Saving Mom / Спасти маму

      — Поговорю с Генри, — Эмма смущённо провела большим пальцем по плечу Реджины.       Та улыбнулась, кивнула и, слегка подавшись вперёд, потянулась за чашкой кофе.       — Нам придётся это сделать.       — Да, я знаю, — вздохнула Эмма, понимая, что они не смогут скрывать отношения от Генри. Он — смышлёный пацан, и сам рано или поздно обо всём догадается.       — Как думаешь, что он скажет?       Реджина пожала плечами.       — Это Генри, — она пригубила кофе, — он, наверное, уже знает.       Эмма кивнула.       — Я поговорю с ним. А потом мы спустимся вниз.       — Ну, конечно, вам всегда есть о чём посекретничать, — проворчала Реджина и сделала ещё один глоточек.       Эмма замерла. Посмотрела на неё.       — Эй? — позвала она и, не дождавшись ответа, продолжила: — У нас нет секретов. Генри… он… не всегда верит, когда ты говоришь, что всё в порядке, потому что в большинстве случаев это неправда.       Реджина промолчала. Она смотрела прямо перед собой, и Эмма протянула руку, чтобы дотронуться до её плеча. Тут ей бросилось в глаза, что кожаный браслет, болтавшийся на запястье, едва заметно наплывал красным оттенком. Сердце бешено заколотилось в груди. Эмма смотрела на него, лихорадочно соображая, что бы это могло значить. Впрочем, одно ясно точно: отношения между Генри и его приёмной матерью безнадёжно испорчены, по крайней мере, в глазах самой Реджины.       Эмма тяжело сглотнула, довольная тем, что Реджина ничего не заметила, а ещё, что она, пусть и невольно, показала ей свои самые потаённые эмоции.       — Генри любит тебя. Ему нужна уверенность, что с тобой всё в порядке, а с учётом всего произошедшего без дополнительных заверений не обойтись. Генри хочет сделать всё от него зависящее, чтобы ты была счастлива, — мягко объяснила Эмма. — Просто я понимаю, что вы переживаете одинаково, но ни один из вас не приучен раскрывать душу. Я всего лишь посредник, — заметив, что цвет браслета изменился на первоначальный, Эмма вздохнула с облегчением. Когда же Реджина повернулась, чтобы посмотреть на неё, она поспешно натянула рукав свитера на запястье.       — Я… я просто хочу, чтобы Генри говорил со мной, — прошептала Реджина.       — Мне казалось, вы стали лучше ладить.       — Да, лучше, — согласилась Реджина. — Но я полагаю, нельзя повернуть время вспять.       — Нельзя, — кивнула Эмма, — но вы можете вместе сделать что-нибудь хорошее, просто, чтобы ещё больше открыться друг другу, разве нет?       Реджина слабо улыбнулась.       — Ладно, иди, но только недолго, — разрешила она, подхватив со столика тарелку с круассаном.       Реджина откусила кусочек выпечки, прислушиваясь к удаляющимся шагам Эммы, и мысленно перенеслась в прошлое, задолго до того, как Мэри-Маргарет подарила Генри чёртову книгу сказок. Но, почувствовав, как внутри неё снова закипает гнев, закрыла глаза и несколько раз глубоко вздохнула. Для того, чтобы пробудилась её тёмная сторона, много не требовалось. Бывали дни, когда ей приходилось бороться с собой, чтобы отогнать дурные мысли, особенно, когда оставалась в одиночестве.       До неё донёсся голос Эммы, но в нём почему-то звучали безумные нотки, и Реджина вскочила с дивана.       — Он исчез! — сообщила запыхавшаяся Эмма. — Его нет в детской!       Реджина закрыла глаза. Прислушалась.       — Его нет в доме, — произнесла она через мгновение.       — И где он?! — воскликнула Эмма.       — Не знаю, — отозвалась Реджина с горечью. — Генри поднимался к себе… наверное, сбежал, пока ты возилась на кухне, а я спала.       — Пошли, — метнувшись к двери гардеробной, Эмма принялась натягивать ботинки.       — Куда? — спросила присоединившаяся к ней Реджина.       — Искать Генри, — решительно ответила Эмма, — вот что я собираюсь делать.

***

      — Мистер Голд! — Генри вихрем ворвался в антикварную лавку.       Ростовщик показался незамедлительно.       — Генри, тебе нельзя здесь находиться, — предупредил он.       — Вы обманули меня! — Генри хотел наброситься на Голда с кулаками, но тот без усилий остановил его, положив ладонь на лоб, так что ему не оставалось ничего другого, кроме как колошматить воздух направо и налево.       — Да, Генри, обманул, — вздохнул Голд, — но всё не так, как ты думаешь.       — Я доверился вам! — кричал Генри, и слёзы текли по его щекам. — Доверился, а вы обманули! Вы всё испортили!       Постепенно он начал успокаиваться, и Голд, ослабив хватку, загадочно произнёс:       — Темнее всего перед рассветом, мальчик мой.       Генри шмыгнул носом и потёр глаза.       — Темнее всего, когда мама умирает.       — Она не умирает, — вкрадчиво протянул Голд.       Генри поднял на него заплаканные глаза.       — Я вам больше не верю.       — Иди за мной, — ростовщик развернулся и прошёл в заднюю комнату. Генри нехотя поплёлся за ним. Там ему указали на два кресла в самом углу, стоявшие друг напротив друга. — Присаживайся.       Генри закусил нижнюю губу. Посмотрел на кресла, потом на Голда и снова на кресла. В конце концов, любопытная натура победила, и он послушно плюхнулся в кресло. Голд занял второе.       — Когда ты пришёл ко мне, — заговорил он мягко, — ты попросил рассказать тебе, как вырвать сердце у твоей матери, правильно?       Генри сглотнул и медленно кивнул.       — И что я тебе ответил?       — Что это тёмная магия, — одними губами прошептал Генри.       — И? — Голд театрально приложил ладонь к уху.       — Что я не должен этого делать, — ответил Генри чуть громче.       — Верно. Но ты настоял на своём, да?       Генри уставился на свои руки, лежащие на коленях, и кивнул.       — Ты, возможно, не очень хорошо знаешь меня, но я никогда не нарушаю условий сделки. Такова моя особенность, — доверительно поделился Голд. — Но за реализацией сделки иногда очень тяжело наблюдать…       — Нет! — взвился Генри. — Мамино сердце…       — Сердце там, где ты и хотел, чтобы оно было, — улыбнулся Голд. — Думаю, ты сам скоро поймёшь, что оно принадлежит Спасительнице.       — Я хотел, чтобы мама была счастлива, вот в чём проблема, — в голосе Генри проступили умоляющие нотки. — Вы обещали, что сделаете мою маму счастливой, что люди больше не будут бояться её, что она станет хорошей.       — Именно это и происходит, — заверил Голд. Вроде бы искренне.       — У каждой магии есть своя цена, — проворчал сердито Генри.       Голд откинулся на спинку кресла, окинул его задумчивым взглядом, а потом снова подался навстречу.       — Я могу доверить тебе секрет? Не исключено, что самый большой секрет из всех возможных секретов?       Генри сдержанно кивнул, но во взгляде его по-прежнему читалось недоверие.       — Я манипулировал твоей матерью. Реджиной. Это я создал из неё Злую Королеву. Взял всё хорошее, что было в её жизни, и обратил во зло. Потом взял всё плохое и приумножил, чтобы заставить её страдать. Но знаешь ли ты, Генри, зачем я это сделал?       Генри покачал головой, но от Голда не скрылась вспышка гнева, промелькнувшая в его глазах в ответ на вопиющую откровенность.       — Потому что мне нужна была Злая Королева. Только твоя мать могла наслать это проклятие. Она одна могла перенести нас всех в мир без магии, где мы сейчас и находимся. Мне нужно было воссоединиться с сыном. Видишь ли… — он помолчал. — Сын для меня самый дорогой человек на всём белом свете. Дороже всех артефактов в моей лавке, дороже благосостояния и богатства. Но потом я встретил Белль и понял, что изменился. Мужчина, годы положивший на то, чтобы превратить Реджину в Злую Королеву, отчаянно желающий воссоединиться с единственным сыном… он всё ещё часть меня, но только часть. Есть и другая, которая жаждет остаться с Белль в Сторибруке, — он пристально посмотрел Генри в глаза, как если бы хотел подчеркнуть важность сказанного, и прошептал: — Понимаешь?       — В вашем теле уживаются две половины? — предположил Генри.       — Да, всё верно! — губы ростовщика искривила торжествующая улыбка. — Ещё там, в старом мире, мои способности позволили мне заглянуть в будущее, но образы были туманны и не слишком точны. Я видел, каким образом будет наслано проклятие, видел, что твоя родная мать разрушит его, а потом — себя и своего сына. Но теперь я вижу иначе. Я знаю, что надо делать, хотя это и намного сложнее, чем я представлял когда-то, но именно в этой точке наши с тобой желания совпали.       Генри не сводил с него пристального взгляда, жадно ловил каждое слово в отчаянной попытке понять…       — Я понял, что не могу получить всё сразу, так просто не бывает, поэтому мне придётся отпустить часть себя. Буквально. Я должен сохранить себя в этой реальности и создать другого себя, чтобы отправить его в тот мир, где он должен был быть.       — Клонировать себя? — уточнил Генри.       — В некотором смысле, — с улыбкой ответил Голд. — Да вот только клон, которому предстоит воссоединиться с моим сыном, не сможет перенестись сюда из прошлого. Изменится настоящее. Если я сам вернусь обратно, то я не смогу остаться с Белль. Понимаешь? Я не могу получить всё. Не в этом мире.       Генри кивнул. Понимал он мало.       — Именно поэтому клон надо отправить в другую реальность, до того момента, как я стал Тёмным, чтобы зажить долгой счастливой жизнью вместе с сыном. Когда одна половина отправляется сквозь время и пространство, другая, которая остаётся в этом измерении, исцеляется. Если всё получится, я смогу не только остаться с Белль, но и исправить ошибку.       — Как это связано с моей мамой? — нахмурился Генри.       — Это и есть ошибка, которую я должен исправить, — пропел Голд. — Я просто чудовищно поступил с Реджиной. Это худшее, что одна живая душа может сделать с другой живой душой, даже хуже смерти. Но для того, чтобы всё исправить, мне понадобится магия из самого могущественного источника.       — Разве это не вы? — удивился Генри.       — Хотелось бы, но нет, не я, — проворковал Голд. — Речь идёт о твоей матери, её сердце, её эмоциях, обо всём том, что делает её сильной… Ты должен разбить сердце.       — Но зачем? — в Генри снова начала закипать злость.       — Чтобы Эмма могла исцелить его, — прошептал Голд. — Какая самая могущественная магия?       Генри нахмурился, но уже в следующее мгновение растерянно посмотрел на него.       — Магия истинной любви?       Голд кивнул.       — Добиться, чтобы твоя мать призналась в своей любви Спасительнице, — настоящий вызов. У неё большие трудности с доверием, она боится снова полюбить. Мне нужно было создать ситуацию, которая бы свела Реджину и Эмму вместе. Силы истинной любви с лихвой хватит, чтобы исцелить разбитое сердце, которое по чистой случайности принадлежит самой могущественной ведьме, — он пожал плечами, — что до меня, то я получу магию, необходимую для того, чтобы всё исправить.       — Эмма истинная любовь моей мамы? — нахмурился Генри. — Они ненавидят…       — Между любовью и ненавистью очень тонкая грань, мой юный друг, но ты прав. Они действительно долгое время недолюбливали друг друга. Именно поэтому в нашей сделке столько нюансов. Именно поэтому мне пришлось соврать тебе. Прости, Генри.       — Почему вы не вынудите их поцеловаться?       — Потому что твоя мать должна страдать, чтобы, образно говоря, её сердце достигло точки невозврата, но у неё были причины пытаться исцелить его, — пояснил Голд. — У твоей матери сложилось превратное впечатление, будто мне нужно разбить её сердце, чтобы собрать энергию. А ещё она считает, что когда я сделаю это, весь город разрушится. Сильнейшая мотивация.       — Почему вы не скажете ей правду?       Голд посмотрел на него. Улыбнулся.       — Думаешь, без надлежащей мотивации твоя мать захочет биться над исцелением сердца?       Генри покачал головой.       — Нет… значит… на самом деле… — он сложил все кусочки пазла воедино. — Вы вроде как хороший герой?       Голд от души расхохотался.       — Нет. Я манипулирую всеми вами, чтобы получить желаемое. Но я тот, кто я есть!       — Мама будет счастлива?       — Конечно, как только Реджина признает свою любовь к Спасительнице, а её сердце исцелится, она будет счастлива. Она обретёт желанное долго и счастливо… — Голд глубоко вздохнул. — Но ты должен держать это в секрете. Если твоя мать что-нибудь заподозрит, что ж, наша сделка будет разорвана. Реджине трудно доверять окружающим, и если она узнает, что с ней играют, никто не получит долго и счастливо.       — И мама умрёт?       — Нет, — отмахнулся Голд. — Она верит, что если её сердце разобьётся, это станет концом, её личным и всего города. Но на самом деле её ждёт тоска и куда более сложный процесс исцеления. Реджина может получить искупление. Ты ведь этого хотел, Генри?       — А цена?       — Что ж… — Голд придвинулся ближе. — Ты сотворил тёмную магию. И платить тоже тебе.       — Но как? — растерянно спросил Генри.       — Ты разобьёшь материнское сердце. В твоём случае сама сделка — цена, которую тебе придётся заплатить сполна. Ты славно пострадал, — он большим пальцем смахнул слезинку со щеки Генри. — И ты продолжаешь страдать. Вот она — цена. Но это пройдёт.       — Что мне делать?       — Ты любишь мать, я знаю, но ты должен доказать ей свою любовь. Пусть она почувствует её. И тогда, совсем скоро, ты получишь семью, о которой всегда мечтал.       Генри улыбнулся.       — Спасибо, мистер Голд.       — О, не благодари меня, тебе придётся заплатить ещё одну цену, — со вздохом произнёс Голд.       Генри открыл рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но в этот самый момент со стуком распахнулась дверь антикварной лавки. Послышался cтук женских каблуков, утонувший в откровенно паникующих криках: «Генри! Генри!»       — Ой, — Генри взглянул на Голда широко распахнутыми глазами.