Проводи меня к смерти

В первый раз он пришел к Эллане в ночь после битвы за Вейсхаупт. Пришел буднично, тихо, как приходят в гости к давнему другу, с которым знаком множество лет. Лавеллан даже не успела испугаться. Не отшатнулась, не закричала, несмотря на нарастающий тревожный гул голосов в голове. Застыла, вглядываясь в собственное отражение в зеркале, которое с каждым мгновением все больше и больше становилось чужим. Она предчувствовала что-то подобное. Была ли то мудрость Миттал или собственная интуиция — не имело значения. В действительности Эллана ошиблась лишь в одном: она не ожидала, что все случится так скоро. Он пришел к ней в ночь после битвы за Вейсхаупт. Царственный, отрешенный, с мягкой снисходительной улыбкой. В пепельном мерцающем одеянии, по воротнику которого рассыпались черные волосы. С цепкими глазами цвета лесного ореха. С розовыми, по-девичьи пухлыми губами, на которых то и дело задерживался взгляд. Он вовсе не был похож на врага. На бога. На эванариуса. Скорее он был похож на Соласа. Не внешностью, конечно. Мощью. Внутренней силой, которая словно подсвечивала его изнутри даже там, за гранью реальности. В зазеркалье. В Тени. — Здравствуй, Эллана. — Кто ты? — Эльгарнан. — Здравствуй, Эльгарнан. — Ты не боишься меня? — Нет. — А я тебя боюсь. Он лгал. Каждым взглядом, каждой улыбкой, каждым жестом. Он говорил тысячи бессмысленных вещей, даже не пытаясь быть убедительным. Казалось, в его словах не было никакого смысла, но Лавеллан понимала, что ошибается. Что в явлении ей Эльгарнана — забытого, запертого за Завесой древнего и опасного существа — есть причина. Она догадывалась, какая. Источник. Источник, который каждый раз, когда эванариус появлялся, заходился воплями ужаса и страха. Источник, в глубине которого таилась сокрушительная сила, постигнуть которую сама Эллана попросту не могла. Эльгарнан хотел эту силу. Жаждал так сильно и так страстно, что жажда эта была почти осязаемой. — Это ты говорил со мной все это время? — Я. Но не с тобой. С образом. С носителем дара. Раньше я тебя не знал. — Как ты нашел меня? — Ты побывала на границе Тени. Нан хотел забрать у тебя дар, но не смог. Зато сумел показать тебя мне. И я увидел. Ты, Эллана, словно маяк в бурном море. Теперь я найду тебя где угодно. — Ты управляешь Наном? — Может быть. А может и нет. — Солас управляет? — Весьма вероятно. А, может, Нан управляет сам собой. — Кто такой Нан? — Я не знаю. Спроси у своих друзей. Спроси их, что должен отвечать Эллане Лавеллан скромный бог. Спроси. Их ответы удивят тебя. Лавеллан не спрашивала. Эльгарнан стал ее тайной, как и прежде, когда он был всего лишь чужим голосом в ее голове. Смотри и увидишь. Фенрис, Мерриль, Блэкволл, Павус. Она не смогла рассказать им правду. Сначала потому что боялась показаться безумной. После, потому что все действительно походило на безумие. Иногда Лавеллан казалось, что никакого Эльгарнана в реальности не существует и всему виной лишь ее больной, надломленный разум. Она не могла доверять себе. Но и надежду у тех, кто ей дорог, забрать она не могла. Однажды став символом, Лавеллан обязана была нести эту ношу в одиночку. У символа не было права на ошибку. На слабости. На безумие. Поэтому все, что ей оставалось — это смириться и жить дальше. И, на удивление, у Элланы получалось. С того момента, как Эльгарнан появился, Лавеллан чувствовала, что все встало на свои места. Неизвестность исчезла, оформилась, став понятным и осмысленным врагом, с которым Эллана могла бороться. И это давало ей силы двигаться дальше. В темноте, на ощупь, в неизвестном направлении. Может быть, даже назад. Главное — она больше не стояла на месте. Первый день, второй, третий, четвертый… Жить дальше оказалось очень легко. — Ты теперь всегда будешь со мной? — А ты этого хочешь? — Нет. — Врешь. Я тебе нужен. — Ты — древний маг, который порабощал мой народ. Ты не можешь быть мне нужен. Ты — чудовище. — Ошибаешься. Время стерло правду, и ты не можешь сказать наверняка, кто я такой. В былые годы ты молилась мне у алтарей, увитых бегониями. — В былые годы. Все изменилось как минимум после того, как ты захотел убить меня. — Я не хотел тебя убивать. Нан хотел. — Но Нан — твой слуга. — Может да. А может и нет.  — Ты мне не друг. — Но я единственный, с кем ты можешь быть самой с собой. Я знаю тебя. — Это не так. — Тогда я узнаю. Я всегда рядом с тобой. Даже там, где меня нет, я существую. В воде. В огне. На гладких стенках фарфоровой чашки с чаем. На острие твоего меча. Я рядом. В каждом твоем отражении. Я узнаю тебя и узнаю все, что ты задумала. Ты все еще не боишься? — Нет. — А я боюсь тебя еще сильнее. *** — Проклятье! Эллана с досадой разгладила на софе парадный инквизиторский мундир, который за время пребывания в походном мешке смялся и теперь выглядел совершенно отвратительно. Потом перевела взгляд на фиолетовое платье с открытым лифом и серебряной шнуровкой корсажа. Сделанное из неварского, тронутого Тенью шелка, оно, в отличие от мундира, не помялось в дороге вовсе, и даже фигурные складки, выглаженные на нем еще служанками в Орлее, не потеряли формы. На встречу к Радонису нужно было выбрать что-то одно. Разумнее — мундир. Она была главой Миротворческого корпуса, и ее визит был строго официальным. С другой стороны архонт был мужчиной. Не то, чтобы Лавеллан рассчитывала поразить его своей внешностью, но если бы таковое произошло, разговор мог стать более…продуктивным. Эллана фыркнула. Удивительно, как быстро она привыкла к хитростям людей, чтобы добиваться своих целей. Жозефина бы одобрила… — Ты забавная, — заметили из-за спины. — В первый раз вижу, чтобы простая эльфийка раздумывала над своим гардеробом. В мое время такое могли себе позволить немногие. — Времена меняются. Без гнета тебе подобных многие могут позволить себе все, что угодно. — Кроме elven. — Смотря каких. Лавеллан обернулась, чтобы тут же упереться глазами в насмешливый взгляд Эльгарнана. На этот раз эванариус не пожелал повторять ее движения, как делал это обычно, а расслабленно восседал прямо в воздухе, вальяжно закинув ногу на ногу. Его образ в зеркале то и дело шел волнами и помаргивал светло-зелеными искорками. А еще у него больше не было руки. Вместо нее левое плечо эльфа исходило обсидианово-дымчатой тьмой, струящейся по пепельному одеянию вниз. — Нравится? — Эльгарнан улыбнулся. — Отвратительно, — искренне сказала Эллана, подходя ближе. — Слишком театрально. — Да брось! — льющаяся из плеча мага тьма сгустилась, сделавшись похожей на щупальца. — По-моему очень эффектно. Если бы ты могла проделывать такой фокус, тебя бы больше уважали. — Меня бы сожгли на костре. И правильно бы сделали. — Ох. Ты такая предсказуемая. Лавеллан покачала головой, подумала немного, взяла за спинку стул, стоящий около стены и поставила его напротив зеркала. Затем села и, скопировав в точности позу Эльгарнана, в ожидании посмотрела на него: — А так? — А так — тем более. Что ты пытаешься доказать? Что я ненастоящий? Что все это время ты разговариваешь сама с собой? Что я — всего лишь твое отражение, искаженное играми разума? — Допускаю такой вариант, — Эллана поджала губы. — До этого мы двигались одновременно. — Надоело, — Эванариус поморщился. — Ты слишком подвижная. После наших разговоров, у меня ощущение, что я оббежал вокруг Черного города дюжину кругов. Лавеллан пожала плечами. — Тогда перестань мне являться. Или… пришли кого-нибудь вместо себя. Фалон’Дина, например. Или Диртамена. Раз ты настоящий, они — тоже. Эльгарнан закатил глаза.  — Я — настоящий. Уж поверь. Когда я покину свою…тюрьму ты это поймешь. — Ты никогда не сможешь этого сделать. Завеса не падет. — О, я бы не был столь уверен. — Почему же? Думаешь, Нан вытащит тебя? Вытащит всех вас? — Причем тут Нан? — Эльгарнан выгнул бровь. — Это собрался сделать тот, кто меня здесь запер. Маленький мятежник передумал и хочет вернуть магию в Тедас, разве не так? Он же сам рассказал тебе об этом. Ни один мускул на лице Элланы не дрогнул. Солас… Да, именно это Солас и планировал. Разрушить Завесу, выпустить Тень в мир, вновь сделать эльфов самой могущественной расой на земле. Но почему-то из уст Эльгарнана все звучало невероятно…неправильно. Так, словно эванариус очень хотел, чтобы Эллана поверила в причастность Соласа к его теоретическому освобождению. Чтобы даже не думала сомневаться. А еще Эльгарнан хотел, чтобы она верила в то, что он все про нее знает. О прошлом, о настоящем, о будущем. И он действительно много знал. Даже слишком. Можно было подумать, что он способен проникать в ее голову, но Эллана была точно уверена, что это не так. Голоса охраняли ее. Они скрывали ее мысли свирепой сворой цепных псов. Они ненавидели Эльгарнана. Оттиск памяти Миттал ненавидел. И ни за что бы не позволил древнему магу прочитать мысли Элланы. Эльгарнан мог связываться с ней лишь через отражения, и то не сразу, а если она как следует расслаблялась, позволяя сознанию открыться. Именно поэтому Эллана тщательно следила, чтобы все зеркала вокруг нее были заблаговременно сняты со стен или скрыты. Крохотная ложь о том, что ее расстраивает собственная внешность, оказалась достаточным аргументом для ее друзей, чтобы эта «прихоть» выполнялась беспрекословно. Что же касалось воды, стали или фарфоровых чашек — Эльгарнан явно врал. Испытывал, пробовал на зуб, лишний раз заставляя нервничать. Будь иначе — Источник бы ее предупредил. Как и всякий раз, когда ей грозила опасность. Эллана прикусила губу, задумчиво разглядывая эванариуса, поверить в реальность которого до сих пор не могла. Ей нужны были доказательства его существования. Ей нужны были ответы на вопросы, которые мог дать только он. Которые Лавеллан не способна была придумать самостоятельно, потерявшись в лабиринтах собственного рассудка. Ей нужно было право по-прежнему считать себя лидером, способным принимать разумные решения. Ты — птица. Ты можешь лететь куда захочешь. Она должна была стать хищницей. Той, которую когда-то рассмотрел Солас в глубине ее души, той, о которой она и сама не подозревала. Обманщицей. — Солас, — тихо проговорила Лавеллан. — Ты ненавидишь его за то, что он вас запер? Ты хочешь отомстить? Эльгарнан едва заметно качнул головой. — Щенок вообразил себя волком, — так же тихо ответил маг. — Но даже бог мести способен на снисхождение, если…извинения будут искренними. — Это не ответ. — Расплата бывает разной. — Это — тоже не ответ. — Твой вопрос слишком примитивен для ситуации. Я отвечаю, как могу. Задай другой вопрос. Попроще. Лавеллан мысленно чертыхнулась. Проклятый, скрытный, чересчур умный ублюдок! — Хммм… — она потеребила пустой рукав рубашки, меняя тактику. — Так что насчет Фалон’Дина и Диртамена? И остальных? Я думала, что познакомлюсь со всеми вами. Эльф рассмеялся, проглатывая наживку. Этот вопрос ему, похоже, понравился. — Они не придут, — весело ответил он. — Мои дети упрямы и глупы. Они считают, что я зря трачу время на смертную. — Они правы. — О, вовсе нет. Ты — особенная. Я уже много раз говорил тебе это. — И чем же я особенная? — Даже не знаю, — Эльгарнан притворно вздохнул. — Но тебе сохранили жизнь, хотя не должны были. Мне интересна причина. — Вероятно, Источник. Солас не убил меня, потому что не хотел его потерять, — Лавеллан кивнула, делая ударение на имени. — Когда ты говоришь «тебе сохранили жизнь», ты же имеешь в виду Соласа? — Может быть. — Эльгарнан невинно хлопнул ресницами. — Вариантов немного. Вряд ли тебя интересуют разбойники в лесах, с которыми не удалось договориться, откупившись пригоршней монет. — Эллана хмыкнула. — Не нужно притворяться и ходить вокруг да около. Сейчас я представляю ценность лишь для Соласа и лишь потому что владею Источником. Если меня убьют, он будет потерян. — Это станет сущей катастрофой. — Не буду спорить. Так что? Я права? Эльгарнан принялся изучать собственные ногти. — Допустим, — нехотя кивнул он. — Но не только. Ты ценна еще и тем, что тебя не убил сам Источник. Он принял тебя и позволил пользоваться его силой, хотя желающих обладать им было немало. Мне любопытно, что Миттал в тебе…нашла… О, это уже было интересно! Слова Эльгарнана не были каким-то откровением, но сама Эллана о своей «избранности» всерьез никогда не задумывалась, считая, что Миттал выбрала ее всего лишь сосудом, как могла выбрать и любого другого. — Были такие, как я? — осторожно спросила Лавеллан. — В прошлом? Эльгарнан прищурился. — Были, — подумав немного, сказал он. — Точнее был. Один. — Кто? — Это неважно. Он давно мертв. — А почему Источник не исчез вместе с ним? — спросила Лавеллан, молясь, чтобы эванариус не замолчал. — Почему оказался в Пустоши Арбор? — Потому что глупец отказался от ее дара. Он поместил Источник в купель храма и, лишенный ее мудрости, погиб, как собака. Представляю, чтобы сказала бы Миттал, увидев своего лучшего слугу у моих ног… seth'lin. Лавеллан удивленно выдохнула. Такого она точно не смогла бы выдумать самостоятельно. Внезапное откровение эванариуса явно было очень личным. И даже несмотря на то, что внешне древний маг оставался спокоен, Эллана буквально через стекло почувствовала его гнев. А гнев, как известно — худший союзник того, кто что-то скрывает. Лавеллан навскидку перебрала все вопросы, которые могла бы задать, чтобы вывести эванариуса из себя. И выбрала, как ей казалось, самый лучший:  — Ты бы никогда не отказался бы от дара Миттал, да? На его месте? Эльгаран не пошевелился. Его поза по-прежнему осталась расслабленной, а лицо бесстрастным. Лишь глаза на мгновение потемнели, из ореховых превратившись в темно-смородиновые, бездонные. Страшные глаза. Опасные. Глаза того, кому нанесли чудовищное оскорбление. Мгновение. И все исчезло. — Не играй со мной, девочка, — промурлыкал эванариус, и голос его стал слаще цветочного меда. — Я не слеп. Я хорошо понимаю, чего ты добиваешься. Я добр к тебе. Но у всякого терпения есть предел. Лавеллан разочарованно вздохнула: переборщила. Все вернулось на свои места, и больше маг ничего не собирался ей говорить. И все-таки…кое-что важное она узнала. На сегодня ей этого вполне хватало, чтобы прожить еще один день. Целый день, в течение которого ее друзья продолжат защищать мир, пока она будет отвлекать древнего эльфийского бога на себя. Таинственного бога. Мстительного бога. Бога, которого однажды она обязательно сможет обмануть. *** Крохотная тюремная камера совершенно пуста. Ни колодок, ни пыточных инструментов, ни сгнившего соломенного тюфяка у одной из стен. Ничего. Лишь в самом углу виднеется высокий табурет: из тех, что богатые аристократки Орлея ставят перед своими туалетными столиками. Эллана замирает рядом с ним, гадая, как он тут оказался. Не садится. Лишь мимоходом оглаживает рукой набивную подушку сидения, за время пребывания здесь отсыревшую и пропахшую гнилью. Как жаль… Корнут Гран подходит к Лавеллан, коротко шепчет себе под нос, и на его ладони вспыхивает голубой светлячок. Призрачный, с длинными как у водомерки ножками и со светящимся, будто стеклянным, брюшком. Светлячок смешно шевелит усиками и взлетает к самому потолку. Эллана следит за ним взглядом. — Зачем? — спрашивает она с легкой улыбкой и оборачивается на крохотное окошко в двери, в которую они только что вошли. — Света оттуда вполне хватает. — Это не для света, — маг робко отвечает на улыбку. — А чтобы узнать, если кто-то захочет нас подслушать. Мне теперь постоянно кажется, что за мной следят. Лучше перестраховаться. — Ты умен. — Всего лишь осторожен. Учитывая обстоятельства. — В Тевинтере всегда есть повод для лжи, да? — Да. Это…очень верное правило. Я уже успел в нем убедиться. — Корнут вздыхает. — Вы же увидели, да? Кое-что в моей памяти? Кое-что важное. — Посмотри на меня. И Корнут Гран смотрит ей прямо в глаза. Смотрит открыто, прямо, потянувшись к ней всем своим существом. Где-то неподалеку капает вода, стуча о каменные плиты: тук-тук-тук. Звук глубокий и ровный, похожий на стук сердца спящего. Почему-то Эллана уверена, что сердце Грана бьется в унисон. — Ты доверяешь мне, — тихо говорит она, всматриваясь в мага, вслушиваясь в дробный ритм. — Почему? — Если не вам, то кому тогда? — Павусу. — Ему тоже. Но лучше сначала я расскажу все вам. Не хочу его втягивать. — Он уже втянут. Хуже быть не может. — Я за него волнуюсь. — Вижу. Как и то, что у тебя перед ним обязательства. — Я… — Молчи. И не бойся. Нас никто не подслушает. Слова больше не нужны. Эллана прищуривается. Погружается, словно в липкий мед, в паутину воспоминаний Корнута. Скользит по ним тенью, мельком оглядывая места, в которых она никогда не бывала и людей, которых никогда не видела. Окунается в эмоции, которых никогда не чувствовала, впитывая в себя каждый взгляд, каждое прикосновение. Голоса поют. Им нравится то, что они видят. Голоса спокойны. …читать мысли просто, когда Гран отдает себя добровольно. Когда помогает, выталкивая на поверхность нужное, важное, необходимое. Он действительно верит ей, этот юный маг, и хочет, чтобы она верила ему. — Ты умен, — повторяет Лавеллан, но уже без улыбки. — Расчетливая честность страшна. — Честность — всегда честность. — Отнюдь. Я знала одного очень «честного» бога. Хищника в овечьей шкуре. Корнут отшатывается. Глаз не отводит, но взгляд их меняется, позволяя Лавеллан скользнуть в память мага еще глубже. Так глубоко, что это причиняет ему боль. Гран терпит. Это кажется ему важным, очень важным, даже если на краткий миг он чувствует себя добычей, попавшей в когти ястреба. Его лицо покрывается бисеринками пота. Губы бледнеют, сжимаются в узкую полоску на коже, и он неловко опирается рукой на стену, чтобы не упасть. И только когда Корнут почти что теряет сознание, Лавеллан позволяет себе отвести взгляд. — Хватит, — мягко говорит она. — Я увидела достаточно. — Хорошо, — выдыхает Корнут, кажется, с облегчением. — И? — Я слышала о магистре Эрастенесе. Его рабыня была сообщницей Корифея во времена прорыва Завесы. — О, Андрасте! — Это не доказывает ни его вины в прошлом, ни его причастности к настоящему. Но он может знать что-то о будущем, и это важно. И он обратился именно к тебе. А это уже интересно. — Значит, я должен?.. — Да. Я разрешаю тебе. Разрешаю пойти к магистру Эрастенесу и попытаться получить у него ответы на вопросы. О том, чем он может помочь мне и Инквизиции. — Спасибо. — Пока не за что. Но один ты не пойдешь. — Ваши телохранители? — Да. Они защитят тебя. И это не обсуждается. Корнут покорно жмет плечами. — Не мне ставить условия. Пускай так. — Тогда идите завтра же. Пока все будут в Магистериуме. Вечером — ко мне на доклад. А теперь — спать. Лавеллан поворачивается на каблуках и шагает к двери. — Леди Инквизитор, — звенящий голос Грана останавливает ее. — Я — не хищник. Я никогда не был хищником. Вы же понимаете. Эллана оглядывается. — Конечно, не хищник, — легко соглашается она, касаясь своего покалеченного плеча. — Но можешь им стать, если захочешь. Все зависит от твоих решений. И от того, что в этой жизни для тебя важнее: твое счастье или твое предназначение. …голубой светлячок коротко вспыхивает и осыпается на пол мерцающим пеплом. *** На улице было темно и тихо. Не шелестел листьями ветер, не возилась в кустах мелкая живность. Даже вода в фонтанах била как-то приглушенно, почти стеснительно. И лишь в отдалении, где-то на самой окраине района тоскливо выла собака. Жалобно выла, безысходно. Так, что сердце против воли сжималось, и хотелось прямо сейчас встать, выйти за пределы поместья и, найдя бродяжку где-нибудь в подворотне, бросить ей плохо-обглоданную кость. Почесать за ухом, приласкать. Побыть немного благодетелем. Павус тяжело вздохнул, плотнее запахивая халат, накинутый поверх официального костюма представителя Верхней Палаты и пожалел, что когда задумал подышать ночным воздухом, не взял с собой бутылку чего-нибудь горячительного. Так бы его сентиментальность была хотя бы чем-то оправдана… Настроение было паршивым. Не то, чтобы Дориан планировал этим вечером веселиться, но все-таки… Он чувствовал себя потерянным. Принимая должность отца в Магистериуме, он никогда не думал, что однажды наступит день, когда формальное назначение сможет обернуться реальной властью. Властью, с которой он понятия не имел что делать. Он чувствовал себя приговоренным к смерти, идущим по бесконечной дороге на виселицу. Ответственность всегда была его самым большим страхом. Неизбежность и неизвестность стали двумя другими. От его решений теперь зависело слишком многое, а любая, пусть даже самая крохотная ошибка, грозила стать фатальной. Мэйварис предупреждала его быть осторожным. Он не послушал. Он послушал Корнута Грана. Загорелся, словно факел, с удивлением осознавая, что еще может гореть. Это было даже приятно. В первые минуты. Но не сейчас. Не после приватного разговора с архонтом. Павус зябко поежился. Он еще мог все исправить и вновь стать никем. Неведение — благо. Тревога стала непереносимой. Сдавила горло тугим жгутом, мешая дышать, мешая мыслить отстраненно, как подобает хорошему политику, да и просто умному человеку. Не помогали даже настойчивые попытки Дориана вспомнить наставления отца. Их примирение той далекой ночью в Редклифе. Напутственные речи, изящные полунамеки, ставшие истинами после смерти Галварда. В голову лезла всякая мерзость, вроде воспоминаний о том страшном дне, когда отец задумал «излечить» его с помощью магии крови. Ничего до. Ничего после. Ничего кроме тех мгновений, когда они стали друг другу совершенно чужими. А ведь было по-другому. Совсем. Но как?! — Эй? Все в порядке? Дориан вздрогнул и обернулся. Корнут стоял в паре шагов от него на гравийной дорожке, освященный ночными фонариками. Смотрел встревожено, внимательно, по-птичьи склонив голову набок. Голубые глаза Грана в темноте лихорадочно поблескивали, в них читалась искренняя тревога. Павус поморщился. — Как ты меня нашел? — Я не искал, — Корнут неловко пожал плечами, вытаскивая из кармана курительную трубку. — Это…мое место. Павус посмотрел на широкие ветви пинии, раскинувшейся над ним, затем на ажурные перила скамейки, на которой сидел. Странно, что из всех скамеек в парке он выбрал именно эту. — Это — мой парк, — сказал он, машинально подкручивая ус. — Здесь каждое место — мое. Корнут неловко переступил с ноги на ногу. — О, конечно, магистр. Простите. Я вовсе не это имел в виду. Я поищу другую скамейку. — Нет. Садись. И…кажется я разрешил звать меня по имени. — Как скажите…скажешь. Дориан… Павус мысленно обругал себя. Сначала за грубость, потом за желание, чтобы Гран остался рядом. В последнюю очередь за ощущение жгута на горле, которое при появлении Корнута мгновенно исчезло. Опасно… Наблюдая за тем, как Гран все еще нерешительно подходит к скамейке и опускается на самый ее край, Дориан вдруг вспомнил, что еще совсем недавно они сидели здесь практически незнакомцами. Павус все бы отдал, чтобы вернуть те мгновения. Чтобы посмотреть на них двоих со стороны. Чтобы разглядеть в собственном взгляде… Хотя бы что-то. Магистр щелкнул пальцами, и на их кончиках вспыхнул и разгорелся магический шарик. Дориан протянул руку к трубке Грана и, поймав недоуменный взгляд целителя, кивнул. — В год, по статистике министерства жизнеблагополучия, от курения умирает… — пробормотал Корнут, позволяя шарику упасть в стаммель, — …больше трех сотен коренных тевинтерцев… — Будем надеяться, что ты не из их числа. — Будем… Гран неловко поерзал. — Хотел побыть здесь один? — помедлив, спросил Павус ради того, чтобы спросить хотя бы что-то. — Да. — Я тоже. Но что уж поделать, если мы… — …да. Дориан тяжело вздохнул. Подумал немного и придвинулся к Корнуту ближе. Скользнул взглядом по пустынному парку, по зеленой траве, в которой копошились светлячки, по чистым, выметенным дорожкам, теряющимся в темноте. По махине собственного дома в отдалении. Собака на окраине завыла, кажется, еще жалобнее, затем резко взвизгнула. Вой оборвался. Дориан сильно сомневался, что это случилось из-за того, что какой-то добродетель вроде него, кинул ей кость. — Корнут? Все…сложно. — Знаю. — И все плохо. — Это я тоже знаю. — И…я не знаю, что мне делать. Гран удивленно поднял голову. — Можно поговорить. Иногда это помогает. — Поговорить… — Павус на мгновение прикрыл глаза. — Хорошо. Что ты думаешь о Магистериуме? — О магистрах? Или о решении продвигать люцеран? — Обо всем. Корнут затянулся. — Это было неожиданно, — наконец, проговорил он, выпуская в воздух сизые колечки дыма. — Я удивился вашему…твоему напору. Павус слабо улыбнулся. — Звучит не слишком вдохновляюще, — заметил Дориан. — Я бы даже сказал — совсем не вдохновляюще. — Нет-нет! Речь была потрясающей. Как и само предложение насчет изменения законов. И я согласен с тем, что люцеране должны закрепить свое положение, пока у Радониса нет выбора. Пока в Магистериуме не появились новые магистры, которые не позволят это сделать. Только…не знаю. Видимо, выходить за границы не так уж и просто. — Не то слово. Думаешь, опасения Тилани верны? — Они разумны, — Гран снова глубоко затянулся. — Но если завоевать авторитет людей, скорее всего архонт побоится убивать…тебя. Умерев, ты станешь мучеником. — Наподобие Андрасте? — Вроде того. Мученики — символы революций. Радонис это понимает. Дориан кивнул. — Я думал об этом. Но убивать можно по-разному. Скажем, случайная смерть на фронте. Если войска отправят на Сегерон, меня могут послать вместе с ними. Я умру героем. Может быть, мне даже поставят памятник. — Ты не умрешь, — Гран тряхнул головой. — Я не позволю. Сердце предательски екнуло, разливая по телу тепло. Павус мысленно попытался взять себя в руки. Получилось так себе. — Ты — самоуверен, — тихо сказал магистр, стараясь, чтобы его голос звучал равнодушно. — Но ты никогда не был на войне. Там погибают тысячи, даже если за их спинами легионы целителей. — Да, — Гран даже не думал спорить. — И я совершенно точно не легион целителей. Даже не один из лучших. Но я уж постараюсь. Замолчали. Тлела в руках Грана трубка, наполняя воздух пряным запахом табака. Помаргивали фонарики на ветках пинии. Пели в траве сверчки. Звенела ночная тишина, неприятно отдаваясь в ушах, сдавливая виски. — А что ты сам думаешь? — спросил Корнут, нарушая гнетущее молчание. — Не о Магистериуме. О вторжении? Есть идеи насчет Нана? — Десятки идей. Вплоть до того, что Нан — сам Радонис. — Это уж слишком. — Наверное. Но зацепиться, честно говоря, не за что. С трудом верится, что предателем в Минратосе был не только Эмилий. Я попробовал вспомнить всех его близких друзей в городе, но он ни с кем близко не общался. А остальные магистры… они могут быть какими угодно. Но почему-то я всегда был убежден, что патриотизм у нас в крови. — Мартиан мог и не знать о другом предателе. — Гран на мгновение закусил губу. — Даже не догадываться. Кажется, он был очень удивлен рассказу о следующих. — Тогда Нан невероятно хитер. Даже не представляю, каким умом и какой изворотливостью нужно обладать, чтобы так долго оставаться в тени. Да еще и контролировать Триумвират. Вряд ли кунари доверили операцию первому встречному. — Это правда. Потребовалось бы время. Год? Два? — Больше. И не забывай об эльфах. Следующие тоже появились не вчера. — Но манипулирование эльфами для Нана приоритетней. Если учитывать угрозу со стороны эванариусов. И оно требует огромных знаний об их культуре. — Хороший вопрос, у кого эти знания есть? — У магистра Эрастенеса. Павус застыл. Медленно повернул голову, встречаясь с напряженным взглядом Грана. — Откуда…откуда ты о нем знаешь?  — Познакомился на приеме в Магистериуме. — Не помню, чтобы представлял его тебе. — Дориан нахмурился. — И чтобы вообще его там видел. — Не представлял. Он сам представился. Когда я выбирал магистру Тилани гарум. — И ты не рассказал?! — Я не думал, что это важно. Сначала. Пока сегодня он не принял мою сторону на собрании. А после собрания не начал уговаривать меня заглянуть к нему в гости, чтобы он смог рассказать мне нечто очень важное для меня и для Инквизиции. — Корнут прищурился. — Больше никаких секретов… Дориан. Я обещал. Павус глубоко вздохнул, ошарашенный внезапным откровением Грана. А потом его осенило. — Лавеллан увела тебя в подвал после ужина! Она уже в курсе, так? Корнут кивнул. — Так. Это все Источник. Я хотел рассказать ей сам, но не успел. — Гран предупреждающе поднял руку. — Тебя втягивать не хотел, говорю честно. Во всяком случае, пока что. Ты сказал, что и без того погряз в интригах. — Почему передумал? — Потому что…ты оказался тут. На этом месте. Андрасте, я не знаю… Дориан поджал губы. — Проехали, — проговорил он, решая не развивать тему. — И что Лавеллан? — Разрешила сходить к Эрастенесу и узнать, что ему нужно. — Чего?! Она с ума сошла? — Разумеется, я пойду не один, — поспешно добавил Корнут. — Со мной будут Фенрис и Мерриль. Они меня защитят. Для Павуса это было сомнительным аргументом. — Я ее убью, — пообещал он, запуская руку в волосы. — Решила все в обход меня! Да я… — Это не она, — перебил Гран, одним резким движением вытряхивая трубку. — Это я решил. Потому что так будет правильнее всего. Ни к чему привлекать к…тебе еще больше внимания. И к ней тоже. А я никто. Я достаточно незаметен, чтобы действовать в тени. Дориан тяжело выдохнул через рот. Ему хотелось оспорить слова Корнута, но язык словно прилип к небу, отказываясь произносить звуки. Ему хотелось запретить Корнуту вмешиваться, особенно сейчас. Ему хотелось найти достаточно доводов, предлогов, оправданий, но все сводилось к тому, что Гран был прав. Эрастенес был специалистом в древней эльфийской культуре. Он обладал влиянием не будучи альтусом и Дориан понятия не имел, за какие заслуги. И его интерес к Грану не был случайным. Иначе…иначе Эрастенес предложил бы помощь напрямую. Возможно, дело было в способностях Корнута и в его амулете. Возможно, в его прошлом. Возможно, все было из-за связи с Эмилием. Возможно, Эрастенес даже был Наном. И запретить Корнуту пойти к нему на встречу, означало остаться в неведении. Упустить шанс узнать больше. Дориан зажмурился, чувствуя, как жгут на его горле затягивается сильнее прежнего. Боясь, что совершает ошибку. — Хорошо, — выговорил он. — Делай, что считаешь нужным. Только мы должны что-то сделать с твоим «маячком». Радонис… — Хоук сказала, что сможет с ним разобраться. Пока она скрывалась от Инквизиции, она приобрела большой опыт в перенаправлении поисковых заклинаний. Павус закатил глаза. — Заговорщики, — пробормотал он, откидываясь на спинку скамейки. — Вокруг одни заговорщики. Гран тихо, немного натянуто рассмеялся. — Мы все в своем роде — Нан. Вместе мы обязательно его победим. И его, и Радониса, и всех на свете. — Мне не нравится это сравнение, — недовольно сказал Павус, вглядываясь в звездное небо. Еще сильнее ему не понравилась дрожь по всему телу, когда Корнут осторожно коснулся его плеча костяшками пальцев. — Все будет в порядке. Через одежду. Но прикосновение обожгло, словно раскаленная сталь. …где-то на окраине района вновь отчаянно завыла собака.