Saving Mom / Спасти маму

      Генри сел на кровати и в сонном замешательстве стал озираться по сторонам. С тех пор, как он начал жить на два дома, часто пребывал в недоумении, когда просыпался среди ночи. Генри потёр глаза тыльной стороной ладони и попытался собрать все свои мысли вместе. При мысли о прошедшем вечере на него накатило отчаяние, следом за которым пришло осознание поступка, и всю сонливость как рукой сняло.       У него снова появилось ощущение, будто в его сердце вонзили кинжал, как в тот момент, когда несколькими часами раньше увидел, как свет в коридоре погас, и услышал звук закрывающейся двери. Сегодня мама не пришла проведать его перед сном. Генри пытался вспомнить, когда в последний раз она не приоткрывала дверь в спальню, чтобы украдкой понаблюдать за ним, ошибочно предполагая, что он крепко спит, но… не смог.       Некоторое время мальчишка просто лежал, разглядывая потолок, после — долго ворочался, пока не провалился в тревожный сон, из которого и выдернул ночной кошмар.       Окончательно проснувшись, изнемождённый, но немного успокоившийся Генри принялся ломать голову над операцией «Коала». Часы на прикроватной тумбочке подсказывали — ложиться бессмысленно, но времени для осуществления задуманного предостаточно. Генри свесил ноги с кровати и, плюхнувшись прямо на колени, вытащил из-под кровати спрятанный блокнот в красном переплёте.       Усевшись за стол, он открыл блокнот, перелистнул страницы, заполненные рисунками и различными заметками, пока не наткнулся на пустую. Мгновение внимательно разглядывал цветные ручки на подставке, выбрал несколько и стал старательно выводить буквы. Время от времени прерывался, чтобы вспомнить хорошие времена, а после снова делал кое-какие заметки. Через некоторое время он внимательно перечитал написанное. Улыбнулся и, убрав блокнот в рюкзак, переоделся в школьную форму.       Генри выглянул в коридор и нахмурился. Дверь в спальню мамы была закрыта. Он добежал до лестницы и перевесился через перила в надежде услышать шум с кухни, означавший бы, что мама готовит завтрак, но внизу стояла тишина. Генри вернулся обратно и угрюмо уставился на дверь. Мама никогда не закрывалась в спальне. Она оставляла дверь открытой, чтобы услышать его крик, если её присутствие понадобится посреди ночи.       Генри судорожно сглотнул. В памяти всплыло всё сказанное Эммой накануне. Он стал обдумывать своё отношение к маме, примерно с того момента, когда получил книгу сказок от мисс Бланшар. С неожиданной ясностью он смог посмотреть на все свои причиняющие боль поступки. Истеричные выпады, молчаливые угрозы, побеги из дома, всё это нахлынуло волной нежелательных воспоминаний. Генри задумался обо всех тех разах, когда кричал, что ненавидит её, когда швырял на пол приготовленные с любовью обеды и требовал, чтобы она вернула его настоящей матери. Каждый раз в её взгляде вспышкой мелькала боль, и от одной только мысли, что когда-то это доставляло ему удовольствие, внутренности завязывались узлом.       Да, из-за неё он думал, что сходит с ума. Мама до последнего отрицала, что была Злой Королевой, и вдалбливала в него, что сказочные персонажи не больше чем выдумки, но при этом она не всегда вела себя как Злая Королева. В некоторых историях в его книге было чуть ли не в подробностях расписано, на какие злодейства способна Злая Королева, а сам Генри предполагал, что самые изощрённые преступления остались неосвещёнными, но его Мама никогда не пересекала черты Зла.       Его наказывали, лишали определённых привилегий, но мама никогда не делала ничего по-настоящему злого. Или хотя бы приближённого. Генри снова подумал о списке, который только что составил, обо всём, что они делали вместе, пока он был совсем маленьким, обо всём том веселье.       Внезапная догадка, что именно он, Генри, был тем человеком, благодаря которому Злая Королева превратилась в Реджину Миллс, стала для него настоящим откровением. Когда проклятие создавалось, она всё ещё была Злой Королевой, но через года произошло что-то такое, из-за чего она превратилась в Маму. Женщине, которая его растила, можно было предъявить многое, но только не называть её злой. Он удалил или подавил в ней это свойство.       Неожиданно для себя Генри понял, что плачет, и дотронулся до щеки, чтобы вытереть слёзы. На душе было погано из-за того, что был плохим сыном, а его попытку вырвать сердце, чтобы передать Спасительнице, которая смогла бы контролировать её, пожалуй, можно было назвать кульминацией.       Дверь спальни распахнулась. Перед ним стояла заспанная мама в лёгком халате поверх серой шёлковой пижамы.       — Генри?       Генри бросился к ней, обхватил её руками за талию и что есть силы прижался к ней.       — Я люблю тебя, мама…       — Я тоже люблю тебя, дорогой, — ответила Реджина ласково, но голос её при этом звучал несколько отстранённо. И хотя она обвила руками его плечи, полностью объятие не вернула.       Генри зашевелился. Прижался ухом к её груди, закрыл глаза и задержал дыхание, чтобы услышать биение сердца. Реджина попыталась оттолкнуть его, но Генри вцепился в неё мёртвой хваткой, а потом, отступив на шаг, поднял глаза и улыбнулся.       Реджина вернула улыбку и обошла вокруг него.       — Завтрак будет готов через десять минут, Генри, не опаздывай.       Генри плёлся за Реджиной до лестницы, где остановился и проводил её внимательным взглядом. Всё это время улыбка не сходила с его лица, но когда мама скрылась на кухне, черты его исказились от паники.       Он не слышал её сердцебиения. Мама не стала возвращать сердце.