Трактир "У Висельника"

Свобода, как недостижимая мечта, преследовала его многие тысячи лет, дразня невозможностью. Фамильяры просто не смогли бы выжить без своего Хозяина, напрямую завися от уровня его силы. Его Хозяин всегда был сильнейшим. И при этом запредельным самодуром, у которого просто не существовало границ. Границ — не было. Всё, что только мог придумать больной от бесконтролья мозг, он всё это мог воплотить в жизнь. С лёгкостью. Но больше всего его всегда привлекали пытки. Садист в чистом виде — вот, кем был его Хозяин. А ещё его никогда не покидало любопытство. Кота продирало от макушки до пяток только от воспоминаний о том, как любил проводить вечера больной на всю голову Хозяин. Если враг попадался ему в руки, когда он был далеко от дома, то он особо не заморачивался — велел сопровождающим его личам привязать страдальца за ноги к пригнутым вершинкам двух деревьев и расплескать жертву. А что, быстро и надёжно. И гуманно — быстро же. Хотя Коту приходилось тяжелее всех (никто ведь не задумывался о том, каково это — обонять в сотни раз лучшим, чем у человека нюхом всё его «богатое» внутреннее содержимое), но он никогда не позволял себе даже поморщиться. В конце концов, он ведь не выбирал себе Хозяина, уж что досталось. Но вообще-то, справедливости ради, надо отметить, что Хозяин не особо любил выбираться куда-либо. Свой замок, а точнее подвалы замка он любил искренне и всем своим черным сердцем. Там он проводил большую часть времени, экспериментируя, что-то придумывая, азартно создавая новых личей. И пытал, а как же. Собственное удовольствие превыше всего. У него там много чего было — Коту, как фамильяру, приходилось тенью следовать за Хозяином, так что обзор у него был самый лучший. Другое дело, что смотреть на мучения других Кот вовсе не был расположен, он и собственную добычу предпочитал убивать сразу, не играясь, как другие кошачьи. Больше всего Хозяин любил менять обличья. Выбирал наиболее приглянувшуюся беременную девушку и долго вслух смаковал, как именно он меняет внутри облик её ребёнка, расписывая в подробностях создаваемое чудовище, которое он заберёт для собственного перевоплощения, чтобы потом безнаказанно терзать её род, не опасаясь кровной мести. Облизываясь и ёрзая в предвкушении, он, цепко глядя в глаза несчастной матери, рассказывал, что сохранит несчастной жизнь, чтобы, возвращаясь из нового набега на её родную деревню, иметь возможность рассказать ей всё в подробностях и вновь пережить сладкий миг, когда огромные когти впиваются в слабую плоть, единым махом раздирая аж до костей; когда длинные клыки и крепкие зубы вырывают из живого ещё тела сладкую печень и сжирают её на глазах несчастного; как восхитительно сжать лапами череп умирающего до такой степени, чтобы раздавить его, как гнилую тыкву, а потом слизывать куски трепыхающегося мозга, тёплого и сладкого… На этом моменте обычно каждая несчастная мать доходила до точки не возврата, раздирая голыми руками собственный живот, чтобы самолично уничтожить чудовище, притаившееся в её чреве, и… сходила с ума, взглянув на своего не тронутого человеческого младенца. Колдун изощрялся нарочно, в красках расписывая создаваемого монстра — он всегда тяготел к словесности и артистизму. Мало того, что он и так был невообразимо силён магически, но в удовольствие было именно просто словами довести жертву до крайности, заставляя перешагнуть через извечный материнский инстинкт, призванный хранить и защищать нерождённое дитя. Знание же о том, что именно её чрево вынашивает того, кто, родившись, уничтожит весь её род, всех, кто жил с ней бок о бок на протяжении всей её недолгой жизни… Чаша весов неумолимо перевешивала в пользу большинства. Всегда. Пока однажды маленькая, хрупкая девушка, инстинктивно защищая тонкими ручками внушительного размера живот, несмотря на все ужасы, рассказываемые ей колдуном, словно не слыша, тихонько раскачивалась, напевая колыбельную. Будто в трансе, она шептала нерождённому чудовищу, что она всё равно будет любить своё дитя, каким бы он ни был. Даже когда он вернётся, истребив весь свой род, она будет ждать своего малыша, чтобы обмыть от крови предков его стальные когти, расчесать его могучую гриву от слипшихся мозгов родни, и уложить на свои колени буйную головушку добра молодца, чтобы всю ночь петь ему любимые колыбельные песенки. Она будет так сильно любить своё дитя, что однажды ему надоест питаться сырой печенью и он вернётся к маме, чтобы выпить с ней чай с горячими оладушками с малиновым вареньем. Колдуна будто парализовало. Он растерял всё своё красноречие, уже сам прислушиваясь к тихому шепоту несчастной, и бледнея всё больше и больше. В конце концов он… отпустил будущую Мать, сказав, что с удовольствием будет наблюдать за её жизнью и жизнью её ребёнка, внутри которого скрывается монстр. Но, самое главное, что Мать прекрасно будет знать об этом. Не пожалеет ли она однажды? Не взмолится ли, заклиная уничтожить чудовище, вышедшее из её чрева? Пусть только шепнёт о своей просьбе на текущую воду — и он услышит. И придёт. К ней — придёт. Но бледная, осунувшаяся девушка не отвела глаза, даже не вздрогнула. Отказалась резко и решительно. И ушла, осторожно переваливаясь «уточкой», будто выплыла за огромные ворота крепости, провожаемая взглядами многочисленной ошалевшей нечисти. Ещё никто из жертв не уходил от колдуна не то что на своих ногах — живым! Но в любом правиле найдутся исключения. Колдун после этого случая попритих, будто сдулся, ходил задумчивый, словно обдумывал на ходу новую каверзу или пытку. Коту, как фамильяру, приходилось тенью следовать за Хозяином, внимательно наблюдая за усиленной работой мысли. Амброзий весь, от круглой макушки, до кончика хвоста, чуял нарастающий мрак и ужас, предчувствовал, что вскоре всё изменится, но не мог ничего изменить. В конце концов, у него ведь не было никакой собственной магии, а все его попытки достучаться до задумчивого колдуна не увенчались успехом. А потом произошло непоправимое, когда озверевший колдун шарахнул со злости по влюблённым богини и… развоплотился от прилетевшей обратно собственной силы. Уж каких только амулетов на нем не висело! Казалось бы, ото всего оборонился, от любой угрозы защиту имел, а вот от собственной силы защититься не подумал. Коту бы тогда от привалившей свободы песни петь начать да бежать со всех лап из проклятой крепости некроманта, пока туда озверевшее население, натерпевшееся от придури колдуна, не заявилось — раскатывать по кирпичику оплот ненавистного тирана. Да только выплеснувшаяся мощь… никуда не ушла, не растворилась. Она, словно огромным коконом, запечатала крепость, свернувшись вокруг невидимым щитом. Вся нечисть, не успевшая покинуть двор, уснула там, где стояла. Амброзий лишь по чистой случайности оказался за пределами двора — захотел посмотреть, как уходит богиня Любви, словно его магнитом за ней потянуло. Возвращаться внезапно оказалось просто некуда. Побегав и пометавшись вдоль магического щита и не найдя ни одной лазейки, чтобы проскользнуть внутрь, ему пришлось уйти в никуда. Примерно раз в тысячу лет дороги приводили его обратно только для того, чтобы убедиться — щит стоит, крепость спит, и лазейки до сих пор не появилось. Амброзий не понимал, почему не развоплотился. Ведь по всем канонам — должен был. Магический спутник колдуна, лишившись Хозяина, всегда — всегда! — исчезал вслед за ним. Почему именно на нём, заскрипев, тормознулись эти самые каноны, он не понимал. Но время шло, а он всё жил, и жил. И жил. Много раз он был на волосок от смерти, но будто невидимая сила прикрывала, вытягивала его в последний момент. Отчаявшись, однажды он бросился в пропасть, о которой шла слава, что дно её никто никогда не видел и… очнулся на лесной тропинке посреди рваных клочьев влажного, липкого тумана. Ему было абсолютно всё равно, в какую сторону идти, и он неспешно потрусил куда глаза глядят. Тропинка вывела его к Трактиру, где совершенно невероятный парнишка с радужными крыльями и птичьими ногами впервые за тысячелетия сумел услышать его. Амброзий о таких магических существах никогда не слышал, и за возможность общаться, общаться по настоящему, остался. Они с Серафимом оказались похожими. Кот тоже прекрасно видел чужую магию, волшбу, потоки сил, окутывавших и это место, и его неординарных посетителей, и даже их порой совершенно невероятный транспорт. Кот ничего не брал ни из еды (кормился сам, лично добывая пропитание — много ли надо еды обыкновенному коту), ни из магических потоков, чтобы поддержать свою магическую сущность — ему это не требовалось. Тем более что здешняя магия ему попросту не подошла, структура была иной. Мёртвая магия некросов, изредка заворачивающих в Трактир, его тоже не привлекала, так как была намного слабее магии его Хозяина. Некоторые из таких постояльцев, почуяв магически близкого и сильного по сущности кота, пытались подманить его, звали с собой, обещали обрубить привязку, дать ему нового Хозяина. Заманчиво, конечно, но Амброзий не соблазнился ни единого разу. А зачем? Никто из них и в подмётки не годился по силе его Хозяину, а дефицит общения успешно гасил Серафим. Ни к чему менять шило на мыло, как сказал один постоялец. Всё изменилось, когда однажды, шагнув за Серафимом в комнату, занимаемую демоном, кот с содроганием узнавания почуял магию… своего Хозяина! С неверием рассматривая переломанное мёртвое тельце лохматого парнишки со смешными конопушками на носу, которые на глазах бледнели и исчезали, Амброзий будто вновь дар речи потерял. Лапы не шевелились броситься, обнимать и звать либо сюда, либо умолять забрать с собой, потому что такого отчаяния вторичной потери Хозяина он едва ли бы перенёс. Будто сквозь туман он наблюдал за таким же по силе отчаянием громадного демона, который рухнул на колени перед изломанным телом и пытался вернуть паренька к жизни, но у него получилось лишь собрать воедино кости и залечить полученные раны. Душа же никак не хотела возвращаться, норовя упорхнуть в огромный пылающий манускрипт. Амброзий умоляюще взглянул на Серафима и попросил о помощи. Никто, кроме него, не смог бы вернуть Хозяина к жизни. За новую жизнь вновь обретённого Хозяина кот готов был на всё. У него снова появился свой собственный смысл жизни. Новое тело Хозяина было до смешного слабым и беспомощным, магическое ядро внутри просматривалось пока что крошечным лепестком огарка свечи, разгорающимся хоть и медленно, но верно. А когда распахнувшиеся золотые глаза с вертикальным зраком мазнули по Коту, явно не узнавая его, Амброзий едва на пушистую задницу не плюхнулся. Что?! Как же так? Хозяин забыл о нём? Но страньше всего вёл себя огромный демон, не сводящий сияющего взгляда с невзрачного мелкого парнишки. Казалось, он вообще кроме него никого вокруг не видел, воркуя, словно наседка над единственным цыплёнком. Опешивший Серафим тут же получил порцию ревновашек в лицо от нахальной мелочи и, оскорбившись, потребовал от демона магический долг, думая, что тот возмутится и можно будет поторговаться, выбивая что-нибудь более ценное. Однако демон принял все условия, даже не оглянувшись. Кажется, голодающий человечек с урчанием в брюшке был для него гораздо важнее магического долгового ошейника. Кот с изумлением проводил единственным глазом горделиво вышагивающего демона с парнишкой на руках, интимно мурлыкающего в алеющее ушко какую-то ерунду. Амброзий, неслышно скользя по теням вслед невероятной парочке, просто офигевал, глядя на то, как громадный демон мелким бесом рассыпается перед молоденьким мажонком. Нет, такой встречи с Хозяином кот и в страшном сне предвидеть не мог! Он даже усомнился в собственных ощущениях — а вдруг ему всего лишь примерещилось, что вот этот лохматый пацан с конопушками на носу — его давным давно потерянный Хозяин? Но нет, все чувства в голос вопили, что перед ним Он, тот самый, один-единственный, долгожданный Хозяин, величайший некрос всех времён и народов. Кот с изумлением наблюдал за эпичным ужином странной парочки и невольно отметил то, что Хозяин, резко помолодев и явно поглупев, упустил. А именно тот факт, что у демона на парнишку крепко стояло. Причём так, что рогатому пришлось прятать свой стояк, чтобы не заметили. Оп-паньки, как интересно! Это что же получается, у него под носом влюблённый демон?! Да не в кого-то другого, а в его, Амброзия, Хозяина! А не происки ли это богини Любви, которая, как всем известно, никогда не оставляет неотмщёнными любые выпады в её сторону? Потому как ревнива безмерно. Ну так баба, что с неё возьмёшь, пусть даже и богиня. Не любит она тех, кто из её сетей ускользал ни много, не мало, а целую прорву времени. У неё ведь как — раз родился и сумел выжить, то обязан полюбить! Исключений ни для кого нет. Да только Хозяину до божественных заморочек всегда до фени было, у него другие интересы превалировали, садюжнические. И исследовательские, да. В конце концов, его лаборатория была самой лучшей во всех мирах! А за право первыми получить его научные трактаты бились самые великие университеты на десятках обитаемых планет! Да что там говорить, разносторонний у Амброзия был Хозяин, разноплановый. Кот проводил задумчивым глазом, как воодушевлённый демон на крейсерской скорости проволок в обратную сторону хрупкую фигурку мажонка, не обращая никакого внимания ни на едва не попавшего под копыта здоровенного кентавра, всё же успевшего прижаться дрожащей тушей в закопченный угол коридора; ни на притаившегося под крышей черного кота, уже пару раз громко чихнувшего от накопившейся на ней сажи, жирным липким слоем покрывавшей всю балку; ни на таращившегося из-за крепкой ставни окна детёныша горного паука, вразнобой моргающего всеми восемью парами желтых глаз. Демон глаз не сводил со своей драгоценной ноши, с пинка открывая дубовую дверь в свою комнату. Амброзий настолько увлёкся слежкой, что банально профукал момент, когда мог бы беспрепятственно скользнуть по теням за ними, и теперь досадливо фыркнул в захлопнувшуюся прямо перед носом дверь. Ничего, у него ещё много козырей припасено. Сейчас, когда до Хозяина, как говорится, лапой протянуть, он его не упустит! Наверняка Серафиму тоже будет интересно узнать преимущества, которые таит в себе магическая клятва Высшего демона, и кот просто не сможет отпустить друга одного к такому опасному существу. Гордо задрав хвост, Амброзий встряхнулся от хлопьев сажи, набившихся в густую шерсть, и неслышно скользнул в тень. Жизнь снова стала объёмной, разноцветной, и прекрасно пахла самым лучшим запахом мира — его Хозяином!