Трактир "У Висельника"

Бабах!!! Грохот, сотрясший Трактир, подбросил обоих на ноги, заставив предпринять совершенно противоположные действия: дроу — потянул с лязгом меч из ножен и с воинственным рыком прыгнул к двери, а принц — с заполошенным воплем ринулся к окну. Там и застрял, прыгая на одной ноге, скованный цепью с тяжёлой кроватью. Поняв, что в окно сигануть не выйдет, тан Крэсс развернулся к тёмному. — Валл! Дроу резким жестом оборвал его, настороженно ощупывая окружающее пространство магией. За стеной творилась волшба столь мощная, что подняла волоски на затылке. — Кого только сюда не приносит… — разобрав, что чует вонь магии некромантов, дроу не поэтично выругался и, сунув меч обратно в ножны, принялся плести защитный кокон. Принц завороженно следил за замысловатыми пассами его рук, изредка оставлявших в воздухе еле видимые нити из света. Сам Джарамаэ тан Крэсс даром магии не обладал и ощутил зависть. От недостойных мыслей его отвлекло предательское урчание в животе. Между лопаток вновь отчаянно заскребло, да так, что тан Крэсс едва не взвыл. Втянув воздух сквозь зубы, принц попытался почесать спину, но не дотянулся и пристроился к стене. Дроу остановился, удивленно глядя на то, как Маэ трётся о стену, извиваясь, закатывая глаза и постанывая от получаемого удовольствия. За стеной вновь громыхнуло, но уже куда тише. Эльф, спохватившись, продолжил оплетать их комнатушку непроницаемым для магии покровом. Закончив с защитой, дроу рванул на себя дверь, и, выйдя в коридор, завертел головой по сторонам. На галерее серой пахло куда сильнее, но паники не наблюдалось. Бывалые путники привыкли к чудесам, творившимся в Трактире, и в чужие дела предпочитали не вмешиваться. Крепкие двери служили надёжной защитой от чужого любопытства. Валл шагнул к перилам. С его места была видна стойка. Трактирщик с невозмутимым видом царапал что-то гусиным пером в большом гроссбухе. Грохот, что сотряс Трактир, поставил кляксу из чернил. Трактирщик соскрёб её ножом и продолжил выводить закорючки — видал и не такое за десяток лет службы этому месту. Длинный двуручный меч, стоявший у стены, дремал в ножнах. Даэрон успокоенно отступил к порогу. Раз Трактирщик не хватался за меч, причины для волнений не имел и дроу. Правило было неизменным: пока Трактирщик не вступил в рукопашную, чтобы не происходило — нос свой в чужие дела не суй. Закрыв двери, Валл уставился на своего пленника. Маэ перебрался на кровать и, окопавшись в подушках, настороженно наблюдал за дроу. Рубашка, соскользнув в худого плеча, открыла хрупкие ключицы. Валл нервно дёрнул носом. Вид одетого в одну рубашку тан Крэсса порождал желание, что заставляло закипать кровь. Слишком давно он не укладывал кого-либо в свою постель. Что последним был сам Маэ, не признался бы и под пытками. — Прикрылся бы, бесстыдник, — бросил хмуро, отрываясь от голых коленок принца. Джарамаэ с вызовом выпятил острый подбородок: — А чем так плохо? Ты сказал, что мы чужаки, волновать не должно. Не должно, — мысленно согласился дроу. Вот только всё равно волновало… хоть в колодец прыгай, голову охладить. Да и остальные части тела тоже. Смятение уступило место досаде. Даэрон, нагнувшись, поднял с пола плащ и бросил его принцу. — Делай, что говорят. Но, если хочешь голым задом сверкать, твоё дело. В защиту и пальцем не шевельну, коль кто охочий тебя прогнуть найдётся. Маэ, словив плащ, покраснел щеками: — Если не заметил, — выцедил сквозь зубы, упаковываясь в плащ, — голым задом щеголяю с твоей вины! Если ты хотел не только похитить меня, а и растоптать мою гордость — утешься, ты своего достиг! Шелка да кружева костюма тан Крэсса не выдержали долгого конного перехода и ночёвок под открытым небом. К концу пути роскошный наряд принца, пригодный лишь для королевского дворца, пришёл почти в полную негодность, но дроу плачевного состояния своего пленника не замечал. — В твоём унижении я не нуждаюсь, тан Крэсс, — надменно бросил остроухий и, переведя перевязь с мечом за спину, вышел за дверь. Появление Даэрона возле стойки Трактирщик встретил, поставив перед собой две глиняных кружки с пивом. Будто знал, что вскоре окажется в его компании. Подняв кружку, тёмный сделал глоток. Трактирщик последовал его примеру и со стуком поставил кружку на стойку. — Отпустил бы ты его с миром, — проворчал добродушно. — И себя не травил. — Думаешь, что знаешь меня, Король-без-королевства? — он с угрюмой миной воззрился на Трактирщика. Саркар стёр пену с бороды. — Народ я здесь разный вижу, — сказал, опустив себя на локоть, — тешусь надеждой, что понимать люд, как и нелюдь — научился. Позволь дать тебе совет, Князь-без-рода. Дроу зло сощурился. Трактирщик вернул ему обиду той же монетой. — Ну, давай. — Забудь прошлое и прислушайся к своему сердцу. — И что, по-твоему, оно мне говорит? — Что тебе следует схватить своего принца в охапку и отправиться в мир, в котором вас обоих никто не знает. Начать жизнь заново. Простив друг другу долг, навязанный вашими отцами… — Забывший о своём долге — лишается чести, — напыщенно перебил дроу. — А отказавшийся от любви — никогда не узнает счастья, — подхватил Трактирщик. — Может, ты и прожил сотню лет, княжий сын, а ума так и не набрался. Истину не зришь. Дроу вызов не принял. Вытащив из кошеля два золотых, бросил их на стойку. — Моему пленнику нужна одежда — поизносился в дороге. И плотный завтрак, а то уже кишками поёт. — Одежду найдёшь в сундуках, — Саркар, отлипнув от стойки, смахнул монеты в мозолистую ладонь. — По размеру и по погоде. Долго его высочество на цепи держать намерен? — Получу своё — отпущу, а нет — так на цепи и останется. Пока не продам его тому, кто больше звонкой монеты отсыпет. — Неправое дело ты задумал, кер Валлар Даэрон. И сам не знаешь, какие последствия породишь, если не отступишься. Валл его слова снова пропустил мимо своих длинных ушей. — Скажи Серафиму, что вскоре призову его в путь. Пусть готов будет. Вместе пойдём. Трактирщик нахмурился: — Мне он здесь нужен. — Не бойся за своего крылатого. Спину мне прикрывать не понадобится. Бородач, поджав губы, сложил руки на груди. Отказать тёмному всё равно не сможет. Да и Серафимом он не распоряжается. А крылатый само бытиё в бараний рог скручивает. Себя оборонить сумеет. Вот только тревога сердце да кольнула. Человеческая, так Трактирщика и не покинувшая. Уход дроу Саркар пропустил, задумавшись о своём. Топот лёгких ног выловил краем сознания и поднял голову, зная, кого увидит. Серафим слетел с лестницы, что-то недовольно бормоча под нос. Взметнул светлой косой, украшенной разноцветными пёрышками и исчез за дверью, ведущей на задний двор. Захлопнув гроссбух, Трактирщик огладил рубаху на крепкой груди, сунул руку под стойку и, достав старую лютню, направился за крылатым. Серафим возился у плетня, огораживающего небольшой огород, где выращивал зелень. Без магии, своими руками пропалывал ровные грядки, поливал водой из колодца и любовно ворковал над каждым ростком. Вот только травки свои душистые, удивительного пурпурного цвета, пробовать никому не позволял. Срывал, сушил и уносил в свою нору — комнатушку под самой крышей, доступ к которой имел только сам Серафим. На третьем году службы Трактирщик, перебрав браги, сунулся было к заветной дверце, опустил кулак на потемневший от времени дуб, да тут же и отлетел в стену, отброшенный неведомой силой, едва хребет ему не сломавшей. Больше в гости не напрашивался ни трезвым, ни пьяным. Прислонившись к косяку, Трактирщик следил за тем, как Серафим, подняв руки, подвязывает косу на затылке. Открылась длинная шейка, «узелки» позвонков под алебастровой кожей, сверкнула отблеском серьга в ухе. Взгляд мужчины сполз ниже по гибкой спине к крепенькому заду, обтянутому короткими штанцами по колено. Серафим стоял босой, небрежно бросив рядом башмаки с золочёнными пряжками. Узкие ступни вминались в рыхлую землю. Трактирщик едва слюной не истёк, представив, как втягивает в рот каждый сахарно-белый пальчик, сминая в широких ладонях круглую ладную попёнку. А потом, обцеловав каждую пядь на маленьких ступнях, разводит упругие половинки, открыв сморщенное розовое колечко, и толкается внутрь, сорвав протяжный стон с припухших от поцелуев губ… Трактирщик с присвистом втянул в себя воздух. В паху набух узел, оттопыривший штаны. Помяв мотню, ощутив через ткань жар собственной плоти, Саркар, откашлявшись, устроил лютню на груди, щипнул струны и громогласно запел:  — Много девок я за жизнь повидал, И выше голов им подол задирал! В сено валил, до утра крепко драл, В узкую щель с размаху вставлял… Серафим окаменел спиной. В воздухе ощутимо похолодало. Ветер, взметнув сухую листву, закрутил свою добычу в воронку и унёс к конюшням. Трактирщик оборвал завывания. Что-то явно шло не так. То ли пел плохо, то ли песню выбрал неудачно. Что угадал оба раза, понял, увидев разгневанный лик повернувшегося к нему мага. Щёки Серафима пылали багрянцем, не имевшим никакого отношения к любовному смущению. — Это что за гадость?! — прошипел крылатый. Бородач затоптался на пороге. — В походах мои воины частенько эту песню пели. Всем нравилось. Могу другую спеть. Про веселую вдовушку Кэт, которая не знает слова «нет»… Трактирщик открыл рот, но не сумел и звука издать. Серафим взмахнул рукой, и в глотку Саркара влетела свекла с грядки. Тёплая, пахнущая свежим навозом. Из земли у сапожищ Трактирщика стремительно полезли зелёные стебли и надежно спеленали здоровяка по рукам и ногам. Последним выстрелил розовый колпак цветка и нахлобучился на голову Саркара шутовским убором. — Щёлку ему подавай, с задранным подолом! — маг, искря гневом, забегал перед неудачливым ухажёром. — И почему мне одни дураки попадаются?! Всегда одно и то же! Сколько ещё мне сидеть в этой клетке, Уриил?! — крылатый, остановившись, в сердцах топнул босой пяткой. Окатив презрительным прищуром смиренно ожидавшего своей участи Трактирщика, Серафим, щёлкнув пальцами, исчез. Бородач, оставшись без поддержки осыпавшихся зелёной пылью оков, зашатавшись, ухватился за стену. Избавившись от свёклы, Саркар сплюнул скрипевшую на зубах землю, и уныло поскрёб щеку. Совет дроу привлечь внимание Серафима песнями да плясками — может и был хорош, да не сработал. *** Одежда, обнаруженная Даэроном в одном из сундуков, и вправду пришлась принцу впору. Шевельнув пальцами, дроу дал тан Крэссу короткую волю, сбросив цепь, но как только Маэ облачился в зелёные бриджи, такую же куртку и натянул сапоги, вновь вернул кандалы на ногу принца. Тан Крэсс со вздохом сел на кровать, глядя на стоявшего у двери остроухого. — Что теперь? — спросил с усталой покорностью. — Ждать будешь, — снизошёл до ответа тёмный, перекидывая через плечо седельные сумки. — Ждать чего? — Того, чем моя встреча с твоим братцем завершится. Если я получу то, чего потребовал — ты вернёшься в королевский дворец. И больше мы не увидимся. Тан Крэсс покачал головой. — Он не даст тебе того, что ты хочешь. Это не в его силах. — Не пытайся обмануть меня, Маэ. Как и отговорить. Принц растянул губы в слабой улыбке: — Ты всё ещё зовешь меня по имени. Ты не забыл меня, как и своей клятвы любить меня до последнего вздоха. Дроу поправил ремень сумок, уходя от его взгляда. — Всё это в прошлом, которое никаким богам не вернуть. — Твой народ не дает клятву, если не собирается её выполнить. Валл, — он поднялся, сделав шаг к дроу, — я не верю в то, что ты забыл меня. Я знаю, что ты не лгал мне, когда говорил, что я для тебя лунный свет, который тешит твоё тёмное сердце. — Может и не лгал, — глухо выронил Даэрон, — да только давно это было. С тех пор всё изменилось. И мы изменились. — Я остался прежним, — принц дёрнул цепь, стремясь добраться до дроу, но магия не пустила — держала надёжно на расстоянии. — Валл, — позвал он с отчаянной нежностью, — ты единственный, кто мне нужен. И если твоя вера поколебалась, я поделюсь с тобой своей. — Вера во что? — В то, что мы самой судьбой друг для друга предназначены. Я люблю тебя, кер Даэрон. И никогда не отдамся другому — ни сердцем, ни телом… — А я слыхал об ином, — дроу обрезал его недоброй ухмылкой. — О том, что как только я покинул дворец, ты быстро себе утешение нашёл. И того, кто меня на моём посту заменил, в своей спальне не раз привечал. Как и ещё с полдюжины миньонов короля. «Ненасытный принц Маэ» — так теперь тебя зовут за стенами королевского замка Загандары. Тан Крэсс отшатнулся, будто пощёчину получил. — Это неправда, — выдавил тихо. Дроу задрал тонкую губу. — Верь во что хочешь, третий принц Первого дома, да только вера у меня своя. И имя ей — честь Даэронов. — Честь Даэронов была втоптана в грязь, когда ты нарушил своё слово, тёмный! Валл, вспыхнув гневом, резко взмахнул кистью, и цепь, подчиняясь магии эльфа, рванула принца обратно к кровати. Не удержавшись на ногах, Маэ приземлился на половицы и ахнул, приложившись спиной о край ложа. Боль проломила позвоночник, затуманив сознание. Расколов лёд во взгляде раскаянием, дроу, сбросив сумки, шагнул к тан Крэссу. — Маэ… — Оставь меня, кэр Даэрон, — он отшатнулся от его руки. — Получи то, чего так жаждешь, и исчезни из моей жизни. Тёмный, поджав губы, подхватил сумки, и вышел за дверь. Сдаваясь на милость слабости, тан Крэсс вновь завалился на половицы. Горло рвало подступившими постыдными слезами, но порыву не поддался. Не девица, чтобы рыдать над разбитым сердцем да использованным задом. Скрип двери заставил Маэ, морщась, сесть. В комнату, пятясь задом, вошёл худосочный паренёк с длинной косой, неся перед собой поднос, уставленный нехитрой, но сытной едой. Развернувшись, помощник Трактирщика уставился на сидевшего у постели тан Крэсса и умудрился отбить поклон, не уронив на пол тарелки с кувшином. — Завтрак принести было велено, — доложился Серафим. — Оленина с чечевичной подливой на гусином жире. — Я не хочу есть, — Маэ покачал головой, разглядывая незнакомца. Похоже, у того были свои печали — под глазами служки залегли красноречивые круги, а покрасневшие веки припухли. — Отнеси обратно. — Не могу, — маг поставил поднос на табурет рядом с кроватью, покосившись на цепь, крепившуюся к щиколотке пленника дроу. Лёгкое подрагивание магии вокруг тяжёлых железных звеньев видел и без магического ока. — Я выполняю то, что приказывает тот, кто привёл тебя сюда. Кэр Даэррон — путник, как его отец и дед, а Привратник служит этому месту и путникам. — Путникам? — Тому, кто наделён даром путешествовать между мирами. Только путникам дано отыскивать дорогу к Перекрестку миров. Это место — Трактир, соединяет тропы в один узел. Куда бы путник не направился, рано или поздно окажется здесь. — Мир один. Как и бог, создавший его. Серафим снисходительно улыбнулся. Человечек был юн и наивен. — Миров великое множество, как и тех, кто зовёт себя богами. Маэ открыл рот для нового вопроса, но на смену боли в ушибленной спине пришёл приступ зуда и тан Крэсс со свистом втянул воздух сквозь зубы. — Как же чешется… — Принц содрал куртку и потянулся к завязкам рубашки. — Я этого не выдержу! Серафим с любопытством наблюдал за пленником тёмного. Принц попытался добраться до зудевшего места на лопатках, но не преуспел. — Покажи, — предложил маг, — я умею лечить разные хвори. Маэ от помощи не отказался. Серафим, опустившись на корточки, задрал подол его рубашки до плеч, да так и застыл, уставившись на спину пленника широко распахнутыми глазами. — Творец всего сущего… Это невозможно! — вскочив на ноги, крылатый попятился от принца. Тан Крэсс повернул голову к плечу. — Что у меня там? — встревоженно спросил он, изворачиваясь до хруста в позвонках. Да только как ни крутился — причину ошеломления блондина увидеть не смог. Побледневший маг сплёл указательный и средний пальцы, осенил себя странным жестом и, не слушая испуганных призывов пленника дроу, покинул комнату.