Трактир "У Висельника"

      — Говорил я тебе, говорил — в сумерках не путешествуют, заблудимся! Вот, смотри сам! Сколько по этому району раньше охотился, никогда подобного здания не видел! Куда ты нас, кот драный, завел, а?       Спутник возмущающегося громким шепотом, закутанного в насквозь пропыленный, странно вспучивающийся на животе бугром черный плащ русоволосого мужчины едва заметно пожал широкими плечами. На седле перед парнем сидел комок рыжей шерсти с восемью лапами, размером с крупную кошку, с интересом лупал по сторонам четырьмя парами довольно больших, желтых круглых глаз. Позади парня, цепляясь коготками за его одежду, дремало, посапывая, существо величиной с первое, но дымчато-серого цвета, убаюканное качкой.       — Ори потише, кровососина, — названный котом откинул с головы капюшон. — Детей разбудишь. Дай еще чуть-чуть понаслаждаться покоем.       Третий походник, остроухий изящный блондин, молчал, поглаживая по шее пофыркивающего, усталого коня, рассматривал находку на перекрестке трех дорог из-под вскинутой ко лбу ладони. Вид красавчик имел озадаченный. То ли сильно удивился — аж онемел, то ли старательно подыскивал слова поприличнее.       — Это что? — Наконец вымолвил он. — Май, я тебя персонально спрашиваю. Здесь по карте должен быть буреломный лес, а не торговый тракт.       Брюнет поскреб ногтями небритую скулу, повторно пожал плечами. — Не знаю, — парень мечтательно сложил в трубочку бледноватые, припухшие губы, словно собирался посвистеть. — Судя по имеющейся над входом вывеской — трактир. Ура, пожрем от пуза свежего-горячего, пивка закажем и поспим в нормальных кроватях, а не на сырой земле…       Ушастый с сомнением прищурил зеленые очи.       — Никогда не доверяй неизвестности, любимый, — он обвел затянутой в коричневую кожаную перчатку рукой окрестности. — Иначе нарвешься на неприятности. Мое кредо по жизни.       Русоволосый хихикнул на сие заявление с издевкой и хитро подмигнул Маю.       — Заливай, золотце, кому-нибудь другому, не нам, — мужчина потер подушечками пальцев виски. — Ты у нас главный мастер во что-нибудь влипать. В оборотней, в безумные браки-трояки, в чужие войны, в пещеры к горным паукам инкубатором, к оркам… Настоящий, непобедимый талантище.       Остроухое золотце недобро приподняло пунцовую, идеально очерченную верхнюю губку и оскалилось, демонстрируя острые, белоснежные иголки-клычки.       — Покусаю, Варди, — мурлыкнуло с угрозой. — Докритикуешься.       Тут под плащом, за спиной у красавчика, зашевелилось нечто, и тоненький голосок пропищал:       — Папи, папи, мне в кустики надо…       Зубастый эльф-не эльф встрепенулся, прибирая клычки, просветлел точеным лицом.       — Сейчас, Ноча, — блондин затеребил у горла удерживающие плащ замшевые, истертые завязки. — Сейчас… Потерпи пару мгновений?       Откликаясь на писк «за кустики», оживилось и рыжее существо, сидящее на луке седла русого, заперебирало лапками.       — И мне в кустики, папи! — оно подпрыгнуло, мелко подрагивая меховым, подозрительно напоминающим паучье, упитанным брюшком. — И мне! И я хочу!       Варди успел подхватить восьмилапку прежде, чем та сверзилась под копыта.       — Белка, — мужчина, кажется, подавил обреченный вздох, — угомонись, расшибешься. Май спешится и тебя снимет.       Не желающий спешиваться Май изогнул бровь.       — А чего сразу я? — парень ссутулился. — Очередь Лейри их в кусты водить. Я в прошлый раз водил.       Пока русый и брюнет толкались злыми взглядами, эльф-не эльф выпростал из-под плаща еще одного восьмилапа, угольно-черного, с белым крестом-узором на спине, и с ним в в охапке соскользнул с седла.       — Кусты, доча, — буркнул, наклоняясь и утверждая существо на земле, — вперед и с песней. — Юноша резко выпрямился и протянул обе руки Белке: — Ловлю, сигай.       Рыжая упруго подобралась всем тельцем, миг, и она уже копошилась в объятиях папи Лейри.       — Люблю, — проворковала, потеревшись мордочкой о его по-эльфийски лишенную признаков проклюнувшейся бороды щеку. — Цмо-о-ока.       Эльф-не эльф коротко поцеловал существо в макушку, то радостно хихикнуло и было водворено на землю следом за черным. Оба порскнули в буйные заросли шиповника, зашуршали там сухой прошлогодней листвой. Лейри понаблюдал за исчезновением восьмилапок с лучезарной, воистину родительской, гордой улыбкой и обернулся к спутникам.       — Ночуем в трактире, — юноша упрямо выпятил подбородок. — Но чтобы непременно как-то помыться здесь и получить две отдельные, смежные комнаты с запирающейся на засов дверью. Одну нам, другую девочкам. Я от воздержания скоро на деревья полезу и взвою, как оборотень в полнолуние. Возражения не принимаются.       Спорить с ушастым никто из взрослых не стал, Варди и Май только покивали, хмурясь. Пенное, прохладное, нацеженное из бочки пиво манило всю троицу одинаково. Отдельная, без крутящихся под ногами любопытных приемных дочерей, комната с широкой кроватью — в сто крат больше.       Разбуженная голосами серенькая восьмилапка хныкнула, привлекая внимание, и поползла по спине Мая вверх, цеплясь коготками. Ее четыре пары желтых, мутноватых со сна глаз мерцали зеленью. Карабкалась малявка недолго, но ловко, взобралась парню на голову и, утвердившись, вопросила, потряхивая передними лапками, заканчивающимися шестипалыми ладошками:       — Папи Коша, а нас тут накормят мясным рагу и хлебом?       Брюнет отмахнулся, строго шикая — быстро растущие паучонки были голодны почти постоянно. Прорвы, а не дети, они, если не спали и не бедокурили, беспрерывно что-то жевали и уничтожали съестное с завидной скоростью. Четверо суток назад ведь всего, кажется, отоварились крупами, мукой и копченой олениной в попавшейся на пути деревушке — а запасы сожраны подчистую.       «Эх, зря взял с собой в поход и их, и Лейри, — подумал парень с горечью. — Верхими, с Варди, уже бы добрались до цели, переделали необходимые дела и обратно возвращались. Впредь наука».       — Папи Коша! — серенькая не отставала, топталась по голове парня с риском сорваться. — Папи Коша! Кто живет в этом старом доме? Они хлеб пекут? Я хочу каравайчик! Круглый, горячий, из печки! Папа Коша!       Напоминающий в человеческой эпостаси кота приблизительно так же, как тельную корову, оборотень Май с раздраженным рычанием ухватил писклю за задние лапки и стянул на колени.       — Кто-то да живет, — хмыкнул он, напряженно прислушиваясь к доносяшемуся от расположенной неподалеку реки невнятному, неумолчному шуму. — Но каравай не обещаю. Каши бы пшеной, с молочным маслом, на стол подали, не жалея. Похоже, это небогатый трактир, и окна сплошняком темные. Может, хозяева не внутри, отлучились?       Едва парень это произнес, как на скрытом махиной трактира заднем дворе задиристо и бодро прокукарекал петух. Еще миг, и на состоящем из двух замшелых, вытертых по центру многочисленными подошвами каменных плит крыльце здания зашевелилась черная тень.       — Мау, — глухим, сиплым басом сказала тень. — Мау.       — Киса! — хором завопили выскочившие из кустов Ноча и Белка. — Кися!       Огромный кошак предупреждающе зыркнул на нацелившихся погладить кисю паучонков единственным раскосым, умным глазом, и девочки будто налетели на невидимую упругую стену. Сморгнули… И кот исчез. Куда-то убежал, спрятался? Непонятно. Растворился в ночи.       Вместо него на крыльцо поднялся Лейри, зачем-то погладил несколько медных полос дверной обивки кончиками пальцев и застыл, оттягивая неизбежное. Последняя его приемная дочь по имени Снежка до сих пор не высовывалась из седельной сумки. Крепко спит, затаилась, предчувствуя неприятности? Слезшие с коней любимые мужья Майер и Вардан шепотом переругивались друг с другом, поскрипывая зубами.       Эльф-не эльф нервно затрепетал тонко вырезанными ноздрями, принюхиваясь к колеблющемуся вокруг трактира плотному кокону странной, не вампирской, не эльфийской и не орочьей магии. Пожалуй, юноша передумал проситься сюда на ночлег, предпочел бы ночевать в лесу у костра на куче лапника и обошел бы нежданный перекресток с его строениями стороной, по дуге.       А, авось обойдется — паучонков кормить нечем. Вскинув кулак, Лейри постучал костяшками в дверь. На стук открыли с крохотной паузой. Отперший мужчина поражал богатырской статью и густой, заплетенной в косу рыжей бородой.       — Здравствуйте, уважаемый, — пробасил он и, приветствуя потенциального постояльца, приподнял горящую масляную лампу со стеклянным, закопченным колпаком: — Вы один, с компанией?       Лейри сморщил нос:       — С компанией, устали и голодны. Приютите до утра, уважаемый? Нужно две смежные комнаты, поесть и умыться.       Трактирщик, — вряд ли слуга, слишком независимо держался, — хмыкнул в бороду и отступил назад, освобождая проход.       — Шутите? — его лампа коптила, коптила рыхлыми хлопьями сажи. — Приютить вас — моя священная обязанность, смежные комнаты найдем. Не за красивые глазки, разумеется. Чем расплачиваться будете? Предпочитаю золото.       Лейри медленно стянул с правой кисти перчатку и продемонстрировал на ладони заранее приготовленную монету желтого металла.       — Не бедствуем, — юноша с трудом удержался, чтобы опять не выпустить клычки, — хоть и не шикуем. Пришлите кого-нибудь забрать наших лошадей в конюшню, пожалуйста. Мы подождем у ворот.       Трактирщик сцапал монету, попробовал на зуб и удовлетворенно залыбился:       — Вам не придется ждать долго, Господин! Сейчас организую все!       Спустя буквально десять минут мужчина уже вел новых постояльцев по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, располагаться. Детеныши горных пауков, с которыми прибыл светловолосый остроухий, бородача почему-то не удивили ни капельки.