Все думы о дальних краях

37. Без сожалений. Госпожа Юй была вне себя от ярости. Это ребенок по имени Вэй Ин был вылитой копией своей матери, Цансэ Саньжэнь. Только брови немного более отчетливые, а по характеру совсем как отец, все время прятался за спиной Цзян Фэнмяня, рваными рукавами старательно вытирал лицо и изо всех сил улыбался ей. Тем не менее, холодно фыркнув, она вышла за порог и приказала слугам прибраться в комнате, соседней с покоями маленького Цзян Чэна. Вэй Ину же бросила: – Сейчас же умойся, замарашка. Затем, взмахнув широкими рукавами, удалилась, не удостоив мужа даже взглядом. Цзян Фэнмянь пребывал в расстроенных чувствах после ссоры с женой. Но потом опустил взгляд и увидел ребенка, который боялся пошевелиться, покрасневшего и заплаканного, который дрожащими руками крепко сжимал полы его одежд. Цзян Фэнмянь внезапно вспомнил, что когда-то был влюблен в такие же живые глаза, горящие звездами на лице юной девы, похожие на небесные фонарики, которые они когда-то все вместе запускали в небо. Казалось, он вот-вот назовет это имя, но в итоге Цзян Фэнмянь сглотнул подступившую боль, погладил мальчика по голове и вновь улыбнулся, хоть и через силу. – А-Ин, не бойся. Кстати, я ведь даже не спросил тебя, хочешь ли ты стать моим учеником. Цзян Фэнмянь помнил старую дружбу, но еще больше ценил истинный талант. Он сразу разглядел в маленьком А-Ине потенциал заклинателя, и потому захотел взять мальчика в удивительный мир, который изначально был для него родным. Если получится, возможно, они смогут стать по-настоящему родными. И это была не дань уважения, а надежда. Малыш послушно кивнул. – Если тебе еще что-то нужно, скажи мне. Малыш поспешно покачал головой. Цзян Фэнмянь улыбнулся. Он примерно понимал, почему Чанцзэ и Цансэ, повидав тепло и холод, жизнь и смерть – все прелести и кошмары этого мира, дали ребенку такое имя. Ин – новорожденный, только появившийся на свет ребенок, чистое и непорочное дитя. Для него не существует преград, для него не существует сожалений. 38. Шисюн. Цзян Чэн когда-то серьезно задумывался над тем, не приемный ли он. Он так сильно любил своих Принцессу, Жасмин и Милашку! Но из-за этого Вэй Ина отец приказал отдать всех собак. Ведь это он был единственным настоящим наследником Ордена Юньмэн Цзян, но из-за того, что Вэй Ин стал первым учеником, теперь Цзян Чэн являлся его шиди. Отец говорил, чтобы Цзян Чэн назвал Вэй Ина – шисюн. Но тот ни в какую не хотел этого делать. – Отец! Но ведь я же... – Ты будешь говорить, или нет? От гнева на маленьком лице выступил румянец. – Ну почему! Тогда ему только-только исполнилось девять, мать и сестра заботились только о нем, и никто не мог занять его место. Кроме того, несмотря на то, что этот недокормыш был старше него на месяц, а ростом все равно уступал на полголовы. Спроси с него храбрости – не допросишься. Спроси благородное происхождение – не найдешь. Поэтому Цзян Чэн от злости заскрипел зубами. – Цзян Ваньинь. Впервые отец рассердился на него так сильно, что отправил в Храм Предков отбывать наказание. Потом вмешалась мать: – Цзян Фэнмянь! Ты совсем из ума выжил? Отец ее даже не слышал, вместо ответа схватил сына за рукав и потащил прочь. Потом открыл рот недокормыш. – Дядя Цзян. Он видел, как застыли шаги отца, но лицо его осталось скрыто в тени. Недокормыш упал перед ним на колени. – Дядя Цзян. Плечи отца едва заметно задрожали, но он, наконец, разжал пальцы. Впоследствии они с Вэй Усянем стали настоящими друзьями. Вооружившись длинными шестами, они ходили собирать лотосы, лежали на траве и обсуждали горящие в небе звезды. Этот паршивец совершенно не считал себя чужаком, иногда даже мог отвесить Цзян Чэну пинка. – Какого черта я тогда вообще упал на колени? Сейчас как подумаю... Неужели ради такого дурака, как ты? Цзян Чэн ответил кулаком и бросил: – Катись. Но тогда, едва закрыв дверь в свою комнату, Цзян Чэн расплакался от обиды, даже когда сестра и мать попытались утешить его, никакие уговоры не помогали. Вэй Усянь, одетый в новую тренировочную форму Цзян Чэна, вымоченной в специальной воде, чтобы источала аромат лотосов, с колокольчиком Чистого Сердца, привязанным к поясу, и с коробкой для еды в руках постучался в дверь. – Цзян Чэн. Ему показалось, что кто-то другой вселился в его тело, раз он все же открыл дверь. Вэй Усянь, даже не глядя на него, открыл коробку с едой. Аромат супа из лотосов и свиных ребрышек заполнил комнату. – Шицзе приготовила. Если не съешь сейчас, потом не будет. Цзян Чэн не мог противиться аромату вкуснейшего блюда. – Ты... Ты принес мне? Вэй Усянь тряхнул волосами, забранными в хвост. – Как? Цзян Чэн долго стоял как пень, но в итоге все же сдался. – ...Шисюн. 39. Преданность. Вэй Усянь вовсе не от природы был дружелюбным и общительным. В тот день, когда дядя Цзян заставил А-Чэна назвать его “шисюн”, тот в ярости бросил на пол стакан, тогда дядя Цзян чуть не поволок сына в Храм Предков, чтобы научить правилам ордена, а Госпожа Юй выхватила Цзыдянь, твёрдо намереваясь разорвать последние тёплые отношения с мужем. Ему самому казалось, что они зря ссорятся. Какая разница – шисюн, не шисюн... Если не хочет называть, зачем заставлять? Ссоры совершенно ни к чему. Он совсем не понимал, почему дядя Цзян разозлился из-за какого-то слова. Но, когда упал перед ним на колени, его желание исполнилось – дядя Цзян помахал рукой и, кажется, перестал гневаться. Через день дядя Цзян нашёл его и сказал: – А-Сянь, тебе не нужно падать передо мной на колени из-за этого мелкого негодника. Это твой дом тоже, не думай, что ты здесь чужой. Вэй Ин улыбнулся, обнажив маленький клык. – Дядя Цзян, я ничего такого и не думал. Дядя Цзян покачал головой. – Ну что за чудной ребёнок... Впоследствии мальчик начал заниматься тренировками, но лишь духовными, а фехтование изучать не желал – почти каждый день его ловили прохлаждающимся на поле тренировок, занятого ничем. Дядя Цзян не наказывал его и не ругал, только спокойно обронил фразу: – Если не хочешь учиться бою на мечах, верни брошюру с приёмами фехтования, которую выкрал из моего кабинета. Вэй Ин, понимая, что его проступок не остался незамеченным, ответил: – Дядя... дядя Цзян, я правда хочу быть лишь простым учёным, обычным слугой главы ордена, и всё. Мне многого не нужно. Дядя Цзян, не поднимая на мальчишку взгляда, произнёс: – Если ты и впрямь такой спокойный, почему скрипишь зубами, едва завидишь книгу с правилами орденов заклинателей? А как берёшь в руки кисть и начинаешь писать, так едва справляешься с желанием порвать бумагу? – Вовсе нет! – обиженно вскрикнул мальчик. – Я могу запомнить всё с первого взгляда, мне для этого не нужно ничего переписывать... Дядя Цзян спокойно посмотрел на мальчика, который залился румянцем до красных ушей. – А-Сянь. Если тебе что-то не нравится, не надо себя обманывать. В чём твой истинный талант, мне известно, как никому другому. Я знаю, чего ты боишься. Слухи режут острее ножа, мне самому не приятно их слышать. Ты решил, что если не достигнешь успеха ни на поприще учёного, ни на стезе воина, то больше никто не станет обвинять тебя в том, что ты хочешь занять место главы ордена. Но, А-Сянь, я верю в тебя. И я полагаюсь на твои способности, а не на их отсутствие. Я спас тебя не для того, чтобы ты страдал. Твоё призвание в другом. Не думай, что собственное будущее – лишь забавная игрушка. 40. Нрав. Вэй Усянь показал на тропе заклинательства успехи, которых от него никто не мог ожидать. Вначале Цзян Фэнмянь сделал его своим первым учеником, чтобы мальчик мог спокойно сосуществовать с другими обитателями Пристани Лотоса, не чувствовал себя хуже других и не обращал внимания на своё происхождение. В то же время дал ему имя в быту – Усянь, надеясь, что оно станет для него ориентиром в жизни, и он сможет прожить её в покое и благости, как того желали бы его родители. Цзян Фэнмянь признавал, что это был непростой шаг. Но кто бы мог подумать, что этот мальчишка обвыкнется в Пристани Лотоса невероятно быстро, и не только с лёгкостью сформирует ядро и семимильными шагами начнёт постигать искусство фехтования, но и станет предводителем для своих шиди в различных шалостях, как перелезть через стену, сбежать с тренировок и тому подобное. И одно нисколько не мешало другому! Казалось, это вовсе не он был тем трусишкой, до слёз испугавшимся трёх щенков и боящимся сказать о том, что сапожки ему не по ноге. Разумеется, теперешнего, пятнадцатилетнего Вэй Усяня, юношу в самом расцвете сил, как и прежде легко загоняли на дерево собаки, только из тихо скулящего в страхе мальчишки он превратился в: – Собака-а-а-а-а-а-а-а-а, Цзян Чэн! Тут собака! Цзян Чэн, мать твою, пошевеливайся, а-а-а-а-а-а-а, скорее прогони её прочь! От злости Госпожа Юй скрипела зубами, и каждый раз когда видела паршивца, у неё чесались руки избить его. В наказание она отправляла его в Храм Предков, стоять на коленях вместо обеда, и усиленно старалась не замечать, что её драгоценная дочь считает это недоразумение родным младшим братом, тайком таскает ему еду – три блюда и суп. А тот, когда горящая от ударов спина опять заживала, становился тем же пакостником, который не помнил как его били, помнил только как вкусно поел. Сначала чета Цзян думала, что мальчик переймёт нелюдимый характер отца, однако теперь становилось совершенно ясно, что он был абсолютной копией матери – даже взял от неё привычку ловить фазанов в угодьях Пристани Лотоса. Цзян вначале отказывался с этим мириться – Что такого в парочке каких-то фазанов? Вэй Усянь, скрестив руки на груди, опирался на дерево и пожёвывал травинку. – Много чего! Цзян Чэн, я не хочу хвастать, но во всей Пристани Лотоса, если я в охоте на фазанов – второй, то никто не посмеет назваться первым! В итоге, поедая фазанью ногу, Цзян Чэн холодно усмехнулся: – Мясо такое вкусное, может уже заткнёшь им свой рот? Вэй Усянь обжёг язык, но всё равно не мог остановиться, по подбородку стекал жир. Он угрожающе глянул на остальных шиди. – Я что, не прав? Остальные, набивая рты, послушно закивали: – Прав, прав, наш шисюн самый сильный! – Шисюну равных нет! – Шисюн – небесный талант! Тот помахал рукой, притворяясь, что ему надоела их похвала. Цзян Чэн перевернул птицу, пекущуюся на огне, и сказал: – Ты весь день только забавляешься, не тренируешься с мечом и не медитируешь. Я смотрю, ты кнута захотел отведать. Вэй Усянь крутанул длинный лук в руке. – Шимэй, если в следующий раз победишь меня в стрельбе, я отдам тебе всех фазанов, которых изловлю за месяц. Цзян Чэн, не обращая внимание на то, как его назвали, прошипел: – Каких ещё фазанов! Отец сказал, что в следующем месяце мы отправляемся на учёбу в Облачные Глубины, и не думай оттуда сбежать. Вэй Усянь не придал его словам значения, только сказал, что ему без разницы, где ловить фазанов. Но друзья закатили глаза и усмехнулись, говоря – посмотрим, как ты будешь испытывать терпение старого Учителя Ордена Гусу Лань.