Трактир "У Висельника"

      На мгновенье показалось, что время остановилось, и только позже он понял, что ему не показалось. Время и в самом деле остановилось. Буквально на расстоянии вытянутой руки застыл Рраух с выпученными глазами, зрачки в которых из вытянутых вертикальных щелей расширились настолько, что почти полностью закрыли всю радужку. В приоткрытых округлённых губах виднелись кончики острых белоснежных клыков, которые так и тянуло проверить на остроту, но Мартин придушил в зародыше хулиганские мысли, скрестив руки за спиной — для надёжности. Отчасти для собственного успокоения гибкой совести, отчасти от того, что прекрасно понял, что это именно благодаря ему вокруг приключилась очередная вселенская жопа. Он уже заметил, что за миг до того, как время остановилось, а радужный пузырь вокруг них, стоило только прикоснуться к нему одним пальчиком, пошел трескаться и раскалываться, как пережженая глина, его ладони засветились.       Да, светились. Мягким, чуть зеленоватым светом, похожим на свет светлячков в лесу летней ночью в родной усадьбе, когда он пацанёнком убегал на Ивана Купалу искать легендарный цветок папоротника, чтобы уметь разыскивать клады. Батюшка по молодости оказался заядлым игроком и спустил на ветер и собственное состояние, а после срочной женитьбы, дабы поправить дела, ещё и состояние супруги. Хорошо хоть что поместье, которое досталось папеньке, на тот момент всё ещё принадлежало деду, и потому только уцелело.       Девять душ детей, среди которых Мартин был средним, пятым, росли, как придорожная трава. Сколько он мечтал долгими зимними вечерами, скрутившись калачиком на старой, ветхой уже кровати, трясясь от холода под тоненьким одеялом, пытаясь согреться и слушая таинственный шепот нянюшки, рассказывавшей сказки, засыпая под тихий перестук деревянных спиц, на которых старушка ловко вязала полосатые чулки да носки. Какие волшебные сны снились ему тогда, каким храбрым, ловким и сильным героем видел он себя будто со стороны, чужими глазами. Вот вроде бы умом понимаешь, что это ты на себя смотришь, и в тоже время в голове не укладывается — как? Но сон на то и сон, что там просто не умеешь удивляться, а приключения всё валятся и валятся на буйную головушку, знай только успевай поворачивайся, не то сожрёт очередное чудище, и тогда даже жабы тебе вослед на болоте не кумкнут.       Поэтому, когда в его жизнь так нежданно-негаданно стремительно ворвался самый настоящий, всамделишный демон, в то время как ожидался лишь плохонький бес, даже не чёрт, а то и вовсе ничего не сработает, Мартин принял его ипостась чуть отстранённо, как само собой разумеющееся. Будто всю жизнь до этого только тем и занимался, что с настоящими демонами дружбу водил.       А потом вдруг как-то так вышло, что демон… Рраух, вместо того, чтобы всячески вредить бедному человечку, как и положено нечисти и силам зла, по-настоящему спас его. Дважды. Потому что Мартин откуда-то знал, что на самом деле умер. Эти знания просто всплыли из глубин памяти и сомневаться в их истинности ему даже в голову не пришло, обычная констатация факта. Волшебство, вожделенное в детстве, догнало его сейчас и, похоже, уходить уже никуда не собиралось. Чего стоил только увиденный мельком громадный паук, или наглый, разгуливающий перед его демоном голышом птицелюд, или кентавр в сумраке коридора, когда Рраух его, как принцессу, на ручках ужинать нёс.       Кстати, вот ещё один непреложный факт, который Мартин впитал в себя, словно глоток воды в страшную жару — демон с ним был необычайно ласков и искренен. Мартин видел это в его глазах, воспринимал новое знание всей кожей, всем существом и, хоть разум ехидненько твердил, что нечисть просто не может быть искренней с человеком, что это всё уловки, но внутри будто маленький котёнок ворочался, когда Рраух смотрел на него. Такой маленький меховой комочек, крошечный, но с коготками на тоненьких лапках. Вот вроде бы и тепленький, и мурлычет чуть слышно, но как повернётся, да как зацепит острым коготком-мыслью за живое, так хоть стой, хоть падай. Потому как по всему выходило, что втрескался глупый Мартин в чудище настоящее, в демона лютого, во врага рода человеческого, с каким во снах своих детских бился-ратался, почитай, каждую ночь. И теперь тоже хотелось биться всю ночь, но уже на другом, горизонтальном поприще. И такое томление охватывало, такие страсти внутри ворочались, что казалось — ткни пальцем, и пар из ушей повалит, как из хорошо протопленной парной.       Мотнув лохматой головой, Мартин вздохнул и всё-таки потянулся дотронуться хотя бы до щеки Ррауха. — Не тронь, вылупок.       Опустив взгляд вниз, Мартин с изумлением увидел у правой ноги демона огромного, черного одноглазого кота, который не мигая внимательно разглядывал человека. — Эм… Я, наверное, уже давно сошел с ума, но всё же… Скажите, это не вы сейчас разговаривали? — чрезвычайно вежливо поинтересовался у наглой животинки Мартин. — Я, кто ж ещё, — кот чуть склонил круглую голову, но разглядывать парня не перестал. — Ты волшебный, да? Заколдованный принц! Или нет, тебя, наверное, злой колдун проклял, вот поэтому ты теперь вынужден в таком виде ждать того, кто сможет снять колдовство! Да? Да? Ну скажи ещё что-нибудь! — запрыгало в восторге по кровати великовозрастное дитятко, напрочь позабыв про остановленное время, взрывающуюся вокруг них магическую сферу и застывшего посередине всего этого безобразия громадного рогатого демона. — Вот же дурень на мою голову навязался, — чихнул кот. — А ну сядь, пока весь Трактир в пыль не разнёс! — неожиданно басом рявкнул он.       Мартин плюхнулся на тощий зад с такой скоростью, будто его кто по плечу хлопнул. — Я?! Я могу что-то разнести? Но как? Я ведь не волшебник! — обиженно опустились вниз уголки рта, а пальцы растерянно затеребили уголок покрывала. — Ты теперь не просто волшебник, ты — один из сильнейших магов-некросов во всех мирах. А учитывая, что ты понятия не имеешь, как управлять свалившимся на тебя могуществом, то ты сейчас самая огромная головная боль всего живого и неживого, что только есть, — хмуро переступил с лапы на лапу кот. — Кстати, меня Амброзий зовут, я теперь всегда с тобой буду. — А… Мартин, очень приятно. А почему? — икнул от навалившейся жути новоявленный некрос, чувствуя, что в ушах тоненько зазвенело. — Фамильяр я твой, вылупок. — А вылупок — это кто? — хлопнул ресницами парень. — Да ты же сейчас как вылупившийся цыплёнок, ничего не знаешь, ни о чём понятия не имеешь, ни мозгов, ни знаний, ни… — Хватит, хватит, я уже всё понял! Я тебя внимательно слушаю! — с силой потёр ладонями лицо Мартин. — Прости, но может сначала решим как-нибудь вот эту ситуацию? Рраух, наверное, будет не очень рад, если будет торчать здесь памятником самому себе. Скажи, уважаемый Амброзий, можно ли это как-то исправить? — Я уж думал, ты никогда не спросишь, — запрыгнул на кровать новоиспечённый фамильяр. — Смотри мне в глаз и сосредоточься.       Студент крутнулся на попе, придвигаясь ближе к наглому куску меха и, моргнув пару раз, с готовностью уставился в желтый, чуть с прозеленью вокруг зрачка, кошачий глаз. Мартин будто с высоты рухнул в бездонный омут. На мгновение стало так страшно, что даже кончики пальцев похолодели, а перед глазами закружились разноцветные круги. А потом он вдруг ясно понял, что эти круги вертятся на самом деле, постепенно затягивая его в огромную воронку, из которой нет выхода.       В ушах тоненько зазвенело и стало невозможно дышать, будто он и впрямь был под водой. Ужас полыхнул во все стороны от перепуганного человечка огненными всполохами, сжигая дотла эти вертлявые круги. Как это у него получилось, Мартин и под пытками не смог бы объяснить. Моргнув, он перепугано уставился на оглушённого кота, который сейчас едва мог собрать разъезжающиеся во все стороны лапы. — Ты!.. Ты чего творишь, малохольный?! Своих мозгов нет, так ты и мои выжечь хочешь?! — с ненавистью перепугано прижал уши Амброзий, отчего его круглая голова стала похожа на меховой клубок шерстяной пряжи, из которой старая нянюшка Матильда вязала свои нескончаемые носки. — Я-аа… Ик… Ты хочешь сказать, что это я… ик… всё это вот… — заторможено махнул лапкой в пространство Мартин, пытаясь свести глаза в одну кучку. — Ну не я же! — психанул громадный кот, отодвигаясь от своего неадекватного хозяина. На его выразительной морде громадными буквами было выписано подозрение и ожидание новой подляны. — Даже не представляю, как это у меня получилось, — задумчиво обвёл взглядом продолжающее заторможено лопаться пространство и вновь упёрся в замершего Ррауха. — Амр… Армс… Аристарх, так что можно сделать с застрявшим временем? Я ведь правильно понимаю — это ведь время остановилось, да? — Я Амброзий, а не какой-то там Аристарх, — ворчливо огрызнулся кот, уже вполне оправившись от потрясения. — И делать уже ничего не надо, всё вновь вернётся к исходной точке, когда это будет нужно. — Кому нужно? — внезапно настороженно сверкнул золотым взглядом Мартин и подобрался. — Да тебе, тебе, не напрягайся ты так. Хотя ты сейчас столько силы в меня влил, что я вполне могу и сам вернуть всё, как было. Знаешь, я тебя умоляю, Хозяин, не надо больше таких экспериментов, я ж чуть когти не отбросил от твоих выкрутасов. — А вот с этого места чётко весь расклад и, желательно, словами через рот, а не как до этого — одни сплошные междометия и вопли. Рассказывай. — Взгляд у Мартина стал острым, как лезвие кинжала.       Коротко встряхнувшийся кот внезапно сделал шаг назад и стал неуловимо изменяться, перетекая в более плотный и больший по размеру образ, от которого волнами расходилась сила. Один короткий удар сердца, и вот уже на Мартина ДВУМЯ желтыми глазами с огромными круглыми зрачками смотрит громадная пантера. Антрацитово чёрная сверкающая шерсть буквально лоснится и выглядит такой бархатистой, что захотелось немедленно запустить в неё руки и понежить пальцы во всём этом роскошном великолепии. У Мартина даже кончики пальцев зазудели от предвкушения. — Так что там с моей нежданной силой и всем этим безобразием? — буквально за шиворот мысленно оттащил сам себя Мартин от вожделенной кисы. — На самом деле всё очень просто, — мурлыкнул грудным бархатным баритоном Амброзий, — ты раньше был самым страшным магом-некросом и сильно этим гордился. Круче тебя никого не было, всех, кто осмеливался по дурости бросить тебе вызов, ты побеждал и обращал в личей или в умертвий, а то и просто в зомби и заставлял служить себе. Не сказать, что ты был настоящим воплощением Зла, но иногда с тобой и вправду было непросто, характер на самом деле у тебя премерзкий. Был. — Огромный кот осторожно сверкнул глазами в сторону замершего человечка. — Однажды пришла в наш замок грязная оборванка, худая, в стоптанных башмаках и при этом она утверждала, что является самой настоящей принцессой! Она попросила… нет, — потребовала! — вернуть ей её жениха, которого ты уже год как гонял и в хвост, и в гриву в виде громадного мрачного лича. — Пантера прижмурился и замолчал. — Ну, а дальше-то что? — не выдержал трагической паузы Мартин, придвигаясь поближе, и с замиранием сердца тыча пальчиком в бархатистый чёрный бок. — Дальше? А не было никакого дальше. Ты просто выстроил всех имеющихся в замке личей, а они ж все на одну рожу, одинаковые, как горошины в стручке, и велел самоназванной принцессе указать на своего жениха, заранее предвкушая потеху, когда она не сможет этого сделать. Вот только оборванка и на мгновение не задержалась с ответом. А когда ты был вынужден вернуть парню его человеческий облик, то не удержался и спросил, как же она сумела распознать своего суженого среди толпы одинаковых личей. Помнишь, что она ответила? «А я других и не заметила». И вот тогда ты попытался уничтожить их обоих, вопреки здравому смыслу. Психанул, как всегда. Но вся твоя мощь рикошетом полетела тебе в лицо. Если совсем коротко, то ты магически грохнул сам себя. А появившаяся за плечами людишек богиня распахнула свои яркие крылья и предсказала, что до тех пор, пока ты не умрёшь от руки любимого человека и не вернёшься к жизни благодаря ему же; пока не прольёшь ты искренние слёзы благодарности и не получишь хотя бы одну слезу истинного горя по тебе от любимого, не видать тебе своей силы и могущества. Таково проклятье богини Любви. — А ты? — Тихо прошелестел резко посеревший и осунувшийся Мартин. — А что я? — Как ты жил всё это время? — Не поверишь, Хозяин, котом. Простым, безголосым котом. Вся сила ушла, только жизнь никак не кончалась. Я проверял каждого встречного человека и нелюдя, надеясь вновь увидеть тебя, все лапы стёр, как та принцесса башмаки, пока искал тебя, Хозяин. И нельзя было получить ни крошки из чужих рук, приходилось есть только то, что добыл сам. Я охотился, на меня охотились. Научился убегать и прятаться от более сильного противника. А потом как-то получилось пройти сквозь туман и очутиться здесь, в трактире, на Перекрёстке Миров и познакомиться с Серафимом. Он услышал и понял меня, впервые после того, как я стал простым котом. Я тогда едва не заплакал от облегчения. Ты даже не представляешь себе, Хозяин, что это за чувство, когда тебя СЛЫШАТ. После стольких лет молчания — вновь получить возможность общаться. Это такой восторг! Это… — Сколько? — А? Чего сколько? — моргнул пантера, явно потерявший нить разговора. — Сколько лет ты меня искал? Десятилетий? Веков?.. Тысяч… лет? — Почти семь тысяч лет, Хозяин. И это только здесь, на Перекрёстке Миров. А сколько прошло там, за туманом, я даже не представляю. Знаю только, что время здесь и время там движется совершенно по-другому. Здесь — медленнее. — Круглые зрачки, не отрываясь, смотрели прямо в душу. — Такая прорва времени в одиночестве… Это ужасно. Я бы с ума сошел, — зябко передёрнув плечами, прошептал Мартин. — Так не с чего было сходить, Хозяин, — хмыкнул-кашлянул вдруг Амброзий. — Ты же видел — я только что вернулся в эту форму, накачанный твоей силой под завязку. А до того я бегал простым котом, у которого было только две функции: ждать тебя, да охотиться, чтобы не помереть с голоду. — Врёшь, — откинулся плечом на стену Мартин. — Ты же сам только что проговорился, как трудно было, когда тебя не понимают и не слышат. — Раньше тебя это не волновало, Хозяин. — Я не помню того, что было раньше. Кстати, не знаешь, почему? Если ты утверждаешь, что сила вернулась ко мне, вон, даже твоя прежняя форма восстановилась, так почему же я ничего не помню? — Мартин закрыл глаза и постарался прислушаться к себе. Выходило плохо. Точнее, никак не выходило. — Мне кажется, Хозяин, что это ты сам не хочешь вспоминать, каким ты был. Иначе при твоей-то силе это ведь дело мгновения — вспомнить всё. Или же это проделки богини Любви, в отместку за своих влюблённых, — задумчиво склонил голову к плечу огромный кот. — Так что там с замершим временем? Ты можешь заставить отмереть Ррауха? Мне сильно не по себе, когда я вижу его в таком состоянии. И потом, почему всё взорвалось, когда я дотронулся до магической сферы? А что, если при возврате к нормальному времени здесь всё взлетит на воздух?! Ой, мама! Ведь тогда Рраух может пострадать! — вскочив на ноги, Мартин заметался по кровати, не замечая, что пару раз основательно прошелся по лапам Амброзия. — Что же делать? А, знаю! Я прикрою ему глаза, чтобы лицо не пострадало при взрыве, а ты давай, друг, запускай всё, как должно быть! И, если можешь, постарайся, чтобы дом не развалился, мы сейчас, наверное, не потянем оплату ремонта.       Мартин вытянулся в струнку, обхватил демона за могучую шею и изо всех сил потянул огромную рогатую голову, пряча лицо замершего Улуккиткарра на своей груди. Крепко зажмурившись, он уже не увидел, каким изумлённым взглядом проводил его Амброзий. Огромный кот перетёк поближе, поднялся на задние лапы, и встряхнулся, становясь ещё больше. Лобастая башка, шея, спина по хребту и даже хвост внезапно покрылись тяжёлой даже на вид бронёй, шипастой и чрезвычайно плотной. Мощная грудь и толстые лапы зазмеились чешуёй, на конце хвоста вырос треугольный каменный клин, а острые когти увеличились и стали настоящими ятаганами. Из пасти вылезли и загнулись верхние клыки, как у древних саблезубых тигров.       Передние лапы упёрлись в демонские плечи, и огромный кот, размером не уступающий Ррауху, бережно прикрыл собой и Мартина, и его демона. Мотнулся вверх утяжелённый бронёй хвост, задевая каменным концом замершей радужной сферы. Раздался глухой гул, словно рыкнуло потревоженное со сна чудовище, дом ощутимо вздрогнул, и даже сквозь зажмуренные веки Мартин чуть не ослеп от разлившегося вокруг сияния.