Гибискус: откровение.

      Саске кладет дочь на кровать. Свою возбужденную, желанную, нежную девочку. Сарада не может больше терпеть, она непослушными пальцами поддевает собственную кофточку, чтобы снять ее.       — Тебе помочь? Или хочешь, чтобы я отвернулся? — Тихим голосом спрашивает мужчина, склонившись над девочкой.       — Нет, я не хочу, чтобы ты отворачивался. — Малышка, явно, смущена. У нее, конечно, уже был сексуальный опыт, но сейчас все ощущается каким-то необычным, особенно важным и значительным. Будто в эти минуты решается судьба целого мира. Учиха выполняет просьбу куноичи — не отворачивается, смотрит с вожделением на то, как его родная дочь обнажается, как предметы гардероба покидают хрупкое тело, обнажают бледную, молочную кожу.       — Моя маленькая, красивая девочка, — Саске склоняется над дочерью, ладонью накрывает небольшую, упругую грудь. Пальцы тонкие, длинные, грубоватые из-за постоянного использования меча, гладят нежную кожу. Сжимают персиковый сосок, потирают легонько, слегка оттягивают. Сарада тихо вздыхает. По телу проходит сладкая волна дрожи, концентрируясь внизу живота.       — Сделай так еще раз, пожалуйста, папочка. — Тихонько просит малышка, интуитивно выгибаясь мужчине навстречу. Старший Учиха нагибается ниже. Он ведет дорожку легких, сухих поцелуев от покатого плечика вниз, языком мажет по чувствительному соску, огибает ореол кончиком и вбирает розовую мякоть в рот, сминает губами, посасывая влажно. Сарада не может сдержать сладкого стона удовольствия. Она обхватывает тонкими, сильными руками отца за спину, прижимая ближе к себе.       Девочка в отцовских руках податливая, отзывчивая. Она искренне наслаждается каждым прикосновением, поцелуем и лаской. Сарада отзывается телом и эмоциями: выгибается настоящей кошкой, тихонько постанывая; тонкие бровки взлетают вопросительно вверх, и она тянет руки ниже. Саске приходиться слегка отстраниться, выпрямиться. Он не может сдержать ухмылку, когда малышка подцепляет тонкими пальчиками край домашних штанов и тянет мужчину как можно ближе к себе.       — Осторожно, я далеко не пушинка, — мужчина оказывается на худых девичьих, бедрах. — Не-а, — Сарада смеется глазами. Еще движение, и отец становится еще ближе. Девочка совсем не чувствует его веса, зато ясно ощущает желание, когда ладошка ложится аккуратно на пах.       Саске втягивает воздух носом шумно. Он возбужден, член стоит колом, сочится естественной смазкой, которая пачкает белье, проступая на домашних брюках размытым пятном. Сарада подтягивает отца еще ближе. Он упирается коленями по обе стороны от девичьей груди. Конечно, у девочки ранее был сексуальный опыт, но то, что происходит сейчас — значительно отличается. Сейчас юная Учиха действительно чувствует, что это не просто секс, а занятие любовью, о котором пишут романах или показывают в кино.       Сарада смотрит на отца в упор, она почти что не моргает, а глаза то и дело вспыхивают красным. Она подцепляет пальцами резинку домашних штанов и тянет их вниз вместе с бельём, не в силах играться дальше. Может, позже они насладятся петтингом или неттингом, растягивая удовольствие сладкой патокой. Но сейчас не до этого. Любовники слишком возбуждены, взбаламучены.       У Саске красивый, большой: фактурное переплетение синеватых вен, бледная нежная кожа и потемневшая влажная головка. У куноичи рот тут же наполняется слюной, которую она нервно сглатывает. На бедре мужчины изображён знак соулмейта: розоватый свиристель с молочно-белым хохолком и серым оперением на крыльях; небольшую нахохлившуюся птицу по диагонали пересекает золотистая молния.       Девочка касается метки подушечками пальцев, поглаживает бережно. Сарада уже где-то видела подобный знак, но не может вспомнить у кого именно. Она решает не думать об этом сейчас и подаётся немного вперёд. Смущённая и раскрасневшаяся, юная Учиха прижимается губами к головке члена, собирает ими влагу, трется легонько.       Отцовское дыхание учащается, он кладёт раскрытую ладонь на девичий затылок, пальцами массирует кожу голову, перебирает прядки.       — Решила помучить меня? — Учиха щурится, его голос стал на тон ниже, приобрел больше хрипотцы и эротизма. Кажется, это их общая черта. Ведь голос Сарады под влиянием желания меняется: становится грудным, более тягучим и ломается, словно у мальчика — подростка.       — Я наслаждаюсь моментом. — Розовый язык огибает ствол. Куноичи придерживает Саске за бёдра, скользит губами выше и наконец-таки опускается ртом на жаркую плоть, высунув язык. Сочные губы натягиваются вокруг ствола. Молодая Учиха загоняет играючи головку за щеку и обсасывает со смаком, заставляя отца постанывать и закатывать глаза от удовольствия.       Саске на мгновение окунается в омут собственной памяти. Он вспоминает милое лицо брата, покрытое трещинами из-за запретной техники, готовой вот-вот развеяться, отпустив душу Итачи в мир иной. В памяти всплывают жаркие образы: сухие и горячие губы брата, нежные и долгие поцелуи, и сильные руки, что властно сжимают хрупкий стан тогда еще юного Саске.       Учиха смаргивает, избавляясь от наваждения. Он мягко отстраняет дочь от себя. — Шшш… Если мы так продолжим, то все может закончиться очень быстро. — Мужчина не сомневается, что Сарада способна на многое. Только вот сам бывший отступник далеко не мальчик и не уверен, что под воздействием алкоголя его хватит более, чем на один полноценный раз.       Старший Учиха отстраняется, избавляется от одежды окончательно, сбрасывая ее кучей около постели. Малышка смотрит на отца в предвкушении, она любуется им и инстинктивно разводит стройные ножки в стороны, между которыми устраивается Саске. Сарада шумно выдыхает, откидывает голову назад, ощутив теплое дыхание в самом чувствительном месте.       Мужчина гладит раскрытыми ладонями узкие бедра, подушечками пальцев выписывает круги и незамысловатые узоры на сливочной коже и целует влажно там, где кожа особо тонкая и чувствительная. Сарада томно вздыхает, кладет ладошку на затылок отца, вплетает тонкими пальцы в мягкие смоляные волосы, массируя подушечками кожу головы. Девочка не может сдержать, рвущийся из груди, стон, когда Саске прикасается пальцами к нежной плоти.       Дочь восхитительно-горячая, влажная и невероятно отзывчивая на каждое, даже незначительное, прикосновение. Старший Учиха приникает губами, собирает языком влагу.       — Папочка, — задушевно стонет Сарада, собирая в кулак угольные пряди и интуитивно приподнимает бедра. Желание тугой спиралью собирается внизу девичьего живота, малышка сладко балансирует на границе экстаза. Пальцы входят легко, гладко скользят внутри атласных мышц. Сарада вся подбирается, дергается. Она раскрыта на костяшках, естественная смазка стекает по бедрам, пачкает белые простыни.       — Я сейчас, — девочка раскрытой ладошкой гладит отцовскую шею, пальчики обводят шейные позвонки, массирующими движениями ласкают плечи. — Помоги мне, пожалуйста.       Саске нет нужды просить дважды. Он все понимает сразу, буквально с полуслова. С характерным причмокивающим звуком касается губами розовой плоти, мягко засасывая, вбирает в рот. Сарада тихонько вскрикивает, подается бедрами навстречу, насаживается на пальцы и забрасывает стройную ножку на отцовское плечо. Девочка мелко подрагивает, несдержанно стонет; нежный голос периодами срывается на фальцет. Старший Учиха сгибает фаланги пальцев, кончиком языка нажимает на клитор, плавными движениями раздражает чувствительный к малейшей ласки орган.       Сарада не в силах выдержать столь восхитительную ласку, сконцентрированную в столь интимном месте на юном, девичьем теле. Низ живота обливает волной дикого жара, словно пламя Аматерасу струится под кожей, опаляя внутренние органы и белые кости. Мышцы судорожно сокращаются, девочка напрягается всем телом, натягивается струной и обмякает.       Куноичи притягивает Саске к себе, позволяя не просто нависнуть сверху, а именно лечь, вжать в матрас всем своим весом.       — Я люблю тебя, — малышка обнимает отца за спину, гладит ладошками острые лопатки, прослеживает пальцами старые шрамы и рубцы — следы ожесточенных битв и сражений, которые тянутся по светлой коже извилистой сетью рек.       — Знаю, малыш, — мужчина чмокает дочь в припухшие губы, влажно и звонко. — Я тоже люблю тебя. — Сарада самое дорогое, что осталось у Саске, после потери клана, смерти горячо любимого брата и предательства жены.       Сарада вздрагивает, ощутив горячую твердость, упирающуюся в собственное бедро. Она томно вздыхает, слегка выгибается. Саске немного смещается, накрывает дочь собственным телом. Он потирается о нежную белую кожу, влажный из-за выступившего предэякулята член гладко скользит по впалому девичьему животу. Юная Учиха запрокидывает голову назад, отросшие волосы чернильными змеями растекаются по подушке. Девочка приникает ртом к выпирающим ключицам, целует с жадностью и игриво прикусывает, засасывая кожу.       — Хочешь большего? — Спрашивает Саске шепотом и меняет положение тел. Теперь Сарада находится сверху, оседлав поджарые мужские бедра.       Заниматься любовью с собственным отцом и получать от этого чистое, искрящееся, будто пузырьки шампанского, удовольствие — абсолютно ненормально, аморально и порицаемо обществом. Ни один человек не сможет, не сумеет принять, а тем более понять такого рода взаимоотношения между родителем и ребенком. Тем более между отцом и дочерью. Но Сарада искренне наслаждается близостью с мужчиной. Она смущенно улыбается, подается телом вперед и прижимается небольшой упругой грудью к груди Саске.       — Очень хочу, — юная Учиха приникает плотно, тесно, кожа к коже; накрывает мозолистые мужские ладони своими, переплетает пальцы. Она плавно отирается гибким телом об отцовское, томно вздыхает, когда их соски соприкасаются и мелко дрожит, ощутив возбужденную плоть аккурат между ножек. Волны приятного тепла, словно морской бриз, омывают хрупкое девичье тело. Саске тоже чувствует это — аморальное, постыдное желание. Желание обладать собственной кровью и плотью.       Саске выпрямляется, садится на постели по-турецки, кладет согнутые в коленях ноги друг на дружку. Мужчина использует контрацепцию: он раскатывает гладкий, прозрачный презерватив по твердой плоти до самого корня и привлекает Сараду к себе. Дочь садится на мужские бедра, скрещивает голени на пояснице взрослого любовника. Старший Учиха придерживает девочку, помогает ей плавно опуститься. И сам не может сдержать шумного выдоха — полустона.       — Папочка, — малышка кладет ладошки на отцовские плечи, мягко поводит бедрами, наслаждаясь приятным ощущением заполненности. Мышцы тянутся, горячая плоть гладко скользит.       — Моя маленькая, моя принцесса, — старший Учиха опаляет теплым дыханием покрасневшее ушко куноичи. Мужчина сжимает в ладонях маленькие, упругие ягодицы, он придерживает свою девочку под попу, помогает ей двигаться.       Фрикции плавные, издевательски-медленные. Саске специально не спешит, он растягивает момент удовольствия, словно тягучую карамель наматывает на чайную ложечку. Бывший отступник ласкает губами тонкую девичью шею: мягко целует местечко под линией челюсти, мажет языком по плавному изгибу и легонько прикусывает белую кожу, под которой бьется синее-зеленая жилка.       Девочка всхлипывает, откидывает голову назад, обнажая беззащитное костяное горло. — Пожалуйста, еще. — Тихонько просит Сарада, зарываясь пальчиками одной руки в копну смоляных волос. Саске не может отказать маленькой принцессе в приятной ласке. И все же засасывает сливочную кожу, прикусывает, оставляя покрасневшие метки и поцелуи любви.       — Саске, Саске, Саске… — Словно магическую мантру, шепчет малышка имя отца. Она растягивает сладостно гласные, срывая голос на фальцет, согласные же немного шипят. Откровенно и чувственно. По телу проходится приятная волна жара, концентрирующаяся внизу живота. Она расцветает диковинным цветком. Сарада вздрагивает, впивается пальцами в покатые плечи родителя. Да так, что на утро точно останутся синяки.       — Я хочу, чтобы мы это сделали вместе. — Девочка утягивает отца в поцелуй. Обхватывает ладошками милое лицо, приникает ближе телом к телу, кожа к коже. Трение восхитительное, поцелуй сладостно-нежный, чувственный. Саске впускает в свой рот девичий язык, посасывает его, загоняя за щеку. А после приоткрывает уста. Сарада улавливает маневр сразу, их языки соприкасаются, прозрачная паутинка слюны тянется вниз, стекает по подбородку тягучими каплями. Девочка тихонько постанывает прямо в отцовский рот, смазано целует Саске в скулу, ведет влажными губами по щеке.       — Моя маленькая, нежная девочка, — бывший отступник шепчет всякие нежности. Его голос слегка осип, стал звучать ниже, бархатистее и более соблазнительно.       Юная Учиха шумно выдыхает в отцовскую шею, целует белую кожу с некоторым голодом. Фрикции становятся более глубокими, более ритмичными. Саске не только помогает девочке двигаться, но и сам подмахивает бедрами, задавая более жесткий ритм. Сарада хнычет. Она на грани удовольствия. Интимные мышцы сокращаются, внутри все пульсирует. А томные мужские стоны и тяжелое дыхание лишь добавляют масла в огонь.       Любовники чувствуют, как под кожей по телу распространяется приятное тепло, а сладострастное напряжение внизу живота достигает пика своей концентрации. Девичьи бедра дрожат под широкими ладонями, саму Сараду выгибает, она с жадностью хватает ртом воздух. А изумрудные глаза заполняет густой красный.Саске буквально тонет во взгляде дочери, срывается в омут чужого шарингана, не в силах отвести собственный взгляд или развеять будто иллюзию.       Куноичи смущенно улыбается отцу, она обнимает его за плечи и почти что мурлычет расслабленная после хорошего секса и нескольких оргазмов. Сарада обмякает в мужских руках, кладет голову ему на плечо, пытаясь привести дыхание в норму. — Мне надо в душ, — и правда, малышка мокрая и липкая от пота. Ей хочется смыть с себя все и только потом вернуться в постель. — Иди, а я пока наведу здесь порядок. — Сарада в ответ кивает и неловко сбегает в ванную комнату.       Саске очень нехотя поднимается с кровати, он набрасывает на обнаженное тело мягкий махровый халат цвета ясного неба. Для начала мужчина складывает одежду аккуратно на стуле, нечего ей валяться бесформенной кучей на полу, и только после этого он покидает пределы спальни. Использованный презерватив отправляется в мусорное ведро, за ним следует содержимое пепельницы и пустая болотно-зеленая бутылка из-под вина. Бокалы старший Учиха начисто моет и вытирает насухо белым вафельным полотенцем, а после прячет их на верхнюю полку шкафа.       Дверь в ванную комнату приоткрыта, сквозь щель пробивается теплый влажный пар. — Хочешь присоединиться? — спрашивает Сарада, услышав отцовские шаги за дверью.       Саске ничего не отвечает, он молча заходит в наполненное белесым паром помещение. Куноичи обнаруживается лежащей в большой акриловой ванне. Вода нежно-розовая, мыльная, пены более чем достаточно. Судя по всему дочь смешала цветную бомбочку для ванны с ароматом цветов и густую, почти желейную пену пахнущую дыней.       Бывший отступник обнажается. Сарада пододвигается к самому краю, опирается спиной о бортик и сгибает ноги в коленках. Саске устраивается напротив дочери. Он откидывает голову назад, упирается затылком о бортик.       — Жалеешь? — Спрашивает мужчина, прикрывая глаза. Розовая вода полупрозрачная, а густая пена скрывает тела, оставляя лишь очертания.       — Не знаю, вроде нет. — Сарада вздыхает. — Но мне стало легче. — Девочка проводит пальчиками по воде, выводит на душистой пене незатейливый узор. — Пусть я никогда не смогу встретиться с Итачи, но твоя поддержка и забота, — малышка делает паузу, смотрит на отца с прищуром. — Это очень важно для меня.       — Малыш, — Саске сжимает девичьи ладошки в своих, — я хочу, чтобы ты знала, я очень люблю тебя. И чтобы не случилось, я всегда буду на твоей стороне.       От слов отца сердце Сарады сладко щемит, теплая волна нежности затапливает грудную клетку донельзя, распространяясь по телу приятным теплом. Юная Учиха поглаживает подушечками пальцев отцовские ладони, прижимается губами к костяшкам и любовно целует каждый палец, каждую фалангу. Саске чувствует, как краснеет. Как бутоны легкого румянца расцветают на его скулах как следствие невинной ласки.       — Как ты думаешь, дядюшка смог бы меня полюбить? — Этот вопрос терзает сознание куноичи. Ей до дрожи в коленках хочется знать, смог бы Итачи любить ее также абсолютно и невероятно, как родного брата.       — Знаешь, нии-сан был удивительным. — Бывший отступник поймал стройную девичью ножку и ловко забросил к себе на плечо. Сарада тихо ойкнула, но тут же расслабилась, почувствовав ласковое прикосновение широкой ладони ко влажной коже. — В нем бушевал дикий пожар, сокрытый ото всех. Это была невероятная сила и мощь, грация и харизма.       Сарада слушает отца внимательно, затаив дыхание, впитывает в себя крупицы информации будто губка. Она прикрывает глаза, пытаясь представить этот образ, воссоздать по частям, словно сложный пазл.       — А ты можешь мне показать? — Тихонько спрашивает малышка. Рука на ее голени напрягается, пальцы, выписывающие сложный узор по влажной коже, замирают.       — Погрузить тебя в гендзюцу? — Мужчина вопросительно приподнимает угольную бровь, на губах застывает усмешка.       — Ты же сам говорил, что в цукуеми время и пространство подвластно тому, кто использует технику. Я правда очень хочу знать, хотя бы просто взглянуть. — Сарада просит, она очень хочет. Хоть внутри и зарождается иррациональный страх.