***
Все руны исчезли. Растерялся Оргонакс, не понимая к чему это, и почему все элиатропы и драконы перестали атаковать и неожиданно отлетели от него. Прищурив глаз-фонарь, он активировал щит, ожидая массовой атаки. Это бы помогло. Но чего не знал лорд мехазмов, так это то, что щит бесполезен — он так и не заметил пробравшихся внутрь. По иронии Оргонакс повторил ошибку, совершенную однажды с младшими из совета двенадцати. Элиатропы активировали порталы и все, кто находился рядом, драконы и люди, одновременно атаковали через них. Юго был готов поклясться, что механическое лицо исказилось неверием, когда поразительной массивности взрыв скрыл гиганта. Снесло всех, кто недостаточно отлетел от места массового поражения. Оглушило даже тех, кто успел спрятаться. Не смог и Юго — его щит сломался от ударной волны, что вырвалась из нутра Оргонакса. И только Адамай с трудом выдержал натиск, прикрыв братьев и сестер своим телом, но на белоснежной чешуе вспыхнули кровавые пятна. Шум от взрыва еще отражался эхом в ущельях острова, а пыль оседала на плечах бойцов, когда раздался злой вскрик Норы: — Нет! — жрица всматривалась сквозь завесу дыма и огня. — Не может быть! Но это было так. Теперь все могли это видеть. Он стоял, слегка согнувшись над землей, пышущий яростным светом единственного глаза. А из разорванного бока, чуть ниже плеча, сыпались искрами внутренности. — Вот оно как… — механический голос Оргонакса разорвал образовавшуюся ошеломленную тишину, — вы вывели из строя внутренний реактор. Придется повозиться, чтобы восстановить подачу энергии. Требуется перезагрузка систем… Последние слова были произнесены словно из нутра механических доспех растянуто-глухим шипением. Глаз постепенно затух, разорванные крылья, которые повредили драконы еще в начале битвы, опустились, и из дыры с рваными краями перестало искрить. Оргонакс затих, словно обратившись в подобие изваяния самому себе. Не верящие в победу, все начали переглядываться, и робкие улыбки осветляли лица надеждой. Но грусть имела место быть — жертвы погибших и пострадавших давили сильнее, не давая радости осветлить мгновения победы. И добить его сейчас, но нет времени. Уже давно погас берилловый медальон… Сердце Юго рвалось туда, где он был нужен еще полчаса назад. Что-то пошло не так: почему-то не наступил рассвет. Темнота ночи длилась слишком долго, и брат должен был победить. Но почему он медлит? Неужели Килби проиграл? Все, кто выжил в бою против мехазма, мчались на встречу с главной опасностью. Победа над лордом мехазмов ничего не даст — если не сразить Мертвого Бога — Мир Двенадцати падет в пустоту небытия. Юго понял, что первоначальный план проваливается: — Либо Килби не нашел Шинономе, либо Мертвый Бог оказался сильнее, чем мы надеялись! — они приближались к вершине горы-пирамиды и уже видели из обломанного верха все двенадцать светящихся фигур. — Пора задействовать план «Б». А именно самостоятельно снять с дракона печать памяти. Боги стояли кругом, прямо на обломках вершины, направляя силу аур прямо в непроглядную темноту провала. Со стороны казалось, что разноцветный водопад падал вниз и растворялся без остатка в черноте, поглощаясь безмерно и ненасытно. Прибывшие вместе с основной атакующей силой, но принявшие на себя мощь темной ауры мертвого бога, они оставались в стороне от сражения, столкнувшись с противником похлеще, чем груда древнего металла. Над головами светящихся фигур порхали три особенных существа. Один светлее Солнца. Второй холодно-лиловый и с пятнами темноты на крыльях. И третий, переливающийся всеми цветами радуги. Стоило Юго и остальным братьям и сестрам присоединиться к пантеону на вершине горы-пирамиды, как тысячелетнее сооружение начало рассыпаться и распадаться прямо на глазах. Без грохота, а скорее в мрачной тишине, зловеще шурша, разлетались трухой древние камни, чтобы кануть в небытие строение видавшее начало мира. И только сияющие теперь тусклее, чем раньше, зависшие в воздухе фигуры Богов и присоединившиеся к ним пятеро элиатропов и четыре дракона, окружали расширяющийся постепенно столб непроглядного тумана, струящегося ввысь. — Мы теряем их! — Энирипса, некогда нежная словно цветок фуксии, теперь выглядела засыхающей. — Связь все слабее и слабее! Мертвый Бог, отравляющий своими эманациями и порабощающий чужих последователей, заставляя их отречься от истинных Богов. Он отрезал их связь, ослабляя этим Пантеон. Чем меньше последователей, тем слабее бог. Чем больше — тем он сильнее. И теперь на стороне Древнего были сотни и сотни стонущих под гнетом Забвения. И это только на острове, непосредственно в близости от него. Неизвестно, сколько зараженных находилось на основных островах-городах. Перевес в сторону Забвения был заметно ощутим. И даже Высшие Боги не в силах решить эту проблему — любое вмешательство Элиатроп или Изначального Дракона пошатнет сложившуюся ситуацию в худшую сторону. У них нет выбора, кроме как наблюдать издалека, надеясь на лучший исход. В оцеплении круга Пантеона, поднимался черный клубящийся столб, заполняя небо и не давая Миру Двенадцати проснуться от кошмара. Пришло время заката. Юго тут же метнулся взглядом на Бога флоры. Словно почувствовав его взгляд, Садида сжал челюсти, но кивнул, подтверждая догадку короля элиатропов. Здесь и сейчас все двенадцать из Пантеона поддерживали жизнь существа, от которого зависело будущее Мира Двенадцати и всего Кросмоса. Но некоторым из них приходилось вдвое труднее — они боролись за своих последователей, что находились в непосредственной близости от Мертвого Бога. — Мы не знаем, что там происходит, — скривился от натуги шестилапый лиловый кот, — но с каждой минутой все хуже и хуже… — Принимайтесь за дело! Если Забвение убьет вашу сестру и заберет ее силы, то все усилия окажутся напрасны. Несмотря на кажущееся спокойствие, темно-синяя аура главного бога Пантеона Осамодаса тоже постепенно угасала. Он и его драконы вкладывали больше сил, борясь за мир, который они воссоздали из пепла. Юго кивнул и обернулся к Норе с Эфримом. Те кивнули в ответ, уже находясь в готовности. Небольшая передышка после сражения с Оргонаксом и снова в бой. На этот раз с противником посильнее, чем они когда-либо сталкивались. Элиатропам и их братьям предстояло проникнуть сквозь тьму и воззвать к более древнему существу, чем они сами: Килби и Шинономе. Перворожденные близнецы, имеющие воспоминания с самого первого мгновения их жизни. Десятки тысяч лет в одном сознании. И им пора было просыпаться. — Король элиатропов, — вновь обратился к Юго Осамодас, — соглашение наших сторон было нарушено и теперь мы не знаем, чем закончится этот конфликт. Но знай, отныне Мир Двенадцати и Кросмос в целом никогда не будут прежними: Пантеон больше не может доверять вам. — Мысли о будущем терзают не только вас, но и бессмертных, — подтвердил слова бога Голтард. Иоп смотрел в глаза Юго стойко и не отводя взгляда. Окончательно заменивший отца в Пантеоне, он полностью разделял тревоги создателей. — Надеемся, вы знаете, что делать с вашим братом. Возмущенные событиями, которые устроили Юго с Норой, тайком от пантеона выпустившие брата и сестру, Богам ничего не оставалось как принять перворожденных. И если Забвение смогло поймать Шинономе, то только потому, что она была лишена памяти, которую пресек сам Древний в тот самый момент, когда дракон дотронулась элиакуба три дня назад. Не зная, чем являлся древнее устройство на самом деле, Юго позволил Килби и Шинономе его коснуться и тем самым вновь допустил скверну в их сердца, очищенные ранее перерождением. И зная теперь это, Юго проклинал сам себя за глупость. Он всего лишь хотел обставить все так, чтобы Пантеон принял побег за случайность и понял, что понял Юго давно — Килби не сдержит никто, кроме него самого. Зависнув в воздухе значительно ниже Пантеона, девять членов совета элиатропов расположились пятиконечной звездой — дракон позади брата или сестры. Дофусы над их головами загорелись тускловатым, поглощающимся тьмой, голубым светом. С распростертых рук срывались потоком руны, образуя сложные витиеватые столбы письмен на древнейшем языке. Они проводили подобный ритуал двенадцать лет назад, запечатывая сознание перворожденных, и теперь взывали к нему вновь. К рунам стекали разноцветные всполохи энергии Богов, что поддерживали Шинономе. И впитывались вместе с этими символами, плавно перестраивая конечную цель. Снять печать сложно и лучше ее просто перенести на другое сознание. На Забвение. Один удар, две цели. Нора и Эфрим, занявшие центральную позицию, вели ритуал, проникая сквозь тьму, ища огонек являющийся душой их сестры. Вдвоем они хоть и не видели, но могли почувствовать тот далекий отголосок, что стремительно угасал, даже находясь под поддержкой Пантеона. С предельной осторожностью они направляли энергию непосредственно в искру, питая и раздувая свет. И при этом сжимая вокруг тумана сеть из печатей, стремясь оградить от тьмы сердце дракона и не дать преждевременно сбежать Мертвому Богу.***
— Покажи мне ее! Килби резко выпрямился, но как будто сгорбившись и отвернулся от пленников. Элиатроп не торопясь зашагал к проявившемуся образу Мертвого Бога. — Да? Ты уже готов? — Я хочу увидеть ее. Тогда решу. — Будь по твоему, «брат». С этими словами Забвение отплыло в сторону, правее Килби, и встало за его спиной. В то время как впереди растаял туман и Унау увидел небольшой постамент, скорее напоминающий пирамиду из двух невысоких ступенек из черного камня. На нем лежало маленькое тельце и экафлип силился распознать знакомую девочку, но это была не она… Все больше угадывались черты миниатюрного дракона, что ни на есть настоящего. В темноте тумана кажущейся почти черной, по красной чешуе расползалась такая же зараза как и у экафлипа с друзьями. Светлым оставалась только четырехрогая голова и мерцающий, почти затухший янтарный камень во лбу. Казалось, что только этот свет и сдерживает Мертвого Бога от полного захвата. Вопреки надеждам элиатроп не бросился спасать дракона. Не это задумал предатель. Скорее всего Забвение ослабило хватку и позволило дракону очнуться, потому как дрогнули и раскрылись огромные золотистые глаза. И в них было столько страха и боли, что у Унау оборвалось сердце. Здесь и сейчас лишиться удачи, когда это нужнее всего… — Килби… — простонала дракон, не имея сил подняться. Она лежала на боку и могла лишь жалобно смотреть на брата. — Это точно Шинономе или твой очередной морок? — не отводя глаз с сестры, спросил Би. — Будь уверен, это она, — ухмыльнулась женщина, — но стоит поторопиться с решением — твои пресловутые родственники все же склонились к твоей бесполезности для них и привели в исполнение запасной план. Скоро у тебя не будет выбора вообще. — Братик? — по буро-красной щеке с золотой спиралькой скатилась слеза. Дракон дернулась, но туманные путы держали крепко. — Успокойся, сестра, — неторопливым шагом направился к ней элиатроп. Шаг за шагом, в тишине тумана, что гасил посторонние звуки кроме голосов, — конец страданий близок. Он остановился, не дойдя пары шагов до постамента. В ответ та только моргнула. И когда вновь открыла глаза, в них уже не было страха, а только холодное спокойствие. — Время! — дернулся Мертвый Бог. — Время на исходе, решайся! Фигура туманной женщины потемнела еще сильнее, но став почти полупрозрачной, она занервничала. — Я все решил, — сделал шаг назад элиатроп и оглянулся на Забвение, — смертный грех состоится. Мне нужно оружие. И, лицезрея довольное выражение лица темной женщины, он вновь обернулся к сестре и продолжил жуткую фразу: — Бог Забвения войдет в дофус и навсегда поселится в нем. — Зачем ты это делаешь? Давай найдем другой путь. Юго… он поможет! — Унау уже не видел лица дракона из-за темной субстанции, что покрывала все ее тело. Но что-то изменилось в ней и менялось всё сильнее. Что-то происходило снаружи. — Наш маленький братец недальновиден так же, как и все вокруг. Он думал решить проблему на каких-то пару тысячелетий. А что потом? Равновесие — от него зависит Кросмос. От него зависим мы. Я изменю систему и встану выше нее! — Сила Мертвого Бога сильнее, чем ты думаешь, сможешь ли ты ее сдерживать? Не пожалеешь? — интонация тоже постепенно менялась, от детского голоса остался только тонкое звучание, охрипшее и оттого вообще не узнаваемое. Теперь они вели свой диалог. Недоступный смертным. И как не силился экафлип, но принять он его не мог, он не осознавал величия тех, кто живет вечно, не имея страха перед смертью. В памяти всплыл дальний разговор: в тот день, когда они познакомились. Он с Нонгимом посчитали шуткой те слова: — Хотите правду? Так вот она: я тот, кого боятся даже боги. Я великий злодей, волею судьбы заточенный в детское тело! Я и моя сестра — дракон, сбежали от наших тюремщиков, чтобы найти силы отомстить! Он с самого начала не желал примирения… — Не дави на жалость, сестра. В этот раз я не позволю все испортить. — Ты хочешь сделать мне больно? Разве недостаточно боли ты причинил? — в этих словах, несмотря на иронию, не слышалось упрека. — Это твоя плата за предательство, за то, что ты пошла против меня и моего решения. Этого достаточно для свободы. — Ты жертвуешь слишком многим ради нее. — Ради свободы я готов на все! Прими и ты свою судьбу — отныне дофус перворожденных изменится. В клубах тумана повисла тишина. Все ждали, ждал Мертвый бог, с интересом вслушивающийся в разговор близнецов. Ждали пленники теней. Ждал элиатроп, застыв словно изваяние. Это мрачное ожидание нарушил тихий голосок дракона с обреченной ноткой, но в то же время огромной любовью в словах: — Это сделает тебя счастливым? Унау не видел, как ухмыльнулся Би, но почувствовал как доволен он был вопросом. Словно и не сомневался в том, что он прозвучит. И от этого сердце сжалось еще сильнее. Ребенок жертвовал жизнью ради того, чтобы счастлив был любимый человек… — Смирись, сестра. Лучше принять черную эту участь, чем влачить бесполезное существование. В глазах поплыло, экафлип уже не мог выдержать такого кошмара и понял, что плачет вместе с драконом. И продолжал взывать к Богу. Родному Богу, что давал ему силы на протяжении двух десятков лет. — Ты разрываешь мне сердце… Но… я… — Шинономе прикрыла глаза, капли слез вновь скользнули по красным щекам. Судорожно вздохнув, она, открыв слезящиеся глаза, ласково посмотрела в лицо брата, — я все сделаю ради тебя…***
От клубящегося смерчем столба тумана разлетались черные молнии. В противовес им светящиеся фигуры пятерых элиатропов и четырех драконов полыхали потоками рунных письмен. Голубые завихрения образовывали серию печатей, хороводом окружая своими огромными ободами туман и одновременно защищая хозяев. Плащи и подолы платьев трепал нестерпимый ветер, готовый снести всех. Юго ждал сигнала, но все никак не мог заметить улучшения в ситуации. Рассвет не наступал. — Юго! — закричала Нора. — Что-то идет не так! В сердце элиатропа ударила тревога. — Что именно? Что случилось?! — он обернулся к сестре. — Нам удалось снять с Шинономе печать, но не до конца! — в голосе женщины начали проскальзывать нотки истерического страха. — Что-то мешает и мы уже не чувствуем ее! Пантеон заволновался. Лица бессмертных нахмурились и все как один уставились на короля элиатропов. — А что если Килби поддался уговорам бога Забвения и отдал сестру на съедение? — тихо, но тоже поддаваясь общей панике, отозвалась Мина. — Это невозможно! Продолжайте ритуал! — голос Адамая вернул в сердце Юго горячую уверенность. Казалось бы, она вопреки ситуации вспыхнула ярче, и спокойствие разлилось в груди. — Значит, пора. Нора, активируй печать на мертвого бога! — сквозь зубы процедил элиатроп. — Ты уверен, король проклятого народа? — язвительно, но видно, что от страха, откликнулся один из богов. Его нервозность была заметна даже сквозь развевающиеся одежды и скрытое в темном капюшоне лице. — Сейчас как никогда раньше! — крикнул Юго в ответ Сраму. — Если твой брат предаст нас, то предаст весь мир! — Богиня в бежевом наряде и обрамленным цветочной лозой луком отвела смущенно глаза. Юго смягчился, разжигать огонь раздора не время. — Ошибки совершают все! И бессмертные в том числе, — Юго в ярости сжал кулаки, — но надо еще уметь их признавать… Пантеон возмущенно загалдел, но некоторые промолчали, негласно принимая правду младшего из детей верховных Богов. Боги привыкли к долголетию и быстрое течение событий и нужда к скорому принятию решений сделали их заторможенными. Поэтому они часто медлили в своем выборе. — Признайтесь уже! — договорил за близнеца Адамай. — Вам просто не хочется терять власть над порядком в Кросмосе.***
— Би, не надо, пожалуйста! — закричал, дергаясь в истерике, Нонгим, пытаясь вырваться из пут-теней. — Эй, девчонка, — обернулся к лежащим на земле парням Забвение, — принеси меч! — Что? — хрипло выкрикнул Унау, осознавая, что сейчас произойдет. — Нет! Вперед выступила еще одна фигура, смутно знакомая из-за темного покрова, что почти скрыла рыжие волосы. Так быстро ее заразило до полного поглощения. Она так быстро сдалась?! — Ахах, вы думаете, что просто так сюда попали? — саркастично посмеялся над парнями Мертвый Бог. — Эта девчонка с самого начала была под моим контролем. Она вела вас, встретив еще в городе и заманив в деревню. Сделала то, что не смог ничтожество, которому был дан лучший шанс. — Убийца! — закричал Казуми, уже не сдерживая слезы. Вместо этого тени, что удерживали мальчика, нажали посильнее, и энирипса закричал от боли. — Казуми, — дернулся вновь Нонгим, но и его тени держали крепко. Пандаван даже захныкал от безнадежности, понимая, что ничем не может помочь ребенку. А Унау смотрел на девушку, которую не узнавал. Она уже приблизила к нему свое лицо, потянувшись за спину экафлипа. — Нет, не смей, — крикнул парень, делая отчаянный рывок и отталкивая руку девушки от меча, — Би, одумайся! Он зло! — Не рыпайся, котик, а то хуже будет, — сладким голосом пролепетал Мертвый бог детскими губами, — судьбу не изменить. — Это неправда! — Унау что было сил оттолкнул черные руки и почти вырвался, но Ирэн-тень уже поймала рукоять меча. — Это сон, просто страшный сон! — Убей его. У экафлипа стремительно таяли силы от боли и заражения. Он терял свою связь с Экафлипом и не мог сопротивляться. Но все же. Последний рывок. Он должен. Не сдаваться! Лицо сакриер приблизилось настолько, что было видно, как по черной щеке скатилась одинокая слеза, все еще говорившая, что душа девушки не умерла по-настоящему. Ей было жаль того, что она натворила. — Унау-у-у-у-у!!! — сквозь шум в ушах услышал парень. Он упал, а меч, пронзивший тело насквозь, был в руках у предательницы. И последнее, что видел, прежде чем мгла застила взор, — его отличнейший меч, повидавший многое, в руках мальчика в элиатропской грязно-белой шапке. И он уже сделал шаг к лежащему на постаменте дракончику, занося над головой холодное лезвие меча. Вслед за этим холодная голубая вспышка и темнота…***
Клубы тумана закручивались сильнее. Но в один момент все резко прекратилось. Но мгла не спешила рассеиваться. Внезапно изумрудный змей зарычал, а его сестра яростно воскликнула: — Юго, я ничего не понимаю! Что-то происходит! — Мы говорили! — закричали некоторые из бессмертных. Парящие выше драконы громоподобно взревели, им тоже передалась паника. — Юго… Я не вижу печать. Не вижу где она и куда делась… Бледное лицо верховной жрицы исказил страх, а глаза сияющие голубым светом слепо смотрели в пустоту. Эфрим за ее спиной дергался, словно пытаясь вырваться из пут тьмы. Руны, голубым светом освещающие темное пространство, рассеялись. Мир погрузился в сумрак и только тусклые ауры богов давали возможность разглядеть что происходило вокруг. Смерч из тумана успокаивался окончательно, сгущаясь и уплощаясь во что-то. — Все вместе! — провозгласил Осамодас. — В атаку! Пантеон Богов вновь наполнился светом и был готовы выбросить все оставшиеся силы в эпицентр тьмы, пока он не сформировался в Мертвого Бога. Юго закричал, чтобы все успокоились и сам осекся на полуслове. Черный туман успел сформироваться быстрее, чем Боги выпустили силу. Сквозь клубы тумана виднелась небольшая фигурка. Бледная, почти белая кожа. Стоячие, напряженные переполняющей их энергией, карманы для крыльев в белой шапке. И безумный оскал на черных губах. Где-то вдалеке раздалось мерное громыхание гигантских тяжелых шагов, сопровождаемые металлическим скрежетом. И, не сводя с Юго глаз, Килби медленно поднял руки. В маленьких ладонях возникла черная коса. — А вот и я!