Все думы о дальних краях

41. Несбыточное. Лань Цижэнь громко чихнул, ссылаясь на весенний холод. Затем вспомнил, что вскоре ученики из всех кланов должны съехаться в Гусу на учёбу, и проворчал что-то про хлопоты. Переступив порог ханьши, он застал Главу Ордена Лань за изучением нот. – … Лань Цижэнь тоже очень хотел бы уйти в затвор и проводить дни в спокойствии, однако не высказывал этих чаяний, только ворчал про себя. Заметив его мрачное лицо, Цинхэн-цзюнь отложил книгу в сторону, отодвинул цинь и с улыбкой приблизился к брату. Тот же, радуясь возможности немного отдохнуть от дел, сел, поглаживая бороду. Цинхэн-цзюнь, поглядев вдаль, заговорил сначала об отвлечённых делах. – Цижэнь, ты правда назначил Ванцзи ответственным за наказания? – Да. Он сам пришёл ко мне с просьбой о поручении. – На твоём месте я бы поручил ему заведовать разведением живых существ. – Когда я начал обучать Сичэня управлению делами клана, брат, ты говорил то же самое. Улыбка Цинхэн-цзюня стала шире, однако взгляд потемнел. Он сказал, что, наверное, все родители в Поднебесной таковы – с одной стороны, хотят, чтобы дети могли жить самостоятельно, но с другой – боятся этого и в душе надеются, что те проживут жизнь без забот. – Это невозможно, – Лань Цижэнь поправил рукава. – Брат, кто же виноват, что они занимают это место по праву рождения? У них нет права на игры и забавы. Его брат рассмеялся. Цинхэн-цзюнь сделал вдох и прищурился, глядя сквозь ароматный дым, будто мог разглядеть в нём силуэты ушедших. Он искренне признавал, что на самом деле немного боится видеться с сыновьями. Он боялся, что при встрече не сможет сдержать слёз. 42. Злодей. На самом деле иногда Лань Цижэнь чувствовал себя ужасным злодеем. У племянников от стойки на руках немели мышцы, от переписывания книг рябило в глазах, а он всё равно, не давая им времени отдышаться, с ферулой в ладони и строгостью на лице гнал их тренироваться на мечах. Хотя и он тоже прекрасно понимал, что можно обходиться с детьми мягко, при этом наставлять их на истинный путь, и они так же вырастут прилежными учениками. Но он каждый раз вспоминал, как очень-очень давно та девушка, стоя за спиной Цинхэн-цзюня, бросила на него взгляд без тени эмоций. Оставалось только вздыхать и продолжать заставлять двоих детей корпеть над горами священных книг. Но брат вдруг спросил его – в Ордене Гусу Лань более трёх тысяч правил, но что именно они призваны сдерживать? Перед лицом своего единственного родного брата он вдруг не смог рассуждать о разумных вещах, которые ему были очевидны. Затем брат спросил насчёт ленты на его голове – если вдруг придётся снять и отдать её, сможет ли он это сделать? Лань Цижэнь опустил взгляд и сказал, что ещё не думал об этом. Затем в дверь постучал Ванцзи. Он принёс список учеников, которые прибудут на учёбу. Брат говорил, что не решается встретиться с Ванцзи, а увидевшись на самом деле, никак не мог оторваться от сына. На него глядели светлые глаза, в точности как те, что тогда на берегу вздёрнутыми уголками резанули по сердцу, и он не смог не ответить на взгляд. Не похож. И всё же, как похож. Лань Цижэнь беспомощно смотрел, как брат предаётся воспоминаниям. Он понял, какие мысли захватили его снова, и пока что взял в руки список и быстро пробежался по нему глазами. Затем велел Ванцзи приготовить в ланьши достаточное количество бумаги и писчих кистей. – Верно, Ванцзи, сегодня ты заступаешь в дозор ночью? Пятнадцатилетний юноша кивнул, ни тени эмоций не мелькнуло на его лице. – Да. Лань Цижэнь вдруг зацепился взглядом за одно имя в списке. «Орден Юньмэн Цзян, Вэй Усянь» Он машинально погладил бороду и невольно ощутил раздражение. 43. Отец. Увидев немного неестественное выражение на лице брата, Цинхэн-цзюнь тоже бросил взгляд на список. Заметив иероглиф «Вэй», он сразу же всё понял. Обида уходила корнями в прошлое, к случаю с остриженной бородой. Это имя будто задело больную мозоль. Цинхэн-цзюнь сказал: – Оказывается, пролетело столько лет. Наверное, первый ученик Ордена Юньмэн Цзян теперь талантливый юноша. Лань Цижэнь решил оставить своё мнение на этот счёт при себе. Только прохладно фыркнул и сказал: – Надеюсь, – затем поднялся и попрощался с братом, не забыв впрочем перед уходом дать Ванцзи несколько указаний. Всё же он только вышел из уединённой медитации, и нельзя чтобы в дозоре допускал слабину. Когда младший брат ушёл, Цинхэн-цзюнь тоже поднялся, говоря: – Ванцзи, идём со мной в сад. Ванцзи как раз собирался уйти, но тут отец внезапно позвал его по имени, что было очень непривычно, и юноша обернулся. Отец оправил полы одеяния, подошёл и мягко обнял сына за плечо. – Идём. На какое-то время Ванцзи растерялся и последовал за отцом. Они вышли в сад возле ханьши, всё время сохраняя расстояние в полшага. Цинхэн-цзюнь завёл руки за спину и взглянул на заходящее солнце, которое словно покрыло горы вдали золотистой дымкой. Когда его лучи угасли, на Облачные Глубины опустились сумерки. И отец решил сказать сыну то, что лежало у него на сердце. – Ванцзи, ты ненавидишь меня? Лань Ванцзи едва не упал на колени – ноги буквально подкосились от удивления. Он несколько секунд молча смотрел на силуэт отца, который стоял к нему спиной, затем отвесил поклон и сказал: – Отец, Ванцзи никогда бы не стал. Будто отвыкнув от солнечного света в долгом заточении, Глава Ордена Лань закрыл глаза. – Будь я на твоём месте, я бы ненавидел. 44. Предчувствие. Цинхэн-цзюнь стоял в саду, куда уже давно не выходил, против последних лучей заходящего солнца. Ванцзи стоял рядом, ни слова не говоря. Отец и сын наблюдали, как небеса тон за тоном становятся темнее. Повернувшись спиной к младшему сыну, Цинхэн-цзюнь сглотнул слёзы, рвущиеся из души, но тут же ими подавился, закашлялся, и эту картину увидел его старший сын, как раз шедший мимо по своим делам. Сичэнь подбежал, чтобы поддержать отца. – Снаружи такой сильный ветер, вернись скорее в комнату! Сичэнь тут же отправил адептов пригласить лекаря, а Цинхэн-цзюнь никак не мог собраться с мыслями, затронутый его обращением «отец». Однако в итоге он отказался от предложения обеспокоенного Сичэня проводить его обратно в покои, сославшись на то, что слишком долго не выходил наружу, и всё же стоит немного прогуляться. Сичэню ничего не оставалось, как уйти вместе с адептами, которые обратились к нему по какому-то вопросу, однако на пороге он не забыл обернуться. Цинхэн-цзюнь с улыбкой покачал головой и сказал Ванцзи, чтобы тоже ступал. Однако младший сын неожиданно схватил его за рукав, на его серьёзном лице смутно отразилось беспокойство. В первый раз он услышал от сына эти слова, прозвучавшие с некой капризной ноткой. – Отец… Цинхэн-цзюнь весь превратился в камень. И вспомнил, что сын в последний раз так называл его, ещё прижимаясь к материнской груди. Тогда Сичэнь был не старше четырёх, и он с нетерпением ждал каждой встречи с матерью раз в месяц. Мальчик держал за руки отца и мать, тепло улыбаясь младшему брату, который пока с трудом ходил. Жена позволяла детям прижаться к ней, и лучи солнца, раздробленные резной оконной рамой, падали на её бледное лицо. Её золотистые глаза сверкнули, и она протянула руку, ухватив его за рукав. Точно как Ванцзи сейчас. Ванцзи… Он всегда был слишком спокоен, до такой степени, что в молчании заменял слова игрой на цине, но не для того, чтобы быть услышанным. Мелодия превращалась в чистый родник, который по капле стекал по его волосам, озарённым луной, попадал за воротник, прямо в сердце. Подобный журавлю, укрытому первым снегом, он был словно безымянная, длинная поэма. Но в поэме, которая никого не заставляет заплакать, нет ни капли чувств. И всё же Цинхэн-цзюнь смутно ощущал, что чрезмерное спокойствие всегда означает более глубокие эмоции, внутри как будто зреет буря, и горный ветер, сметающий всё на своём пути, уже готов вырваться наружу. Это было лишь предчувствие, неизвестно откуда возникшее, и вскоре точно так же исчезнувшее без следа. 45. Судьба. Лань Ванцзи просидел в ханьши до самого восхода луны. На самом деле, иной причины не было, он лишь беспокоился о здоровье отца, ему всё казалось, что отец хочет что-то ему сказать. Но так и не сказал. В конце концов, когда подошёл час дозора, ему пришлось уйти. Бредя по тропам Облачных Глубин, Ванцзи вдруг вспомнил первый вопрос, который ему задал отец. Ненавидел ли он отца? Но за что? За уроки, которые им приходилось делать изо дня в день? Или за строгие правила? Или за то, что отец разрушил жизнь любимой, его матери, лица которой он сейчас даже почти не помнил? Ночь стояла такая же, как и всегда. Но в глубоком омуте своей души, на поверхности которого никогда не поднималось волн, Ванцзи вдруг нашёл воспоминание, как отец в детстве рассказал им историю основателя их ордена. И те слова, объяснения которым он так и не получил. Что же всё-таки это за «человек, назначенный Небесами»? Он должен быть милым или бесстрастным? Он должен всегда понимать или иногда отворачиваться? Ванцзи подумал, что чувство любви с первого взгляда посещает человека лишь раз в жизни, и это наверняка небывалое благо. Если ему посчастливится с подобным столкнуться, он точно это поймёт. Повернув за угол, Ванцзи увидел тень, мелькнувшую на гребне стены. Его сердце настороженно сжалось, и юноша прыжком взлетел на стену, чтобы остановить непрошеного гостя. – Нарушителям комендантского часа запрещено входить до семи утра. Убери ногу со стены. Тот не воспринял его слова всерьёз. На незнакомом лице заиграла яркая, хитрая улыбка. С вином в руках и немалой смелостью во взгляде он следующей же фразой принялся просить его сделать одолжение. Пока Ванцзи смотрел в эти живые сверкающие глаза, беспокойные мысли, словно листья, посыпавшиеся на воду, подняли рябь по его сердцу. Ему с непривычки показалось, что он ошибся. И вдруг на ум пришла догадка, что хотел тогда сказать отец, но так и не сказал. Без предупреждения. И ни капли не прекрасно. Ясно ведь как белый день, что гнался за нарушителем он сам, но вдруг почувствовал, что самому некуда спрятаться. 46. Дальние края. Вэй Усянь нашёл в посёлке Цайи истинную драгоценность. Винная лавка «Улыбки Императора» так манила, что он не мог сделать ни шагу, когда остановился напротив неё. Юноша выпил целый сосуд, а другой взял с собой, и всё никак не мог попрощаться с хозяином лавки. Цзян Чэн так и покатился со смеху, подшучивая над Вэй Усянем, мол, вырос здоровый лоб, а ведёт себя как мелкий попрошайка, мир не видавший. Вэй Усянь, наигранно посмеявшись, откупорил пробку сосуда и сказал: – Цзян Чэн, я дам тебе попробовать только глоток, и всё, больше не проси, даже мольбы не помогут. Но невезение, как всегда, приходит без приглашения, и когда Вэй Усянь совершил ночную вылазку за вином, а затем возвратился обратно в Облачные Глубины, как назло, попался в лапы этого бесчувственного типа из клана Лань. Да кто он вообще такой! Когда на следующее утро Вэй Усянь столкнулся с тем молодым недотёпой из Ордена Цинхэ Не, тот всячески стал увещевать его ни в коем случае не задирать прославленного второго молодого господина Ланя. Но, послушав описание, Вэй Усянь со вздохом сказал, что уже поздно. А потом у него вдруг вырвалась фраза без начала и конца, произнесённая в присутствии окруживших его юношей: – И почему мне кажется… что мы уже где-то встречались? Не Хуайсан повис у него на плече и легонько стукнул кулаком, двусмысленно улыбаясь. – Вэй-сюн, признайся, что ты «уже где-то встречался» с каждым, кто уродился красивым! Юноши сложились от смеха пополам, но Вэй Усянь не обращал внимания на смешки. – Правда же! Ночью было темно, я мог не разглядеть, но всё же… Один из юношей, сдерживая смех, пнул мелкий камешек под ногами и сказал: – Вэй-сюн, не ожидал от тебя такой банальности. Все знают эту уловку, как сблизиться с красоткой – сказать, что где-то её уже видел. Другой подхватил: – Только не говори, что ваша судьба предопределена Небесами, и вас родители поженили ещё в младенчестве… Вэй Усянь отвесил обоим по звонкой оплеухе. – Я смотрю, вы совсем края не видите? Даже если бы мне нравились мужчины, кто бы стерпел такого зануду, как этот Лань Ванцзи? В столь юном возрасте строит из себя старикашку, своим молчанием кого угодно доведёт до белого каления. Да пусть он хоть сто раз красавчик, я бы не купился! Цзян Чэн затыкал уши, чтобы не слышать его возмущений, юноши ехидно похихикивали и говорили: – Да ладно, Вэй-сюн, не нужно ничего объяснять… Когда он вошёл в ланьши по лепесткам магнолии, то невольно застыл под грозным взглядом Лань Ванцзи. Тут же ему в голову пришла мысль, что этот человек и впрямь довольно красив. Нет, даже очень красив. Вэй Усянь подумал, что если бы Лань Ванцзи родился девушкой, он бы подарил ему все коробочки с пудрой и румянами, что обычно носил при себе. И ещё подумал, что если вдруг его матушка в самом деле выбрала бы этого человека ему в спутники ещё до рождения, нельзя было обвинить её в плохом выборе – не могла же она предугадать такой прескверный характер избранника… Через сто лет, спустившись в царство мёртвых, можно и спросить её об этом, а вдруг?.. Он уселся рядом с Лань Ванцзи, встряхнув полами одежды, отчего легонько шевельнулись кончики чернильного цвета волос. *Конец*