Враг Хюррем номер один

25 февраля 1527 года. Таня-хатун. Я сидела в своих покоях уже несколько дней, с того самого дня, как Гюльфем Султан заперли в Девичьей башне. Тот день стал для меня испытанием, я чуть не лишилась головы из-за эгоистичных планов своей бывшей благодетельницы. Когда Гюльфем Султан приказала мне подкупить Гюльчатай и отравить еду Атике и Фериде, я была в замешательстве. Как можно отыгрываться из-за своих провалов на невинных детях?! Я не могла этого допустить, поэтому вылила в пищу снотворное, чтобы Михримах-хатун всё расследовала и нашла виновную, я была готова в таком случае сдать Гюльфем, но всё пошло не по плану. Гюльчатай не справилась со своей задачей, хоть и расстроила хатун мои планы, но я в глубине души была за девушку рада. Если у человека есть совесть, это всегда приятно. После этого, Гюльфем как-то узнала, что её план провалился, и обманом заставила своего родного сына высыпать отраву в пищу детей Михримах-хатун. Но Хасеки всегда была осторожна и вовремя заметила, что с едой не всё в порядке. Виновных быстро нашли, и я сразу же во всём призналась. Михримах выслушала меня и приняла к сведению то, что я не действовала против невинных девочек. Меня простили за самовольство, но наказание всё же назначили. Заключалось оно в том, что мне придётся взять на воспитание шехзаде Османа. Я должна воспитывать его и любить, как родного сына. Я должна вырастить из шехзаде достойного человека. Это большая ответственность и в случае неудачи… Не хочу думать об этом. Главное, что мне дали шанс искупить свою вину. Теперь я свободна от давления Гюльфем, я больше никому не должна служить и угождать, можно оставить интриги и переживания в прошлом. — Тётя Таня! — шехзаде сидел рядом со мной за столом и пил гранатовый сок. — Когда уже придёт мама? — Твоя мама больше не придёт, шехзаде. Ты её больше никогда не увидишь, — мне с большим трудом давались эти слова. Мне было жаль мальчика, навсегда разлучённого с родной матерью. Я даже ходила к Михримах-хатун, умоляла Хасеки сжалиться и разрешить Осману и Гюльфем видеться хотя бы первое время, чтобы малыш успел привыкнуть, я просила её проявить доброту к ребёнку. На что жена султана сказала мне: «Запомни Таня-хатун. Жалость и добро это две разные вещи. Жалость это проявление слабости, это низменное качество человека. Если я проявлю жалость и позволю преступнице видеться с сыном и влиять на шехзаде, ребёнку от этого будет только больнее. Он вырастит в жалости к себе со стороны окружающих, он будет чувствовать себя ничтожным и неполноценным, всё это превратится в злость и выльется в месть. Проявляя жалость к кому-то, в ответ ты получишь только жалость. Что будет добром для шехзаде? Если он не почувствует отсутствия материнской любви, если мы продолжим относиться к Осману как раньше, если воспитаем, как своих детей. Это будет добром. У жалости лицо в слезах, у доброты руки в мозолях». Эти слова стали для меня откровением. Они изменили меня изнутри. Я думала, что умна, что добра, но оказалось, что я просто излучала к людям жалость. Вроде бы такие схожие понятия жалость и доброта… Воспитывать чужого ребёнка как своего было бы для меня не так просто, но с шехзаде Османом я проводила очень много времени, ведь всегда была подле юбки Гюльфем. Мальчик привык ко мне и не плакал ночами, продолжал, как и раньше общаться со своими братьями и сёстрами, он не был печален, но отсутствие матери заметил. — Почему мама больше не придёт, тётя Таня? — шехзаде прервал мои размышления. — Твоя мама совершила большую ошибку, шехзаде. Султан Тамерлан наказал её. Но, ты не переживай, Осман… — я поцеловала ребёнка и улыбнулась. — Я всегда буду рядом с тобой, вместо твоей мамы. Я буду любить тебя и воспитывать. У нас всё будет хорошо. — Госпожа! — в мои покои вошла Изабелла-хатун. — Михримах-хатун просила вас зайти к ней вместе с шехзаде Османом. Я собралась довольно быстро и уже спустя десять минут стояла в покоях жены султана. Женщина улыбнулась моему подопечному и посадила рядом с собой. — Как твои дела, шехзаде? — Всё хорошо, Михримах-хатун, но я скучаю по маме… — грустно сказала ребёнок. — Осман, — Хасеки взяла мальчика за руки. — Ты привыкнешь, ведь мы твоя семья и будем о тебе заботиться. Я слышала, что Шекер-ага тебя очень хвалит, ты очень хорошо режешь овощи. Тебе нравится играть на кухне? — Да! — шехзаде сразу повеселел. — Очень нравится, но после того как мама ушла, меня туда не пускают… — Осман поник. — Как? — Михримах наигранно возмутилась. — Не пускают? Но ты ведь так хорошо помогаешь Шекеру-аге! То-то я заметила, что еда в последние дни стала — какой-то невкусной… — хатун продолжала подыгрывать Осману. — Я так и говорил Сюмбюлю-аге! — негодовал ребёнок. — У меня же так хорошо получается! — Полностью с тобой согласна, Осман! — Хасеки погладила мальчика по голове. — Гюль-ага! — евнух тут же появился. — Скажи Сюмбюлю-аге, чтобы не мешал шехзаде Осману учиться! Если ребёнку нравиться возиться с продуктами и помогать Шекеру-аге, не мешайте. — Слушаюсь, госпожа! Мальчик сразу преисполнился гордости. Да, шехзаде полагается заниматься другими вещами — играть с саблей или возиться с игрушками. Но Осман был не такой. Ребёнка интересовали совсем другие вещи. Больше всего сын Гюльфем любил играть с продуктами, но не просто баловаться, а играть в повара, резать игрушечным ножом фрукты, смешивать соусы. Разговаривать с поварами и наблюдать, как из кучи разных овощей, фруктов и круп, появляются настоящие деликатесы. Султан Тамерлан полностью поддерживал увлечение своего сына, лично отдал приказ, чтобы Шекер-ага возился с наследником. Но после того как Гюльфем воспользовалась наивностью сына, повелитель свой приказ временно отозвал. Да, мальчик не понимал, что добавляет в еду Атике и Фериде яд, но оставлять без последствий данный инцидент было нельзя. Государь поговорил с сыном и объяснил тому, что нельзя добавлять в еду семьи посторонние ингредиенты, только если на то не дал разрешение его наставник Шекер-ага. Осман всё понял, отца он уважал и любил, поэтому всегда беспрекословно слушался. Как и свою мать, к сожалению… Сказала Гюльфем сыну, чтобы тот вылил в еду кого-то пузырёк, мальчик и послушался… ведь доверял маме. Надеюсь, что я справлюсь с воспитанием шехзаде, и он станет достойным человеком. Это теперь мой долг. Час спустя. Михримах-хатун. Только-только Таня и шехзаде ушли, как ко мне снова пришли посетители. Шехзаде Мустафа и его сестрёнка Салиха Султан. Девочка в спешке со мной поздоровалась и убежала в детскую, точнее мои дочери утащили османскую принцессу в свой недавно построенный шалаш. — Шехзаде Мустафа, — я улыбнулась мальчику, заметно подросшему за последние годы. — Здравствуйте, Михримах-хатун, — шехзаде поклонился и присел рядом со мной. — Я не хотел вас беспокоить, но кое-что происходит с моей мамой… — Мустафа выглядел печальным. Что случилось с Махидевран Султан?! Мне сказали, что женщина простудилась и самоизолировалась в своих покоях, её уже несколько дней не видно. Надеюсь, что ничего серьёзного! — Что с твоей мамой?! — я взяла мальчика за руки. — Ничего не скрывай, Мустафа! Я хочу помочь! Шехзаде кивнул и продолжил: — Я тоже до сегодняшнего дня думал, что мама просто простудилась, но я нечаянно подслушал их разговор с Гюльшах-хатун. Мама не простудилась, она просто лежит целыми днями в постели и почти не встаёт. Она ничем не больна, как сказала сама, просто не хочет выходить из своих покоев. Я очень переживаю за неё и Салиха тоже… Я хотел увидеться с валиде, но она меня не впустила… — тихо говорил шехзаде, опустив голову. — Я подумал, что вы же с мамой дружите, и сможете поговорить с ней и всё выяснить… Не хочу, чтобы валиде страдала… Я сжала ладони Мустафы своими руками, выражая тем самым поддержку. — Разумеется, я прямо сейчас навещу твою маму, а ты пока последи за детьми. Я не хочу, чтобы в покоях были посторонние люди… Мустафа серьёзно кивнул, он уже был достаточно взрослым и понимал, что натворила Гюльфем. Спустя несколько минут я уже стояла у покоев Махидевран Султан. — Госпоже нездоровиться, — Гюльшах-хатун, словно цепной пёс стояла у покоев своей госпожи и блюла покой султанши. Пожалуйста, приходите в другой день, Хасеки. — Гюльшах, — я была серьёзна. — С твоей госпожой что-то происходит и это не телесная болезнь. Её проблема в её голове, в её мыслях. Махидевран нельзя оставлять одну, мы с тобой должны привести султаншу в порядок. — Пожалуйста, сделайте что-нибудь… — тихо сказала Гюльшах-хатун. — Моя госпожа почти ничего не ест, даже детей не хочет видеть. Я всё перепробовала, но без толку… — женщина пропустила меня в покои Махидевран и закрыла за мной двери. Султанша сидела на полу у кровати в ночной сорочке. Никаких нарядов и украшений. В глазах тоска. Я молча подошла и присела рядом. Положила свою ладонь султанше на плечо. Махидевран вздрогнула. — Зачем ты пришла, Михримах? — хрипло спросила мать Мустафы. — Я не хочу никого видеть… даже тебя… — Пожалуйста, Махидевран, не держи боль и переживания в себе. Мы все за тебя волнуемся. Хотим помочь, доверься мне, прошу тебя… — Я не могу, Михримах… — испуганно ответила султанша. — О таком не говорят, это — грех! Большой грех! Аллах меня покарает! И я заслужила! — Махидевран впала в истерику и чуть ли рвала на себе волосы. — Сестра, — я погладила женщину по голове. — Ты моя, а я твоя. Доверься мне, я никогда тебя не предам и не осужу. Обещаю. Султанша всхлипнула, прижалась ко мне всем телом и тихо зашептала: — Это началось после того, как в Топкапы приехала Анна-хатун. Я была зла на эту женщину, ведь та умудрилась влюбить в себя султана и стать его женой. Я испытывала к хатун только ненависть, но когда я смотрела на вторую супругу повелителя, что-то во мне менялось. Что-то внутри меня начинало бунтовать и требовать… требовать, чтобы я приблизилась к Анне, чтобы я смотрела на неё. И я смотрела, но уже не с ненавистью, а с чем-то другим. Это чувство мне знакомо… — Махидевран всхлипнула. — Когда мои отношения с повелителем только начинались, я чувствовала то же самое. Эту страсть, это желание, эту ревность. Но ведь так нельзя! Нельзя! Я фаворитка Османского Султана! А Анна — женщина! Это грех! Харам! Так нельзя! Но я ничего не могу с собой поделать, я не могу остановить свои мысли, всё время думаю об Анне-хатун! Я думаю о ней со страстью и влечением! Я желаю ею обладать! Аллах меня накажет! Гореть мне в аду за эти мысли! Но я не могу их уничтожить, не могу… Я выслушала исповедь султанши и постаралась не выдавать своих эмоций. Шестерёнки в голове работали со скоростью первой космической. Анна-хатун была в нескольких вселенных «Великолепного века», и в одной из них Махидевран Султан была не совсем традиционной ориентации. Только ли в той? Или бисексуалка всегда жила внутри султанши? Анна стала этим катализатором, что-то изменила в Махидевран своим появлением. Думаю, Анна-хатун, когда узнает об этом, будет не очень довольна. Или? Возможно, между этими двумя есть невидимая связь и их на подсознательном уровне будет тянуть друг к другу, независимо от реальности? — Махидевран, — я посмотрела в заплаканные глаза султанши. — То, что ты чувствуешь внутри себя, это не грех! Ты не должна и не обязана испытывать стыд и вину! Ты просто влюбилась в Анну. И не важно, что хатун женщина! Не важно! Слышишь?! — Но, Аллах и Коран… — лепетала султанша. — Не имеют права стыдить тебя за любовь! Истинная любовь прекрасна во всех проявлениях, не стыдись! Не плачь! Не оправдывайся! Ты не сделала ничего плохого! — Но, ведь я фаворитка султана! — Мы семья, Тамерлан поймёт и не станет мешать, если вы с Анной будете вместе. Вы обе заслужили счастья. Вечер этого же дня. Анна-хатун. Я была в бешенстве! Несколько минут назад ко мне приходил Тамерлан и задал мне один вопрос. — Ты что-то испытываешь к Махидевран Султан? — спросил меня муж. Что я должна была ответить? Что сотни ночей провела в её постели в параллельном мире? Что испытывала с этой женщиной невероятные эмоции? Что прошла путь от отвращения до подавленной любви? Я попала в мир, где Махидевран была регентом Мустафы. Женщина была властной и требовательной. Она заметила меня и сделала своей тайной наложницей. Мне в первое время было страшно и стыдно. Я была полностью гетеросексуальной особью. Но Махидевран из того мира была так внимательна ко мне, она была так добра и чувственна! Я думала, что найду яд и смоюсь в другой мир, но постепенно мне перехотелось покидать султаншу и отправляться в неизвестность на поиски Тимура. И я испугалась и в тот же день выпила яд. Но за это время, что я нахожусь в этом мире, я никогда не забывала Махидевран-регента. Каждый день я вспоминала если не с сожалением, то с тоской те минуты что мы провели вместе в беседе или в постели. Когда Тимур задал мне вопрос, я опешила. Но всё рассказала мужу. Да, я что-то до сих пор испытываю к Махидевран-регенту и к местной Махидевран Султан тоже. Здешняя султанша была такой же властной и сильной, в ней не было спеси и чрезмерной ревности, глупости и гордыни. Но я решила, что Тамерлан моё счастье, ведь ради него я прорывалась через межмировые барьеры! Я ради него прошла тяжёлый путь! Ради него? Нужна я тут ему? Да, как собаке пятая нога! Возможно, что испытания вели меня именно сюда, к Махидевран Султан? Может, именно эта женщина моё истинное счастье?! Я устало опустилась на тахту и тяжело вздохнула. Жизнь не даёт заскучать. Не даёт расслабить булки. Как мы с Махидевран сможем скрывать наши отношения в огромном гареме? Как будем жить? Надеюсь, Тамерлан сдержит слово и поможет мне обрести счастье, если не с ним, так с той, кто меня действительно ценит и любит!