Saving Mom / Спасти маму

      Эмма колошматила кулаком в дверь и уже серьёзно задумывалась о том, чтобы выбить её ко всем чертям, когда она внезапно распахнулась, и сердитая Реджина, возникшая на пороге, удивлённо вскинула брови.       — Чем тебе не угодила моя дверь?       Эмма бросилась ей навстречу и схватила за предплечья.       — Ты в порядке?       Реджина отклонилась назад.       — Что случилось?       — Ты в порядке? — умоляюще повторила Эмма, жадно вглядываясь в её глаза и лицо в попытке увидеть намёк на неладное.       — В порядке, — Реджина отступила на шаг, чтобы высвободиться из хватки Эммы. — Что происходит?       — Где твоё сердце? — не унималась та. — Оно в безопасности? Больше ничего не случилось?       — Кроме того, что ты пыталась снести с петель мою дверь и затискать меня до синяков? Нет, — Реджина сложила руки на груди и смерила Эмму подозрительным взглядом. — А что?       — Голд… — выдохнула Эмма. Неожиданно для себя самой она осознала, что задыхается после бега, да так, что не может больше произнести ни слова. Облегчения при виде Реджины, живой и невредимой, хватило для того, чтобы адреналин схлынул, и Эмма согнулась пополам, хватая ртом воздух. — Проклятье, Реджина, я думала, ты мертва, — сказала она между выдохами.       Реджина приподняла бровь.       — И с чего бы мне умирать?       Эмма выпрямилась, сделала несколько глубоких вздохов и затараторила:       — Разбитое сердце нельзя возвращать в тело, оно убьёт тебя, мне это Голд рассказал. А ещё он сказал, что заколдованная шкатулка недостаточно могущественная, чтобы удерживать магию твоего сердца. Сказал, я должна контролировать сердце, что-то там о светлой магии…       Реджина фыркнула.       — Что ж, это многое объясняет…       Эмма видела такой взгляд раньше. Ничего хорошего он не сулил.       — Что объясняет? Реджина? Подожди… — она вскинула руки в успокаивающем жесте.       — Твоё вчерашнее поведение. Ты изображала чувства ко мне, чтобы добиться доверия, чтобы потом контролировать моё сердце! — Реджина внимательно посмотрела на неё. — Таков был план? Боже, я доверилась тебе… — она покачала головой, а затем резко взмахнула рукой.       Эмма почувствовала, что мир закружился перед её глазами, а в следующее мгновение обнаружила себя возле городской черты. Реджина отослала её так далеко, как только могла. Несколько мгновений Спасительница просто стояла, пялилась на линию на асфальте. Потом глубоко вздохнула, стараясь сохранять спокойствие, развернулась и зашагала в сторону города.       Она вытащила из кармана мобильный и, отыскав в списке контактов номер Реджины, дождалась, пока в трубке раздастся недовольное:       — Что?!       — Привет! — буднично сказала Эмма. — У меня тут внезапно нарисовалась долгая пешая прогулка, вот я и подумала, что можно звякнуть тебе, ну, ты же понимаешь, наверстать. Мне понадобится где-то час, чтобы вернуться в город, так что не отказывай себе ни в чём, покричи на меня и поугрожай. Всё нормально, я понимаю, что ты сейчас дымишься от гнева, но мне важно, чтобы ты знала, что я не сделала ничего такого, чтобы предать тебя или твоё доверие. И никогда бы не сделала.       Эмма услышала тихий смешок, за которым последовала тишина. Впрочем, трубку Реджина тоже не бросила, что можно было расценить как хороший знак.       — Ладно, значит, ты хочешь, чтобы говорила я. Понимаю… Мне очень жаль, что всё так вышло. Надо было думать, что говорю и что делаю, но я очень сильно переживала за тебя, примчалась на голом адреналине…       Эмма помолчала, набрав в лёгкие побольше воздуха, прежде чем выпалить на одном дыхании:       — Я… Голд… Он столько всего говорил, что я испугалась. Я не хочу контролировать твоё сердце, Реджина, честное слово. Не представляю ничего ужаснее такой ответственности. Мы обе знаем, что я и ответственность — понятия не очень-то совместимые.       Эмма замолчала в надежде, что Реджина не сможет удержаться от насмешки, но ответа не последовало, и она продолжила:       — Я… Не знаю. Голд столько всего намешал. Он много говорил, в основном о могуществе твоего сердца, способного разрушить весь город, а ещё о том, что его надо поместить в тебя или в кого-нибудь другого, а потом вообще предложил мне контролировать его. Когда я прямо спросила, можно ли разбитое сердце вернуть на место, оказалось, что нельзя, потому что оно убьёт тебя… И тогда я почему-то представила, как ты в этот самый момент возвращаешь сердце обратно, и бросилась останавливать тебя…       И снова ответом ей стала тишина. Эмма даже посмотрела на дисплей, чтобы удостовериться, что связь не прервалась, что Реджина была там. Она была там.       — Вечерок выдался… напряжённый… — нервно рассмеялась Эмма, — но всё было искренне, по крайней мере, с моей стороны. Поцелуй стоил мне нескольких часов сна, и я готова дать ответ за каждое сказанное мной слово… — из её груди вырвался вздох. — Однажды ты сказала мне, что у злодеев не бывает долго и счастливо, но я что-то сомневаюсь, что оно бывает у Спасителей, — она подняла глаза на затянутое тучами небо. — Дождь начинается… может, это тоже твоих рук дело, так что, да, чтобы ты знала, сработало. Тащиться мне несколько километров. Под дождём. Кстати, Реджина, колдуешь ты намного лучше, когда трезвая. Вчера мне казалось, будто я побывала в центрифуге, а сегодня так… покружило слегка. А ещё я есть хочу, потому что пропустила завтрак. Не дура ли?       Эмма услышала короткий вздох, больше похожий на сдавленный смешок.       — Такие вот дела. Прусь под дождём, голодная… Дерьмово быть Спасительницей. Но знаешь? — её губы невольно растянулись в глупой улыбке. — Тот поцелуй… Господи, Реджина… Ты тоже это почувствовала, да? Не могла не почувствовать. От кабинета ни черта не осталось. Просто… Ух… Я никогда не испытывала ничего подобного при поцелуе, — она помолчала. — Ты всегда привлекала меня, с самого первого дня, когда я привезла Генри, а ты перепуганная выбежала из дома. Потом ты вела себя как последняя сука, и я вроде как ненавидела тебя, а потом я узнала тебя получше и… не на шутку возненавидела, — услышав тихий смешок, Эмма, довольная реакцией, тоже беззвучно засмеялась. — А потом проклятие пало, и я узнала о тебе ещё больше… не о Королеве, не о мэре… просто Реджине. Уже тогда я понимала, что в тебе есть что-то особенное. Боже, Реджина, я бы в жизни не подумала, что ты посмотришь на меня как-то иначе. Вообще-то я считала, что ты меня прикончишь. И ты пыталась, неоднократно… не суть… я узнавала тебя и, похоже, влюбилась, сама того не замечая и не осознавая…       Дождь усиливался, и Эмма вытерла лицо свободной рукой.       — Я понимаю, что в местах, откуда ты родом, всё было по-другому. Ты сама сказала, что думала, будто всё это неправильно и… как там было? Противоестественно? Хрень собачья, короче, ведь любовь — могущественная. Благодаря вам и твоему проклятию я поняла, что у любви не бывает границ. Она для всех, а не только для избранных, — она перевела дыхание. — Дождь, кстати, отменный. Я иду почти вслепую. Отличная работа. Так вот… Мы все способны любить, все достойны любви. Иногда женщина-шериф может назвать горячую женщину-мэра неотразимой, и в этом нет ничего неправильного.       В тот же миг Эмма почувствовала себя полностью дезориентированной, а уже в следующий снова оказалась в холле особняка. Промокшая до нитки, она совершенно точно не ожидала, что Реджина, обхватив её лицо ладонями, потянется за поцелуем.