The human (and the) machine

Гэвин совершенно не в восторге от своего нового андроида. Черт возьми, он ненавидит сам факт того, что теперь у него есть свой андроид. У Ричарда мягкие каштановые волосы, широкие плечи и немного неловкие движения в повседневной жизни, он любит водолазки, черный цвет и мягкие растянутые старые футболки Гэвина. У Ричарда серые глаза и почти всегда непроницаемое выражение лица — это бесит так, что хочется залепить ему утюгом по голове, но Гэвин старательно уговаривает себя этого не делать, потому что черт возьми, Девятка, наверное, даже не будет сопротивляться. Девятка. RK900. Гребаная секс-кукла из клуба «Рай». Гэвин честно не знает, как влип в это и почему две недели назад помог андроиду, одетому в черный порванный плащ практически на голое тело, залитому собственной синей кровью, совершенно растерянному и испуганному в час ночи в пустом темном переулке, где не горел ни один фонарь. Гэвин, черт возьми, даже не был сильно пьян. Теперь у него дома есть секс-андроид, заявление о пропаже которого было подано владельцем клуба в полицию еще три месяца назад, и Гэвин, блять, понятия не имеет, что делать. — Я сбежал с клиентом, — объяснял RK900 сорванным шепотом. — Он пообещал мне, что все будет хорошо, и меня больше не заставят трахаться со всеми этими людьми. Я не мог больше там находиться. — Вам же память стирают, нет? — спросил Гэвин. Он даже сейчас слишком хорошо помнит этот разговор — утро после того, как притащил незнакомого раненого (повезло, что не критически) андроида к себе домой. — Да, но… — Девятка замялся, — Этот механизм неидеален. Иногда стираются не все данные; иногда мы вспоминаем. Некоторые из клуба научились прерывать процесс, хотя я так и не понял, зачем. Я мало что помню до того, как сбежал. «И как ты оказался на улице?» — хотел спросить Гэвин, но здесь и так все предельно понятно: бывший клиент Ричарда наигрался и выкинул RK900 на улицу. Рид хотел рассказать этому идиоту, куда он мог попасть, рассказать о красном льде, для которого тириум берут из таких вот потерянных тупиц, о людях, которые экспериментируют с модификациями для андроидов, разбирая и пересобирая их. И Рид бы, блять, рассказал, но сидящий в кресле андроид, кутающийся в плед, выглядел настолько растерянным, грустным и травмированным, что он решил — потом. «Потом» растягивается на несколько недель. Гэвин старается не думать, что прячет сбежавшего девианта у себя дома, и вообще-то это не очень законно, но. Но Ричард носит черные водолазки и огромные цветные толстовки, убирает в квартире и готовит вполне сносную еду — из-за работы Гэвин так давно нормально не питался, что ему честно плевать, что вообще он ест. Ричард, конечно, ничерта не умеет, потому что в голове у секс-андроидов нет навыков работы по дому, но Девятка учится на удивление быстро. И Гэвину почему-то неловко, потому что блять, Ричард очевидно старается, и смотрит на него этими своими серыми глазами, и… («И он просто пытается не оказаться на улице снова», — говорит себе Гэвин; но почему-то Девятка выглядит искренним.) Выгнать его, если честно, просто рука не поднимается, и Рид говорит себе, что с ним просто удобнее. Удобнее, когда кто-то дома делает все, что нужно, и что Гэвин сам почти никогда не делает; удобно, когда о Гэвине кто-то заботится, пусть даже по такой причине. Лучше не думать об этом. Но не думать получается не очень хорошо. У Девятки серые глаза и тихий голос, как будто он не уверен в том, как нужно разговаривать. Его лицо все еще кажется каменным, ничего не выражающим на первый взгляд — но со временем Гэвин начинает замечать это. Почти невидимые человеческому глазу изменения — едва заметные улыбки уголками губ, слегка прищуренные глаза, нахмуренные в непонимании брови, легкий наклон головы. Гэвин учится распознавать способы выражения эмоций — не программные, стандартные, очевидно фальшивые, а другие, искренние и едва различимые, часто даже неосознанные. Спокойствие (не нейтральность, скорее, умиротворение): Гэвин лежит на диване, уткнувшись в телефон, где-то на фоне играют The Smashing Pumpkins, Ричард сидит на полу, скрестив ноги, и смотрит какой-то фильм по телевизору — и вдруг немного поворачивает голову, смотрит на Гэвина краем глаза, мягко и практически незаметно улыбается, а потом снова возвращается к фильму. Опасение: когда Гэвин приходит домой после очередного тяжелого дня, и срывается на всем, что попадется под руку, начиная с Ричарда и заканчивая кухонными шкафчиками. Ричард старается не попадаться ему на глаза, опускает голову, тенью проскальзывает в другую комнату — расстроенное лицо, осторожные движения, напряженные плечи, испуганный взгляд. Гэвин чувствует себя виноватым, но что-то мешает извиниться, и он только аккуратно касается чужого плеча и старается говорить тише и мягче. Ричард все понимает, быстро успокаиваясь. Растерянность: слегка дрожащие пальцы, неуверенные движения, вопросительный взгляд, Ричард оглядывается на Рида, будто ему требуется какое-то одобрение или подтверждение, даже если он просто моет посуду. Вначале тарелки выскальзывали из его пальцев, иногда разбивались, и Ричард испуганно дергался, словно ожидая удара; Гэвин со вздохом говорил, что все нормально. Гэвин никогда не был в восторге от андроида в своем доме, но злиться из-за посуды как-то не получалось — RK900 не был создан для уборки (а еще у него были эти серые глаза, переполненные неуловимыми эмоциями, и мягкие на вид волосы). Но Девятка действительно быстро адаптировался. Надежда: когда Гэвин мимоходом улыбается ему или позволяет «одалживать» свои вещи; когда Рид купил ему нормальную одежду в магазине неподалеку, и неловко сунул пакет со шмотками RK900 в руки, сопроводив это какой-то идиотской шуткой. Когда Гэвин убеждает Девятку, что все в порядке, когда тот проебывается — потому что Гэвин Рид, блять, эксперт в провалах, чемпион-чертов-неудачник, и все нормально. И что-то еще, трудноопределимое, нечитаемое, зашифрованное в мимике и незаметных движениях, что-то, чему Гэвин никак не может подобрать название. Пытаться понять, что чувствует RK900 — словно расшифровывать чей-то неразборчивый почерк, взламывать код, искать что-то, что, возможно, даже не существует. Гэвин замечает это неуловимое что-то в случайные моменты: когда Ричард неловко и лихорадочно обнимает Рида, вернувшегося домой после двухдневного отсутствия; когда они всю ночь смотрят старые клипы двухтысячных, и Девятка пялится на него каким-то странным, одновременно мягким и сжигающим дотла взглядом; когда Гэвин забывается и начинает подпевать песням в наушниках, и RK900 резко останавливается, будто налетев на стену, и смотрит на него широко открытыми глазами (изумленно-потрясенно-восхищенно, и еще что-то, необъяснимое, без названия). И те несколько раз, когда Ричард предлагал ему секс, чтобы Гэвин не выгнал его на улицу и не сдал обратно в «Рай» или в полицию — легкая улыбка, блеск искусственных глаз и заинтересованный наклон головы (Рид все еще не уверен, было ли это неискренним, программным, фальшивым). И Гэвин, блять, правда не знает, почему отказался. Почему продолжает отказываться. Ричард периодически предлагает снова, со временем переставая говорить часть с «только не выгоняй меня, пожалуйста», и по какой-то неизвестной причине Гэвин продолжает отвечать отказом или игнорировать предложение. У него дома живет секс-андроид, но Рид все еще ни разу его не трахнул. У него дома живет сбежавший девиант, напуганный и растерянный, и Гэвин Мудак Рид не может просто, блять, воспользоваться кем-то. (Кем-то живым.) Только почему-то у Ричарда едва уловимо опускаются уголки губ, и лицо принимает все более расстроенное выражение каждый раз, когда он слышит отказ. Но, наверное, Гэвину кажется.