Все думы о дальних краях

11. Мягко стелет. Свадьбу Вэй Чанцзэ и Цансэ назначил Цзян Фэнмянь. Тогда он только заступил на пост Главы Ордена, и весь был завален различными делами до такой степени, что у него совсем не оставалось времени на встречи с другом. Только когда ему с огромным трудом удалось выкроить момент, чтобы посидеть с чашкой чая, Цзян Фэнмянь увидел, как к нему в комнату зашел Вэй Чанцзэ, который явно хотел что-то сказать, но молчал, как будто набрал в рот воды. Вэй Чанцзэ с детства был не очень разговорчивым, и даже своему лучшему другу, с которым он вырос, за всю свою жизнь он не сказал даже целого предложения. А сегодня почему-то вовсе превратился в немого. В итоге Цансэ не выдержала томительного ожидания снаружи. Ей надоело спокойно стоять и подслушивать под дверью, тем более что ничего услышать так и не удалось. Она влетела в покои Цзян Фэнмяня, схватила Вэй Чанцзэ за руку и абсолютно без стеснения, которым положено обладать примерному заклинателю, радостно заявила: «Фэнмянь гэгэ! Я выхожу замуж, я выхожу… вот за этого… дурачка… замуж». Рука Цзян Фэнмяня с чашкой чая на миг застыла в воздухе, но потом он с улыбкой посмотрел на них. «Чанцзэ, а ты что скажешь?» «А… Я… Я тоже…» «Фэнмянь гэгэ, он безнадежен, совсем дурачок. Ну, значит, решено. Я согласна. Назад дороги нет». Он слышал, как играют свадебные музыканты, как разрываются хлопушки. Он смотрел, как другой переносит Цансэ на руках через костер жаровни (по древнекитайскому обычаю во время свадьбы жених переносил невесту на руках через горящие угли в специальном металлическом тазу – жаровне, после этого она считалась заново рожденной в новой семье), как блестят золотые нити, которыми расшито ее красное свадебное платье. Ожерелье из самоцветов на ее шее переливалось яркими лучами, а сережки в ушах нежно звенели. Вместе с этим костром она перешагнула и через его юношеские иллюзии. Он подумал, что пришло время наведаться со сватами в клан Мэйшань Юй. 12. Жестко спать. Брачная ночь Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань прошла неожиданно гладко, без неожиданностей. Так же, как и их свадьба – великолепно, но в то же время заурядно. Только они двое знали, что когда Цзян Фэнмянь уложил невесту на кровать, она, глядя на него снизу, вдруг спросила: «Цзян Фэнмянь, скажи мне правду. Есть ли в твоем сердце место для меня?» Он как будто не слышал, вместо ответа он развязал пояс свадебного платья на ее талии. Юй Цзыюань гневно ударила его в грудь. «Мне плевать на приказы родителей, если ты не осмелишься отменить наш брак, то я смогу». Цзян Фэнмянь тяжело вздохнул, его взгляд был ясным, как никогда. «Моя госпожа, тогда я тоже спрошу тебя, есть ли в твоем сердце место для меня?» Широко открытые глаза невесты покраснели, но она сдержала слезы. Тогда он наклонился и поцеловал ее. «С этого дня ты станешь хозяйкой Ордена Цзян. Если тебе это в тягость, можешь не носить фамилию моего клана». Юй Цзыюань не заплакала и не улыбнулась, только когда Цзян Фэнмянь вошел в нее, она больно укусила его за плечо. «Цзян Фэнмянь, ты просто подлец». 13. Янь Ли. Цзян Яньли родилась в мае, когда сезон цветения пионов уже подходил к концу. Получив радостное известие, Госпожа Цзинь на следующий же день перешагнула порог главных ворот Пристани Лотоса с охапкой самых прекрасных пионов из Башни Кои, Сияние средь снегов. «А-Юань, а где твоя драгоценная дочка? Дай-ка мне на нее взглянуть». Юй Цзыюань, которую теперь все называли «Госпожа Юй», сидела, прислонившись к изголовью кровати. Ее лицо все еще было бледным, но взгляд уже выглядел привычно спесивым. «На что там смотреть, эта чертовка чуть не замучила меня до смерти». «У тебя всегда на языке одно, а в уме другое, ты просто не хочешь мне ее показывать». Госпожа Юй с большой неохотой пошла на уступки и приказала кормилице принести ребенка, чтобы подруга могла потешить свое любопытство. «Ай-я, какая красавица! Глаза точь-в-точь как у отца…» «…Она их даже не открыла, вся сморщенная, как уродец». «Она в самом деле очень милая! Ах, вы уже дали ей имя?» Госпожа Юй посмотрела в окно и увидела, что Цзян Фэнмянь идет в сторону ее покоев. Она сразу же отвернулась и посмотрела на сверток в руках подруги. «Яньли, Цзян Яньли». Когда Цзян Фэнмянь вошел в комнату, он услышал слова Госпожи Цзинь. «А-Юань, я серьезно. Пообещай, что выдашь свою крошку за нашего мелкого негодника». Госпожа Юй спокойно выслушала ее, спокойно приняла ребенка обратно, спокойно посмотрела на Цзян Фэнмяня. Госпожа Цзинь окинула супругов удивленным взглядом. «Эй, эй! Глава Ордена Цзян, я уже поняла, что вы любите свою жену, хватит уже пожирать ее глазами! А куда вы только что ходили, позвольте узнать?» «Куда еще он мог пойти, наверняка ходил увидеться с…» «Я ходил увидеться с Вэй Чанцзэ, завтра вечером намечается Ночная охота, я хочу, чтобы он хорошо к ней подготовился». В ответ он получил недовольную усмешку. «Твой дружок создал свою семью, давно пора ему отделиться и основать собственный клан». «Моя госпожа!» От этого разговора Госпожа Цзинь совершенно запуталась. «Что это за странные разговоры, А-Юань, я ведь не шутки с тобой шучу, мы должны договориться о помолвке Цзы Сюаня и А-Ли». Госпожа Юй передала А-Ли кормилице, но ее взгляд все так же не отрывался от Цзян Фэнмяня. И затем она с нарочитой торжественностью крепко сжала руку подруги. «Я даю согласие». 14. Без имени. Цансэ заметила, что Госпожа Юй, едва завидев ее, становилась мрачнее тучи. Сначала она не понимала, почему, но потом поняла. И решила, что здесь не на что обижаться, она даже понимала ее в какой-то степени, и потому в один из дней радостно подбежала к Вэй Чанцзэ и заявила, что собирается отправиться в путешествие, сославшись на свой свободолюбивый характер. «Ты пойдешь со мной?» Вэй Чанцзэ, конечно же, без раздумий ответил: «Пойду». Когда вещи были собраны, Цансэ уселась на мешки и задумчиво погладила свой меч, вспоминая, ради чего она все-таки спустилась с гор. Когда-то Вэй Чанцзэ, пораженный духовной силой ее меча, никак не мог перестать им восхищаться. А она… она придумала уловку, чтобы подшутить над ним. «У этого меча есть душа, могу я узнать его имя?» «Без имени». «Но почему ты не…» «Молодой господин Вэй, ну пораскиньте же мозгами, а лучше посмотрите сами». На ножнах действительно красовалась резная надпись в стиле малой печати – «Без имени». Вспомнив об этом, Цансэ не смогла сдержать смех. Какой же он дурень. Что ж, куда же им отправиться теперь? Поговаривали, что жена Главы Ордена Гусу Лань родила еще одного сынишку, может, им наведаться в Облачные Глубины с пожеланиями счастья и процветания? Но что если Лань Цижэнь не захочет ее пускать? Спросила она себя. И ответила сама себе – пусть только попробует. 15. Безмятежность. Если честно, Цансэ была не из тех, кто мчится к цели во весь опор, едва наметив ее. Она отказалась от полета на мече, чтобы насладиться прекрасными пейзажами в пути, а еще ей хотелось всю дорогу идти бок о бок с Вэй Чанцзэ, останавливаться на постоялых дворах и вновь продолжать путь, гонять кошек по городским крышам, ловить рыбу на дне реки, изредка выбираться на Ночную охоту… Так и вышло, что они отправились в путь, когда пришла зима, и в пути же застали сезон первых цветов. Лишь когда цветы осыпали бутонами самые верхние ветви деревьев магнолии, они достигли поселка Цай И. Нельзя было винить Вэй Чанцзэ в излишней молчаливости, все дело в той манере, в какой разговаривала сама Цансэ, она все время перескакивала с одной темы на другую, и ему было сложно угнаться за ходом ее мысли. Но тут она вдруг заявила: «Чанцзэ гэгэ, у меня для тебя есть плохая новость». На лице Вэй Чанцзэ моментально отразилось волнение. Он поднял взгляд и посмотрел в пару прекрасных, очаровательных, обворожительных глаз в форме лепестков персика, в которых то появлялась, то исчезала улыбка, словно ласточка, снующая в небе. Миг, и она исчезала, еще миг, и появлялась снова, где-то совсем рядом. Он заметил, что щеки Цансэ зарделись почти незаметным румянцем, что было явлением довольно редким, и потому тут же начал беспокоиться. «Что случилось?» «Теперь… безмятежных дней, когда мы сможем быть с тобой вдвоем, с каждым рассветом и закатом становится все меньше». «А? Нет, нет, что ты, если тебе кажется, что в мирской жизни не хватает безмятежности, тогда давай вместе уйдем в горы». Цансэ закатила глаза и все-таки не сдержалась от смеха. Потом беззастенчиво обняла своего супруга за шею и произнесла: «Я сказала, что не будет безмятежных дней, когда мы сможем быть вдвоем, а значит будут безмятежные дни, когда мы будем уже втроем, выбора у нас нет». Она указала на свой живот, и озорство в ее взгляде сменилось на природную нежность, как будто ее накрыло мягким теплым облаком, окутавшим ее невидимым сиянием. «Здесь теперь живет маленький крольчонок». 16. Драгоценность. Вэй Чанцзэ насилу подавил желание повернуть обратно в Пристань Лотоса и закормить Цансэ локвами. Всякий раз, когда ему случалось неосторожно задеть ее, он впадал в панику, осматривал жену с ног до головы, спрашивал, не болит ли где, все ли в порядке. Со дня их знакомства Цансэ никогда не видела его таким внимательным за пределами постели, однако для нее, как для истинного заклинателя, любые трудности были нипочем, да к тому же маленький крольчонок не доставлял ей неприятностей, разве что стошнило пару раз. Она ненавидела, когда к ней относились как к изящной благородной девице, но еще больше она ненавидела, когда к ней относились как к хрупкой фарфоровой кукле. «Не отбирай у меня меч!» «Локву тоже убери». «Я могу это поднять…» «Я не хочу одеваться так тепло!» «Вэй Чанцзэ! Если я пролежу на кровати еще хоть немного, со мной точно что-то случится!» Цансэ все-таки уговорила его отправиться в Облачные Глубины, ей слишком сильно хотелось посмотреть на Лань Цижэня, который захочет побить ее, но не сможет этого сделать. А еще она вспомнила старшего брата Лань Цижэня, с которым виделась лишь раз, и ей было очень интересно, какой была избранница такого светлого и благопристойного юноши. Наверняка красавица, каких на целом свете больше не найти. 17. Бунтарь. В тот год, когда Цинхэн-цзюню исполнилось двадцать лет, он едва не врос коленями в землю у Стены Послушания. Прежде чем привести эту девушку в Облачные Глубины, он прекрасно понимал, что добром это не обернется. Это случилось почти сразу после того, как молодой господин Ордена Цзян покинул Облачные Глубины. Лань Цижэнь, закончив написание отчетов о прошедшей Ночной охоте, стоял у Стены Послушания и размышлял, не добавить ли к правилам еще пару строчек. Как вдруг он заметил, что его старший брат ведет в Храм Предков девушку с отрешенным взглядом. Шаги Цинхэн-цзюня даже не замедлились, когда он, не оборачиваясь, попросил младшего брата пригласить в Храм Предков всех старейшин Ордена. Когда девушка посмотрела на Лань Цижэня, тот застыл от бесчувственного взгляда стеклянных глаз, ни разу еще ему не приходилось видеть столь светлых оттенков, словно пустыня, выжженная солнцем, по которой бушевал безымянный ураган. Без всякой на то причины Лань Цижэнь содрогнулся, предчувствуя беду. А когда он вместе со старейшинами подоспел в Храм Предков, то увидел, что двое молодых людей поклонились друг другу, затем выпрямились и медленно поднялись на ноги. Пораженные увиденным, все те, кто собрался в Храме Предков, надолго замолчали. До тех пор, пока дрожащий голос одного из старейшин не разбил лед тишины. «Ты… понимаешь, что ты сделал?» Цинхэн-цзюнь, не моргнув глазом, закрыл собой девушку, в его взгляде мелькнула, но тут же исчезла паника, сменившаяся решительностью. «Мы совершили третий поклон. А значит, поженились». «Ты! Забыл обо всех правилах Ордена Гусу Лань? Разве обряд женитьбы – это игра?» «Я не играл». Цинхэн-цзюнь стоял на своем. «Учитель, я говорю серьезно». Лань Цижэнь все еще пребывал в шоковом состоянии, когда услышал вздох удивления со стороны другого старейшины, тот вытянул руку в направлении девушки за спиной Цинхэн-цзюня и пробормотал: «Я тебя видел». Уголки губ девушки дрогнули, она очень медленно сделала шаг назад, но тут же оказалась притянута Цинхэн-цзюнем обратно, он крепко схватил ее запястье. Убедившись, что все происходящее ему не померещилось, тот старейшина едва не распрощался с жизнью от гнева, еще долго он сверлил глазами Цинхэн-цзюня, в конце концов, выдавив: «Я спрошу лишь одно. Ты еще помнишь, кто стал виновником смерти твоего Учителя?» Эти слова стали булыжником, сброшенным в спокойные воды. В тот же миг все остальные старейшины гневно закричали «Ты!», кто-то, не в силах сдержаться, даже вынул меч, чье лезвие указало на девушку за спиной Цинхэн-цзюня. Но тот не сдвинулся ни на шаг, в ответ на три цуня обнажив и свое оружие. «Мы поклонились Небу и Земле, она стала моей женой на всю жизнь, кто из вас посмеет тронуть ее, сперва… должен будет пройти мимо меня». Он сказал эти противоречащие всем правилам Ордена слова настолько четко и ясно, что никто так и не посмел проверять, в какой степени они были правдивыми. 18. Вина. Сколько ран нужно нанести человеческому сердцу, чтобы оно, в конце концов, перестало кровоточить? Некогда несгибаемый, словно острый меч, теперь он стоял на коленях перед ними, без кровинки на лице. «Я никогда не смогу забыть о смерти Учителя, это великое преступление, вина за которое лежит на ней. Но… теперь она – моя спутница на тропе самосовершенствования, и я готов принять любое наказание, даже… всю жизнь не покидать пределов Облачных Глубин, прошу лишь об одном – сохраните ей жизнь». Старейшина, стоявший ближе всех к нему, подошел, склонился ниже и с силой ударил Цинхэн-цзюня по лицу. «Хорошего же ученика мы взрастили в Облачных Глубинах! И как только ты осмелился пойти на такое!» На глазах Лань Цижэня его брат упал на землю, избитый до такой степени, что половина его лица опухла. Какой-то мягкосердечный старейшина, не выдержав, попробовал уговорить его: «Дитя, мы ведь растили тебя с малых лет, не глупи, ведь ты разрушаешь собственное будущее!» Цинхэн-цзюнь стер рукой кровь со рта, поднялся и снова встал на колени. Его голос звучал спокойно, но решительно: «Благодарю старейшин за безграничное милосердие, но сегодняшнее обещание я сдержу, чего бы мне это не стоило». Старейшины не смогли сохранить хладнокровие, некоторые едва не помчались за дисциплинарным кнутом. Отказаться от мирской жизни означало вырвать с корнем всю свою славу заклинателя, все равно что… покончить с собой. Лань Цижэнь, рискуя жизнью и здоровьем, встал на пути старейшин. «Учителя! Учителя, прошу вас, трижды подумайте! Наказание дисциплинарным кнутом… это слишком жестоко! Брат поступил безрассудно, это правда, но ведь не до такой степени!» Пока старейшины переругивались между собой, раздался спокойный голос девушки, которая до сих пор молчала: «Осмелюсь спросить Цинхэн-цзюня, почему я должна пойти на добровольное заключение с тобой?» Цинхэн-цзюнь все еще стоял на коленях, и даже не обернулся на ее вопрос, ни один мускул не дрогнул на его лице. Они лишь горестно усмехнулся и ответил: «Потому что я сильнее тебя, тебе не сбежать». Девушка долго смотрела на него, ни слова не говоря. В конце концов, она вздохнула. «Цинхэн-цзюнь, ну и подлец же ты». Возможно. Подумал он. Возможно. Цинхэн-цзюнь принял на себя весь гнев старейшин, но все же в итоге никто так и не посмел занести над ним дисциплинарный кнут. Глава Ордена Лань, лидер заклинателей на правильном пути, образец для подражания, должен быть чист, словно стена из белого нефрита, без единой царапины. Цинхэн-цзюнь же отвел новоиспеченную супругу в небольшой терем, построенный в неприметной части Облачных Глубин, лично запечатал двери, наложил ограничительные заклятия, и лишь после этого вновь вернулся к Стене Послушания отбывать наказание. Никому так и не удалось уговорить его подняться с колен. Замки, которые он навесил на двери терема, стали тяжелыми колодками на его собственной душе. Он знал, что дверь в его сердце больше никогда не откроется. 19. Горечавка. Облачные Глубины трудно было назвать разноцветным местом – опавшие цветы магнолии в утренней росе, иссиня-черная черепица, да белые стены. Поэтому яркие цветы горечавки сразу бросались в глаза. Вэй Чанцзэ рано утром спустился с гор, и Цансэ изнывала от скуки, бесцельно слоняясь по тропинкам, вымощенным белым камнем. Увидев терем, стоящий в стороне, но при этом довольно ухоженный, она подумала, что это место не похоже на заброшенное жилище, вот только тяжелый замок на двери добавляет немного суровой прохлады. Синее растение покрыло плотным ковром всю землю вокруг терема. В траве даже промелькнула бабочка, но тут же скрылась, словно ее и не было. Цансэ вспомнила, что когда-то Лань Цижэнь заставил ее оббежать половину Облачных Глубин, спасаясь от его гнева. И тогда она как раз наткнулась на тот же терем, покрытый цветами настолько яркими, что они надолго отпечатались в ее памяти. Но тогда цветов было вовсе не так много, и росли они вовсе не так пышно. «…Кто ты?» Как вдруг за ее спиной раздался тонкий голосок. Обернувшись, Цансэ увидела позади ребенка с чистыми и яркими глазами, такого беленького и розовощекого, что он был похож на фарфоровую куклу. Рядом стояла женщина, судя по всему, кормилица, на руках которой сидел второй малыш, беззвучно хлопая глазами. «Я?» Цансэ указала на себя. «Молодой господин, попробуй угадать». Кормилица кивком поприветствовала ее. «Осмелюсь предположить, что уважаемая гостья заблудилась». «Я… просто гуляла». 20. Госпожа. Цансэ уж было собиралась попрощаться, но голос, донесшийся из терема, заставил ее остановиться. «Что происходит снаружи?» «Госпожа, всего лишь гостья проходила мимо». На лице маленького господина мелькнула радость. «Мама!» «Раз уж к нам наведалась гостья, отчего же не пригласишь ее внутрь?» Цансэ уже догадалась, что в тереме жила хозяйка Ордена Гусу Лань, многие годы прикованная к кровати болезнью. А этот ребенок, должно быть, продолжатель рода Лань, будущий Глава Ордена. Ну а на руках у кормилицы… Цансэ показалось, что это ребенок в самом деле… слишком спокойный. Она подавила все сомнения в душе и запретила себе спрашивать, от чего Госпожа Лань проживает в таком месте. Возможно, на это были свои причины. Женщина внутри терема сидела, опираясь на стол, на ее голове, согласно церемониалу, была повязана лобная лента с клановым узором из плывущих облаков, черные волосы спадали вниз водопадом. Одна ее рука лежала на струнах гуциня, не извлекая ни единого звука. Лишь когда она увидела детей, лед на ее лице мгновенно растаял. «А-Хуань, подойди». Забрав младшего ребенка у кормилицы, она приказала слугам уйти и мягко улыбнулась Цансэ. «Прошу, молодая госпожа, будьте как дома».