекся, увидев лицо сестры. Шинономе нахмурив человеческие бровки, враждебно смотрела на представительницу королевской воли. Ее маленькие кулачки были сжаты. Драконица сдерживалась, но ее возмущение волной расплывалось вокруг. Элиатроп поспешно дернул сестру за руку, заставляя посмотреть на брата. — Би… — ее умоляющий взгляд говорил сам за себя. Но мальчик покачал головой. До нее не дошли доводы Лютер. Не сейчас. И смотря на сестру, Килби невольно вспомнил тот самый момент, когда единственный раз за все жизни она встала против него. Отбросила все разумные доводы и поддалась эмоциям. Не дала ему совершить непоправимое. Не дала убить всех детей в Эмрубе… Может в этом что-то есть? А иначе, зачем они все так упорно борются?.. — Вы взрослые — сознательные люди и должны понимать, что при сопротивлении властям будут приняты меры. Не стоит идти против королевского указа, — напоследок, явно не давая пути к отступлению, бросила госпожа Лютер. Ирен увела с площади сгорбившуюся от горя пожилую мать. Нонгим и Унау договорились с ней, что проведут ночь в корчме на соседней улице, а утром все вместе отправятся в путь. Семья уже готова, вещи собраны. Расходились и другие жители деревни. Сломленные, они тоже тихо покидали собрание. Понурила золотистую головку и Шинономе. И это укололо элиатропа сильнее всех приведенных доводов против госпожи Лютер.***
— Шушу побери этого недоумка нырять за золотом в резервуар… — с негромким, но ощутимым ударом поставил кружку на стол подавленный осамодас в грязной рабочей робе. Рядом сидящий взъерошенный фека согласно рыгнул и тоже стукнул пустой кружкой по столешнице: — Вот и до нас дошла волна добычи этого проклятого огрина. — Слышал, что деревню в Суфокии вообще снесли подчистую, — отозвался худощавый сакриер, сидящий ближе к выходу, — а я, между прочим, только-только мастеровую настроил. Думал, вот заказы пойдут к осени… Шинономе сидела за столом и вслушивалась в разговоры сидящих у барной стойки мужчин. Не то, чтобы она хотела, но кроме брата, экафлипа и пандавана в таверне сидело еще пять мужчин. Все пятеро молча ютились у стойки. И угрюмая атмосфера безнадежности повисла в просторной комнате с низким бревенчатым потолком. В углу, противоположном дубовой двери, располагался еле чадящий очаг. Помимо него столовую освещали несколько масляных ламп, развешанных на стенах. — Видели, они уже своих странных башен вокруг понастроили? — к сидящим у стойки присоединился бармен-хозяин, втихаря подливающий гостям пиво, — только на кой они им сдались? Здесь же все затопит. — Да кто поймет этих буржуев! — зло откликнулся фека, — у них за главного энутроф-толстяк, тот точно свое не упустит. Никому не нужны земли, если сами короли одобряют добычу огрина. На стол перед девочкой Нонгим опустил тарелку, до краев наполненную горячим ароматным супом. В розовато-желтой жидкости плавали лохматые кусочки пиви. Фирменное блюдо этой деревни — фруктовый суп «Пививи». До дрожи обожающая сладости Шинономе тут же набросилась на него. Брат, сидящий рядом, с сомнением посмотрел на сестру — он еще при заказе отказался от такого деликатеса, строя из себя взрослого. Но девочка чувствовала, что ему тоже хочется, но не признавал это. — Би, может тоже закажешь? — не только дракон обратила на элиатропа внимание. Пандаван, принявшийся за свою курицу с гарниром, тоже заметил тайные переглядывания брата и сестры. — Вот уж нет, извольте, — скривился Килби. Шинономе хихикнула. — А фря, — ехидно, с набитым ртом хрюкнула девочка, — офень фкуфно! Брат с еще большим недовольством ответил ей прищуренным взглядом. Хотел. Она это видела, но гордость не позволяет признаться. — Ну, как хочешь, — продолжала дракон дразнить его, с наслаждением чавкая очередной порцией, отправленной в рот, — мне бофе дофтанефя. Крепко сжатые кулаки и скрещенные на груди руки брата говорили лучше всего. Он даже отвернулся и уставился на свой салат из капусты с грибами. Девочка, как бы невзначай, придвинула тарелку с супом, отстранив этим салат от элиатропа, и хитро улыбнулась. Килби, все еще поджав губы и внутренне борясь, протянул руку к ложке. Родную сестру не обмануть — в юном возрасте сладости он любит так же, как она. Дубовая дверь распахнулась, впустив в помещение порывы вечернего ветра. В зал вошла толпа молчаливых и угрюмых мужчин, человек примерно с десяток. Все они тут же начали рассаживаться, сдвигая столы к одному месту и расставляя стулья и скамьи. Хозяин засуетился, поспешно наполняя кружки свежим розливом из пивной бочки. — А ты тут какими судьбами? — выйдя из-за стойки, поймал он за локоть какого-то мальчика, мелькнувшего среди широких спин гостей. — Разве не ясно, что тебе здесь нет места? — Пусти его, Редд, — лениво откликнулся один из вошедших мужчин, широкоплечий и с пышной русой бородой. — Сам видишь, что управы на него нет. А так может поможет чем. Хозяин таверны с сомнением оглядел народ, но мальчика отпустил и, бурча про закон, вновь удалился за стойку. Шинономе присмотрелась к незваному гостю и с удовольствием отметила, что он немногим старше их с братом. Примерно лет двенадцать. Белобрысые волосы тщательно зализаны, черный костюмчик с иголочки. За спиной, в тон одежде, показались миниатюрные крылья. Весь из себя аккуратненький и холеный парнишка, явно ни разу не падающий с деревьев. Что же он здесь забыл? Между тем, юный энирипса, достав из кармана шорт лист бумаги, расстелил его на одном из столов. Гомонящие мужчины притихли. Тот с пушистой бородой заглянул в лист и довольно ухмыльнулся: — Что я говорил, Казуми наш счастливый билет! Но остальные мужчины, сгрудившись вокруг бородача с мальчиком, совершенно скрыли их от взора Шинономе. Их яростные шепотки было почти не различить обычному человеку, но до дракона доносились некоторые реплики: — И как ты умудрился стащить карту замка? — Пустяковое дело, — тонкий голос в ответ, — нашел в столе матери. — Не боишься схлопотать за помощь мятежникам, юнец? — Не боюсь! Не права она. Нельзя так, как бы ни были оправданы ее действия. — Ох и неприятности ты себе замыслил… А вроде умный парень, всяким премудростям обучен и говоришь складно. — Мне она ничего не сделает, слишком сильно любит. А вот вы на опасное дело идете. Бочки с порохом это вам не шутки! Шинономе отвлек Килби, коснувшись ее плеча. Она не сразу обратила внимание на его глаза, все еще размышляющая над тем, что задумали деревенские. Но почти тут же охнула. Килби не был Килби. Сейчас рядом с ней сидел кто-то более взрослый. Тот самый, кого она видела в глазах брата после побега. Это был он, из прошлой жизни. Ведающий что-то находящееся за гранью ее понимания. И, прежде чем девочка смогла узнать почему брат снова стал чужим, снаружи донеслись звуки приближающейся толпы. Элиатроп вскочил и попытался утащить сестру за собой, но не успел — дверь в таверну с грохотом открылась, и в помещение ввалились несколько хорошо вооруженных людей. Брат тут же сел обратно и натянул на голову капюшон. Следом в зал, шурша черными бархатными юбками, вошла госпожа Лютер. До этого притихшие люди побледнели. — Разве тебе не ясно, что убегать из дома нехорошо? — вкрадчивый грудной голос властной женщины нарушил образовавшуюся тишину. Из-за спин мужчин вышел энирипса. Поджав губы, он обреченно подошел к матери. Госпожа Лютер властно протянула к нему руку и легонько тронула за плечо. В этом жесте не было нежности, больше излишней бережливости, как с драгоценной безделушкой. — И все равно ты не права! — вспылил мальчик. Но наказание за дерзость не последовало. Женщина лишь снисходительно улыбнулась ребенку. За ее спиной уже маячили двое прислужников. Они подступились к энирипсе и вежливо вывели его из таверны. Оставшаяся женщина и ее телохранители из расы иопов остались. Маска слетела окончательно. Презрительно оглядев стихийное собрание мятежников, она ухмыльнулась. Стало несложно догадаться, что все это было подстроено. Вот только как быть дракону с братом и их друзьям, оказавшимся здесь случайно. — Всех в карцер! — короткий приказ и, развернувшись, госпожа Лютер покинула заведение. Скрипом закрылась за ней дверь. Зло зашипел Килби. Он только успел схватить сестру за руку и вытянуть руку для открытия портала, как откуда-то сверху упала сеть, придавив девочку к полу. Элиатроп отлетел в сторону. — Попалась голубка! И этот голос заставил Шинономе сжаться от страха. Его она легко узнала. Широкополая шляпа, запыленный плащ. — Предатель! — откуда-то издалека, сквозь шум борьбы, донесся голос Унау. — Я ведь знал! Чувствовал! В помещении взорвалась дымовой завесой бомба. Кашляя, девочка истерично пыталась выбраться из сети. Но та держала крепко, что даже силы дракона оказались бессильны. Шинономе почувствовала, что от страха с нее слетает человеческий облик. Кто-то подхватил и резко поднял дракона вверх. Мелькнуло лицо Ренарда. Но добродушное раньше, теперь оно было искажено хищной гримасой. — Би! — в ужасе закричала дракон, но резкий удар, пришедшийся прямо по голове, заставил ее замолчать. Боль огненной вспышкой парализовало тело. До гаснущего сознания красного дракона донесся отчаянный крик брата: — Юн!