Тюрьма

Тихо и темно, лишь только светят слабые огни фонарей и маленькие пушистые звезды видны в окошечко. Но юноше не спалось. Этому было несколько причин. Во-первых, выяснилось, что сталинская охрана храпит. Не спасало даже то, что они спят по очереди, все равно песнопения расслабленного нёба были уху не приятны. Во-вторых, Адольфа оставили на диване, который оказался не особо пригодным для сна: не застелен простыней (хоть и не высшего качества, но в камере она была), подушка твердая как камень, одеяло колючее даже через тряпку, называемую пододеяльник. Господи, еще и диван скрипит! Тут немец тихо заужасался: неужели всё было слышно? Самой важной причиной бессонницы было то, что Гитлеру и не хотелось спать. Мысли о произошедшем не давали заснуть, Адольф лежал и анализировал мотивы поступков, причины и пытался предвидеть следствия. Больше всего его интересовал один щекотливый (для Сталина) вопрос: почему, когда Адольф попросил перестать, он остановился? Неужели прежнее обаяние еще в силе? У размышляющего аж дух захватывало и остатки радости слабо заиграли в нем. Он отчетливо видел как грузин смутился, как после спешно покинул комнату, даже не посмотрев на лежащего на кровати партнера. Сбежал, надо же. Гитлер усмехнулся, перевернувшись на бок и обняв руками подушку. Жизнь незаметно для фюрера стала налаживаться, вот и почти не бьют, и раны едва болят, и вкусно покормили, и отличный душ (что важно: не на нескольких человек) и даже Сталин выведен из равновесия. С приятными мыслями Гитлер впервые за несколько недель уснул крепким сладким сном. * * * А вот советский лидер чувствовал себя подавленно. Он не думал, что месть можно так легко затмить, что ненависть может быть ненастоящей, что злость проходит со временем. Он был растерян. Больше всего Иосифа обескуражило поведение Гитлера. Это поначалу он ломал комедию как заправский актер, а потом, когда стало по-настоящему плохо, просто взмолился. Он цеплялся за партнера как за последнюю надежду, широко раскрывая перепуганные глаза и ища в нем хоть капельку поддержки. Да, безрассудный юноша всегда доверял таинственно улыбающемуся грузину. Помнится, он рассказывал ему какие-то свои планы, с жаром, махал руками, сбивался, с тем же интересом слушал чудаковатые – как он считал – рассказы грузина о своей недавней молодости, улыбался, а потом… Потом уехал. Не было никаких вестей около двух месяцев, он не отвечал ни на письма, ни на официальные обращения. Сталин не понимал, что такого случилось, из-за чего он вдруг напал на него, даже не предупредив, исподтишка. Именно тогда чувство легкой очарованности сменилось жгучей ненавистью. Гитлер ожидал, что застигнет его врасплох (может все эти приезды были частью его плана), но не тут-то было. Ярость вспыхнула огнем, прокатилась новая волна жестокости со стороны Сталина по отношению к близстоящим чинам. Все приказы исполнялись точно и без промедлений. Вождь мобилизовал всю армию так быстро как мог, воодушевил народ, обозлил его, настроил против Рейха и пообещал, что сделает все для победы. Он шел к своей цели медленно, но уверенно, круша все на своем пути, не жалея ничего и никого. Цель оправдывает средства. Средства – танки, оружие, люди, жизни. Кто-то скажет – жестоко, но главное, что результат достигнут. И план мести можно приводить в исполнение. Но как можно было так легко, одним только взглядом сломать что-то внутри? Этот актерский талант и несдержанность в эмоциях восхищала Сталина (он же был скрытен и спокоен), но в итоге, конечно же, именно они и победили его. Иосиф находился в раздумьях. Чувство страха медленно подкрадывалось к нему, касаясь своими тонкими длинными холодными пальцами его плеч. Нет, этот немец не может быть сильнее и Сталин был готов доказать это сколько угодно раз. * * * Утро началось так же неожиданно, как и война в июле. Гитлер подпрыгнул на диване, вытаращив глаза и озираясь на странный резкий звук. Это оказалась хлопушка. Сталин ехидно улыбался, смотря на уставившегося на него фюрера с риторическим вопросом в глазах «ты сдурел?». - С днем рождения тебя. Адольф в ответ что-то пробурчал насчет лучшего дня рождения во всей его жизни и, стряхнув конфетти, укрылся одеялом и отвернулся. «Значит, сегодня двадцатое июня. Почти два месяца прошло» - подумал фюрер, печально смотря в стену – «Когда же это кончится…» Иосиф был недоволен, что его таким наглейшим образом проигнорировали, решив, что собственные мысли увлекательнее советского вождя. Он сел на диван рядом, от чего знающий вспыльчивый характер Гитлер сразу же напрягся и, на всякий случай, лег на спину. А после недоуменно воззрился на Сталина так, будто тот был евреем, вломившимся в дом Гитлера и будившим оного ни свет ни заря. Грузин улыбнулся, потянулся за спичками и, набив трубку терпко пахнущим табаком, закурил. - Сегодня у меня будет тебе подарок. День рождения есть день рождения, и мы, честные советские люди, уважаем этот день – с улыбкой заключил Сталин, выдыхая клуб дыма. Адольф пытался сохранить спокойное лицо даже с учетом того, что его это заинтересовало. Он хотел казаться независимым и сильным, что иногда даже получалось, но здесь чаще выводило людей из себя. Иосиф, улыбнувшись, снова захватил кончик трубки губами и сделал затяжку. После недолгой паузы – испытывая терпение именинника - он продолжил. - Сегодня ты остаешься здесь. Я обратил внимание, что тебя избивают, потому думаю, что денек ты можешь и тут остаться. А чтоб тебе не было скучно, ты здесь немного приберешься – он в конце взглянул прищуренными глазами в глаза Адольфа, который остался со смешанными чувствами. Сложно назвать это подарком, однако есть в этом и свои плюсы. Сталин, проинформировав узника о чем хотел, коротко заявил что еда на столе, а все нужные вещи в ванной и покинул комнату. Какое-то время Адольф еще понежился в кроватке, даже подремал. Но спать особо не хотелось, валяться надоело, да и неудобно было. Потому он позавтракал, тяжело вздохнул и принялся за работу. * * * День тянулся медленно и скучно. Конечно, кабинет был не из маленьких, однако к обеду – и это с учетом того, что он ленился и делал перерывы – Адольф закончил уборку. Он скучал и потому как будто невзначай заглянул в ящик массивного письменного стола, просматривая документы. Немец плохо понимал множество странных буковок, но все же некоторые слова мог прочитать и даже знал их смысл. Юноша уселся в удобное кресло и искал хотя бы что-нибудь, что можно было бы нормально прочитать или хотя бы понять о чем речь. Свое имя он узнал сразу же. Так же ему показались понятными дата и иностранное слово «допрос», моментально сложившее в голове картину прошлого. Был единственный допрос, на котором он давал показания. Адольф резко выпрямился, наклонился вперед, бегло просматривая текст и пытаясь прочитать хоть что-нибудь. Неужели они все показания записали? Он считал номера вопросов и пытался вспомнить, все ли это вопросы или нет. Но память подводила его, и поэтому Адольф нервничал. Он так же не мог разобрать слова из обнаруженного им листа, прикрепленного скрепкой к допросу. Похоже на почерк Сталина. Адольф в сердцах ударил по столу ладонью, возмущение пробежало по всему телу и застряло в горле в виде ругательств. Так он, значит, все записал? Немец, нахмуренный, пихнул лист обратно в верхний ящик и захлопнул его, перейдя к следующему. Там аккуратной стопочкой лежали письма. Здесь алчное сердечко дрогнуло и, кажется, немного подтаяло. Он узнал свой почерк. Полный ящик только его писем. «Да он точно был влюблен, этот самоуверенный рыжий нахал» – подумал не менее самоуверенный Адольф, откинувшись в кресле и блаженно закрыв глаза. Фантазия разыгралась моментально, и он представил, как будто Иосиф смотрит влюбленными глазами на него, приносит разные подарочки, пишет ему стихи... Юноша тихо посмеивается, отправляя в рот виноградинку, найденную на грозди винной ягоды в вазе для фруктов… Это балование едой даже похоже на то, что его покупают. Тяжелая дверь со скрипом открылась. Застыв от наглости пленника, недовольный Иосиф сверлил взглядом лицо Адольфа, откинувшегося в его любимом кресле, положив ноги на его любимый стол и кушавшего его виноград. Взыграло нестерпимое желание показать блаженно улыбающемуся юнцу, кто тут главный, и через мгновение железная рука схватила перепуганного парня за ухо, нещадно вырывая его отросшие черные волосы. Адольф испугался, едва ли не подавившись виноградом и послушно поволокся за разозлившимся мужчиной. Тот, доведя его до дивана, будто даже брезгливо отпустил его и удалился в сторону своего стола, доставая из кармана маленький ключик и открывая третий ящик стола. Маленькая таблеточка упала на ладонь Адольфа. - Пей – сухо сказал Сталин. Немец с ужасом глядел на него, чуя неладное, и, вскочив с дивана, собрался было убежать хоть куда-нибудь, но железная хватка схватила его за запястье, больно сжимая его. - Если ты не выпьешь сам, я свяжу тебя и запихну её тебе в горло – прошипел грузин, поднося беленькую пластиночку к губам заключенного. Тот мотал головой и отворачивался, но Сталин исхитрился и впихнул её в рот немцу, зажав его рот рукой. Адольф впадал в панику и сопротивлялся какое-то время, на глаза снова навернулись слезы, но ничего не оставалось кроме как проглотить и так почти рассосавшийся яд. Генсек отпустил юношу, отползшего по полу к дивану – подальше от Сталина – и, обняв свои колени, с ужасом смотревшего на мучителя. Сам мучитель, похоже, немного успокоился и сел на кресло, повернувшись к юноше, который смотрел на него как хрупкая девушка вечером в переулке смотрит на огромного мужика с ножом. Сталин немного улыбался и наблюдал за Гитлером, которому, судя по перекошенному ужасом и болью выражению лица, стало нехорошо. Немец прерывисто задышал и хотел было встать, но голова закружилась и юноша повалился обратно на пол, хватая ртом воздух. Слабость прокатилась по всему телу, в глазах помутнело. Он едва слышал как Сталин подошел к нему, как снова взял его за волосы. Его едкие, почти шипящие слова доносились издалека. - Негоже делать тебе такие поблажки, видимо – выдохнул грузин, будто бы ласково касаясь пальцами его лба, - а то ты моментально наглеешь. Нельзя так делать. Ты здесь в тюрьме, не забывай. Он сел рядом, якобы сочувственно глядя на вздрагивающего Адольфа. У последнего болели мышцы, легкая судорога периодически схватывала конечности, в голове шумело, в глазах – белый туман. Юнец медленно дышал, чувствуя, как тело сковывает боль, а он не может ничего поделать, как этот ужасный монстр сидит рядом и улыбается. «Нет, жизнь не налаживалась» – думал юноша, периодически вздрагивая из-за неприятного ощущения судороги, пытаясь сфокусировать взгляд на том, что делает Иосиф с его одеждой. Хотя можно было догадаться. Его обмякшее тело поддавалось легко любым перемещениям, правда Адольф потерял ориентацию в пространстве и только тихо всхлипывал, послушно следуя властным рукам. Он почувствовал под дрожащими руками диван и увидел его расплывчатую спинку. Почувствовал, как горячее дыхание обожгло затылок. Сталин резко прижался, толчком поставив Адольфа на четвереньки и задвигался, почти полностью выходя и входя. Немец тихо вскрикивал при каждом движении и сжимался, сведя дрожащие плечи. Руки не держали его, и парень почти лег на них, прижавшись щекой к дивану. - Ничего уже не будет как раньше, Адольф. За предательство здесь не прощают – прошептал генсек на ухо партнера. Тот вместо ответа свел худые плечи, словно бы надеясь исчезнуть. Его пошатывало, и ему трудно было удержаться на ногах, тошнота подступала к горлу, к боли в конечностях прибавилось другое мучение, усиливающееся с каждым движением. Гитлер тихо всхлипывал, опустив голову на диван. Сил не оставалось ни на что больше. Да пусть кричит, пусть злится, пусть травит, это все лучше, чем в тюрьме. Наверное. Он хрипло дышал, чувствуя резкие глубокие толчки и ощущая, что рука сдавливает его горло, не давая дышать. Адольф вздрогнул от испуга и напрягся, зажмурив глаза. От страха и обиды слезы потекли по его щекам, щекоча капельками хватку железной руки. На поддержания сознания уже не оставалось сил, и Адольф неуверенно коснулся тонкими дрожащими пальчиками грубых пальцев, упирающихся в диван, после положив ладонь сверху и едва сжимая руку Сталина. От этого ладонь на горле вздрогнула и отпустила его, но едва дышащий немец уже этого не ощутил.